– Ты с сахаром? – спросила Таня.

– А ты не помнишь? – Вадим Георгиевич, прищурившись, посмотрел на нее.

– Ну, мы же разводимся. Вернее – расходимся. Ты так и не был на мне женат. – Она пожала плечами.

– И ты считаешь, что в связи с этим я перестал пить кофе с сахаром?

– Ну, мало ли. Вдруг. В твоей жизни перемены…

– Что не имеет смысла менять – не имеет смысла менять никогда.

– Например?

– Например, кофе с сахаром.

– Вадим, ты всегда был демагогом.

– Я называю это риторикой.

– Ты невыносим.

– Это правда.

– Боже, ты согласился!

– Не ехидничай. Я всегда соглашаюсь с правдой.

Они мирно пили кофе на кухне. Никаких разводных страстей ни он, ни она не испытывали. Вадим вообще не любил продолжать что-либо дольше того, пока оно естественным образом длится. Почему-то считается, что закапывать надо только мертвецов. А с мертвыми чувствами можно продолжать жить, со временем принюхавшись к приторному запаху тления и не замечая трупных пятен тромбированной застойной мертвой субстанции, некогда снабжавшей живое.

А она… Что ж, ей было грустно. Но Татьяна понимала, что ничего не изменить. Не с ним.

Это внезапно началось на какой-то новогодней вечеринке три года назад, куда Вадим пришел со своей прежней женой, и плавно сошло на «нет» с течением времени. Она тогда хотела его. Он – хотел ее. Они получили друг друга. Просто чувства одного оказались менее жизнеспособны, чем такие же – другого. Потому что она хотела его и сейчас. Это извечная проблема парных игр. Тех же нард, к примеру. Один еще азартен донельзя, а второй бросает кости лишь по инерции. Вадим был не из тех, кто по инерции. Он сообщил Татьяне о своем решении, как только понял, что Света – это не просто партия. И не просто – серьезно. Света – это единственно возможное. Единственное то самое. Та самая. Жизнь. В которой он и она – звенья одной ДНК и не живут друг без друга.

Теперь он просто ждал. Еще в детстве он уловил сакральный смысл сказки о Царевне-лягушке и отлично понимал, чем грозит преждевременное сожжение «прежней жизни». Все должно пройти само. Она должна пройти через это сама. Чтобы, в конце концов, осталось только начало, не омраченное залежавшимися в шкафу скелетами. К тому же он, как никто другой, знал, чем опасны преждевременные роды чего бы то ни было. Неонатолог. Издержки профессиональных знаний.

– Странный Новый год. А ты помнишь тот, в который мы встретились? – Таня отвлекла его от мыслей.

– В общих чертах. Я был пьян. Ты навеселе. Бабник я был изрядный. Была елка, и ты была очень красива.

– Почему «был»? Ты и есть изрядный бабник. И почему «была». Я и сейчас очень красива.

– Нет. Наверное, на самом деле и не был. Просто я искал. А ты – да – и сейчас очень красива.

– Нашел?

– Нашел.

– А я?

– Что ты?

– А мне как жить дальше?

– Тань, не начинай все по новой. Ни я тебе, ни ты мне жизнь не портили. Мы встретились, провели некоторое время вместе. В этом некотором времени были неплохие моменты, и давай не будем их перечеркивать.

– А мы будем встречаться, когда я перееду?

– Зачем?

– Ну-у-у…

– Я понимаю. Это извечно бабское. Прости, женское. Нет, не будем. Ты очень скоро найдешь себе кого-нибудь.

– Мне не нужен кто-нибудь. Мне нужен ты.

– Тебе не нужен я. Разве нужна человеку уже ампутированная конечность? Просто ты не умеешь жить одна. Вот и пришла пора научиться.

– Как же отвратительно зануден ты бываешь! А еще работаешь с детьми! – Она даже слегка притопнула ногой.

– Дети, с которыми я работаю, обладают целым рядом замечательных достоинств. Самым важным, пожалуй, является то, что они не умеют говорить, – рассмеялся Вадим. – В принципе, если бы люди умели сохранять в себе ребенка, а временами и младенца, – это было бы прекрасно. Мы бы улыбались, когда нам хорошо, радовались, когда сухо и тепло, хмурили бровки, если у нас болит живот. И нам было бы абсолютно все равно: последней ли коллекции у нас комбинезон или в наследство от соседа Петьки. Главное – чтобы уютно.

– Кстати, о «комбинезонах». Почему ты купил мне квартиру, а просто не оставил эту. Мы ведь некоторое время уже просто живем под одной крышей. Без секса. Жили бы и дальше, пока любовь всей твоей жизни не разберется в своей.

– Таня, если ты будешь говорить о ней в подобном тоне… или вообще говорить о ней, то ты больше вообще не будешь со мной говорить и прямо сегодня отправишься в ту самую квартиру, которую я тебе купил. Несмотря на незаконченный ремонт, который я, позволь тебе напомнить, оплачиваю. Несмотря на то, что ты мне на бумаге никто. Просто не в моих правилах выкидывать кого бы то ни было на улицу – ни собаку, ни человека. Кстати, это было бы замечательно – встретить Новый год под новой крышей. И я напоминаю тебе, что сюда ты можешь вернуться не раньше второго января следующего года. Желательно – за вещами.

– Ладно, не сердись. Я не буду говорить о ней. А все-таки зачем тебе именно эта квартира? Отходной вариант? Своя берлога?

– Ты все-таки хочешь нарваться. Но я тебе отвечу – эту квартиру мы оставим своим детям.

– Это не твои дети.

– Это… Короче, достаточно!

– Ладно-ладно, закрыли тему. А что ты подаришь мне на Новый год? – Таня кокетливо улыбнулась.

– Ничего. Прости, мне пора. И не забудь поставить квартиру на охрану, когда будешь уходить.

Когда Вадим ушел, она набрала подругу, у которой сегодня и намечалась вечеринка, и долго плакала, отвлекая ту от маникюрши, на тему: «Что Вадим нашел в этой старой безобразной карге с двумя детьми?» Света была ровесница Вадима. То есть на десять лет старше красивой и молодой Татьяны совсем без детей и прочих проблем.