Часть 4
1. Возвращение в Иудею
Альба: Если бы король оказался несправедливым и теперь...
Королева: Тогда мне осталось бы ждать, пока придет сама справедливость. Как счастливы те, чья совесть спокойна и кто легко может ожидать своего суда.
Шиллер. Дон Карлос (акт IV, сцена XV)
Теперь мы попросим читателя перенестись в Антиохию, эту царицу Востока, которая была в то время едва ли не самым населенным и сильным после Рима городом в мире. Был июль месяц 29 года по Р. X. Господствует мнение, что крайнее сумасбродство и распущенность того века исходили из Рима и уже оттуда распространялись по всей империи, что большие города только подражали нравам своего властелина. В этом можно, однако, усомниться. Кажется, что побежденные, наоборот, оказали воздействие на нравы завоевателя. Последний нашел готовые образчики разврата в Греции и Египте. Человек, изучающий те времена, исчерпав все относящееся к этому предмету, закроет книги с уверенностью, что поток деморализующего течения направлялся с Востока на Запад и что именно Антиохия, одно из старейших местопребываний ассирийской власти с ее блеском и великолепием, была его главным источником.
Пассажирская галера входила из голубых вод моря в устье Оронта. Был полдень. Несмотря на сильный жар все привилегированные пассажиры были на палубе. Между ними находился и Бен-Гур.
За пять лет молодой человек успел сделаться совершенным мужем. В его внешности было что-то необыкновенно привлекательное. Более часа он сидел на скамье в тени паруса. За это время некоторые из пассажиров безуспешно пытались вступить с ним в разговор. Он отвечал им на латинском языке, коротко, хотя и с утонченной вежливостью. Чистота его произношения, благовоспитанность, сдержанность – все это еще более подстрекало их любопытство. Наблюдавшие его вблизи поражались несоответствием между его поведением, непринужденным и любезным, как у настоящего патриция, и некоторыми особенностями его облика. Руки его, например, были непропорционально длинны, и когда он, желая удержаться на месте от сильной качки судна, хватался ими за соседние предметы, то размеры кистей его рук и их видимая мощь вызывали всеобщее внимание. Вот причина, по которой к желанию узнать его настоящее примешивался интерес к подробностям его прошлого. Другими словами, лучше нельзя описать его наружность, как сказав про него, что у этого человека было прошлое.
Как-то галера пристала к одному из портов Кипра и приняла на палубу еврея самой почтенной наружности, спокойного, сосредоточенного, похожего на патриарха. Бен-Гур осмелился задать ему несколько вопросов – ответы вызвали его доверие, и у них завязалась продолжительная беседа.
Когда галера, направляясь от Кипра, входила в бухту Оронта, с ней повстречались два судна, видневшиеся еще на море, – они вместе с ней вошли в реку. Незнакомые суда выкинули маленькие флаги ярко-желтого цвета. Эти сигналы вызвали на галере множество догадок. Наконец, один из пассажиров за разрешением их счел нужным обратиться к почтенному еврею.
– Да, я знаю, что значат эти флаги, – отвечал он. – Они указывают на то, что суда принадлежат одному известному мне собственнику.
– А много у него судов?
– Много.
– И вы знаете его?!
– У меня были с ним дела.
Пассажиры взорами выражали желание слушать дальше. Бен-Гур с интересом прислушался.
– Он живет в Антиохии. Его громадное богатство дало ему известность, и, как всегда бывает в таких случаях, о нем много говорят, не всегда только хорошее. Когда-то в Иерусалиме был князь очень древнего рода, по имени Гур.
Иуда старался казаться спокойным, но сердце его сильно забилось.
