Книга: Бен-Гур
Назад: 1. Предостережение
Дальше: 3. В лодке

2. Приготовления

Примерно в то самое время, когда курьеры с запечатанными депешами выходили от Мессалы, – это был ранний час, – Бен-Гур выкупался в озере, позавтракал и вошел в шатер к Ильдериму. Он был одет в короткую тунику без рукавов.
Шейх приветствовал его еще с дивана.
– Мир тебе, сын Аррия! – сказал он, с восхищением смотря на Бен-Гура: ему еще никогда не приходилось видеть в человеке такого гармонического сочетания красоты, мощи и уверенности в себе. – Мир и благо тебе! Лошади готовы, я тоже готов, – а ты?
– Благодарю тебя за твои добрые пожелания. И я готов.
Ильдерим ударил в ладоши.
– Я прикажу привести лошадей. Садись.
– Они запряжены? – спросил Бен-Гур.
– Нет.
– В таком случае позволь мне сделать это самому, – сказал Бен-Гур. – Мне необходимо познакомиться с твоими арабами. Я должен знать их по имени, шейх, чтобы разговаривать с каждым. Кроме того, нужно также узнать их характер, потому что лошади подобны людям: дерзкую надо пожурить, а робкую – похвалить и приласкать. Прикажи слугам принести упряжь.
– А колесницу? – спросил шейх.
– Сегодня колесница мне не нужна. Вместо нее вели привести мне, если есть, пятую лошадь, без седла и такую же быстроногую, как и другие.
Ильдерим был очень удивлен, но немедленно же позвал слугу.
– Вели принести упряжь для четверки, а для Сириуса узду, – сказал он, вставая. – Сириус – мой любимец, а я – его, – продолжал Ильдерим, обращаясь к Бен-Гуру. – Мы уже двадцать лет прожили с ним товарищами – и в шатре, и в сражениях, и в пустыне. Я покажу его тебе.
Подойдя к занавесу, разделявшему шатер, он приподнял его и пропустил Бен-Гура вперед. Все лошади подошли к Ильдериму. Одна из них – с маленькой головой, блестящими глазами, выгнутой шеей и могучей грудью, плотно покрытая гривой, нежной и волнистой, как локоны молодой девушки, – тихо и радостно заржала при виде его.
– Здравствуй, мой добрый конь, – сказал шейх, трепля ее по темно-коричневой щеке. И, повернувшись к Бен-Гуру, прибавил:
– Это Сириус, отец моей четверки. Мира, мать ее, дожидается нашего возвращения в пустыне – она слишком драгоценна для того, чтобы привести ее сюда, где я рискую ее потерять. Я сильно боюсь, – сказал он, усмехаясь, – сильно боюсь, сын Аррия, что моему народу тяжело будет перенести эту потерю. Она составляет их гордость и славу, они молятся на нее. Десять тысяч наездников, сыновей пустыни, спросят меня: "Что слышно о Мире?" – и получив ответ: "Она здорова", они воскликнут: "Благ Господь! Благословен Господь!"
– Мира, Сириус – это ведь названия звезд, шейх? – спросил Бен-Гур, подходя к каждой из лошадей, а к отцу четверки протягивая руку.
– Так что же? – возразил Ильдерим. – Случалось ли тебе бывать в пустыне?
– Нет.
– В таком случае ты не знаешь, в какой зависимости от звезд находятся арабы. Из благодарности мы заимствуем у них имена и даем их самым любимым своим животным – лошадям. У моих предков так же, как и у меня, были свои Миры, эти дети тоже носят имена звезд! Вот тебе Ригель, тот – Антарес, это – Атаир, а тот, к которому ты теперь подходишь, – Альдебаран, самый младший в роде, но отнюдь не худший, – о нет! Он понесет тебя против ветра с такой силой, что у тебя зашумит в ушах. Он побежит, куда ты прикажешь, сын Аррия, – да, клянусь славой Соломона, он понесет тебя даже в пасть льва, если ты только отважишься на это.
Принесли упряжь. Бен-Гур собственными руками запряг лошадей, взнуздал их и потом вывел из палатки.
– Подайте мне Сириуса, – сказал он.
И араб не смог бы лучше вспрыгнуть на спину скакуна.
– Теперь поводья.
Поводья ему были поданы и тщательно разобраны.
– Добрый шейх, – сказал он, – я готов. Пусть проводят меня в поле, и пошли туда несколько человек с водой.
Отправка не сопровождалась ни малейшим замешательством. Кони не пугались. Между ними и новым наездником, выполнявшим свою роль спокойно и с уверенностью, порождавшей уверенность и в других, казалось, уже установилось безмолвное понимание. Порядок, в котором они выступили, был совершенно таков же, как и при запряжке в колесницу, с тем только различием, что Бен-Гур, вместо того чтобы править лошадьми, стоя в колеснице, правил ими, сидя верхом на Сириусе. Ильдерим внутренне радовался. Он поглаживал бороду и довольно улыбался, бормоча себе под нос: "Нет, он не римлянин, клянусь славой Бога, не римлянин!" Он последовал пешком, а за ним гурьбой устремились все мужчины и женщины его походного лагеря, все, с кем он привык делить заботы, если не свои сокровенные думы.
