Глава 34. Блицкриг

Покидали гавань корабли. Семьдесят «деревьев моря», как витиевато пели о лодьях скальды. Крутая волна скрыла Аркону, упрятала башни и стены за пенистыми взводнями.

Стрельцы, выглядывавшие своих с площадок-кастлей, сошли на палубы. Агил, залезший на мачту, спустился последним.

Лица у всех были задумчивы, мысли судовой рати витали далеко отсюда, с трудом отрываясь от родных домов, от запахов молока в кринках и подходящего теста в кадушках, от женского тепла и визга малышни, такой надоедливой… но как без нее-то? Незримые ниточки родства тянулись между душами, истончаясь, натягиваясь до тоскнущего звона, но не отпускали.

Олег, гордо ощущая причастность, оглядел корабли, чертившие спутные струи, словно морскую гладь перепахивая.

Ближней шла снекка «Финист» под командованием Анангаста. От нее на полкорпуса отставал «Стратим»… кто им командовал, Олег забыл. Говорили, да он прослушал. Одна война на уме… Четвертая снекка, «Сын грома», догоняла «Зуттибура».

И еще, и еще… «Алконост», «Гамаюн», «Семаргл», «Лебедь»… нет, это не «Лебедь», тот догоняет «Сирина»… Это «Ямулла», на ней капитанствует молодой еще, но рьяный прусс со шрамом на щеке… как его… Миндовг! «Хорси», «Харигаст», «Перкунс», «Меллетеле»… Силища какая!

Пополудни распогодилось. Хмурая белесина уползла за окоем, выглянуло солнце, пригашивая небесную синявость. Светило, но не грело. Море сверкало до самого горизонта, будто и не было за теми блестками никакого матерого берега, а так, хлябь одна.

– Кажись, эти… сарацины, – подошел Витул. – Большущее корыто подгребает навстречь.

Встречным курсом шел большой корабль. Это был не северный драккар или кнорр, а южная шебека – арабская посудина с двумя мачтами, с узкой кормой и заносчиво вскинутым носом. Паруса тоже были подняты в южном варианте – косые.

– Или это у меня с глазами что-то, – заявил Витул, – или это Глеб к нам жалует! Старый хрен! Никак он. Он! Вот морской тролль, на север его и в горы! – И просительно обратился к Хилвуду: – Дозволь, боярин, свидеться с Гудлейфом!

– Лады! – кивнул Хилвуд и взревел трубно: – Паруса долой!

Потянулись шкоты, захлопали ветрила.

Витул взлетел на форкастль и заревел:

– Гудлейф Безголовый! Ищешь на жопу приключений?!

На площадке башенки-туриты, поднятой над палубой шебеки, подскочил длинный как жердь человечище и завопил:

– Витул Бывалый! Кончай трубить!

Витул хрипло захохотал:

– Двигай сюда свою лохань, «долгий херсир»!

– Сам ты лохань!

Рю на мачтах шебеки поползли вниз. Корабль развернулся на веслах и подошел к «Семарглу». С палубы снекки полетели вервяные канаты, команда шебеки подхватила их и стянула два корабля. Гудлейф – костлявая громадина – перепрыгнул на «Семаргл» и, весело оскалясь, бросился на Витула. Тот ринулся на Гудлейфа. Они столкнулись, как два медведя, не поделившие дупло с медом. Венд и норманн, оба в тяжелой весовой категории, были готовы убить друг друга на радостях, задушить или переломать хребты по дружбе.

– Чего глазья остробучишь, долгай?!

– Молчи, пехтеря!

– Весь ворванью заплыл!

– А сам-то?

– Моржа перевесишь!

– А то я не вижу, какую ты жопу наел!

Обменявшись любезностями, старые друзья угомонились. Витул спросил:

– К Рорику собрался?

– А куда? Хререк заслужил, чтоб ему кланялись! А спину гнуть перед всякими Косматыми – да пошел он к троллям… Он еще сиську смоктал, когда я мечом лодьи чистил! Нашелся, тоже, василевс… Помнишь, как в варангах ходили? Да мы и перед императором не прогибались!

– Прижали вас…

– Выжали! Выжали, а не прижали. И тролль с ними со всеми… Один и Фрейя!

Гудлейф шумно ручкался с подходившими варягами, протянул он пятерню и Олегу.

