Глава 28. Самаркандец
Гарды. Вытегра – Олкога
Едва слышно плескала Вытегра, качая развалистую багилу с высоко поднятой кормой. Река смутно проглядывала в серых предрассветных потемках, застланная туманом, а лес по обоим берегам стоял недвижим. Тишина была такая, что упади лист на воду – и эхо загуляет, замечется шуршащими отголосками.
Матрос-халасси, шлепая по палубе босыми ногами, прошел на квадратную корму, где спал Абу-Зайд Халид ас-Самарканди, и осторожно потряс его за плечо.
– Молитва лучше сна! – сказал он, не решаясь говорить в полный голос. – Молитва лучше сна! Нахуза, э-эй…
Халид со стоном пробудился и развернул свое одеяло, с укором глядя на мучителя.
– Встаю, Саид, встаю, – вздохнул он. – Вели бхандари, чтобы готовил кахву и хлеб!
– Все исполню, нахуза! – поклонился Саид и ушел будить бхандари.
Сонная команда сбредалась, шаркая остроносыми кавушами, стелила на палубу молитвенные коврики и опускалась на колени – наступал священный час вознесения утренней молитвы. На соседнем заве с громким названием «Ханаш аль-бахр» пробудились ото сна чуть раньше, и в тихое небо над Вытегрой взошло моление:
– Ла илаха илля ллаху уа Мухаммадун расулу-л-лахи!..
Халид омыл лицо чистой холодной водой северной реки и согнулся в глубоком поклоне.
– Ла илаха илля ллаху уа Мухаммадун расулу-л-лахи! Аллаху акбар!
Низкие поклоны без помощи рук служили неплохой утренней зарядкой и согревали тело, пока мистический жар накалял дух. Бхандари Юсуф тоже умудрялся сотворить молитву, не выпуская из рук бронзовую ступку, в которой толок зерна «мокко». Тонкий аромат кахвы подавлялся сильным запахом пекущихся лепешек, и Халид, жадно втягивая носом волнующие духмяности, понял, что изрядно проголодался. Тандиль первым свернул свой коврик и повел матросов за собой. Для халасси всегда есть дело – откачивать воду из трюмов, плести канаты, латать паруса…
Просветленный Халид прошел на корму и устроился на ширазском ковре, сложенном вчетверо. Бхандари три раза вскипятил кахву, добавил в напиток несколько зерен кардамона. Налил в чашечку нахузы. Халид отпил, зажмурил глаза, сделал глоток и только теперь проснулся.
– Налей еще, Юсуф, – попросил он толстого бхандари.
Юсуф с готовностью налил. Съев половину лепешки и запив ее кахвой, Халид ожил. Начинался новый день.
– Холодно у них тут по утрам! – поежился сарханг Хасан.
– Разве это холод? – усмехнулся Халид. – Однажды мне пришлось тут зазимовать, вот тогда я узнал, что есть холод! Вода в реках замерзла и стала твердой и прозрачной, как стекло, все вокруг покрыл снег…
– Снег? – недопонял Хасан.
– Снег – это замерзший дождь. Каждая дождинка, когда мороз, превращается в снежинку, в маленькую такую льдинку, похожую на шестиугольную звездочку, которой хватит места на острие ножа. И этих снежинок наваливает по колено, они лежат, как песчинки в барханах, а когда поднимается сильный ветер, их кружит и метет, как в пыльную бурю. Снег мягче песка, русские дети лепят из него шарики и кидают друг в друга. Или ваяют больших идолов, зовомых снеговиками… Я гостил тогда у Ас-Хальди, тутошнего амира. О, Аллах, как же я мерз тогда! Мое лицо твердело на холоде, изо рта шел пар и оседал на бороде инеем… Иней, он похож на плесень, но тоже из замерзшей воды…
Сарханг заслушался. Халид надел запашной бухарский халат из синей парчи, а поверх натянул белый полотняный яктак без подклада и рукавов. Приблизился тандиль, поклонился и доложил о готовности к отплытию. Вот уже почти две недели он докладывает, что корабль готов. У Халида испортилось настроение. Он отошел к резным перилам, ограждавшим квадратную корму, облокотился, сгорбил спину. Задумался.
