Глава 5
На север

Тем не менее торговая эскадра Путяты простояла в притоке Днепра ещё сутки и лишь потом отправилась в путь. Как раз ударили первые сильные заморозки. По утрам вся палуба покрывалась инеем, а отчаливая от берега, «Лебёдушка» килем вспарывала ледяную корку. Беспокойство Молодцова всё нарастало, пока в один из дней Данила не увидел странные сооружения, которые он и принял за волок.

Эти сооружения были похожи на колодезные журавли, и отчасти Данила был прав – они предназначались для того, чтобы вытаскивать из воды корабли, а вот дальше его ожидал сюрприз.

– Здрав будь, Крюк! – ещё издали прокричал Путята.

– Здоров будь, Путята Жирославович! – ответили ему с берега.

Рядом с журавлями стояла толпа крепких мужиков, простых смердов, судя по виду, возглавлял их могучий детина – тот самый Крюк. Одно плечо у него было ниже другого, и сам он заметно сутулился. Но сила этого мужика чувствовалась даже на расстоянии. После того как «Лебёдушка» с небольшого хода встала на речную мель у самого берега, Путята с ним ещё раз поздоровался, обнялся.

– Три корабля? На зимовку будете ставить? – спросил Крюк.

– Нет, дальше повезём.

– А что так?

– Долгая история, – ответил Путята. – Ну что, всё по ряду?

– Как обычно.

Работяги Крюка взялись за работу: протянули канаты под днище «Лебёдушки», обвили вдоль борта. Челядь в это время разгружала корабль, а Путята с охранниками отправился к местному тиуну платить пошлину. Когда они вернулись, всё уже было готово: канаты подведены куда нужно, зацеплены, а десяток мужиков дружно налёг на короткий конец журавля. Нос «Лебёдушки» взмыл в воздух, затем задрался ещё чуть выше, а внизу под кораблём оказались полозья! Точь-в-точь как для санок, только больших размеров, для корабля.

Так вот как «Лебёдушка» дальше двинется в Новгород – прямо по замёрзшим рекам, как чудо-санки.

Артельщики аккуратно стали опускать корабль вниз, пока киль и борта надёжно не легли на полозья. Тогда в дело вступила вторая «вундервафля» на волоке. От «Лебёдушки» к катку, вроде колодезного, тянулось несколько канатов, а по краям к нему было прибито несколько перекладин. Хватаясь за эти перекладины, четверо мужиков стали накручивать канаты на каток, и тот сработал как лебёдка, только вытянул не ведро воды из колодца, а корабль весом минимум тонн в десять.

Когда «Лебёдушка» встала метрах в двадцати от реки, Крюк, хоть сам лично не участвовал, а только руководил, утёр пот со лба и торжественно сообщил:

– Управились! До вечера все остальные вытянем.

– Будь по-твоему, – согласился купец.

И тем не менее люди Путяты задержались на волоке – а так назывались и окрестные места – ещё на полторы недели, ждали, пока снега насыплет в достатке. Это время было довольно весёлым для Молодцова – компания вокруг подобралась хорошая, сплошь из обережников, таких же, как он. По вечерам – пиво и весёлые рассказы. Днём – интересные тренировки по новой схеме, показанной Воиславом. Жили они дружиной на постоялом дворе в двух километрах от места, где корабли Путяты вытащили на берег.

Из минусов были только дорогие еда и выпивка: всё привозное. Люди здесь жили только на деньги, полученные от купцов, свои хозяйства хоть и имели, но маленькие, всё по той же причине – воды нет. Ну и почему-то девок тоже не было.

В один прекрасный день зарядил на двое суток снегопад, после чего все земли вокруг укрыло белым пушистым одеялом – наступила зима. Одновременно настало время выходить в поход.

Данила с собратьями покинули гостеприимный волок, впереди их ждали новгородские земли и неизвестность. Молодцов понял, почему Воислав напирал в тренировках на работу тройками и строем на земле, а не на палубе: основной и самый опасный маршрут предполагалось пройти пешком по снегу.

– Озоруют между Ловатью и Ильменем много, – объяснял, а скорее даже инструктировал батька Воислав. – У новгородцев лада никогда друг с другом не было, а ныне, когда князь наш в поход ушёл, много татей из лесов вышло, поживиться надеются, пока власть княжья ослабла. Можно, конечно, дождаться, пока Владимир со своими боярами вернётся, и вместе с их караванами без страха прибыть в Новгород, но тогда и цена на наш товар упадёт, потому как бояре и гридни добычу с собой привезут из Булгарии. Так что воля ваша, други, если кто не захочет рисковать жизнью из-за барыша, я пойму и силком тянуть не буду. Любой, кто хочет, может уйти из каравана и наняться к тому, кто ему по душе. Почему он уйдёт, я тоже говорить не стану.

Отказавшихся от похода не было. И не из-за лишнего куска серебра – совместное путешествие и тренировки сделали из людей разного роду-племени и вероисповедания одну сплочённую команду, настоящую дружину. И бросать собратьев, когда тем предстоит опасный поход, ни у кого и в мыслях не было.

Первые несколько поприщ, как здесь называли дневной переход, проделали с помощью бычьих упряжек, которые наняли на волоке, а потом впряглись и сами.

Данила попеременно ехал на лыжах и тянул гружёную ладью. Лыжи Молодцову вручил Ходинец, ему как большому специалисту Путята заказал партию лыж для всех своих людей. И Ходинец купил, причём не абы как, а с учётом физических параметров каждого члена команды.

– Даниил, – позвал Ходинец, когда Молодцов помешивал варево в котелке – была его очередь кашеварить, – поди сюда.

Данила подошёл. Ходинец был среднего роста, но крепкого телосложения, его плечи были даже шире, чем у Молодцова. Нос старшего товарища был не раз сломан, губы всегда плотно сжаты. Маленькие глаза смотрели внимательно и цепко.

– Вот, примерь. – Ходинец протянул купленные лыжи.

Когда Данила увидел предложенный подарок, сердце его упало. Ехать хрен знает столько километров на этом? Да у него ноги отвалятся!

Молодцов внимательно оглядел короткие – около метра – широченные лыжи, подбитые мехом. Но когда он взял их в руки, его скепсис уменьшился: лыжи оказались на диво лёгкими да тонкими. Тоньше мизинца по всей длине!

– Ты как, с лыжами умеешь? – спросил Ходинец.

– Умею.

Данила действительно умел и любил ходить на лыжах, но не знал, насколько его «умею» котируется для нынешних времён. Он вставил ступни в примитивные крепления, сделал пару кругов по только что выпавшему снегу – и восхищение его возросло многократно. Данила не ехал по снегу, он летел!

– Ходинец, это что такое – никак лыжи волшебные!

– Ворожба тут ни при чём, это лыжи нашей работы – северные!

И Ходинец рассказал, как делаются настоящие лыжи. По весне, когда морозы ещё не отпустили, валится дерево – лучше всего ель. Клиньями оно раскалывается вдоль волокон на длинные доски. Летом эти доски обстругиваются и обтёсываются, пока не становятся тонкими и лёгкими. Потом один конец лыж суётся в кипяток, загибается, и вуаля – суперлыжи готовы.

Такие приспособления для ходьбы по снегу не только лёгкие, но и очень устойчивые, а значит, полезны людям военной профессии, в них даже сражаться можно.

– Неплохо-неплохо, – похвалил Ходинец, глядя на Молодцова. – Попробуй на эти два полена заехать.

Старший товарищ указал на два березовых ствола, наполовину засыпанных снегом.

– Сломаю! – недоверчиво проговорил Молодцов.

– Ты заехай, тебе говорят.

Данила заехал. Когда его ступни оказались в промежутке между брёвнами, лыжи согнулись, да так и остались в таком положении. Данила потопал: лыжи толщиной в полсантиметра гнулись под его весом, но не ломались! Реально суперлыжи.

– Годится, – одобрил Ходинец, – сделай пару кругов, попривыкни, а потом айда к Воиславу.