– Кто таков? – весело осведомился Безголовый. – Почему не знаю?

– Это Олег Вещий! – Витул хлопнул по плечу Сухова. – Обоих сынков Онева Бурого положил!

– Туда их… Здрав будь, болярин, – величественно сказал Гудлейф, одну лишь голову клоня перед Хилвудом.

– И тебе поздорову, херсир. Как дошли?

– Тор помог! И Перуну вашему спасибочки, все бури мимо провел. А вы-то куда всей толпой?

– В Гарды! – оскалился Хилвуд. – Свеев бить!

– Тоже дело… – задумался Глеб.

– А шебека твоя как, лучше дрэки? – поинтересовался Витул. – В смысле – ходче?

– Да не… – сокрушенно вздохнул Глеб и поскреб в затылке, сбивая вязаную шапочку на нос. – Я-то на лодье хаживал. Да только спалили ту лодью сарацины – чем-то я им не полюбился. Хорошо еще, башку орлиную успел сдернуть… Моя-то раньше «Орлом» звалась. Вот, занял у сарацин эту… как ты сказал? Шебеку? Я и не знал, что ее так называют… Да не, хорошая посудина, я и привык уже. Под прямыми парусами ход больше, зато с косыми поворотливей. Орелика бы еще воткнуть… куда только? Не на мачту же переть!

– А на нос! – посоветовал Хилвуд. – Вон, как у нас!

Боярин показал на вытесанное из дуба изображение чуда-юда, прибитое к форкастлю. Херсир подумал.

– Точно! – просиял он. – Ну, спасибочки! Так я и сделаю. А то надоело уже – Безголовый да Безголовый!

Глеб замялся, запыхтел от смущения – видать, не часто просить приходилось.

– Болярин, – начал он, криво усмехаясь, – может, вам в походе и мой «Хёк» сгодится? С двумя-то щеглами он ходкий, и ребята у меня – один к одному. Я ж теперь вроде как под Рюриком вашим! Вот и сослужу службу. А, болярин?

– Лады! – засмеялся Хилвуд. Отказать этому большому, шумному человеку было затруднительно – самого потом совесть замучает.

– Становись в строй, Гудлейф, сын Хрольва!

– Не-е, – осклабился херсир, – давай уж по-вашему, что ли, – Глеб, сын Рулава! Теперь путь мой – Восточный! – И, повернувшись к викингам, угрюмо топтавшимся на палубе шебеки, заорал: – Разворачивай! В поход идем!

Мрачные лица дренгов разгладились, вынутые мечи полетели обратно в дубовый сундук. В поход? Завсегда рады!

– Меня подождите, сукины дети! Хей-хоп!

Херсир перескочил на борт «Хёка». Весла из египетской акации осторожно отпихнулись от борта «Семаргла».

– Снимаемся! К повороту! Поворот!

Весла на правом борту шебеки загребли вперед, на левом – в обратную сторону. Корабль плавно развернулся, но парусов не поднимал – ждал команды.

К «Семарглу», качавшемуся на волне, подошла снекка «Торум», на которой плыл сам Рюрик.

– Глебу – мой привет! – прокричал Рюрик с палубы. – Никак в поход собрался?

– А возьмешь? – заорал Глеб.

– Куды ж мы без тебя?

– То-то! – осклабился Глеб.

– Хилвуд! – посерьезнел Рюрик. – Я тут подумал… Не стоит нам сразу в Гарды переться. Надо бы сначала в Упсалу наведаться, вдруг свеи вернулись уже?

– Дело говоришь, – сказал Глеб.

– В любом случае, – пожал плечами Хилвуд, – не помешает в гости к свеям заявиться. Пусть испробуют, каково это – выть на пепелище!

– А Бирка – град богатенький! – с места добавил Агил.

– Будь по-твоему, Агил! – рассмеялся Рюрик. – Идем на Свеарики!

Коренные земли Свеаланда очень походили на ядро Гардарики-Руси: свеи тоже селились на берегу большого озера, узким проливом выходящего в море. Только и пролив сей Невы короче, и само озеро Лёг куда меньше просторной Ладоги.