Шестой год подряд поднимается он по водам и волокам Великого Волжского пути, и непонятно ведь, что зовет его в эту долгую и опасную дорогу! Нажива? Кто спорит, можно озолотиться на русских мехах. Здесь шкурку горностая покупаешь за пару дирхемов, а в Индии продаешь за двести пятьдесят полновесных динаров. Но разве он был беден? Где его только не носило… Он водил корабли в Синийю, за шелком и фарфором, на Яве закупал сандал и камфору, на Цейлоне – топазы, сапфиры, изумруды, панцири черепах, мускус и корицу, на Сокотре – ладан и алоэ. Он побывал во всех портах Савахиля, от Момбасы до Занзибара, набивая трюмы шкурами леопардов, слоновой костью и выносливыми черными рабами-зинджами. И разве дом его в Багдаде не был полной чашей? Но стоило один раз побывать в северных лесах, испробовать ледяной воды родников, бьющих здесь чуть ли не под каждым деревом, и нахуза прямо влюбился в эти края, где ночи светлы, а лето походит на южную зиму.
– Я бы не смог прожить здесь целый год! – признался Хасан. – Русы – народ грубый, угрюмый и злобный, а вокруг все такое одинаковое. Столько деревьев и воды!
– Ты неправ, – улыбнулся Халид. – Да, русы суровы и холодны, они – отражение края, в котором живут. Их прямота и честность кажутся тебе грубостью… Мы, пропеченные южным солнцем, улыбаемся чаще, но что в наших улыбках? Лесть, коварство, хитрость, притворство… А русы простодушны, наивны даже, они открыты и дружелюбны, и очень гостеприимны. Наверное, это потому, что мало их на просторах севера, вот и тянутся люди друг к другу. А уж если ты стал их товарищем, тогда они готовы поделиться с тобой всем, что имеют, поскольку щедры от природы. Они будут сражаться за тебя и никогда не бросят в беде одного, потому что нет для них более страшного позора, чем трусость. Но не дай тебе Аллах предать их дружбу и нарушить священные законы побратимства. Тогда пощады не жди! Русы могут быть чрезвычайно жестоки и беспощадны, они бойцы по рождению, и никто на свете не сравнится с ними по силе, бесстрашию и умению воевать.
– И все-таки свеи одолели русов! – ввернул Хасан. – И мы одиннадцатый день стоим на этой реке, не решаясь нос высунуть в озеро Онего.
– Двенадцатый день… – вздохнул Халид. – А насчет победы свеев ты заблуждаешься. Сколько их пришло, помнишь? Более трех тысяч. А осталось две! И это притом, что воинов в дружине русского амира ал умаро Хакануса было пять сотен всего. Русы просто отступили, а когда они перейдут в наступление, воды Мутной реки окрасятся кровью, и это будет свейская кровь.
Солнце взошло над лесом, его горячие лучи сдернули покрывало с Вытегры, возвращая водам блеск и сверкание. В крепости на берегу задымили костры, на стенах сменилась стража. Хасан оглядел длинную полосу причалов. Вся пристань была занята – десятки судов стояли к ней вплотную, уткнувшись кто носом, кто кормой. Кое-где среди арабских судов затесались крутобокие булгарские кумвары и хазарские струги. Купцы из Ширвана и Хорезма, Абескуна и Бухары, Итиля и Дербента толпились на пристани, шушукаясь или громко причитая, призывая в свидетели Аллаха и Яхве, Ахура-Мазду и Будду. Терпение кончалось у всех торгашей.
– Почтенный Халид! – сказал, подойдя к борту багилы, седобородый Асад. – Алла биль хир!
– Алла биль хир! – отозвался Халид, привставая. – Поднимайся на борт, почтенный, угощу знатной кахвой. Мой Юсуф варит настоящую «бинт аль-Йаман».