Данила посменно то тащил в общей упряжке корабль, то ехал сбоку в охранении. Шёл он на лыжах, вместо палки использовал черен копья, на левой руке у него висел щит. Их караван бодро шествовал по замёрзшему руслу реки, на этот раз не заботясь о фарватере и мелях. Вперёд обязательно высылали разведчиков, всё как в боевом походе.

Данилу в разведку не брали. Что было тяжелее – грести целый день или тащить за собой гружёный корабль, – ответить он бы затруднился, но ему всё равно было хорошо.

Отличная погода, свежий воздух, снежок под ногами шуршит, солнышко светит. А главное, что делало путешествие особенно замечательным, так это то, что вокруг были его друзья, люди, с которыми за долгий поход он по-настоящему сроднился.

Вокруг простиралась подлинно девственная природа. Даниле недавно предложили на охоту сходить, и он, разумеется, согласился.

Простота, открытость, уверенность в соседе по гребной скамье, что он не подведёт, а придёт на выручку. Эти качества среди людей было так трудно найти во времени, из которого пришёл Данила, а здесь, в походе, они проявлялись особенно сильно. Как же иначе, если от труда каждого в команде Путяты зависит, придут ли они в назначенный город, сбудут ли товар и получат ли выручку.

Тот же, кто не умеет сближаться с людьми, отвечать за них, как они отвечают за него, крысит, думает только о себе, – не пройдёт великий путь «из варяг в греки» или сгинет по глупости на его огромных просторах.

По прикидкам Данилы, «Лебёдушку» с другими ладьями они протащили километров сто пятьдесят по руслу реки и оставили корабли на зимовку уже на территории, подконтрольной Новгородскому княжеству, где Гуннар со своими возможными дружками гарантированно не дотянется отомстить. Ладьи поставили в специально собранные сараи для «консервации» кораблей, товары перегрузили на волокуши. Купец, предоставивший услуги хранения, обещал даже провести небольшой ремонт. С Путятой они заключили официальное соглашение, призвали в свидетели богов, но также подписали официальный документ – берестяную грамоту. Что именно и как на ней было написано, Молодцов не разглядел – Путята никому берестяную грамоту не показывал и относился к ней не как к официальному документу, а как к какому-то мистическому артефакту.

Отправляясь в путь, Данила испытал острую грусть – он расставался с кораблём, который за столько месяцев стал домом. Все другие обережники и простые слуги испытывали схожие чувства. Но делать было нечего.

Без корабля дело действительно пошло быстрее. Тащить товары на лёгких волокушах было гораздо легче. Да и Данила не тащил теперь вовсе – этим занимались челядь и упряжки лошадей, купленные в ближайшей деревне, а он вместе с остальными охранниками ехал на флангах каравана и бдил, чтобы какая опасность из лесу не выскочила. Толку от такого дозорного, как Молодцов, было, конечно, немного, вся надежда была на опытных воинов, но лишняя пара глаз никогда не помешает.

Товар у Путяты действительно был дорогой, но нетяжёлый: ткани, благовония, кубки и другая посуда, парфюмерия, природные самоцветы и украшения. Большая часть была изготовлена в Царьграде и стоила сумасшедших денег здесь, на севере.

Тянули волокуши с утра до вечера, костры разводили прямо на льду, из реки же через проруби вылавливали рыбу на ужин. Очень скоро она надоела, и Клек, наконец, выполнил своё обещание сходить с Данилой на охоту.

Отправились в поход «рабочей» тройкой: Ждан, Молодцов и Клек. Батька отправил их в лес с наказом добыть мяса, но разрешил, если представится случай, потешить себя настоящей мужской забавой – взять на копьё крупного зверя. Но к вечеру трое охранников должны были обернуться.

Выехали на лыжах ранним утром, налегке, опередив остальной караван. Через десяток километров свернули в лес на целину. Путь торили в снегу каждый по очереди, верховодил всеми Клек, попутно объясняя, как какого зверя следует брать. Ждан не раз бывал на охоте, но тогда вся его деревня загоняла оленей или зубров в тенета – специальные сети для диких зверей. Пару раз Ждан ходил с отцом и дядей на медведя, но так, чтобы самому взять на рогатину зверя, – с ним такого ещё не случалось.

Данила ездил на охоту несколько раз вместе с папиными друзьями, но вооружён он был огнестрельной «Сайгой», а никак не полутораметровым копьём.

Увы, и в этот раз молодёжь будет избавлена от «чести» взять зверя самому, всё удовольствие опять достанется старшему «по званию». Данила по этому поводу не переживал, однако и ему со Жданом нашлась работа.

– Медведя самое главное на задние лапы поднять, – рассказывал Клек, – для этого обычно хорошо натасканных лаек берут. Лаек у нас нет, так что вместо них сработаете вы: обойдёте с боков, помашете секирами, тут мишка на задние лапы и встанет, а я его – хоп, – рыжеусый варяг сделал выпад копьём, – прямо в брюхо. Но будьте осторожны, мишка – зверь быстрый.

Данила ни на йоту не усомнился в словах Клека. Он сам много знал о медведях и дикой природе из книжек и рассказов друзей. Знал, что животные часто не соответствуют образу, который лепят из них общественное мнение и байки. Как о мишке, например, которого представляли сильным, но неповоротливым животным. И ещё Данила помнил, что внешность бывает обманчивой, особенно для человека, который не понимает, что такое сила и откуда она берётся.

Если взять дружину Воислава, то никто из неё не был похож на перекачанных атлетов из сериала типа «Спартак». Наоборот, все имели «плоскую» жилистую мускулатуру, некоторые – так и небольшой слой жирка на животе. Никаких бугристых бицепсов и кубиков пресса. При этом, кроме огромной силы, каждый боец Воислава, особенно опытный, имел прямо-таки поразительную скорость. И Данила не без гордости замечал, что сам становился похожим на них: крепким, жилистым, быстрым и выносливым.

Так вот и медведь такой же природный боец, обладающий огромной силой и скоростью. Вдобавок тренируется он с рождения и если выжил, то оказался самым быстрым и самым сильным среди своих сородичей, и его предки оказались самими сильными и самыми быстрыми.

То есть на выходе мы получаем эдакого супербойца весом в триста килограмм с бронёй из шкуры и шерсти и когтями вместо перчаток.

Весь вопрос в том, что Клека, Шибриду, Воислава можно охарактеризовать подобным же образом. Их тоже тренируют с младых ногтей, они прошли сотни стычек и сражений и выжили, как и их деды и прадеды, тоже пережившие бесчисленное множество битв и оставившие потомство. Так что в схватке Клека с медведем варяг победит с вероятностью девяносто девять процентов, если у него в руке будет хотя бы нож.

А вот для Данилы эта охота будет настоящей проверкой. Он ещё ни разу не бывал в настоящей схватке, кроме того случая на тракте перед Вышгородом. Но Воислав был прав, со страху в шоке можно многое натворить, а так, чтобы победить, но с полным контролем, осознавая, что делаешь, – так умеют только профессионалы. И Данила верил, что станет в этом мире таким же, не хуже Скорохвата или Воислава. В конце концов, в его жилах тоже течёт кровь тех, кто смог выжить и победить.

Варяг травил очередную охотничью байку, завершил её какой-то шуткой и сам же заржал так, что снег с веток осыпался, и пока эхо от его хохота ещё гуляло по лесу, тихо сообщил:

– За нами хвост. Башкой не вертеть, – тут же свирепо одёрнул Клек. – Трое или четверо, давно крадутся.

– Как ты понял? – шёпотом спросил Данила.

– Чувствую, – туманно пояснил варяг, но тут же изложил более рациональные факты: – А ещё птиц позади нас не слышно. Когда мы стрелище назад повернули, я увидел тех, кто нас полюет. Один растяпа не успел укрыться, но и я специально петли заворачивал, чтобы поглядеть, кто за нами увязался. Не заметили, что ли, что мы треть поприща как зайцы по лесу идём? Эх вы…

– Ты сказал, что заметил одного, с чего ты взял, что их больше? – спросил Ждан.