Олег Вещий стоял вместе со всеми на палубе и любовался проплывавшими видами. «Семаргл» шел сторожко, подкрадываясь, плутая в живописных шхерах – то плоских, то холмистых, скалистых и обрывистых островках, сплошь заросших лесом. Иной раз из темно-зеленой воды выглядывала полурассыпавшаяся серая скала, в макушку которой вцепилась корнями, как когтями, одинокая сосна, битая и крученная ветрами.

К полудню флот достиг матерого берега. Плюхая по спокойной воде озера Лёг (в будущем – Меларена), корабли миновали поселение Норсборг, сторожащее подходы к Хусбю, и вышли к Бирке. Олег лишь головой покачал. Насколько же безлюдны северные страны! Бирка – самый крупный город в стране свеев. Крупный? А всего-то тысяча человек! Вдесятеро меньше, чем в Альдейгьюборге. В пятьсот раз меньше, чем в Константинополе…

Бирка вся открывалась взгляду – скопище рубленых изб и обмазанных глиной плетеных хижин. Стена с башнями окружала городишко лишь с тыла, полумесяцем, проводя бревенчатую дугу от берега и к берегу. Но здесь, как и в Альдейге, из воды высовывались многие десятки свай, вбитых в дно, – кораблю не подойти! Все торговые суда разгружались на рейде, а товары подвозили на лодках.

На кораблях объединенной эскадры протрубили рога – храбрые мужи не подкрадываются!

– Забегали! – ухмыльнулся Витул, наблюдая за суетой на берегу.

– Как тараканы! – захихикал Агил.

Подошел Хилвуд и распорядился:

– Наше дело – в тыл зайти, ворота там. Надо будет вышибить… Ну-ка, всем в брони!

Олег быстренько влез в тяжеленную кольчугу – упадешь за борт, можешь даже не барахтаться, все равно на дно пойдешь… «Взопрею, – подумал Сухов с неудовольствием, – вонять буду… Интересно, водятся у свеев бани?..» Он надел круглую вязаную шапочку-нурманку вместо подшлемника, а сверху нахлобучил шлем – перед глазами зачернели выкружки, словно толстая оправа очков без стекол. Готов к труду и обороне!

– Приготовиться к повороту… Поворот!

Десяток снекк во главе с «Семарглом» свернул влево, огибая остров, и вышел к особой гавани для коггов, она так и называлась – Куггхамн. Глубоко сидели фризские корабли, зато какие вместительные!

В бухточке Куггхамн уже стояла парочка коггов. За ними видны были срубы, длинные и словно приплюснутые, в беспорядке громоздились навесы, ворота с якорными канатами, жилые бараки, доки, кузницы, склады, кучи сваленных снастей, загоны для скота, длинные ряды сараев… Порт.

– Оружие проверить! – громогласно велел Хилвуд. – К берегу!

Снекка с ходу причалила, с визгом и треском прижимаясь к вымолу.

– Ран! Ран! – издала клич рать судовая и пошла сигать через борт, затопала по пристани, круша по пути зазевавшихся свеев.

– Сюда! – крикнул Витул, подзывая своих. – Глядите, чем не таран?!

Он показал на здоровенный киль строившегося корабля – грубо обтесанный брус в обхват, а длиною метров двадцати.

– Хватаем!

Варяги подхватили киль-матицу, Олег тоже подставил плечо.

– На город! – проорал Хилвуд, указывая путь мечом. – Вперед!

Варяги почесали грузной трусцой, бегом пересекли лесок, выбрались в обширное поле, волнистое от оплывших курганов, поросших травой, и вот они, городские укрепления – серые рубленые стены, черный, набрякший влагой верх. Просто до убожества.

Ворота стояли открытыми, метавшиеся свеи спешно запахивали их.

– Разгон… взяли!

– Ра-ан! – заревели варяги на могучем выдохе. – Ра-ан!

Ворота приближались скачками. Олег покрепче вцепился в брус. Удар! Киль непостроенного судна вышиб ворота, переломив одну створку.

– Бросаем на счет «три»! – скомандовал Витул. – Раз, два, три!

Олег мигом освободился от тяжкого тарана и отпрыгнул. Киль загудел, шмякаясь в пыль.

– Они даже засов не вставили в ухи! – заорал Витул. – Да и нет его! Наверное, на дрова порубили!

– Разговорчики! – весело рявкнул Хилвуд. – Мечи к бою!

– Да с кем биться-то? – продолжал орать Витул.