– Князь этот был в то же время гениальным купцом. Он вел сношения и с Востоком, и с Западом. Во всех больших городах у него были торговые фактории. Одной из них, а именно в Антиохии, заведовал Симонид, грек по имени, но в действительности еврей, о котором говорили, что он принадлежит к слугам дома Гура. Глава дома погиб в море. Дела же его не прекратились и шли едва ли менее успешно. Некоторое время спустя после его смерти семью Гуров постигло новое несчастие. Единственный сын князя, еще юноша, на одной из иерусалимских улиц совершил покушение на жизнь прокуратора Грата. Оно едва ему не удалось, но с тех пор о нем ничего не слышно. Правда, месть римлянина распространилась на целое семейство: в живых не осталось ни одного человека, принадлежавшего к этому дому. Дворец был опечатан и по сейчас представляет развалину, служащую убежищем только для голубей. Было конфисковано все имущество, все носившее на себе малейший след принадлежности к дому Гура. Прокуратор залечил свою рану золотом.
Пассажиры рассмеялись.
– Вы намекаете на то, что все имущество он удержал у себя? – спросил один из них.
– Говорят, что так, – ответил рассказчик. – Слушайте дальше. Симонид, бывший представитель князя Гура в Антиохии, вскоре открыл торговлю силами своей фактории и в невероятно короткий промежуток времени сделался первым купцом в городе. Так же, как и его бывший хозяин, он посылал караваны в Индию, а на море у него и сейчас столько галер, что они могли бы составить царский флот. Говорят, ему удается все: верблюды его издыхают только от старости, суда не терпят крушений, каждое судно, спущенное им на реку, доставляет ему золото.
– Как давно он ведет дело?
– Еще нет и десяти лет.
– Должно быть, у него был исходный капитал?
– Да, говорят, что прокуратор из собственности князя воспользовался только тем, что было у него под рукой: его лошадьми, скотом, домами, землей, судами, имуществом. Денег же не могли отыскать, хотя и их, нужно полагать, было немало. Что сталось с ними – глубокая тайна.
– Только не для меня, – с иронией заметил один из пассажиров.
– Понимаю вас. И другие думали так же. Общее мнение таково, что Симонид разжился с них. Прокуратор того же мнения – если не теперь, то по крайней мере прежде он был того же мнения, ибо два раза в продолжение пяти лет арестовывал купца и подвергал его пыткам.
Иуда крепче и крепче сжимал веревку, за которую держался.
– Говорят, – продолжал рассказчик, – что в теле этого человека не осталось ни одной целой кости. Когда я видел его в последний раз, он сидел в кресле, подпертый со всех сторон подушками, калека, лишенный человеческого образа.
– Так его измучили! – в один голос воскликнули несколько слушателей.
– Болезнь не могла так обезобразить человека. Но признания у него вырвать не удалось. Все, что он имеет, приобретено им законным путем и употребляется на законные цели – вот все, чего они добились от него. В настоящее время его больше не преследуют. Он имеет торговое свидетельство за подписью самого Tибepия.
– Я полагаю, кругленькую сумму он заплатил за него.
– Суда эти принадлежат ему, – продолжал пожилой господин, не обратив внимания на замечание. – У его матросов есть обыкновение при встрече приветствовать друг друга, выкидывая желтые флаги, как будто этим они хотят сказать, что совершили счастливое плавание.
Этим закончился рассказ. Когда галера вошла в реку, Иуда обратился к говорившему:
– Как звали хозяина этого купца?
– Бен-Гур, князь Иерусалимский.
– А что сталось с семьей князя?
– Юноша сослан на галеры. Можно сказать, он умер, так как обыкновенно люди, подвергшиеся такому наказанию, больше года не живут. О вдове и дочери ничего не слышно: кто знает о них – молчит. Наверное, они погибли в одной из иудейских тюрем.
Иуда прошел к лоцманскому отделению. Он был настолько поглощен мыслями, что почти не замечал берегов, покрытых роскошными фруктовыми садами и виноградниками, в тени которых прятались виллы, по великолепию не уступавшие виллам Неаполя. Не замечал он и судов, бесконечными рядами мелькавших перед ним, не слышал ни пения, ни криков, несшихся с них. Небо было залито солнечным блеском, земля и вода задернулись под его лучами туманной дымкой, кругом все было радостно. Он один ни в чем не находил веселья.
Только раз он вышел из этого состояния, пробужденный мимолетным интересом, когда кто-то из пассажиров указал на рощу Дафны, мелькнувшую при повороте реки.