– Одному за нами тащиться смысла нет, а двое бы напасть не решились. Но их и ненамного больше, иначе бы уже давно напали. – Вид у рыжеусого варяга был не озабоченный, а скорее возбуждённый – вот оно развлечение для настоящих мужчин. – Значит, отроки, сделаем так: я вперёд уеду, будто на разведку, след проверить. А вы здесь оставайтесь, костёр разведите. Делайте всё так, будто вас никто не выслеживает, но ушами лес слушайте. Услышите скрип тетивы – сразу в строй, щиты в кулак. Поняли?

– А ты? – забеспокоился Молодцов.

– А я петлю сделаю и за спину этим охотникам зайду. Не горюй, вас не оставлю. Вы, главное, не спугните наших лесовиков. Уйдут – потом не отыщем, кто знает, чего от них ждать.

Данила со Жданом выполнили приказ Клека, который выставил себя прямо-таки стратегом, но обоим это поручение далось непросто – трудно вести себя как обычно, если знаешь, что из-за деревьев в любой момент могут полететь стрелы.

Парни держались вместе, старались не отходить друг от друга дальше чем на два шага. Данила решил, что это не должно насторожить потенциальных противников: быть начеку в незнакомом лесу – абсолютно нормальный рефлекс для любого воина.

Что ещё сделал Данила, так это плотно утоптал снег вокруг разведённого костра, чтобы драться можно было и сняв лыжи.

На разведение костра ушло не так уж много времени, но достаточно, чтобы Молодцов начал беспокоиться: почти половина светового дня прошла, сигналов от Клека слышно не было, а им ещё надо возвращаться к своим. Ночью да по лесу, в котором шастает неизвестый враг, – это то ещё удовольствие.

Данила присел к костру, стал греть руки, так же как и Ждан, готовый в любой момент вскинуть щит и встретить атаку. Ну где же Клек?

Молодцов несколько раз вставал, встряхивал затёкшие ноги. Ничто не предвещало глухой чавкающий звук, с которым железо входит в живую плоть.

– Строй! – закричал Ждан.

Дальше они действовали уже на автомате.

Скрип тетивы, который успел въесться Даниле в подкорку, щелчок, хлёсткий удар, от которого щит Молодцова едва качнулся. Стрела одна, а щелчков было больше, и они продолжают раздаваться из леса.

– Клек, – хором взревели Ждан с Данилой и рванулись на звук щёлканья луков.

Без лыж! Лыжи надевать было некогда, пара шагов по снежной целине – и друзья замедлили бег. Выучка Воислава сработала чётко: Ждан и Данила, не опуская щитов, продирались сквозь снежный покров. Молодцов бросил своё копьё на звук, оно улетело недалеко, поскольку не годилось для бросков. Ждан швырнул секиру.

Щёлканье больше не раздавалось. Вдруг с треском из кустов на них вышел Клек, в крови с ног до головы. В одной руке он держал испачканную в красном секиру, в другой – за пояс тело некрупного мужичка. Тело признаков жизни не подавало. Вид у рыжеусого варяга был расстроенный, спрашивать, что случилось, друзья не рискнули, Клек сам всё рассказал.

– Ушли, гады, – сообщил он, – одного достал копьём, второго секирой, сам на меня кинулся. Жмудин какой-то. Ещё два сбежали. И добычи никакой нет на них.

Клек презрительно бросил тело в снег.

– Чего тут жмудины забыли? – удивился Ждан.

– Не знаю, второй – мёртвый кривич, – ответил Клек, – тати они безродные. Я думаю, поехали-ка мы, братцы, назад к своим. И так славно поохотились.

Данила забрал неудачно брошенное копьё, проезжая, мельком глянул на бездыханное тело, и это зрелище вопреки ожиданиям не вызвало у него никаких эмоций. Труп и труп, мёртвые не опасны, пока не начался зомби-апокалипсис. С чего бы такое отношение? Привык? Устал от похода? Или, может быть, понял, что смерть – это неотделимая часть жизни. А вот для друзей Данилы смерти вообще нет. Сколько раз он слышал от Клека и Шибриды, что они попадут в Валхаллу или Ирий – братья ещё не определились. И воины в это верили, не просто как в какое-то убеждение, а как в непреложный факт. Так же они воспринимали магию, богов и нечисть – как абсолютно реальную часть жизни, влияние которой надо обязательно учитывать. Смерть же в бою братья рассматривали как сдачу экзаменов перед поступлением в универ – как нечто неотвратимое, необязательное, скорее всего, неприятное, но то, к чему надо готовиться, но и после него нужно планировать свою жизнь. В зависимости от того, как сдашь экзамен, то есть окажешься достоин своих предков, насколько храброй и достойной окажется твоя смерть, таким и будет твоё посмертие.

На словах вроде бы всё понятно, но то, как чувствовали, как относились ко всей этой мистике и потусторонней жизни собратья Молодцова, передать словами было нельзя. Это тоже надо было прочувствовать, и Данила так пока ещё не умел, а может, ему и не надо было.

Клек поехал назад первым, по своей лыжне, но теперь не стал петлять, а ехал напрямую, срезая повороты. Варяг, что называется, включил первую скорость и гнал что по целине, что по лыжне как трактор. Отроки, пускай теперь они и не прокладывали дорогу, за ним едва поспевали.

Все трое очень старались добраться к своим до темноты, но всё равно не успели. Когда они выехали на реку, уже стемнело и от места стоянки каравана доносились крики и звон. Битва?!

– Быстрей! – рыкнул Клек и прибавил ещё, а у Данилы со Жданом силы были уже на исходе.

Хорошо хоть, река была изъезжена, что автострада, и бежать можно было по хорошо накатанной лыжне. Клёк пёр вперёд как кабан. Из-за поворота показались костры, волокуши Путяты и мельтешащие вокруг них люди. Варяг вдруг резко остановился, умудрился развернуться на лыжах на сто восемьдесят градусов, выхватить щит. У Данилы включилась мышечная память, он тоже заложил вираж, вскинул щит в том же направлении, что и Клек, Ждан повторил. В щит Молодцова дважды несильно стукнуло, Данила съёжился за ним, ожидая новых попаданий. Из-за его спины Ждан бросил в сторону леса топорик, а Клек швырнул копьё. Из темноты послышался вскрик, а потом туда полетели стрелы со стороны обоза – свои прикрывали.

– За мной, други, за мной! – взревел медведем Клек и понёсся к врагам.

Данила мало что мог разглядеть и с трудом понимал, где свои, где чужие. Уже перед самым обозом, когда на дерущихся можно было разглядеть вышивку их одежды, Клек скинул лыжи и понёсся по утоптанному снегу, а Данила со Жданом замешкались, отстали. И были за это наказаны. К ним сразу же подскочил рыжий мужичок с небольшим кулачным щитом и топориком. Данила, как учили, ударил его копьём в правый бок, а Ждан слева по ногам. Но тут к мужичку на помощь подскочил ещё один воин, а затем ещё.

Данилу и Ждана стали обходить с флангов. Выучка Воислава опять показала себя: оба друга, сомкнув щиты, стали медленно пятиться назад. Молодцов «работал» копьём сразу по двум противникам, центральному и тому, что обходил слева. Старался держать их на расстоянии. Не выходило. Враги подбирались всё ближе, на дистанцию топора. Данила бил колющими ударами влево и вправо, попробовал атаковать понизу, по ногам, но эти удары легко отбивались. Наконец, Молодцов понял, что копьё не слишком удобное оружие в его ситуации, надо было браться за секиру, осталось только придумать, как поудачнее сменить оружие.

Краем глаза Данила увидел, что центральный противник готовится ударить Ждана секирой. Причём Даниле показалось, что рука врага двигалась как-то неожиданно медленно.

Молодцов, не раздумывая, имитировал атаку в стопу крайнего татя, а на самом деле, крутанув предплечье и довернув корпус, пустил копьё по высокой дуге. Оно угодило точно в плечо центрального врага. Железко даже не вспороло кожаный рукав, ударило как дубинка, но остановило свой ход, как бы легло на предплечье врага. Данила тут же воспользовался этим – сделал прямой выпад.

Железко копья метнулось вперёд, как атакующая змея. Недруг попытался защититься, поднять плечо, но не успел. Остриё вошло точно в шею, пробило трахею и завершило свой путь в позвоночнике.

