Симптом прилипшей пятки против синдрома слипшихся извилин
— Забейте его!
— Как это — «забейте»? Вы же врачи!
— В компьютер, в компьютер забейте…
— Тогда лучше говорить «вбейте»!
— Не учите меня! К тому же «вбить» по-украински означает «убить»…
— Не «вбить», а «вбыты», доктор, если уж вы такой полиглот! Я сама из Мелитополя…
— Да хоть из Мариуполя, мне-то что?! Не мешайте работать!
— Работают они! Я бы так работала! Народу полный коридор!
— Света! Ты куда историю Котовой дела?!
— Юрьпалычу отдала!
— А он где?
— На приеме!
— Скажите, а долго я еще буду здесь сидеть?!!
— Откуда ж я знаю?!! У Вассермана спросите!
— Кто такой Вассерман?! Где его кабинет?
— Не знаю!
— А кто должен знать?! Я?!
— Мужчина, чего вы от меня хотите?! Откуда ж я знаю, где у вашего Вассермана кабинет?!
— Но вы же сами…
— У вас с юмором плохо! Вассерман — это академик такой, с бородой, который все знает! Вот он, может, и знает, сколько вам тут еще сидеть, а я не знаю!
— У меня с юмором плохо, а у вас с совестью!
— Совесть?! А что это такое?..
Хирургическое приемное отделение шестьдесят пятой больницы традиционно отличалось от терапевтического. В худшую сторону. То ли суеты здесь было больше, то ли несогласованности, то ли специфика сказывалась, то ли характеры у заведующих отделениями были разные… А скорее всего, причина крылась даже не в характерах заведующих, а в их возрасте и присущих ему надеждах и ожиданиях. Ольга Борисовна была молода и полна амбиций, а заведующий хирургическим приемным отделением, тучный дядечка с несоответствующей комплекции фамилией Малоед, уже разменял седьмой десяток и дальнейшей карьерой не интересовался и подчиненных сильно не донимал. Когда администрация больницы упрекала Малоеда за «чрезмерный либерализм», он отшучивался тем, что его, с учетом возраста, не столько интересует мнение начальства, сколько мнение окружающих. Чтобы вспоминали потом добрым словом. Администрация (чаще всего в лице Виктории Васильевны) ярилась, вскипала благородной начальственной яростью, но быстро остывала, потому что желающих заведовать хирургическим приемным отделением под рукой не было. К тому же Малоед все понимал и входил во все сложные положения, что, согласитесь, очень ценно для заведования отделением, а приемным — так в особенности.
— Эй, кто-нибудь! Поднимите больную в отделение!
— «Эйктонибудь» в речке утопился! Вот оформлю историю и подниму!
— Она больше часа ждет…
— Я больше часа до туалета дойти не могу — и ничего! Пусть потерпит…
Медики делятся на две категории. Одни считают больничными воротами приемное отделение, другие — патологоанатомическое. Все зависит от личного восприятия. Правда, тех, кто рассматривает процесс лечения как игру в футбол, а больных — как мячи, все же меньше. Во всяком случае, в это хочется верить.
Посторонний человек, в смысле — не сотрудник, попав в приемное отделение, обычно тушуется, пугается, нервничает… Некоторые, правда, ведут себя диаметрально противоположно — кричат, качают права и всячески скандалят. Такими обычно до врача занимаются охранники — успокаивают, уговаривают, просят вести себя прилично. Бывает, что дело доходит и до массажа отдельных участков тела. Эмпирическим путем давно доказано, что поколачивание резиновой дубинкой (за неимением ее можно обойтись руками и ногами) по ребрам или, например, по поясничной области оказывает выраженное седативное действие и способствует установлению контакта, переходящего в полное взаимопонимание. Науке еще предстоит сказать свое веское слово по этому поводу, тема ведь грандиозная, «нобелевская», можно сказать, тема.
Павла Даниловича в хирургическое приемное отделение шестьдесят пятой клинической больницы привело внезапно случившееся несчастье — автомобильная авария.
