Глава 20
«Дракон» еще не виден

Мутилов привел Халлонена. Луценко придвинул стул и махнул рукой:

– Садись.

Стул под финским центнером заскрипел.

– Мебель не сломай, – предупредил Иван.

Томас сложил огромные кулаки на коленях и застыл в ожидании продолжения допроса.

Луценко еще раз внимательно посмотрел на него и спросил:

– Не передумал помогать нам?

Халлонен мотнул головой.

– Тогда перейдем к делу, – сказал Иван. – Ты сейчас звонишь по телефону и говоришь, что уезжаешь. Понятна задача?

Томас получил от Ильи свою телефонную трубку и набрал номер. Он закончил говорить и протянул телефон Мутилову.

– Оставь себе, – сказал Луценко и посмотрел на часы. – Когда тебе должны перезвонить?

– Обычно в течение получаса.

– А где это?

– Камеры хранения находятся на Ладожском вокзале.

– Черт знает где! – ругнулся Иван. – Не могли место поближе к нам выбрать.

Томас пожал плечами и развел руки: «Я здесь ни при чем».

– А что, все логично, – сказал я. – Вокзал новый, большой. Кафешки, магазинчики разные и народу тьма. Очень легко затеряться в толпе. К тому же несколько выходов и к любому можно подъехать на машине. Не дураки же они! По моему мнению, место идеальное.

– Добро, уговорил, – ухмыльнулся Луценко. – Будем воевать на сопредельной территории. Осталось определиться со временем.

Зазвонил телефон Халлонена. Он включил громкую связь.

«В семь вечера», – сообщил неизвестный и отсоединился.

Иван довольно хмыкнул:

– Вагон времени они нам предоставили, а я аврала опасался. – Затем повернулся к финну: – Сейчас тебя отвезут в гостиницу. Оттуда в назначенное время выезжаешь на встречу. Ведешь себя спокойно: не дергаешься и не озираешься по сторонам. Понял?

Томас кивнул и, помявшись, спросил Луценко:

– Товар мне забирать?

– Я же сказал, все, как обычно.

– Вы меня отпускаете?

– Пока да, но ты не торопись, надо выполнить некие формальности. – Иван достал лист чистой бумаги, ручку и протянул финну. – Сейчас ты напишешь заявление, в котором добровольно сообщаешь полиции об известных тебе фактах и обязуешься оказывать содействие.

– А зачем? – Высокий финский лоб мгновенно покрылся испариной.

Иван пристально посмотрел на него:

– Ты вообще-то домой собираешься возвращаться?

Томас промолчал, взял ручку и сразу положил на стол. От волнения задрожали пальцы. С чудовищным акцентом, заикаясь чуть ли не на каждом слове, он заговорил:

– Я никогда ничего подобного не писал и не знаю, как составить этот документ!

У меня сложилось впечатление, что он еще не до конца осознал, что мосты сожжены, и пытается ухватиться за спасительную соломинку.

Луценко дружески похлопал его по плечу:

– Тебе не стыдно об этом мне говорить? Ты тридцать пять лет прожил на свете, и, хоть убей, никогда не поверю, что не понимаешь, о чем я говорю.

– Я понимаю, но никогда этого не делал, – попытался робко возразить Томас.

– Тем более, – важно произнес Иван. – Надо когда-то начинать, а как документ составить, адвокат, – показал на меня, – подскажет. Так что возьми себя в руки и не трясись, а то все дело загубишь, Гаврила… – «Гаврилами» Луценко обзывал всех, кто становился зависим от его воли.

Халлонен обреченно вздохнул и взялся за перо, а я подсел к нему поближе. Когда сочинение было закончено, Иван прочитал текст и убрал в свою папку.

– Еще хочу предупредить, – сказал он. – Если там, на вокзале, почувствуешь что-то не так или опасность, не суетись и сразу уходи. Вопросы есть? Тогда свободен. Илья тебя отвезет в гостиницу, а дальше действуй по обстановке и не дури. Тебя будут контролировать мои люди. Кроме того, Оксана останется у нас, а по ней вопрос, как я уже говорил, не закрыт. Теперь все от тебя зависит. Теперь идите.