Данила ладонью через древко успел ощутить дрожь от того, с каким трудом железо пробивало себе путь сквозь живую плоть и хрящи. От этого жуткого и нового ощущения ему стало так не по себе, что он разжал ладонь. Всё равно копьё он собирался бросить.

В другой раз этот поступок стоил бы ему жизни, но в этом случае он помог. Следующий удар татя справа пришёлся бы точно в руку, если б Данила не отпустил копьё и не потянулся за секирой на поясе. Разбойник, видимо, разгадал манёвр Молодцова и попытался защитить товарища, но не успел. Данила махнул секирой в ответ – точно в щит, без малейшего урона врагу, а вот враг атаковал в нижний край, да так, что только треск пошёл, и опять понизу, а потом, внезапно, в верхний край щита. Полетели обломки. Топор увяз в дереве, противник потянул его на себя, и Данила сбросил щит с руки, да ещё толкнул его напоследок. Разбойник слишком сильно дёрнул на себя топор, и его развернуло чуть влево. Молодцов замахнулся секирой… Но что-то было не так. Его сознание – или та его часть, что отвечала за бой, – сигнализировало, что что-то тут не так, что-то мешает гармонии, наработанной в десятках тренировок с Воиславом и собратьями.

Данила раздумывал едва ли сотую долю секунды и понял: щит! Из-за того, что разбойника развернуло по инерции, щит врага оказался слишком близко. Бить в него не имело смысла – слишком маленький замах получится, вреда не нанести, а достать до тела Молодцов тоже не мог – слишком далеко. Может, зацепить секирой, дёрнуть на себя?.. Или сделать ещё лучше?

В Даниле проснулся рукопашник, всё-таки там, в далёком будущем, он провёл немало драк на татами и на улице. Соответствующие навыки имелись.

Молодцов выбросил левую руку и схватился пальцами за верхний край щита, дёрнул его на себя, одновременно обходя разбойника справа, заходя ему за спину. Казалось бы, ещё немного – и Данила окажется в беспроигрышном положении, но разбойник тоже был не лыком шит. Он нанёс удар, но не вперёд, а назад, развернувшись в обратном для Данилы направлении.

Молодцов заблокировал этот удар своей секирой, встретил её древко на древко, а пальцы его будто сами вытянули шнурок кистеня из рукава.

Данила нанёс с короткого замаха удар, кистень захлестнул голову противника, а каменное грузило с хрустом ударило в лицо. Разбойник едва занёс руку для новой атаки и ничком повалился в снег.

«Всё, – подумал Данила и вспомнил: – Как там Ждан?»

Молодцов кинулся к другу, который сражался с разбойником один на один. Тать мигом оценил обстановку и ушёл в глухую оборону, при этом отступая назад и всё больше разрывая дистанцию. Сбежать хочет, скотина!

Подлец не ушёл. Позади него возникла зверообразная фигура, сверкнул металл, и разбойник рухнул в снег. Живой, что характерно – крови на нём не было. А из темноты на свет костров вышел Клек с мечом, вот меч-то у него как раз и был весь в крови.

«А я бы никогда не догадался, что мечом можно плашмя бить, чтобы оглушить», – сделал для себя открытие Молодцов.

– Ну что, други, любо вам ратоборствовать? – спросил Клек.

Данила хотел было ответить что-то вроде «ещё не прекратили биться-то», но огляделся и понял, что в самом деле пора подводить итоги. Вокруг ещё слышались крики, но всё больше удалявшиеся, а у большого костра собирались охранники во главе с Воиславом. Тут Данила вспомнил, что буквально умирал от марш-броска, которым его загонял Клек. Усталость и слабость возникли откуда-то изнутри, обволокли как коконом. Сердце заколотилось в груди, горло обожгло огнём. Тело само включало чувства, которые были отключены на время боя, чтобы не отвлекали. Но Данила не задумывался над тем, какие процессы проходят у него в организме. Он только чувствовал, как от его кожи исходит жар, которому некуда деваться. Вся одежда под полушубком была мокрая – хоть выжимай. Молодцов стянул с головы шапку, мелкими вдохами начал наполнять лёгкие, чтобы немного отдышаться и успокоить сердцебиение.

– Вы неплохо бились, – оценил работу отроков Клек.

– Мы отстали от тебя, – повинился Ждан.

– Отстать отстали, но спину всё равно прикрывали. И… Это я сам вперёд ушёл, вас не дождался. Вы батьке только не говорите, что мы порознь бились, – вдруг попросил Клек.

На том охранники и порешили, смущаясь, будто ученики, набедокурившие в классной комнате перед приходом учителя.

Пошатываясь, они пошли к волокушам. Варяг ещё и пленного взвалил на плечо. Данила бросил усталый взгляд на поле боя: всё истыкано стрелами, красный снег, брошенное оружие, которое ещё не успели подобрать победители. Молодцов присел на тюк, из которого торчал черен стрелы, он выдернул его из тюка, и тут же посыпалось зерно.

– Ах ты… – Данила с трудом перевернул тюк, чтобы дыра оказалась сверху.

Оглядел стрелу: та была длинной, с оперением, вставленным не абы как, а под углом, чтобы закручивалась в полёте. Наконечник был плоским и широким. Щит такая фиговина не пробьёт, но вот если воткнётся в тело… Данилу передёрнуло от мысли, что одна такая стрела могла застрять у него в ноге.

– Вернулись, охотники? Что, хорошие у лесовиков стрелы? – Скорохват, панцирь в крови, мечи в ножнах, на лице улыбка.

– Хорошие, наших никого не задели?

– Слава богам, только двое раненых, а этих из леса три больших десятка набежало. Тати, прибери их Мара. – Южанин сплюнул. – Ну, ещё несколько челядинов и приказчика Путяты уволокли.

– А зачем они им?

– Скоро узнаем. Сперва прибраться надо. А ты чего расселся? Сказано же: вокруг прибраться.

Данила кивнул, промочил горло из фляги и пошёл заниматься делом.

От таскания и шмонания трупов его освободили, чему Молодцов был, признаться, рад. Не скоро в нём возникнет стойкое равнодушие к убитым врагам, позволяющее спокойно отбрасывать кишки покойного, чтобы покопаться в его кошельке.

Данила собрал оружие и стрелы, сложил в кучу к прочим трофеям. Набрал в котелок снега, поставил над костром – это для раненых. Ходинцу неопасно посекли руку, простому охраннику Гудыму – много серьёзнее разрубили плечо. Им готовились оказать первую помощь. Данила даже видеть не хотел, как это будет происходить.

Между тем уже всё было готово для «форсированного» допроса пленных. На взгляд Молодцова, приготовления к допросу мало отличались от приготовлений к оказанию медицинской помощи. По крайней мере, копья для тех и других калили над одним и тем же костром. Раненым, конечно, легче – они знают, что их пожгут немного, и всё, а вот пленным…

Никаких предубеждений насчёт того, что преступников нельзя жечь калёным железом, Данила не имел. Наоборот, по его мнению, нападение на мирный торговый караван с целью убийства и ограбления заслуживает, безусловно, сурового наказания. И в этом нынешние современники Молодцова были с ним полностью солидарны. Это только много веков спустя будет: раз человек убил и ограбил, то ему пятнадцать лет дают. Он будет пятнадцать лет жить, спать, есть за то, что лишил жизни другого человека. Дескать, так правильно из гуманистических соображений. Вот пусть сами бы гуманисты убийц, насильников, маньяков и обслуживали бы, как тем психопатам в голову взбредёт. Глядишь, и правозащитников поубавилось бы.

Молодцов, может, и сам что-нибудь с пленными сделал, если бы ему разрешили. Но когда он увидел, как раскалённый наконечник копья входит в живую плоть, а кожа вокруг надувается пузырём и лопается, чернеет, смотреть дальше не смог, отвернулся.

Всего пленных взяли троих: один внешностью смахивал на типичного словенина, двое других имели лица, похожие на печёное яблоко: сморщенные, перепачканные серой грязью, с мелкими невыразительными чертами. Для допроса их разделили. К счастью, пленники не стали изображать из себя героев и быстро поведали всю историю. У всех она примерно совпадала, из чего можно было сделать вывод, что пленники не врут.