Тут-то и достала весельчака свейская стрела. Тяжелое древко в два локтя пробило кожаный панцирь Витула со спины и вышло из груди на уровне сердца. Витул Бывалый побледнел, пошевелил синевшими губами, пытаясь вымолвить последнее слово в своей короткой жизни, и упал навзничь.

Забор напротив качнулся.

– Там! – крикнул Олег.

Разъяренные варяги повалили плетеный тын, и стала видна худая фигурка юнца, драпавшего огородами.

– Стрельцы!

Трое лучников неторопливо уложили стрелы и выпустили их навскидку. Все три «змеи битвы» ужалили юнца, да так, что тот кувырком полетел.

– Вперед! – прорычал Хилвуд.

Олег зашагал по гулкой деревянной мостовой. Варяги топали рядом, сотрясая «тротуар».

– Бей свеев! – верещал Агил, держа меч наголо.

– Жги! – вторил ему прусс по имени Палутис.

– Стену пожгите, – велел Хилвуд.

– Это мы мигом! – крикнул Олег, углядев два стога сена, сметанных рядом с крепостной стеной. – Пончик!

Вдвоем они перетаскали сено душистое, навалив под бревенчатую стену, а Палутис сунул факел. Сухая трава загорелась, жаркими языками облизывая дощатую галерею у самого верха частокола. Доски затрещали, задымились, вспыхнули, охватив огнем тесовый навес. Занялись и бревна частокола.

– Порядок! – крикнул Палутис. – Догоняем наших!

Они вернулись, не пряча мечей. Прусс тут же погнался за поселянкой, выглянувшей из-за угла, охнувшей и дунувшей прочь.

Олег бежал по улице, вертя головой, замечая бледные лица за черными проемами окон, но желания врываться и грабить у него не возникало. Нет, решение Рюрика он одобрял. Свеи напали на Гарды?.. Напали. Пожгли Альдейгу?.. Пожгли. А каков привет, таков ответ. Все справедливо!

– Жалко их! – выкрикнул Пончик на бегу. – Только наших еще жальче!

Олег глянул на лекаря-целителя.

– Эй, ты чего это без оружия? – крикнул он сердито. – Хочешь, чтобы тебя подкололи?

– Я – вот! – оправдался Пончик, вытаскивая из-за пояса здоровенный нож, с клинком в локоть длиною.

– Так и держи его!

Своих Олег догнал на перекрестке. Сотня Хилвуда столкнулась со свеями, сбившимися в подобие отряда. Выглядели они смешно – дурацкие вязаные шапочки на головах, одни в штанах и обуты, другие в одних рубахах и босы. Палки, ножи и молоты были их оружием.

– Вон отсюда! – рявкнул Хилвуд, указывая путь мечом. Но горожане были так перепуганы, что не поняли боярина и милосердия его не оценили. Крича вразнобой, они кинулись на варягов, тараща глаза и размахивая тяжелыми предметами. Варяги мигом вырезали первый ряд, и свеи, побросав свое «вооружение», разбежались.

Поплутав по тупикам и переулкам, Олег, Пончик, Хилвуд и Агил выбежали к аккуратной избенке, над которою торчал деревянный крест. О столб крыльца, разнеженно хрюкая, терлась большая пятнистая свинья. В луже напротив прихорашивались гуси. А в дверях стоял румяненький плотненький человечек с венчиком волос вокруг тонзуры и обмахивал варягов бронзовым крестом.

Это был отец Ансгарий, бравый миссионер, который отважился нести свет веры Христовой на свейские берега.

– Hostem repellas longius, pacemque dones prentius, – выпевал священник дрожащим голосом, – ductore sic te pravio, victemus omne noxium…

– Отгони врага далеко и даруй нам мир, – переводил Пончик скороговоркой, – вождь, идущий впереди… впереди нас… э-э… да победим мы всякое зло…

Хилвуд вытянул меч и невежливо хлопнул Ансгария плоской стороной клинка. Священник отпрыгнул, пропуская язычника в храм. Олег вошел следом.

В церквушке стояла полутьма, только несколько лучиков пробивались из-за ставенок, бросая отсветы на грубо вытесанное распятие. Лики на иконах, развешанных по бревенчатой стене, были темны от копоти, и лишь глаза святых белели ярко и пугающе.