Авария оказалась пустяковой, но тем не менее с определенными последствиями. Павел Данилович, по обыкновению пренебрегший ремнем безопасности (ну какие в Москве утром скорости, в час пик-то?), ткнулся левым коленом в «торпеду», то есть в переднюю панель, и приложился к ней же лбом. Хорошо хоть не носом. Подушка безопасности не сработала ввиду незначительности столкновения. В результате Павел Данилович малость… опешил, что ли… нет, лучше сказать — обалдел. Обалдел настолько, что позволил ехавшей мимо «Скорой» увезти себя, любимого, в шестьдесят пятую клиническую больницу. Окружающую реальность Павел Данилович воспринимал объективно, понимал, что произошло: ехавшая впереди «Тойота» резко затормозила и «бронетранспортер» Павла Даниловича ткнулся ей в зад носом. Все произошло за какие-то доли секунды. Славик, личный водитель с правами и обязанностями телохранителя, не успел сманеврировать, но на тормоз машинально нажал. Сам Славик в момент столкновения держался за руль и был пристегнут, поэтому отделался легким испугом. Испугом за Павла Даниловича, разумеется, за кого ж еще пугаться?
Формально виноватым в случившемся был некстати и не по уму затормозивший водитель «Тойоты», но уж Павел Данилович понимал, откуда, образно говоря, растут у случившегося ноги. Спасибо теще, Марии Спиридоновне, старой ведьме, бывшему второму секретарю Краснопресненского райкома КПСС. Интересно, как в одном лице могут уживаться ведьма и ревностная материалистка? А ведь уживаются.
Сегодня теща выползла («выползла» не потому, что передвигалась еле-еле, а потому, что змея) из своей комнаты к завтраку, привычно посетовала на плохое здоровье и скорый конец (Павел Данилович уже тридцать лет все ждал-ждал этого самого конца, но никак не мог дождаться; уже и сомнения появились в том, кто кого переживет) и сказала:
— Ты, Павлик, сегодня будь поосторожнее, я сон плохой видела.
«… я твои сны, карга старая! — недружелюбно подумал Павел Данилович. — Если бы не твои сны, то есть не язык твой глазливый, я бы давно мэром был!»
Его недовольство в некоторой-то мере было оправданным. Плохие сны снились теще довольно часто, и после каждого ее предупреждения с Павлом Даниловичем непременно что-то случалось. По мелочи, по-среднему, по-крупному, но случалось. По-крупному это когда отталкивают на финише и плюхаются в заветное кресло, на которое ты сам нацелился и за которое уже, можно сказать, аванс внес. По-среднему — это ссора с любовницей или вот как сегодня. Ну а на мелочи Павел Данилович после инфаркта старался не обращать внимания, не стоят они того, чтобы из-за них последние остатки здоровья губить.
Ответив теще нечленораздельным «угумс», Павел Данилович в два глотка допил свой чай и поспешил уйти, пока добрая женщина не ляпнула чего-нибудь еще на дорожку. Ехал на работу и прикидывал в уме, откуда стоит сегодня ждать неприятностей, а тут «бумс!» — и готово.
Приемное отделение шестьдесят пятой больницы Павла Даниловича, привыкшего к совершенно иному уровню медицинского сервиса, не напугало, а просто ужаснуло. Шум. Гам. Все взвинченные. Белые халаты мелькают перед глазами на такой скорости, что кружится голова. Впрочем, голова могла кружиться и вследствие сотрясения головного мозга, легкого, без потери сознания, но все же сотрясения. Бригада сгрузила Павла Даниловича (ступать на левую ногу было очень больно, причем боль почему-то отдавала в пах) на одну из кушеток в какой-то насквозь медицинской, кафельно-клеенчатой комнате и ушла искать дежурного врача. Должно быть, нашла, потому что не вернулась. А вот Павла Даниловича долго, едва ли не целую вечность, никто не мог найти. Или не хотел.
Дверь бригада оставила открытой. Павел Данилович недолго созерцал суету в коридоре, а потом начал подавать голос, но подавал его как-то неуверенно, совсем не так, как подобает руководителю его статуса (растерялся, бедолага), оттого на него долго не обращали внимания. Точно так же когда-то не обращали внимания на бедного студента МАИ Пашку Толстюкова официанты в ресторанах. А теперь только свистни… можно и без свиста, достаточно только бровью шевельнуть.
Наконец внимание обратили. Пришла бабища необъятных размеров с историей болезни в руке и начала задавать вопросы. На место работы и должность никак не отреагировала, вписала и спросила домашний адрес. Закончив, развернулась и ушла, бросив через плечо строгое: «Лежите!»
Около двери остановились двое молодых мужчин в белых халатах и завели пустопорожний треп:
— Вот космонавтом я никогда не хотел стать. Неинтересно. Летаешь себе по кругу, как килька в консервной банке. Другое дело — межгалактические полеты, открытие новых миров…
«Тут людям плохо, — с тоски Павел Данилович начал думать о себе во множественном числе, — а им межгалактические полеты подавай!»