Уже от двери вернул Мутилова и дополнительно проинструктировал.

– Он вышел, – сообщил по телефону Луценко. – Следует в гостиницу. Там он будет с моим сотрудником, а потом станет передвигаться самостоятельно. Будьте внимательны. Фиксируйте все контакты. Просканируйте его телефонные переговоры. Всю информацию незамедлительно направляйте мне лично.

– Ну что, закрутилось колесо… – сказал он.

– Нахлобучат тебя за самодеятельность, если не прокатит, – сказал я.

– Если ты такой умный, предложи другой вариант отмазать его. – Иван посмотрел на часы. – Время бежит, просто жуть! Не будем его разбазаривать и займемся делом.

Мы спустились в ИВС.

– Выдай мне Яковлева для беседы, – приказал он дежурному, и мы проследовали в комнату для допросов.

– Руки за спину, – услышал я команду конвойного. – Стоять лицом к стене. – Голос прозвучал совсем рядом. Дверь в кабинет открылась, и на пороге появился полицейский.

– Разрешите заводить, товарищ подполковник.

– Давай, заводи.

– Заходи. – Конвойный слегка подтолкнул Яковлева в спину. Тот резко повел плечом и просверлил сержанта ненавидящим взглядом.

– Почему он в наручниках? – спросил Луценко, увидев, что руки задержанного сцеплены сзади браслетами.

– Буйный оказался, – ухмыльнулся конвойный. – Пришлось заковать.

– Расстегни.

Андрей стоял посередине камеры напротив Луценко и растирал затекшие запястья.

– Садись. – Луценко показал на привинченный к полу стул.

Яковлев, не проронив ни звука, сел и демонстративно повернул голову к стене. Иван тоже не спешил начинать разговор. Он откинулся на спинку стула и в упор смотрел на Андрея. Прошло минут пять полной тишины. Первым сдался и заговорил Яковлев:

– Что вам от меня надо?

– Тебе следователь обвинение предъявил? – спросил Иван.

– Все это бред, – неприязненно отозвался Андрей.

– Я так не думаю, – сказал Луценко.

– Я хочу связаться со своим адвокатом.

– Это ходатайство заявишь следователю. Он что, тебя без адвоката допрашивал?

– Был хмырь какой-то.

– Вот видишь, все законно.

– Я ничего не знаю! – выкрикнул Андрей.

– У тебя завтра заканчивается срок задержания, и ты будешь арестован, – сказал Луценко. – Но еще сегодня, для освежения памяти, я обещаю тебе встречу с хорошо знакомыми лицами.

– Мне без разницы, – буркнул Яковлев.

– Зря ты не интересуешься, кто это. – Луценко встал и подошел к Андрею. – Ты вообще осознаешь суть предъявленного обвинения?

– Я ничего не совершал и никого не убивал! Сколько раз вам можно повторять! – вспылил Яковлев.

– Не могу тебе поверить. – Луценко заложил руки в карманы брюк и качнулся с пятки на носок. – Понимаешь, факты – упрямая вещь, а доказательств в отношении тебя уже достаточно для длительной отсидки, и еще будут. В сумме получится выше крыши, как раз на пожизненное заключение. Но есть выход.

Яковлев поднял голову:

– Какой еще выход?

– Мы находим общий язык, и ты рассказываешь все, что тебе известно про лабораторию.

При последнем слове мышцы Андрея напряглись, я это видел четко.

– Вы о чем? Какая лаборатория?

– Та, что производит вот эти таблетки, – Иван положил на стол запаянную серебристую пластинку с десятью бугорками.

– Что это? – спросил Андрей безразличным тоном и облизнул губы.

Я видел, с каким напряжением он сохраняет внешнее спокойствие, а он сейчас занервничал, и очень. Определить волнующегося человека довольно просто и вовсе не обязательно быть психологом или психиатром. Достаточно лишь знать некоторые признаки, выдающие волнение: если обратить внимание на голос человека, то в момент волнения он дрожит или срывается. Может изменяться тембр, потому что волнующийся пытается контролировать свой голос. Быстрая или замедленная речь, обильное слюноотделение, покраснение кожи лица, отсутствие прямого зрительного контакта, бегающий взгляд, частое моргание, увеличение зрачков, частое покашливание, облизывание губ, дрожание рук и еще множество других, свидетельствующих о чрезмерном нервном возбуждении. В поведении Яковлева многие признаки были видны невооруженным глазом.