Как выяснилось, они были родом из какого-то небольшого племени к западу отсюда. Названия племени Молодцов не разобрал. Как он понял, в летописях их всех называли поляне или древляне, но это были скорее прозвища, а как они сами себя называли – неизвестно.

В общем, жило это племя в болотах, занималось своими делами, и тут случился неурожай. Да ещё кабаны оставшиеся посевы стоптали. Ситуация аховая.

Но тут откуда-то из Жмуди пришли волохи и сказали, что смогут помочь в беде. Для этого они попросили двух знатных женщин. Князёк племени сначала возмущался, но его уговорили местные и охрана колдунов. Уговорили в прямом смысле.

В общем, привели тем волохам женщин, а дальше… колдуны как-то из них вытащили еду. Данила не понял смысл процесса, а только то, что в конечном счёте женщины были убиты. Вскоре за ними последовал и князёк. Так колдуны воцарились среди болотного племени.

Дань платить в положенное время не стали. Волохи как-то умудрились договориться с тиунами, и те оставили племя в покое. Данный поступок поднял их в глазах местного населения просто до заоблачных высот. Вскоре к этим экстрасенсам стал сбегаться народ со всей округи.

А месяц назад колдуны почти со всеми своими последователями вышли из болот и пришли к капищу в полупоприще отсюда. Со жрецами тамошними они то ли договорились, то ли запугали их, но те вроде им даже служить стали. В общем, обосновались колдуны со всей кодлой на капище и стали жрать сытно и готовится к Празднику. Чувствовали они себя вольготно, поскольку главные дружины киевского князя в поход ушли, а у оставшихся гридней хватало своих забот. Да и не с руки им было вторгаться на капище и наводить там порядок без веской причины. А причин веских никто не наблюдал, может, магия тут была виновата, может, страх перед гневом богов, а может, и серебро в чьих-то алчных руках. Праздник у волохов намечался грандиозный, а чтобы он прошёл как следует, требовалось на нём людей в жертву принести. Поскольку никто из новых последователей волхвов под нож ложиться не захотел, жертвы, стало быть, нужно было поймать. А заодно и пограбить проходящие мимо караваны – князь-то в походе.

Воислав слушал эти истории и задумчиво крутил ус.

– Что делать будем, батька? – как-то робко спросил Ломята.

– Своих оставлять никак нельзя, – твёрдо заявил Ходинец с перебинтованной рукой, тоже присутствовавший на совете.

– Тоже мне, берсерк нашёлся, ты, что ли, пойдёшь своих отбивать одной рукой? – насмешливо бросил Шибрида.

– А я и одной рукой лучше тебя бьюсь.

– Да ладно, а что ж ты…

– Никшните оба, – тихо сказал Вуефаст, и перепалка мигом оборвалась. – Батька думает. Как он скажет, так и будет. Так ведь, Путята?

Старый варяг зыркнул ледяным взглядом на купца.

– Так, – неохотно согласился тот. – Знайте, други, я бы, конечно, до ближайшего городка доехал да сказал тамошней дружине, как дела обстоят. Скоро ведь и князь с войском вернётся. Но то случится уже после Праздника, а жорово уже завтра должно начаться. – Данила даже не стал спрашивать, что такое «жорово». – Так что как скажешь, Воислав, так и будет. Я любое твоё решение приму, без тебя я своих людей никак не вызволю.

– Я тебя услышал, – кивнул батька. – Ну а что дружина моя думает?

– Там же волхвы, батька, – робко заметил Тудор, невысокий, но очень сильный малый, он всё время выглядел немного насупленным, отчего казалось, что он постоянно на всех обижен. – Там волхвы, батька. Что железо может против колдовства?

– Воткнуть железо в брюхо колдунам – и всё колдовство кончится, – сказал Молодцов, история с убитыми женщинами его изрядно разозлила. – Всех убить и вырезать. На нас напало четыре десятка, три осталось тут, с колдунами не может быть больше.

– Экий ты храбрый, неужто ведовства не боишься? – заявил Ловкач, правая рука Путяты.

С вопросом влез. Да кто он такой, чтобы воинские дела решать?

– Мой бог защитит меня от любого колдовства, – сказал Молодцов твёрдо и уверенно, неожиданно для себя самого.

И вдруг сам понял – не боится он никаких колдунов, а вот за изуверства спросить стоит, и он это сделает.

– Вот, правильные слова! – воскликнул Клек. – Батька, Перун с нами, покажем смердовым божкам, как не в свою очередь жировать.

Старшие дружинники поддержали слова Клека. Воислав глянул на Молодцова, потом посмотрел на Вуефаста. Старый варяг коротко кивнул.

– Тихо, други, – негромко сказал батька, но гомон будто оборвало. – Сделаем дело, вызволим наших людей и с татей строго спросим. Любо!

– Любо!!! – откликнулись все, и охранники, и приказчики.

– А пока я ещё кое-что хочу сделать. Даниил, подойди ко мне.

Молодцов не без робости подошёл.

– Други, – торжественно объявил Воислав и стиснул плечо Данилы, – вот наш собрат, сегодня он храбро дрался рядом с нами. Проявил отвагу, умение. Я хочу его взять на полную долю. Кто имеет что-то против сказать?

Никто ничего не сказал.

– Да будет так. Меха!

Воиславу принесли тугой мех, из него налили в кубок мёд. Данила решил, что сейчас батька капнет туда свою кровь, но нет. Батька только отпил, протянул Молодцову. Тот тоже сделал глоток.

– Путята Жирославович, будь рад, теперь в твоей охране ещё один меч.

– Я рад! Пусть он служит мне, как и было уговорено. Пока один из нас не выполнит весь ряд или пока спрашивать станет не с кого! – торжественно отчеканил купец, взял кубок из рук Воислава и тоже отпил.

У Молодцова ничего не спрашивали, как оказалось, потому, что присягу за всех своих воинов принимал Воислав. Вот если бы Данила решил лично присягнуть Путяте, тогда да, ему бы пришлось напрямую заключать договор с купцом.

Так Данила стал полноценным бойцом, настоящим обережником в небольшой дружине Воислава. Пускай до настоящего опытного воина ему ещё расти и расти, но первый шаг уже сделан.

– Как и было уговорено, клянись. – Воислав пихнул локтём Данилу.

– Клянусь служить тебе, Путята Жирославович… – Молодцов повторил слова торгового договора.

Всю оставшуюся ночь караванщики приводили себя в порядок и готовились продолжить путь. По какой-то нелепой случайности ни одна из лошадей в упряжках не пострадала. А может быть, это лесовики позарились на чужое добро, которое уже считали своим, и не стали его портить.

Выехали, как обычно, с рассветом. Воислав поступил как надо с точки зрения тактики и стратегии: караван Путяты продолжил своё путешествие по реке, чтобы у наблюдателей колдунов, которые непременно остались в лесу, сложилось впечатление, будто караванщики в самом деле не захотели отбивать своих друзей, а решили поступить по-умному – пожаловаться на татей ближайшему княжескому посаднику.

Но одно дело по-умному, а другое дело – по-правильному. Воислав знал, как сделать по-правильному во всех смыслах этого слова.

В полдень караван остановился якобы на привал на том берегу реки, откуда лежал путь к капищу колдунов. Оставшиеся челядины разожгли костры, выволокли все припасы, в общем, сделали вид, что собираются остановиться надолго. Челядины даже поставили в дозор двух человек. Им оставили два старых комплекта доспехов из кожаных курток и шлемов и пару копий. Каждый час челядины должны были переодеваться и выставлять в дозор новых «бойцов».

А в это время четырнадцать охранников каравана и ещё пять человек «ополченцев», считая купца Путяту, отправились в рискованный рейд.

Ехали они на лыжах по лесу точно к капищу, ведь у них были провожатые. Те самые пленные, которых ночью пытали калёным железом.

Вуефаст, который и занимался непосредственно допросом, оказался мастером своего дела. Он знал, где именно жечь железом так, чтобы как можно быстрее сломать человека и при этом не нанести ему серьёзных травм. В результате трое пленников на следующее утро чесали на лыжах так, что остальные за ними еле успевали. При этом они буквально мечтали угодить варягу, проведшему с ними «разъяснительную» работу, о побеге и не помышляли.