– Золото где?! – крикнул Хилвуд, срывая с алтаря покров и сбрасывая на пол простенький евангелиарий, сработанный из дерева и кости.

Отец Ансгарий понял венда. Упав на колени, он полез под сундук и вытащил оттуда заскорузлый кожаный мешочек. Подержался и сунул Хилвуду. Боярин благосклонно принял дань.

– Палутис! – кликнул он прусса-поджигателя. – Церкву не жечь! У нас все честно.

Правда, спасти храм от пожара не удалось – все окружающие дома уже пылали, обрушивая на церковную кровлю град искр и угольков.

– К гавани! – скомандовал Хилвуд.

Короткой главной улицей, проложенной пьяным зигзагом, они спустились к пристани. Рюрик был здесь. Он стоял на пригорке и любовался пожаром.

– Купцов не трогать! – приказал он грозным голосом. – А то не придут боле!

Варяги с неохотой вернули отнятые мешки, и торгаши возблагодарили своих богов.

Олег выбежал на пристань и оглянулся. Бирка пылала. Половина домов еще была цела, но уже где-то дымилась крыша, где-то перебегали первые огонечки.

– Добычу поделим в море! – распорядился Рюрик. – На лодьи все! Упсала ждет нас!

– На Упсалу! – закричали йомсвикинги с большим энтузиазмом. – На Упсалу!

– Ран! Ран! – вторили им варяги.

– Огня свеям! – бушевали пруссы, немало натерпевшиеся от нашествий Эйрика Энундсона. – Огня!

Оставив Бирку догорать, корабли мстителей отчалили, стремясь поразить Свеаланд в самую сердцевинку.

Взять Упсалу с ходу не получилось. Столица Свеарики была неплохо защищена, а главное, у нее хватало защитников – оборону держали не растяпы-ополченцы, а матерые хирдманы, оставленные на службу Эйриком конунгом и решившие, судя по всему, оправдать высокое доверие.

Упсалу окружала высокая стена, сложенная из дубовых бревен, почерневших от дождей и долгого времени. Двухстворчатые городские ворота, обращенные на юг, были так тяжелы, что обвисали на литых бронзовых навесах, зеленых от патины. Створки вычертили на земле дуги, отгребая лишний грунт к двум неказистым воротным башням, чья каменная кладка держалась на извести и глине.

И Рюрик повел штурм по всем правилам. Берег близ Упсалы, вдоль коего тянулись причалы, обороняли летучие отряды хускарлов. Хускарлы то и дело перебегали от дерева к пригорку, от пригорка к замшелому валуну, словно не могли усидеть на одном месте. В варягов беспорядочно летели стрелы и увесистые булыжники, пущенные из пращей.

– Стрельцы! – крикнул Рюрик разозленно. – А ну, перебить эту свору!

А те и рады стараться – меткие стрелы повышибли самых медлительных хускарлов, прочих же загнали в укрытия. Кое-кто из свеев вознамерился еще побегать, пострелять, но этим второй попытки не давали – лучники не промахивались…

Первыми высадились йомсвикинги и заняли линию обороны. Тут же к причалам подтянулись кнорры, выполнявшие в эскадре роль военных транспортов, и на берег выкатили тяжеленные метательные орудия – четыре баллисты и пару онагров, сработанных из ясеневого бруса, а для пущей прочности усиленных железными накладками.

– Раз, два… Взяли! – крикнул Хилвуд с натугой, впрягшись в коробчатую баллисту. – А ну!..

С десяток варягов кинулись на подмогу, Олег уперся в задок баллисты. Зарываясь деревянными катками, орудие сдвинулось с места.

Из-за обтесанного бруса Олегу были видны воротные башни Упсалы и шлемы ее защитников, нырявшие за стенами, как серебристые поплавки. «Ха-ароший будет клев!» – мрачно усмехнулся Олег.

– Стой! – сказал Хилвуд. – Чуток влево! Во! Крутим, живо!

Четыре пары дюжих варягов вставили рычаги и пошли скручивать пучки воловьих жил. Хилвуд с кряхтящим Агилом оттягивал толкатель.

– Полста раз крутнули! – доложил краснощекий варяг.

– Порядок! – потер ладони Хилвуд.

– Заряжай!