– Это наркотическое вещество психотропного и галлюциногенного действия, – ответил Луценко, к моему удивлению, ни разу не сбившись при произношении сложных буквосочетаний. – А к его производству и сбыту ты имеешь непосредственное отношение.

Иван замолчал и носовым платком протер лоб. Он тоже нервничал.

– Я ничего не скажу.

Луценко с прищуром посмотрел на него:

– Ты хорошо подумал? – И, не удостоившись ответа, плюнул: – Ну и черт с тобой, подыхай в тюрьме!

Нажал звонок и вызвал конвой:

– Увести!

– Крепкий орешек, – сказал я, когда мы выходили из дежурной части.

Луценко усмехнулся:

– Пускай повыпендривается. Я ему тему предложил на весь оставшийся срок. Уверен, сейчас места себе не находит, а рядом мой человек сидит. Очень опытный товарищ. Расколет его как орех, он не с такими ухарями работал. Дело только во времени…

– Товарищ подполковник, – раздался голос дежурного. – Вас к телефону.

Иван развернулся и взял протянутую трубку.

– Поднимайтесь ко мне, – сказал он и пояснил: – Спецназ прибыл.

В кабинет без стука зашел высокий, бодрый молодец в черной униформе и закатанной вязаной шапочке на макушке.

– Капитан Смирнов, старший группы, – представился он и протянул руку: – Владимир.

Мы обменялись рукопожатием. Кисть спецназовца была шершавая и сильная. Весь его облик сразу внушал доверие и снимал все сомнения в благополучном исходе нашего щекотливого дела.

Луценко пригласил его к столу.

– Сколько вас?

– Пять человек, как заказывали.

– Добро. – Луценко записал его телефон и стал разъяснять задачу. Капитан слушал очень внимательно, временами делая пометки в маленьком блокнотике, который достал из нарукавного кармана.

– Как я понял, место проведения операции неизвестно или вы не говорите?

– Если бы я знал, дорогой, тебе первому сразу бы сообщил. – Луценко встал и зашагал по кабинету. Ждем информации. Совсем скоро все может срастись или, наоборот, обломиться. Так что не расслабляйтесь и находитесь в полной боевой готовности.

– Мы-то всегда готовы, – сказал капитан. – Вам того же желаем. Разрешите идти?

– Ершистый парень, – проворчал Луценко.

– Он не поверил тебе, – сказал я. – Посчитал, что ты шифруешься.

– А если и так! – возмутился Иван. – Я что, перед первым встречным исповедоваться должен?

– Я бы тоже в свое время посчитал это неэтичным поступком, – заступился я за бойца.

– Ага, коллегу защищаешь! – съязвил Иван.

– А почему нет, сам в его шкуре несколько лет был.

– С вами хочет поговорить Волкова, – обратилась ко мне зашедшая в кабинет миловидная женщина в форме.

– Где она?

– У меня в кабинете. Мутилов попросил с ней побыть.

– Пойду пообщаюсь, – предупредил я Луценко и следом за инспектрисой поднялся на четвертый этаж.

Оксана сидела на кресле у маленького журнального столика. В кабинете пахло кофе.

– Схожу в буфет, – сказала Лена (так звали инспектора) и тактично оставила нас наедине.

Волкова подняла на меня покрасневшие глаза и спросила:

– Что теперь будет? Может быть, я зря все это затеяла? Но я хотела как лучше!

Я сел рядом с ней.

– Хоть бы быстрее все закончилось – выдохнула она, потом цепко взяла меня за руку и быстро зашептала: – Я верю вам, а Луценко нет! Мне кажется, что он, когда использует Томаса, арестует нас обоих!

Я повел рукой и высвободился из ее захвата.