Охранников ехало четырнадцать человек. Гудыма с его плечом пришлось оставить, а вот Ходинец заявил, что пускай он и не обоерукий, но меч в левой руке держать умеет, а щит на правую повесит, тем более правая у него сильнее. По мнению Молодцова, Ходинец один стоил пятерых таких, как он, и с одной рукой. Так что присутствию в отряде всех профи Данила был несказанно рад.

Двигались по лесу быстро, засад не опасались – все подопечные колдунов должны были быть на Празднике. А вот ловушки представляли серьёзную опасность. Два раза отряду пришлось обходить волчьи ямы, один раз Данила углядел на дереве метрах в четырёх бревно с кольями – такая дура могла бизону все рёбра переломать, а от человека и мокрого места не оставила бы.

Но благодаря пленникам все ловушки удалось успешно миновать.

К капищу вышли ночью. Отряд в темноте вели Шибрида и Скорохват, которые видели ночью как кошки. Данила переживал, что темнота станет для него проблемой, но когда увидел капище, волноваться перестал.

Увидел, если точнее, он только частокол вокруг, но в просветах между брёвнами мелькали яркие всполохи, а ввысь на десятки метров взлетали тысячи искр. На капище разожгли огромные костры.

Данила осмотрел частокол и был приятно удивлён отсутствием стражи на стенах. В лес пялились только десятки черепов: бычьих, волчьих, медвежьих, висящих на зубцах ограды.

– Даниил, – рука Жаворонка еле коснулась плеча Данила, – батька на совет зовёт, расскажет, как колдунов бить будем.

Молодцов кивнул и пошёл вслед за собратом, уже ощущая азарт предстоящий схватки. В крови побежал адреналин, тело стало лёгким и подвижным.

Тактический план нападения батька нарисовал палочкой на снегу. Атаковать планировалось с двух сторон, чтобы внести больше сумятицы и паники.

Когда Воислав ставил задачу, со стороны капища раздался такой инфернальный вой, что даже матёрых варягов пробрало. Не человеческий крик, не звериный, а звук, проникавший внутрь тела до самых костей, вызывающий предательскую слабость и дрожь в конечностях. И вот здесь Данила крепко задумался: а сколько народу там, на капище? Сотня, две? А их в лесу неполных два десятка. Да куда они собрались рыпаться?!

– Ну что, брат во Христе, не боишься? – неожиданно спросил Воислав у Молодцова. От сильного и уверенного взгляда батьки у Данила потеплело на душе.

– Не-а, – ответил он легко и с улыбкой.

Варяги тоже подобрались, приосанились. Если уж последователь милосердного Христа не боится колдунов и божков смердов, то им, воинам Перуна Молниерукого, и вовсе стыдно чего-то опасаться.

– Ну тогда с богом, браты, – сказал батька.

Отряд разделился на две части. Данила, конечно, оказался в команде с Клеком и Жданом. Вдевятером они выскользнули из леса, пригибаясь, помчались к стене. Ловушки перед стеной не было, по крайней мере, их не ожидали встретить.

На бегу варяги и те из обережников, кто был особо искусен в метании копий, стали бросать сулицы через частокол, на звук. Ух какой с капища донёсся вой, но уже не наполненный мрачной силой. Это были крики десятков напуганных и раненых людей.

Приказчики Путяты первыми добрались до стены, взяли в четыре руки щит, на него запрыгнул Скорохват. На щите его взметнули вверх, дальше Скорохват сам подпрыгнул и перелетел частокол.

Следующим на очереди был Клек: толчок, прыжок, и варяг-десантник отправился в полёт. Затем на щит запрыгнул Ждан и тоже проделал похожую операцию, но не так красиво.

Дошла очередь и до Данилы. Нет, ранее обережники отрабатывали ускоренное десантирование с двухметрового борта ладьи прямо на землю. Но тут другое…

Молодцов на секунду затормозил (страшно, блин!), но потом азарт толкнул его вперёд. Делать нечего, его братья уже там, прыжок и… Главное, кураж поймать – и всё получится.

Как только нога Данилы коснулась щита, сильные руки толкнули его вверх. Он даже ощутил некое подобие невесомости, но не растерялся, сам толкнулся от щита, и вот он – краткий миг полёта.

У Данилы замерло сердце, перед ним на долю секунды открылась страшная суматоха на капище, сотни бегающих в разные стороны людей, три гигантских костра, три деревянных идола и большой деревянный барак на другом конце площади.

Всё это запечатлелось в памяти Молодцова, как фотография, но потом в опасной близости мелькнули зубцы частокола и острые рога черепов, висящих на нём. Данила поджал ноги, грохнулся на настил за частоколом, не удержался, рухнул опять – уже на землю с высоты двух метров, но вовремя сгруппировался и вроде бы ничего себе не сломал.

Данила перекатился вперёд, гася инерцию падения, вскинулся в боевую стойку и попотчевал ближайшего обитателя капища топором в грудь.

«А вдруг это мирный?» – промелькнула мысль.

«Нет здесь мирных», – зло сам себе ответил Молодцов, но следующему мужику, вставшему на пути, он двинул щитом в челюсть, не летально. Ткнул ещё одного парня в рубахе с вышивкой обухом секиры в живот, а от новой атаки закрылся щитом. Сверху.

На него, жутко вереща, упал мужик с разодранным боком. Данила отскочил, вертя головой, сквозь сапоги уловил дрожь земли. К нему нёсся на четвереньках огромный чёрный медведь и лапами сбивал людей перед собой, как кегли. Зверь бежал молча, только дышал с хрипом.

«Вот тебе и охота», – успело пронестись в голове у Молодцова до того, как медведь настиг его.

Загородившись щитом, он отскочил от живого чёрного тарана, но его всё равно толкнуло, будто самосвал задел на полной скорости.

Секунда – и трёхсоткилограммовая туша развернулась на всех четырёх лапах и снова ринулась в атаку. Данила только и смог, что опустить щит и отпрыгнуть назад. Медведь, тварь такая, и не думал картинно вставать на задние лапы, а пёр всей массой понизу, выбрасывая передние лапы вперёд, стремясь зацепить ими ноги человека.

Молодцов отступал, загораживался щитом, пытался отмахиваться секирой, пару раз он даже попал по лапам – ощущение было, будто лезвие угодило в деревянное бревно.

«А если это оборотень? – проклюнулась абсурдная мысль. – Нет, оборотней не бывает».

В другой раз Данила, может, и поспорил бы сам с собой, ведь с ним уже не раз случалось то, «чего не бывает», но не в этом случае.

Чёрный медведь вытянул башку вперёд, пытаясь подлезть под щит. Данила не сплоховал, съездил ему секирой прямо по морде, успел уйти и услышал, что такое настоящий рёв.

Медведь заревел, заглушив шум битвы. Казалось, от этого рёва может рухнуть каменная стена. Не от силы звука, а от того, как он проникал внутрь и заставлял вибрировать всё вокруг.

Наконец, медведь встал на задние лапы, раскинул передние лапы-дубины с кривыми когтищами и раззявил слюнявую пасть, полную длиннющих клыков.

Молодцов съёжился за щитом, понимая, что никак не сможет остановить эдакое чудище, но тем не менее был готов встретить удар, чтобы попробовать хоть как-то ему противостоять.

Сбоку мелькнул силуэт, послышался глухой чавкающий удар – будто мешок с промокшим зерном пропороли. Рык медведя изменился, стал более низким и протяжным. Молодцов повернулся: Клек!

Рыжеусый варяг вогнал в брюхо чёрному мишкё рогатину по самое железко. Медведь развернулся в его сторону, пытаясь дотянуться когтями, Клек же зарычал не хуже медведя и ещё сильнее вдавил копьё.

Данила вышел из ступора, обошёл мишку сзади, подпрыгнул, размахнувшись, и всадил ему секиру точно в затылок. Медведь дёрнулся и завалился на бок.

– А мы с тобой всё-таки поохотились! – радостно сообщил Клек и тут же присел. – Стрелы.