Олег вдвоем с Пончиком сноровисто уложили в желоб метателя толстое мореное бревно, окованное железом с острого конца, – запросто пробивает четыре частокола подряд!

– По воро-отам… Пуск!

Хилвуд дернул за шнур, задвижка выскочила, и баллиста подпрыгнула.

Снаряд с коротким грохотом продырявил ворота насквозь.

– Отпускай! – махнул Хилвуд мордатым йомсвикингам, суетившимся вокруг онагра.

Шатун орудия с треском ударил по раме, выпуская из пращи тяжелый жернов. Вихляясь, он просвистел по навесной траектории и ударил ребром, сгибая бронзовый навес. Посыпалась пыль, по углу башни черной молнией пробежала трещина.

– Заряжа-ай! Отпускай!

С промежутком в удар сердца по створке ворот долбанула пара двухпудовых ядер, выворачивая камни и в щепу кроша лесины.

– Отпускай!

Не выдержала левая створка ворот и повисла, держась на честном слове. Еще один жернов, вращаясь, как подкинутая монетка, ударил в нее гигантским сюрикеном. С громом и треском, развалясь надвое, створка полетела в проем.

В клубах пыли метались викинги, бестолково громоздя баррикаду. Третьим залпом оставшуюся створку измолотило на брусья и внесло их под арку ворот. Тяжелыми шарами катнулись ядра, пропахивая в стенах изрядные канавы, мочаля дерево и сметая стражу.

– К атаке! Готовсь!

На берег выбежал Рюрик:

– На приступ!

Олег крепче взялся за щит и меч. В душе у него двоилось. «Что, погано тебе, Вещий? Тошно, да? Страшно? А ты плюнь! И не позорься. Или ты уже забыл Алка, Фарлофа, Витула, что полегли в Бирке? А ты погляди на Палутиса! Вот кто не забыл! Вот кому покоя не дает кровь неотомщенная! Бери пример, Вещий…»

– Слушай меня! – заревел Хилвуд. – На врага! Бегом марш!

И первым ринулся в разнесенные ворота.

– Стрелкам прикрывать!

Загудели стрелы, вычищая бойницы башен и просветы между зубцами над воротами. Олег держал щит на манер зонтика: душ из кипящей смолы – удовольствие ниже среднего. Он бежал в четвертой линии, его заботой было – подчищать и добивать. В первой линии шли самые умелые и опытные.

Викинги сгрудились в глубине арки, перегородив проход. Лиц было не разобрать – на светлом фоне проема фигуры воинов смотрелись черными силуэтами. Воняло навозом и мочой.

– Сулицы к броску! – скомандовал Хилвуд. – Целься! Замах! Раз! Два!

Тесно было полусотне под аркой, но на войне и хуже бывает. Мускулистые руки варягов и йомсвикингов отвели дротики-сулицы и послали во врага, выбивая передний ряд защитников Упсалы.

– Строимся клином! Мечи из ножен!

Страшный северный клин-фюлькинг! Широкие плечи, бугрящиеся силой, обтянутые кольчугами, смыкаются в одушевленный железный колун и врезаются во вражье войско, ломая его строй, разрубая надвое, разя мечами и секирами направо и налево, без промаха и без пощады! Скоро и он выберется в первую линию… Эх, где бы сыскать такие упражнения, чтобы беспощадность тренировать и жестокость воспитывать?

Олег припомнил, как он рубил голову курице на даче: просто брал в руку топор и заставлял себя ничего не чувствовать, только замахиваться и сечь… Не выработал он еще привычку к убийству, не заветрился, покрываясь сухой корочкой.

– Мечи к бою! – рявкнул Хилвуд. – Вперед!

Олег зашагал, топча осколки камней и щепки. Он держал в поле зрения весь плотный строй хускарлов на правом фланге, но всматривался лишь в двоих, крепкими короткими ногами упиравшихся в пыль на линии атаки. Эти падут первыми. От его руки.

Тати перешиб древко копья, нацеленного Олегу в грудь, и чиркнул свея по горлу. Лицо, сплошь заросшее рыжим волосом, закинулось кверху.