– С удовольствием отведаю! – расплылся в улыбке Асад и поднялся на борт багилы. Бхандари тут же поднес ему чашечку ароматного напитка.
– М-м-м… – закатил глаза Асад, и бхандари засветился от гордости.
Допив кахву и перевернув чашку, Асад сказал вкрадчиво:
– Как думает почтенный Халид, не пора ли нашему обществу трогаться и плыть?
– Куда? – кратко осведомился Халид.
– К Торгу.
– Торг сожжен! – жестко сказал Халид. – И столицу Русии заняли свеи.
– Именно, – сменил тон Асад. – Свеи. О них и речь. В руках свейского амира скопилось великое множество мехов. Мы можем их купить и благополучно вернуться.
– Меха ворованные… – спокойно заметил Халид.
– Это военная добыча!
– Я смотрю, – усмехнулся Халид, – вы уже все решили. Кто с тобой?
– Махбуб ал-Абди, потом хазарин этот, как его… Тогар, сын Янура, Черный Абдалла, Аббас-урганджи… Да почти все. Пойдем, Халид! Ты лучше всех нас знаешь этих северян, а ждать более невмоготу. Каждый лишний день простоя – это дирхемы и дирхемы убытков.
Халид задумчиво цедил кахву. Допил и решительно сказал:
– Шайтан с вами – снимаемся!
* * *
Варяги, засевшие в крепости, арабов не задерживали. Ищут купцы приключений на свои задницы? Ищущие, да обрящут!
А Халид радовался. Всему: и тому, что кончилось их томительное сидение, и остатку пути, и грядущим угрозам. А в том, что они плывут навстречу опасностям, нахуза не сомневался. Беда была в том, что купцы, решившиеся плыть Великим Волжским путем, с самого начала готовились к худшему, они всегда были настороже и давали отпор всяким любителям заимствовать чужое добро. Хазары, закупорившие своими землями дельту Итиля, требовали десятину со стоимости товаров. Поднимешься повыше – там поджидают челны с разбойниками-буртасами. Еще выше – булгары наседают. И попробуй только дай слабинку – тут же обчистят! Поэтому те, кто ходил к русам в третий-четвертый раз, были людьми тертыми, отборными купцами-воинами. Но! Сколько их в караване и сколько свеев? Вот и думай…
Онежское озеро встретило караван пустынными просторами вод и голыми берегами – ни парус не мелькнет, ни дымком не потянет. И река Сувяр поразила Халида – никто не выходил из лесов, не предлагал меха на продажу. Обычно местные карелы толпами подступали к берегу, предлагая шкурки одна другой краше, и путешествие по короткой реке затягивалось дня на два. А теперь… Будто вымерли охотники! Или ушли…
На озере Нево багилы и завы закачало на мелкой, но крутой волне.
– И тут никого! – озабоченно сказал Хасан, сменяя рулевого – суккан гира.
Халид кивнул, зорко осматривая берег. Показались башни Алаборга, но у пристани города не качалось ни единой лодьи. Даже утлые рыбацкие каюки и те не лежали на берегу вверх дном, напоминая нильских крокодилов. Выморочный город?..
Ближе к вечеру арабские корабли приблизились к устью Олкоги, к тем бурливым местам, где стремительное течение реки мешало несомую муть с чистыми водами Нево. Как худая затычка для толстогорлого кувшина, посреди Олкоги зеленел островок, заросший травой и дикой смородиной. Березки и елочки тоже покрывали его берега, но не поражали величиной.
– На весла! – разнеслась команда. – На весла!
Северный ветер по-прежнему поддувал в треугольные паруса на косых реях, но уж больно разгонялась стремнина – корабли еле тащились вверх по Олкоге. Гребцы живо прибавили ходу всему каравану.
Когда Халиду открылось пепелище, оставшееся после сожженной Альдейги, солнце уже село. Леса по берегам наполнились сумраком, протянулись длинные тени.
– А крепость цела! – сказал с удивлением Хасан.
– Я вижу… – кивнул Халид.