Пришедший через какое-то время (для Павла Даниловича мгновения растягивались на часы, если не на дни) врач тоже не впечатлился ни местом работы пациента, ни его должностью. Когда работаешь на трех работах, да еще на двух из них берешь по полторы ставки, притупляется многое. В том числе и способность удивляться и проникаться чьим-то величием. Тут бы в графике не запутаться и, отдежурив в шестьдесят пятой, правильно приехать на следующую работу. А то упорол однажды доктор косяк — приехал сдуру в тринадцатую вместо шестьдесят пятой и уже на подходе вспомнил, что в тринадцатой-то ему завтра заступать. Суета сует и всяческая суета.
Давление у Павла Даниловича скакнуло высоко, поэтому, кроме рентгена, анализов и сугубо ритуального для хирургов снятия электрокардиограммы («уважающие» себя хирурги кардиограмм принципиально не читают), врач назначил ему консультацию терапевта.
На рентген Павла Даниловича повезли буквально сразу же, хотя он, успев насмотреться на местные порядки, настроился на длительное ожидание. Разумеется, после «фотосеанса» никто и не подумал сказать, есть у Павла Даниловича переломы или нет. Рентгенолог сердито нахмурился, сверкнул карими глазами из-под лохматых, неопрятных бровей и ответил:
— У врача узнаете!
— А вы кто? — полюбопытствовал Павел Данилович.
— Конь в пальто! — нахамил врач. — Разве не видно?
Павел Данилович, к тому времени начавший приходить в себя, на всякий случай запомнил фамилию рентгенолога — Митряковский. «Погоди чуток, попляшешь ты у меня!» — злорадно думал он, покидая кабинет. От санитара, толкавшего каталку, невыносимо разило чесноком и перегаром.
Приятная неожиданность — в коридоре Павла Даниловича ждал бородатый доктор. Первый раз здесь случилось такое, чтобы не Павел Данилович ждал, а его ждали. Оказалось, что пришел на консультацию дежурный терапевт.
Терапевт, представившийся Алексеем Ивановичем (первый, надо сказать, здешний сотрудник, который соизволил назвать себя), никуда не торопился. Расспросил про здоровье, про образ жизни, про инфаркт, пощупал пульс, выслушал сердце и легкие, обстоятельно, но совсем не больно помял живот, приговаривая «вот она, наша печеночка… вот она, наша сигма…» Что такое «сигма», Павел Данилович догадался без труда, потому что знал от тещи, у которой запоры чередовались с поносами, о наличии в организме сигмовидной кишки. Поинтересовавшись отеками на ногах и не найдя их, терапевт попросил Павла Даниловича приподнять выпрямленную левую ногу.
Ногу приподнять не удалось. Терапевт сокрушенно покачал головой и сочувственно посмотрел на Павла Даниловича.
— Говорите уж, чего там… — попросил-разрешил Павел Данилович.
— Похоже на перелом, — ответил терапевт. — А теперь попробуйте правую ногу приподнять…
Правую, здоровую, ногу Павел Данилович приподнял без труда. Алексей Иванович снова покачал головой. Павел Данилович начал свыкаться с мыслью о переломе и просчитывать возможные последствия. Он всегда все просчитывал наперед, чтобы знать, где загодя соломки подложить. Оттого и стал тем, кем стал, а то вряд ли бы поднялся выше начальника участка на шинном заводе.
При воспоминании о шинном заводе Павла Даниловича передернуло.
— Вам холодно? — забеспокоился терапевт. — Я попрошу одеяло…
— Спасибо, не надо, — отказался Павел Данилович. — Все в порядке, то есть не в порядке, конечно, но не холодно мне. Наоборот — в жар бросило…
Услышав про жар, терапевт принялся по новой щупать пульс и мерить давление. В тот момент, когда он снимал с руки Павла Даниловича манжетку, в комнату вошел Славик в компании дежурного травматолога и какого-то незнакомого мужчины в белом халате и высоком накрахмаленном колпаке.
— Павел Данилович! — обрадовался Славик. — Ну наконец-то!
— Что так долго?! — недовольно поинтересовался Павел Данилович, демонстративно глядя на циферблат своих наручных часов, где длинная и короткая стрелки готовились слиться в минутном полуденном экстазе.
— Так эти охламоны все перепутали, — зачастил, оправдываясь, Славик, — сказали, что вас в пятьдесят шестую повезли. Я туда и рванул, а это же на Павелецкой, не ближний свет. Пока то да се да пробки… Как вы, Павел Данилович?