– Извините, – сказала она. – Но я не нахожу себе места. Получается, что я подставила мужа… Сейчас мне кажется, что это сон, что я все придумала!.. – Она еще долго говорила, и это были чисто женские переживания за дальнейшую судьбу ее семьи. Я ее не перебивал и дал полностью выговориться. Наконец она замолчала и вытерла слезы. Теперь мне предстояло остудить ее воспаленные мозги и заставить их работать в оптимальном, нужном для дела, режиме. Я предложил ей перейти на «ты», и она не возражала.

– Оксана, это было твое решение, и я считаю, что в сложившейся ситуации оно единственно правильное. Представь, что бы могло произойти, останься все на своих местах.

– Да, – кивнула она.

– Тогда зачем ты сомневаешься? Радоваться должна, что сбросила часть ноши с плеч. Жила бы ты и дальше в страхе и неизвестности, а как бы все закончилось, можно предположить легко. Повязали бы твоего Халлонена как миленького, может, не теперь, а через месяц или чуть позже – это факт. А следом за ним тебя. И судили бы вас как членов организованной преступной группы наркоторговцев. И вовсе не важно, где это произойдет. Статья за это суровая везде. И что? Думаешь, кто-то помог бы? Ни фига! Тянули бы свой срок на зоне или в тюрьме финской, а ребенка твоего воспитывали бы в приюте. Сама знаешь, как работает служба опеки, только дай повод. Гарантирую, что и после отсидки ты его никогда не увидела бы.

– Да, это бы означало конец, – нахмурилась Оксана.

– А при другом раскладе вас просто грохнут, как ненужных свидетелей. Допускаешь такой расклад?

Уставившись в пол, Волкова молчала.

– А если все понимаешь, зачем эти сомнения?! Все, обратного пути нет! Я не хочу тебе врать: еще предстоят допросы, очные ставки, судебные заседания, и ты должна к этому морально быть готовой. Люди, с которыми вы связались, очень опасны и должны сидеть в тюрьме, а ты обязана содействовать этому. Это в первую очередь в ваших с мужем интересах.

– Я все понимаю, – сказала Оксана, – но боюсь.

– Кого?

– Всех. Мне кажется, что ничего не получится и в результате посадят нас с мужем.

– Откуда такой пессимизм? – удивился я.

– Последнее время только и говорят о российской коррупции.

– Кто?

– По телевизору, газеты пишут… финские, – пояснила она.

– Давайте не будем уподобляться этим писакам. С этим пороком наше общество успешно борется, – высокопарно произнес я и усомнился в своей искренности. На самом деле все было плохо. Я работал на адвокатском поприще не один год и регулярно сталкивался с этим злом буквально на любом уровне. Все, как один, хотели денег.

Я посмотрел на часы. Разговор с Волковой оставил у меня нехороший осадок, кроме того, пора было закругляться.

– Короче, Оксана, все будет хорошо, а в Луценко можете не сомневаться. Он очень порядочный человек и умеет держать слово.

– Спасибо, – сказала она. – Надеюсь, что все так и будет.

– Уверен, – сказал я. – Сейчас я уйду, но мы еще обязательно поговорим.

Я обнаружил Ивана в приподнятом настроении.

– Пока ты говорильней занимался, я тут кое-что выяснил.

– Если не секрет…

– Какие могут быть секреты, – сказал он и протянул мне маленький листок бумаги, скрученный в тонкий рулончик. Я аккуратно развернул ветхую бумагу и увидел телефонный номер, нацарапанный, по всей видимости, сгоревшей спичкой.

– Угадай с трех раз, что это за номер.

– Сдаюсь.

– Яковлев весточку на волю послал.

– Не понял, – удивился я. – Как он это сделал?

– Я же тебе говорил, что под ним сидел мой человек. Парень, скажу тебе, что надо. Тоже спортсмен, каратист бывший. Легенду я ему разработал подходящую, что задержан по подозрению в убийстве, но он ничего не совершал, к тому же есть алиби. Как единоборцы, они нашли общий язык. Мой между делом сказал, что сегодня его отпустят. Яковлев – лох в нашей работе, поэтому повелся и задумался. А когда стали прощаться и обнялись, записку ему сунул, а на словах просил передать, что спалился.

– И чей это телефон?

– Маркова.