Удар фальшиона справа Олег погасил обратным движением меча и подрубил открывшуюся шею. Сунувшуюся морду с клочкастой бородой Олег треснул щитом, еще одного защитника Упсалы достал ногой. Он не геройствовал. На нем была тяжелая и грязная работа, и Олег ее добросовестно выполнял. Вязла в ушах атональная какофония боя – скрежет, лязг, звон сцепившихся клинков, грохот щитов, отбивающих мечи, тупой хряск разрубаемых костей, треск ломающихся оскопищ и топорищ, крик, хрип, брань, вой…

Клин рассек ряды свеев, отбросил неприятеля к стенам и перебил.

– Сомкнуть щиты! Копья наперевес!

Загремели щиты, сбиваясь в крепкий тын, ощетинившийся иглами копий.

– Закрепляемся! Удерживаем ворота! Стрелкам – приготовиться!

Подвижной крепостцой выступил из-под арки варяжский клин, попадая в начало улицы, не мощенной и очень грязной. Бревенчатые дома перемежались с глинобитными мазанками и редкими зданиями из плоских камней. Все окошки были задернуты промасленным полотном, из отверстий в тростниковых крышах шли сизые дымки, и два запаха попеременно перебивали друг друга – горящего торфа и конского навоза.

В перспективе поднимались стены «дома крови» – храма Тора, попиравшего землю рядом с громадным дубом. Свеи атаковали сразу с трех сторон – пешие и конные. В момент они запрудили улицу.

– К мечу! – заорал Хилвуд. – Тесней строй! Щиты сбей! Первый и второй десяток – по улице! Третий и четвертый – кругом! Крайние – полуоборот!

«Клин» моментом перестроился в «город», в плотное каре, отовсюду ждущее удара и готовое его отразить. Олег с Пончиком очутились внутри живых стен «города». Сухов покосился на лекаря, воинственно задиравшего подобранный топор, но ничего не сказал.

– Тесней! Тесней строй! Жми щит!

Викинги обтекали «город» скобкой, потрясая копьями и круглыми щитами, размалеванными ярко и неумело, – грифоны, драконы, львы… Нестройно ревя, викинги бросились на варягов.

– Луки к бою!

По команде Хилвуда первый ряд раздвинулся, и в прогалы шагнули стрельцы. Низко запели тетивы. Свеи дружно прикрылись щитами – будто не ведали они убойной силы варяжских стрел! Граненые наконечники протыкали насквозь и грифонов, и драконов со львами, прокусывали кольчуги и гвоздили, гвоздили неприятеля, отбрасывая никнущие тела.

– Тесней! Не разрывай! Сомкни!

С жестяным грохотом столкнулись щиты и копья. К множественному треску и реву прибавились противный хруст и лязг.

– «Стеной» стройся! – приказал Хилвуд. – Чистим улицу!

Олег врубался в строй хускарлов, как ямайский негр – в сахарный тростник. Только и разницы, что не мачете сек, а меч, и был сей тростник разумным… Не думать! Не думать! Или нет – думай. Но правильно! Вбей себе в башку, что мораль к войне неприложима, и не мучайся. Любая война, как ее ни назови: священной, справедливой, освободительной, – вне морали… Куда прешься, зараза?! Н-на! Судить надо не процесс, а условия, необходимые и достаточные. Зарубить безоружного, прирезать ребенка или женщину – вот это безнравственно! А снести голову с плеч хлопцу с поганым взглядом, длинному, унылому и гнутому – этому вот, что слева, или во-он тому малому, с лягушачьими глазами и жвачным рылом, – никакое не убийство вовсе, а одержание победы…. Прав тот, кто жив!

Слева подскочил лучник. Растянул лук и выстрелил. Стрела ушла в занавешенное окно на втором этаже деревянного дома. Грубое полотно сорвалось, и наружу вывалился толстячок в безрукавке из коровьей шкуры. Лук и стрела выпали у него из рук.

– Так его! – похвалил Олег.

– А як же!

Хилвуд вывел полусотню ко дворцу конунга. Здесь гридней и окружили.

– Держать строй! – проорал боярин, чертя воздух мечом. – Стрельцов и раненых – внутрь!

«Неужто не выдюжим? – тревожно подумал Олег. – Свинство какое!» Выдюжили! Из проулков ударили йомсвикинги, и свеи сами попали в окружение. Хилвуд выстроил своих «стеной» – фалангой на варяжский манер, и началась давильня. А деревянный Тор, подглядывая из боковых дверей храма, взирал на баталию и прятал в золоченой бороде злорадную ухмылку…

Свеи не выдержали штурма и натиска варягов. Ряды хускарлов начали стремительно таять – войско разбегалось, ховаясь за свинарниками, просачиваясь в двери и окна, сигая через заборы. Угрюмые викинги, чуждые массового героизма, бросали оружие и жались к стенам, зыркая из-под шлемов.