Надо же, все спалили. Только по серым навалам золы и угадаешь, где стояли дома и как протягивались улицы.
– Деревянные дома! – сказал Хасан с пренебрежением.
– В них тепло зимой, – заметил Халид. – А у нас жара, поэтому мы лепим свои дома из глины…
– Глина не горит! – весомо изрек Хасан.
– Но ее размывает дождь! – парировал Халид.
– Сколько шатров… – пробормотал сарханг, меняя тему.
Нахуза сумрачно кивнул. Свеи были ему безразличны, но именно они пожгли дома русов – его друзей и партнеров. Действует ли тут формула «Враг моего друга – мой враг»? Может, и действует, но следовать ей… Как? В караване ровно тридцать кораблей, а у свеев… Кстати, а где свейские лодьи?
– Что-то я их кораблей не вижу! – удивился Хасан.
– Тем лучше, – проворчал Халид, – будет куда пристать!
Свою багилу он первой ввел в устье Ала-дьоги и причалил близ крепости. Свеи толпой сбежали к пристани, гогоча и махая руками. На лицах их читалось оживление, и у Халида малость отлегло от сердца. Плотная толпа, занявшая все место от стен крепости до реки, раздалась, образуя коридор, и к берегу сошел воин в богатых одеждах. Видимо, это и был свейский амир.
Халасси по знаку тандиля уложили сходни, и Халид сошел на берег, чувствуя себя очень важной персоной, чуть ли не послом.
– Не самого ли великого амира свеев я имею удовольствие лицезреть? – сказал он, кланяясь и прикладывая руку к сердцу.
Прыщавый и перевозбужденный свей с красным, облупленным носом нашептал амиру перевод, и тот кивнул милостиво – угадал, дескать.
– Ас-саляму алейкум! – поздоровался Халид.
– Ва-алейкум ас-салям! – старательно выговорил прыщавый толмач. – Ахлан ва сахлан, йа хавага! Мабрук! Мабрук!
Амир осклабился и повел рукой, приглашая купцов следовать в крепость.
– Эйрик конунг, сын Энунда, – важно проговорил прыщавый, – зовет всех вас разделить с ним трапезу и поговорить о приятных и важных вещах!
Халид поклонился, мимолетно касаясь рукояти скимитара, скрытого халатом. Купцы гуськом двинулись за ним – величественный Асад, юркий Тогар с лицом деревенского хитрована, бывалый Аббас Рахман, хромой, но прыткий Умар, медлительный Али Хагам, порывистый Зариф, скользкий Шакур, молчаливый и основательный Сабир.
Купцов провели в крепость, и сразу за воротами глаза их загорелись алчным блеском – вдоль всей стены были устроены прочные навесы, под которыми висели меха. Целые вороха мехов. Настоящий меховой завал. Амир свеев уловил настрой купеческого сословия и хищно улыбнулся. По его приказу прибежали трэли, они тащили столы, уставленные яствами, и расставили их прямо под крайним навесом, так, что пышные меха висели над головами сидящих как обещание дохода, как приманка.
– Свинины на столах нет, – успокоил арабов толмач, – только птица лесная!
Халид усмехнулся. Вдали от родных мест он не был особо верен канонам ислама. Бывало, что и кабаном угощался… Заветы заветами, но и смысла здравого тоже надо держаться.
Изрядно отпив выдержанного русского меду, купец как следует закусил. И больше к еде не притронулся. Амир свеев посматривал на него, прищуриваясь.
– Мы не знаем здешних обычаев, – солгал Халид, – и можем ошибаться в намерениях, но желание у нас одно. Хотим скупить эти меха и отчалить!
Выслушав переводчика, Эйрик кивнул.
– Это также и желание амира! – сказал прыщавый. – Мы готовы уступить отборнейшие меха – сами видите какие! – за низкую плату, но с одним условием…
Халид насторожился и спросил:
– Это с каким же?
Прыщавый, наклонясь к Эйрику, дослушал негромкий говорок и заявил:
– Уступите на время ваши суда! Мы перевезем раненых к себе домой и вернем вам их. И вы сможете плыть домой богачами!