Данила пригнулся, в который раз спрятался за щитом (что бы он без него делал!). Рядом вскрикнул Клек – стрела рассекла ему щёку.

– Клек, ты… – воскликнул Данила.

– Нормально, уходим за костры.

Обстреливали их из окон двухэтажного терема на дальнем конце капища. С настила на частоколе вели «подавляющий» огонь приказчики Путяты, один из них словил стрелу в грудь в тот момент, когда Данила посмотрел на него.

– За костры, за костры! – взревел Воислав, при этом сам выскочил на открытое место и метнул сулицы сразу с двух рук.

Данила с Клеком спрятались за завесой огня. Туда подтягивался остальной отряд Воислава.

У Молодцова наконец-то появилась возможность перевести дух и осмотреться. Первое, что бросалось в глаза: огромная толпа воющих женщин, детей и мужиков невоинственного вида, набившихся между идолами и частоколом. Активных действий никто не предпринимал, все были до смерти напуганы, жались друг к другу и стенали.

А по всему капищу валялись десятки убитых и раненых: кто звал на помощь, кто-то уже затих. Кроме трупов людей, лежало несколько убитых волков и ещё один мишка, бурый и совсем небольшой по сравнению с тем чёрным монстром, который чуть не заломал Данилу.

– Да у них тут целый зверинец был! – воскликнул Молодцов.

– Ага, говорят, колдуны – те умеют животных заговаривать, – ответил Скорохват, буднично обтирая соломой кровь с меча.

Из барака уже не стреляли, вместо этого оттуда донёсся уже знакомый вибрирующий рёв. Похожий на рычание льва, медведя и быка одновременно. От этого рыка в животе образовалась холодная пустота, противная мелкая дрожь пробежала по телу.

– Други, – взревел Воислав, – плечом к плечу!

Обережники кинулись друг к другу, собираясь в шеренги. Сколько их всего осталось, Данила не успел посчитать.

Ряд воинов вышел из-под прикрытия костров, готовясь встретить очередной рой стрел, но широкие двери барака распахнулись и из них появился другой строй воинов, поглубже и подлиннее, как показалось Даниле. От него и исходил этот утробный рык.

В охранников полетели не стрелы, а копья. Одно из них ловко перехватил Воислав, выпрыгнул из строя, будто не боялся железа:

– Братья, покажем смердам нашу силу!

И батька Данилы испустил натуральный волчий вой. Такой силы, что всё предыдущее рычание из барака могло показаться мурчанием котёнка.

Данилу едва не оглушил Клек, который вслед за батькой тоже завыл волком, как и другие варяги. Вражеский строй запнулся, сбился с шага, и в него ударили копья. С полдюжины копий обережников нашли свои цели, а потом и их хозяева бросились в атаку.

Молодцов, тоже стараясь подвывать по-волчьи, летел вместе со всеми на врагов. Копий ни у кого больше не было, так что бежали они одной шеренгой. Вперёд вырвались Воислав, Шибрида и Скорохват, они первыми ворвались во вражеский строй, приняли на себя первый удар, но выстояли и образовали клин, к которому через миг подошли их собратья.

Данила со всей силы, не глядя, ударил и тут же стал рубить секирой вправо, уже более осмысленно. Вперёд Данила почти не смотрел, старался не высовываться из-за щита и надеялся на помощь товарищей. Зато без остановки рубил правую сторону и добился своего: воин, стоявший там, вообще перестал атаковать, а только скрылся за щитом, принимая удары Молодцова.

Так продолжалось до тех пор, пока Клек не зацепил его щит секирой и не дёрнул на себя. Данила нанёс всё тот же удар вправо, и вдруг его оружие вонзилось не в деревяху, а вошло в висок менее умелого врага. Молодцов освободил оружие, дёрнув на себя, а Клек рывком вошёл в брешь строя, сыпя удары во все стороны.

Молодцов, чтобы его прикрыть, шагнул вперёд, навалился на врага, надеясь, что жилы резать снизу никто не станет. И вдруг сопротивление прекратилось, Данила чуть не ухнулся на землю от неожиданности. Что такое? Враги отступали. Жмудины – или как их там? – бежали обратно в барак.

«Ну, суки!»

– Стоять! – остановил Данилу и ещё несколько горячих голов оклик батьки.

Обережники замерли. Когда почти все волоховы прихвостни скрылись в постройке, из окна над входом высунулся котелок и ухнулся вниз. Из него выплеснулась чёрная жидкость, которая тут же вспыхнула на ступенях!

– Смола, чирей им в задницу, – высказался Ломята. – И когда растопить успели?

– Как же теперь их брать? – робко спросил Данила, он представил, что эта жижа капает на него: бррр, от одной мысли только в дрожь бросило.

– Не боись, батька что-нибудь придумает. Пошли к нему.

Воислав действительно придумал, но сначала велел разобраться с «гражданскими», которые всё ещё жались по стенам капища. Их собрали в толпу и вывели за частокол, оставив под присмотром двух оставшихся в живых приказчиков Путяты. Сам купец получил рану в предплечье, неопасную.

Толпа смердов покорно вышла за ворота и разместилась прямо на снегу, ожидая окончания Праздника. Никто из них и не помышлял о сопротивлении. Данила их понимал, он бы на их месте тоже не рыпался, а тут тем более религиозный аспект: их богов на Празднике варяги одолели.

Воислав действительно придумал простую, но эффективную штуку (а может, это была его давняя заготовка, опробованная много раз?). С частокола на крышу барака протянули несколько оглоблей, по ним, как по бульвару, пробежали Шибрида и Клек, после чего набросали в продух кучу ветоши и промасленной пакли.

Варягов было попытались сбросить вниз обитатели барака, но эта попытка дорого им обошлась. Вскоре из окон и всех щелей здания пополз сизый вонючий дым, а затем и сами обитатели вылезли наружу. Они кинулись в самоубийственную атаку, наверное, желая принять смерть в бою. Глупо получилось, их всего-то было меньше десятка, а уж задыхающиеся, ослепшие от дыма, они и вовсе не представляли опасности. Почти всех скрутили и взяли в плен. Но вот злополучных колдунов среди них не оказалось.

– Где они? – спросил Воислав у курносого круглолицего паренька.

Тот зыркнул в сторону барака, а потом гордо отвернулся.

– Понятно.

– Поучить его учтивости, батька? – спросил Шибрида.

– Нет, Вуефаст, возьми ещё троих, посмотрим, куда спрятались наши волхвы.

Среди троих оказался и Данила. Вместе с варягами они обстучали пол. Очень скоро нашли подвал, поруб, как здесь говорят.

Вуефаст поддел ножом крышку, Клек приготовился метнуть копьё, но его предосторожность не понадобилась. В погребе ныкались два тощих старика, обоих выволокли наружу. Один был жив, второй задохнулся. Старый варяг не стал повторять ошибки всех героев фильмов ужасов, а сразу швырнул тело в костёр.

Второго Воислав повёл за стену, к бывшей «пастве». Данила косился на него и не понимал, как к такому можно прислушиваться, служить ему? Козлиная бородка, перекошенное личико, маленькие злые глазки, тощие ручонки с отросшими ногтями. И ради таких убивали женщин?!

Может, этот ублюдок всё-таки опаснее, чем кажется?

Воислав за шкирку отвёл его к толпе.

– Смотрите сюда, – взрыкнул батька. – Ради этого выродка вы отреклись от своих богов, ради него пролили кровь рода!

Колдун потянулся ручонками к лицу Воислава, но сделал это зря. Взмах меча – и костлявая кисть шлёпнулась в снег. Колдун заорал, толпа ахнула.

– Ради него вы предали свой род и заветы пращуров!

Новый взмах меча – из разрубленного брюха полезли кишки. Колдун заорал совсем уж надрывно, должно быть, как и те женщины, которых они убивали.

– Вот что бывает с теми, кто предаёт свой род.

Воислав в последний раз взмахнул мечом, и косматая голова колдуна отделилась от тела. Фонтан крови оросил снег перед толпой смердов. Те молчали, как бандерлоги перед питоном.

– Это в костёр, – батька пнул сапогом останки колдуна, – а смерды пусть делом займутся.