— Переломов нет! — гордо возвестил травматолог, подняв руку с зажатыми в ней рентгеновскими снимками.
— Точно?! — усомнился Павел Данилович. — А вот доктор считает иначе.
— Слева — симптом прилипшей пятки, — сказал терапевт Алексей Иванович.
— Это из-за отека, — отмахнулся травматолог. — Вот снимки.
Все трое начали рассматривать рентгенснимки и перешептываться. Славик тем временем доложил о состоянии машины и о том, что портфель Павла Денисовича заперт в багажнике. Только сейчас Павел Данилович осознал, что в последние часы ни разу не поговорил ни по одному из трех своих мобильных телефонов.
«Консилиум» закончился быстро. Незнакомец в высоком колпаке приветливо улыбнулся Павлу Даниловичу и представился:
— Я — заместитель главного врача по хирургии, доктор медицинских наук, профессор Андрей Владимирович Беседин…
«Невелика шишка», — классифицировал Павел Данилович.
— Прошу прощения за паузу, Павел Данилович, но нам надо было отринуть сомнения…
— Значит, нет перелома?! — оживился Павел Данилович.
— Нет! — хором ответили двое.
— Есть! — стоял на своем терапевт.
— Но вы же видели! — повысил голос заместитель главного врача по хирургии.
— Если шейка бедра цела, то может быть трещина вертлужной впадины…
О вертлужной впадине Павел Данилович ничего не знал. Видимо, у тещи с вертлужной впадиной все было в порядке, раз она про нее никогда не вспоминала.
— Вы терапевт?! — резко перебил заместитель главного врача по хирургии.
— Я — врач! — не без гордости ответил Алексей Иванович.
— Я тоже врач, и Петр Богданович врач, — заместитель главного врача переглянулся с дежурным травматологом. — Но мы еще и хирурги… Я, если вы не в курсе, после окончания института два года проработал в Ряжском районе Рязанской области, где был и за хирурга, и за травматолога. А вы, Алексей Иванович, в травме работали?
— Не работал, Андрей Владимирович, но постоянно сталкивался…
— Сталкивались — это не то, — покачал головой. — И вообще, если вы закончили консультировать, то…
— Как таблеточки пили, так и пейте, дозировку менять не стоит, — сказал терапевт Павлу Даниловичу. — Кардиограмму завтра лучше повторить. И имейте в виду, Павел Данилович, что перелом у вас все же есть…
Вслед терапевту дежурный травматолог пробурчал что-то нелестное про синдром слипшихся извилин. Заместитель главного врача ничего не сказал, только недовольно поморщился.
Человеку свойственно верить в лучшее, поэтому Павел Данилович предпочел поверить тем докторам, которые перелом отрицали. Отказавшись от вяло, для проформы, предложенной госпитализации, Павел Данилович уехал домой. Состояние у него было явно не рабочее, да и нога болела.
Снимки эскулапы не отдали, но заверили, что в выписке все отразят должным образом. Ждать, пока будет готова выписка, Павел Данилович не стал. Шестьдесят пятая больница явно не относилась к тем местам, в которых хочется задержаться. Славик завтра заберет эту выписку, если она вообще будет нужна.
По дороге домой заехали в аптеку, где Славик купил Павлу Даниловичу костыли. Легкие, металлические, локтевые, регулируемые по высоте, а не допотопно-антикварные подмышечные. Павел Данилович костыли одобрил. Заодно прикупили и «обезболивающего» — две литровые бутылки коньяка. От пережитого Павел Данилович никак не мог вспомнить, есть ли в его домашнем баре коньяк или нет, и решил подстраховаться, тем более что бутылка коньяка никогда не бывает лишней.
Доктора предупреждали, что завтра может болеть сильнее, но обещали быстрый приход в норму, поэтому Павел Данилович намеревался отдохнуть пару деньков дома, так сказать, в счет отгулов, которых у любого руководителя с его ненормированной рабочей жизнью всегда в запасе достаточно. Но теща, после положенных излияний сочувствия и традиционного «Я же тебя предупреждала, Павлик» (Павла Даниловича время от времени посещала мысль выбить эту фразу на тещином надгробии), вспомнила какого-то своего товарища по партии Семена Семеновича, у которого поболело примерно так после травмы, а потом развился артроз тазобедренного сустава.