Выехав в поле, оказавшееся просторным и совершенно годным для выездки, Бен-Гур, не тратя времени даром, приступил к делу. Сначала он пустил четверку шагом в прямолинейном направлении, а потом по широким кругам. Постепенно прибавляя шаг, он заставил ее идти рысью. С рыси, все усиливая ее, он перешел на галоп и, наконец, постепенно суживая круги, вскоре совсем оставил узду и начал разъезжать по полю во всевозможных направлениях, беспрестанно меняя их: то мчался вперед, то неожиданно круто поворачивал назад, то направлял четверку вбок. Проездив таким образом с час, он сдержал, наконец, лошадей и шагом подъехал к Ильдериму.
– Начало положено, теперь остается только упражняться, – сказал он. – Поздравляю тебя, шейх Ильдерим, с такими прекрасными слугами. Смотри, – продолжал он, – рыжая шерсть их лоснится, на ней не видно ни пятнышка, дышат они так же свободно, как и при начале бега. От всего сердца поздравляю тебя, и будет очень тяжело, если мы, – он устремил свои пылающие глаза на лицо старика, – не победим и не...
Он остановился, покраснел и нагнул голову. Только теперь он заметил рядом с шейхом опершегося на палку Валтасара и двух женщин под густыми покрывалами. Бросив взгляд еще раз на одну из них, он сказал про себя с сильнее забившимся сердцем: "Это она... египтянка". Ильдерим тихо закончил его прерванную фразу:
– ...и не отомстим за себя. – И затем громко произнес:
– Я не боюсь. Я доволен. Сын Аррия, ты настоящий муж. Если конец будет таков, каково начало, то ты узнаешь, каким щедрым умеет быть араб.
– Благодарю тебя, добрый шейх, – скромно отвечал Бен-Гур. – Вели слугам принести лошадям воды.
Собственноручно он напоил их.
Вскочив опять на Cиpиyca, он возобновил учение, как и раньше, с шага перейдя на рысь и с рыси на галоп. Заставив верных скакунов бежать и все ускоряя скорость бега, он пустил их наконец полным ходом. Вот когда зрители пришли в настоящий восторг! Они рассыпались в похвалах наезднику за его изящную манеру править лошадьми и удивлялись четверке, бежавшей одинаково хорошо и прямо вперед, и в ломаном зигзагообразном направлении. В ее движениях были единство, энергия, грация и не замечалось ни малейшего признака не только напряжения, но даже чего-либо похожего на усилие. К удивлению не примешивались возгласы сожаления или упрека, и оно было подобно тому, какое мы испытываем при взгляде на ласточек, по вечерам совершающих в воздухе свои круги.
В самый разгар упражнений, когда внимание зрителей достигло апогея, на арену прибыл Маллух, разыскивавший шейха.
– У меня, о шейх, есть к тебе поручение, – сказал он, улучив удобный, как ему казалось, момент для начала разговора, – поручение от купца Симонида.
– Симонида? – воскликнул араб. – Ага! Это хорошо. Пусть ангел тьмы разделается со всеми его врагами!
– Прежде всего он просил меня передать тебе свой привет, – продолжал Маллух, – а потом вот эту посылку, прося тебя немедленно открыть ее.
Ильдерим не сходя с места сломал печать на врученном ему пакете и из тонкой полотняной обертки вынул два письма, к чтению которых тут же и приступил:

 

(No 1)
Симонид шейху Ильдериму
О друг мой!
Знай прежде всего, что ты занимаешь место в самой глубине моего сердца.
А затем:
Тебе знаком юноша красивой наружности, именующий себя сыном Appия. Он действительно его приемный сын.
Он очень дорог мне.
История его чудесна. Я тебя познакомлю с ней. Приходи ко мне сегодня или завтра, я тебе передам ее и посоветуюсь с тобой.
Тем временем исполняй все его требования, если только они не будут противны чести. Если понадобится вознаграждение, то я отвечаю за него.
Никому не говори, что я интересуюсь юношей.
Напомни обо мне другому твоему гостю. Он, его дочь, ты сам и все, кого ты изберешь, должны рассчитывать на меня в день игр в цирке. Места я уже занял.
Мир тебе и всем твоим. Кем же, друг мой, могу я быть, как не другом твоим?
Симонид
(No 2)
Симонид шейху Ильдериму
О друг!
Из моего богатого опыта извлекаю совет для тебя. Есть новость, которую все, не принадлежащие к числу римлян, все, у кого есть деньги или имущество, все могущие быть ограбленными, принимают за предостережение. Новость эта – прибытие на седалище власти некоего знатного римлянина, облеченного полномочиями.
Сегодня прибывает Максентий.
Прими меры предосторожности.
Еще совет.