Приказчика Путяты всё-таки вытащили живым – он тоже валялся в бараке связанным. Одного челядина нашли в толпе пленных, а ещё одного, раненного, лесовики добили. По идее спасённые должны были быть благодарны купеческой охране, что пришла на помощь. А с другой стороны, если бы лесовики, науськанные колдунами, их не утащили, то батька Воислав ни за что бы не пошёл на рискованный штурм капища. Зато в итоге вся его дружина захватила весьма приличную добычу. В том числе меха и золото, которые предполагалось принести в дар богам.

За победу заплатили двумя жизнями простых охранников: Корки и Шатуна. Данила с ними почти не общался. Ходинец заполучил ещё одну рану – в бедро, Шибриде просекли панцирь и едва не сломали рёбра. У Клека на щеке тянулся длинный алый разрез, который его мало беспокоил.

– Под щетиной не видно будет, – отмахнулся варяг.

Рану промыли, стянули стяжками и даже не стали зашивать.

Данила обошёлся без ранений, но после схватки его так затрясло, что впору связывать. Друзья к состоянию их друга отнеслись с пониманием: подкалывать не стали, отвели в дом, где, кстати, был накрыт шикарный стол, правда, провонявший гарью.

Молодцов съел мясо и хлеб, отдававшие копотью – ему показалось, что ничего вкуснее он не ел последние месяца два, – запил кувшином бражки и лёг спать успокоившимся и почти счастливым.

Уснул он прямо на лавке в тереме: выстуженном, с погасшей печкой, но Данилу это ничуть не смущало.

Смутило и даже напугало другое – сон. Данила опять увидел во сне трёх варягов. Они стояли к нему спиной, но Молодцов знал, что это варяги. Они разговаривали с Гуннаром Скрягой, тем самым, которому покоцал рожу Воислав в Смоленске. Но во сне нурман предстал не окровавленным, каким последний раз видел его Молодцов, а уже с зажившей раной – шрам тянулся от подбородка до скулы.

Гуннар разговаривал с варягами, усиленно жестикулировал, ругался и вообще выглядел возбуждённым. Чем закончился разговор, Молодцов не узнал, его растолкали в плечо.

– Даниил, вставай, добычу делить будем! – Ждан так радостно улыбался, что Молодцов просто не мог ему нагрубить и поплёлся за другом.

Воздух на улице отдавал зимней свежестью, не то что в бараке. Следов вчерашнего побоища почти не осталось. Солнышко светило, снег хрустел под ногами, люди кругом были заняты делом – идиллия. Вспомнишь, что вчера тут творилось, и не поверишь, что такое могло быть в реальности, а не было страшным наваждением.

Раздел добычи походил на что-то среднее между религиозным ритуалом и торжественным вручением наград. Воислав и Путята поочерёдно вручали «заработанное»: несколько меховых шкурок и драгоценности. Купец прилюдно засвидетельствовал, сколько какая шкурка стоит: меха-то все разные. Обещал лично реализовать товар за небольшие комиссионные.

Воислав лично жал руку охраннику, говорил что-то ободряющее во всеуслышание и добавлял ещё пару слов на ухо, затем звал следующего.

Данила тоже получил свою долю: несколько кусочков серебра, вместе тянувшие на полкило, то есть почти на три гривны, золотой самородок, стоивший раз в десять дороже серебра, пару шкурок (в мехе Молодцов не разбирался). Пожал крепкую мозолистую длань Воислава.

– Молодец, ты люто бился. Даниил, такого, как ты, можно даже в младшие гридни взять, если ещё немного подучишься.

«Молодец» – а что, хорошее прозвище вышло!

– Батька? – вдруг спросил Данила.

«Про сон сказать или нет?»

Воислав поглядел на Молодцова, и улыбка спала с его лица.

– Что такое?

– На пару слов после всего этого можно? – шёпотом попросил новоявленный обережник.

Батька кивнул.

После вручения наград Воислав собрал смердов. Опять провёл с ними «профилактическую беседу». Что им наобещали колдуны-жмудины, он слушать не хотел. Сказал, что через три дня сюда приедут тиуны из Новгорода, а до тех пор чтобы с капища никто ни ногой. Какое им наказание определят, пусть такое и снесут. А что бывает с теми, кто богов не чтит и пращуров предаёт, они видели. В ответ из толпы донеслись возгласы типа «мы не предавали».

Воислав рыкнул:

– Всё равно! Кто родичей своих на поругание колдунам отдаёт – тем прощения нет! Колдуны не от богов ваших пришли, они чужаки. И для себя они жертвы собирали, а вы им поверили, нефыри. За это пращуры с вас ещё спросят!

На этом воспитательная работа закончилась, смердов согнали на капище собирать припасы для воинов, а Воислав позвал Молодцова:

– Ну, что ты хотел мне сказать?

Даниил помялся, но пересказал весь свой сон. Батька к рассказу отнёсся неожиданно серьёзно.

– Значит, три моих брата разговаривали с нурманом?

– Да.

– И это всё?

– Ну, – Данила решил, что скрытничать нет смысла, – я уже видел этих варягов. Не лица, но мне кажется, они из тех же самых, что я видел, когда нырнул за Малом.

– Вот оно как, – задумчиво покрутил ус Воислав.

– Что думаешь делать?

– Думаю поучить тебя рубке на мечах. Но потом, а сейчас уходим. Тоже чую я: здесь задерживаться опасно. А ну вернутся охотники новгородские из войска Владимира и спросят: пошто наше капище разорили?

– А это их капище?

Воислав глянул на него как на кретина, но пояснил:

– Да кто разбираться будет, если здесь сотня воинов встанет? Ты, что ли?

– Да, не подумал. – Данила смутился, но всё-таки осмелился сказать: – А лихо вы с этими справились.

– С кем, со смердами, что ли? – Воислав даже удивился.

– Ну да, ещё и сказали им, что колдуны зло, родичей убивать нельзя. А значит, всех остальных можно?

Воислав прищурился и глянул на Молодцова, теперь уже обережник начал тревожиться.

– Что ж, ты хотел, чтобы я с ними о милосердии толковал?

– Я… не знаю.

– Вот то-то! Наш Бог – Христос, другой. А их боги другие, и сами люди другие, понимаешь?

– Вроде бы.

– Так-то, теперь иди. Работы много, до вечера мы должны уйти отсюда.

Вялые протесты своих людей, что на капище можно ещё отдохнуть: поесть, попить, баб повалять, – Воислав с ходу отмёл. Он в самом деле не хотел долго задерживаться на месте триумфа. Трое саней запрягли трофейными лошадьми, в них погрузили добычу и двоих убитых.

На вопрос Данилы: «Почему не похоронить их на капище?» – Ждан буркнул что-то вроде:

– Здесь не все боги, какие им нужны.

Молодцов больше допытываться не стал, только сделал зарубку на память, что боги северных словен отличаются от богов словен южных. Возвращение к оставленному обозу обошлось без приключений, но батька Воислав нашёл своим подопечным задание – устроил ночной переход.

Из-за спасательного рейда они отстали от графика. Главной целью торгового каравана являлось прибытие в Новгород раньше обозов князя Владимира, а никак не борьба с языческими сектами.

Ночной марш-бросок Данила перенёс легко. Он смог впасть в то состояние, как тогда, когда он на «Лебёдушке» ворочал весло. Когда тело само двигается, максимально экономя силы, а разум пребывает в сонном раздумье.

Когда их караван остановился на постоялом дворе на ночлег, Данила ощутил присутствие цивилизации. В закопчённой, полной народа комнате Молодцов с удовольствием отдыхал. Кто бы мог подумать?

Данила предвкушал главную встречу с самим Новгородом! Интересно же! Легендарный город Руси, огромный торговый центр, полный заморских товаров и всевозможных развлечений. Разве это не круто?!

Да ещё не слякотной осенью, какая застала Молодцова в Смоленске, а сказочной русской зимой. Сколько всего можно увидеть, испытать! Правда, Воислав обещал научить фехтовать на мечах. И, ё-моё, это тоже круто. Но не будет же батька его круглыми сутками гонять, останется время и на прогулки, и на охоту, и на… Да чего только не найдёшь, в самом-то Новгороде!