— Он, бедный, в туалет по-большому нормально сходить не мог, — вспоминала она, — так мучился, так мучился…
Определенная польза от тещи, конечно, была. Борясь с лишним весом, Павел Данилович старался ограничивать себя в еде, но это, увы, удавалось ему далеко не всегда. А стоило послушать Марию Спиридоновну, вечно говорившую о чем-то неаппетитном, как есть уже не хотелось.
— Почему, мама? — ахала жена. — Какая связь между артрозом и хождением по-большому?
— У него нога в суставе поворачивалась еле-еле, и он не мог садиться на унитаз. Сергей Георгиевич, ты должна помнить Сергея Георгиевича, это он подарил тебе на пятилетие красные лакированные туфельки…
Про Сергея Георгиевича Павел Данилович слушать не стал, уковылял к себе в кабинет, чтобы в спокойной обстановке «поговорить с Коньячковским». Но разве же в этом доме дадут спокойно выпить и расслабиться? Жена, напуганная матерью, тихой сапой вызвала врача. Откуда положено вызвала, из «своей» поликлиники. Павел Данилович только «остограммился» (не сто, конечно же, было граммов, а все триста) настолько, чтобы посмотреть на ноутбуке что-нибудь из заветного старого наследия, вроде «Москва слезам не верит» или «Три тополя на Плющихе» (вкусы у него были консервативно-соцреалистические и только в этом совпадали с тещиными), а тут нате вам, пожалуйста, — доктор приехал.
Чертыхнувшись и сделав жене страшные глаза, которых она, надо сказать, нисколько не боялась, Павел Данилович дал себя осмотреть. Все повторилось заново, вплоть до просьбы поднять выпрямленную ногу.
— Там отек, вот и не получается, — со знанием дела объяснил доктору Павел Данилович.
— Я, конечно, не травматолог, — замялся доктор, — но надо бы уточнить… Желательно как можно скорее.
— Опять рентген?! — загремел начальственно Павел Данилович. — Опять облучаться?! Да еще в самом таком для мужчин месте?!
— Ой, можно подумать! — встряла жена. — Паша, врачи зря не скажут, если говорят «как можно скорее»…
«Это с тобой „можно подумать“, — проворчал про себя Павел Данилович, с отвращением глядя на складчатые телеса жены, туго обтянутые халатом, и с не меньшим отвращением слушая ее голос, — а с Олей очень даже ничего, до трех раз».
Оля, милая чаровница с припухшими по-детски губами, нежным телом и точеной фигурой, своими прикосновениями добивалась невозможного. И не только прикосновениями. Вот сейчас, стоило только о ней подумать, как сразу же обозначилась эрекция. Павел Данилович, и без того красный от выпитого коньяка, покраснел еще больше. А ну как доктор сочтет, что это его прикосновения вызвали такую реакцию…
— Перелом вертлужной впадины без смещения! — объявил приговор рентгенолог.
Это было совсем другое приемно-диагностическое отделение в совершенно иной больнице. Никакой суеты, никакого пренебрежения и невнимания, никаких жестких кушеток. Удобные диваны и кресла, мягкий свет, бесшумные каталки, легкий до неуловимости, но очень приятный запах жасмина в воздухе, чуткий, предвосхищающий желания, персонал, плазменные экраны по стенам, нечто призванное изображать оранжерею в тупиковом конце коридора… Серьезная клиника для серьезных людей.
— Проще говоря — трещина, — подхватил заведующий травматологическим отделением. — Лечение очень простое — время и ограничение нагрузок на левую ногу, чтобы избежать артроза.
— Диагноз не вызывает сомнений? — уточнил Павел Данилович.
— Никаких! — хором заверили врачи…
На следующий день в благословенное послеобеденное время, когда срочные дела сделаны и можно найти минутку для общения, Павел Данилович позвонил руководителю департамента здравоохранения и по-свойски, не стесняясь в выборе выражений, поделился впечатлениями от своего пребывания в хирургической приемной шестьдесят пятой клинической больницы. Доброго слова удостоился только дежурный терапевт Алексей Иванович, фамилию которого Павел Данилович не знал.
— Единственный нормальный человек среди этой своры м…ков, — сказал о нем Павел Данилович. — Я считаю — такие кадры надо ценить и продвигать. А то скоро нормальных врачей совсем не останется…
Собеседник, довольный тем, что Павел Данилович просто высказывает недовольство, а не мечет громы и молнии со всеми вытекающими из этого процесса последствиями, пообещал разобраться и принять меры. Виновных примерно наказать, а дежурного терапевта Алексея Ивановича оценить по достоинству.