– Пленных повязать, – отдал Рюрик распоряжение. Взбежав на ступени крыльца, рейкс вытянул руку жестом дающего и воскликнул: – Упсала – ваша!

Варяги и галаты, йомсвикинги, пруссы с эстами и галиндами – все дружно, без разбору языка и племени, издали восторженный рев. Огромная толпа завоевателей начала рассыпаться, людскими ручейками разбегаясь по нескольким улицам Упсалы, широким, но кривым.

Сухов, не пряча меч, отбросил щит и ворвался в дворцовые палаты. Где-то от дальних покоев доносился торопливый топоток, явно не воинских сапог. Олег двинулся по темному коридору, заглядывая во все двери.

В обширном зале, чей низкий потолок поддерживали пузатые колонны из треснувших стволов, он обнаружил следы боя: трое викингов лежали на земляном полу в стынущих лужах крови. Олег задержался. Видимо, те варяги, что побили свеев, бросили все в горячке боя и побежали дальше – рубить, колоть, добывать славу… Потому что золото – вот оно. Оглянувшись – не видит ли кто? – Олег присел на корточки и снял с убитого свея крученую золотую гривну, тяжеленьким ошейником обжимавшую шею. Бросив ее в кожаную наплечную сумку, в которой он до того шлем таскал и кольчугу, Сухов стянул с предплечья свея кованую золотую спираль-обручье. Второй мертвяк был уже обобран кем-то, а на третьем нашлись лишь серебряный оберег в виде русалки с глазами из голубых сапфиров и богатый воинский пояс с приклепанными золотыми бляхами. Пояс Олег затянул на себе, а пучеглазую русалку добавил к золотому запасу в суме. «С первой добычей вас, Олег Романыч!»

Поднявшись на второй этаж, Сухов толкнул дверь из толстенных досок и вошел в очень теплую, очень чистую светлицу. Меблирована светлица была скудно: в одном углу стояла деревянная кровать с изголовьем, в другом громоздились два окованных сундука.

А посередине, вытянувшись в струнку и плотно сжав ноги, распустив по плечам волосы цвета соломы, стояла перепуганная девушка. Не очень высокая, скуластенькая, с веснушками на маленьком носу.

Олег загляделся на груди девушки. Эти атласные шары нежной и теплой плоти с маленькими сосочками просто не могли подниматься так высоко, а они дерзко не поддавались тяготению, вызывающе кругля формы, близкие к идеальным. Олегу стало немного стыдно, потому что желание его проснулось и демонстрировало себя слишком откровенно.

Раскрывая от страха большие глаза, плеская их синью на Сухова, девушка залопотала что-то на свейском. В ее нежном голосе путались мольба и ужас.

– Не бойся, – мягко сказал Олег и шагнул к девушке.

Та, продолжая лопотать, быстро стянула с себя рубаху. Отступив к кровати, девица легла сама. Успокаивать ее в лучших традициях джентльменства он не стал. Возможно, если он извинится и покинет девушку, это будет выглядеть благородно. И глупо. А следующий, заглянувший в светлицу, тоже станет церемонно расшаркиваться?

Олег отложил меч, стянул с себя кольчугу, снял шлем. Девушка следила за ним со слабой улыбкой. Раздвинув ноги, она ждала. Сухов положил руку на круглую коленку и повел пятерню вверх. У него пересохло во рту, голова кружилась, а центр удовольствия в мозгу таял от касания шелковистого, гладкого и теплого. Девушка застонала.

Он овладевал ею молча и яростно, но не грубо, словно какой-то предохранитель в душе не позволял сделать девушке больно.

Когда погружение в горячие глубины закончилось и Олег подвсплыл на поверхность сознания и реала, девушка не отвернулась и не оттолкнула его. Она легла на спину, закинув руки за голову, и томно потянулась, мягкая-мягкая, ласковая-ласковая. «С первой наложницей вас!» – поздравил себя Олег Вещий, сын Романа.