Заговорщикам, чтобы иметь силу против тебя, о друг мой, нужно привлечь членов дома Ирода: у тебя большие имения в их владениях.
Поэтому будь осторожнее.
Пошли сегодня утром твоим верным смотрителям дорог к югу от Антиохии приказание обыскивать всякого курьера на пути туда или обратно, и если найдут секретные посылки, касающиеся тебя или твоих дел, ты должен видеть их.
Следовало бы уведомить тебя об этом еще вчера, но и теперь не поздно, если ты начнешь действовать энергично.
Если курьеры выедут сегодня утром из Антиохии, твои послы, будучи знакомы с окольными путями, смогут предупредить их.
Действуй без колебаний.
По прочтении сожги эти письма.
О друг мой! Твой друг.
Симонид
Ильдерим, прочтя письма еще раз, завернул их в полотняную обертку и положил сверток себе за пояс.
Упражнения в поле после этого длились недолго, заняв около двух часов. Закончив их, Бен-Гур шагом подъехал к Ильдериму.
– С твоего позволения, о шейх, – сказал он, – я отведу твоих арабов в палатку, откуда снова выведу их сегодня после обеда.
Ильдерим подошел к нему и сказал:
– Я отдаю их в полное твое распоряжение, сын Аррия: до окончания игр делай с ними что хочешь. За два часа ты достиг того, чего римлянин, – чтоб шакалы обглодали мясо с его костей! – не в состоянии сделать и в несколько недель. Мы выиграем, клянусь славой Господа, мы выиграем!
В палатке Бен-Гур оставался до тех пор, пока не покормили и не убрали лошадей. Потом, выкупавшись в озере и распив с шейхом чашу арака, он снова облекся в свою еврейскую одежду и пошел с Маллухом в рощу.
Они говорили о многом, но не все из их разговора важно для нас – нам нужно отметить только следующее.
– Я дам тебе записку на получение моего багажа, сложенного в гостинице, по эту сторону реки, рядом с мостом Селевкидов, – говорил Бен-Гур. – Если можешь, доставь мне его сегодня. И вот еще что, добрый Маллух, если это тебя не затруднит...
Маллух горячо заявил о своей готовности быть ему полезным.
– Благодарю, благодарю, Маллух, – сказал Бен-Гур. – Я верю тебе на слово, памятуя, что мы с тобой братья, так как оба принадлежим к одному и тому же древнему колену и враг у нас один и тот же – римлянин. Ну так, во-первых, ты человек деловой, шейх же Ильдерим, я очень боюсь, на такого не походит...
– Арабы редко бывают деловыми, – с важностью проговорил Маллух.
– Нет, Маллух, сметливости в них я не отрицаю, но все-таки за ними не мешает присматривать. Только тогда я чувствовал бы себя в полной безопасности от всех вероломных и изменнических проделок, этой неизбежной принадлежности ристалищ, если бы ты отправился в цирк и посмотрел, исполнены ли все предварительные условия. Если же тебе удастся добыть копию с правил, то эта услуга будет иметь для меня большую цену. Мне бы хотелось знать цвета, которые достанутся на мою долю, и в особенности какой номер стойла мне придется занимать при самом начале бега: если он будет рядом, справа или слева, с номером Мессалы – прекрасно; если же нет, то постарайся перенести его так, чтобы я очутился рядом с римлянином. Хорошая ли у тебя память, Маллух?
– Она ни разу не изменяла мне, сын Аррия, в особенности же там, где, как в настоящем случае, ей помогало сердце.
– Если так, то я прошу тебя еще об одном одолжении. Вчера я видел, что Мессала гордится своей колесницей, и, нужно отдать ему справедливость, гордится по праву, так как лучшая из колесниц Цезаря вряд ли превзойдет ее. Под предлогом ее осмотра не можешь ли ты узнать ее вес? Мне бы очень хотелось иметь в руках ее точный вес и размеры. Вот еще что, Маллух: если все это тебе сделать не удастся, это не важно, узнай мне только точно высоту ее оси от земли, и сделай это непременно. Понимаешь ли ты, Маллух? Я не желаю, чтоб он имел предо мной какое-нибудь существенное преимущество. Блеск ее для меня не имеет цены: если мне удастся победить его, поражение его от того будет еще обиднее, мой же триумф полнее. Но если он имеет какие-либо существенные преимущества на своей стороне, то мне их необходимо знать.
– Понимаю, понимаю! – сказал Маллух. – Тебе нужно доставить шнур, измеряющий высоту центра оси от уровня земли.
– Да, да. Ну и успокойся теперь, Маллух: это последнее мое поручение.
У входа в палатку они увидели служителя, наполнявшего закопченные дымом бутылки свежеприготовленным кумысом, и остановились освежиться им. Вскоре Маллух поехал обратно в город.
Во время их отсутствия был отправлен верховой, снабженный инструкциями, о которых говорилось в письме Симонида. То был араб. При нем не было ни одной написанной строчки.
Назад: 1. Предостережение
Дальше: 3. В лодке