– Не могу поверить, – Халид подпустил в голос слащавости, – что у такого великого воителя, как амир, наберется столько раненых. Места на наших судах хватит для тысячи человек. Ужели столько воинов мучимы ранами?
Лицо Эйрика отвердело, а голос порезчал.
– Не хотите по-хорошему, – надменно перевел прыщавый, – будем по-плохому. Конунг забирает ваши суда вместе с товаром!
Купцы вскочили, потрясая кулаками и яростно крича:
– Шайтан! Нассаб! Йесхатак!
Эйрик конунг даже не вздрогнул. Выцедив мед, он щелкнул пальцами. Викинги, до этого топтавшиеся на ступенях, ведущих в терем, сбежали вниз, оголяя мечи. Эйрик отдал приказ, и купцов, пихая и пиная, погнали из крепости вон. Халид бежал, подталкиваемый в спину, и соображал, что предпринять. Когда арабов вытолкали на пристань, они стали свидетелями разбоя. Викинги хозяйничали на палубах, сгоняя на берег команды. Самых отчаянных халасси мордовали и скидывали в воду.
Уловив взгляд Хасана, брошенный на него с кормы багилы, Халид кивнул. Сарханг ощерился и закричал протяжно:
– Аллах акба-ар!
И это прозвучало как сигнал. Арабы, до того бестолково метавшиеся по палубам, взревели. В руках их появились скимитары и персидские караджуры. На палубе багилы Халида закипел бой. Двоих викингов зарезали сразу, еще трое быстро опомнились и дали сдачи. На доски палубы рухнул, обливаясь кровью, бхандари Юсуф. Тандиль Маслама не уберегся и тоже упал, хватаясь руками за перерубленное горло.
Матросы Асада, набранные из воинственных бедуинов, наседали на хускарлов, раскраивая тем панцири вместе с кожей.
– Уходим! – закричал Халид, инстинктивно находя единственно возможное решение. – В лес пробиваемся! В лес…
Его крик услышали все, но прислушался не каждый. Мустафа и Асад не смогли оставить свои корабли и свой груз, они бились отчаянно, но скоро, очень скоро крыло ангела смерти Азраила осенило обоих. А халасси не последовали за хозяевами – пестрой толпой попрыгали в реку и поплыли к левому берегу Аладьоги.
Свеи свистели и орали арабам вслед, воспринимая их бегство как бесплатное зрелище. Стрелки пускали по убегавшим купцам стрелы, но не с целью убить – свеи просто развлекались.
Мокрый и злой Халид выбрался на берег, весь перемазавшись в глине. Не сдержался и погрозил другому берегу окровавленным скимитаром:
– Мы еще вернемся!
Сотни свеев, наблюдавших за спектаклем, как с рядов амфитеатра, издали восторженный рев, переходящий во взрывы гомерического смеха.
– Уходим! – рявкнул Халид.
Хасан, раненный в ногу, быстро захромал на север. Человек триста купцов, их помощников, охранников-гулямов, мореходов – перепуганных, разъяренных, потерянных, отчаянно взывавших к Аллаху – бегом добрались до лесополосы за северной околицей Альдейги.
– За мной! – крикнул Хасан, уводя соплеменников на запад, мимо курганов.
Арабы, никогда не бывавшие в лесу, если не считать таковым рощи финиковых пальм, вломились в заросли, держа на запад.
Начало темнеть, когда они вышли на край огромного болота.
– Стой! – закричал Халид. – Это зыбучая земля. Если провалишься – засосет. Попробуем обойти!
– Что ты раскомандовался?! – крикнул Шакур.
Халид выхватил меч и уткнул его в грудь Шакуру.
– Командовать вами буду я, – мягко проговорил он, – потому что я единственный из вас, кто жил здесь и знает, как тут выживают. Если ты не согласен, то ступай, куда хочешь. Хоть в болото…
Шакур вспыхнул, но, оглядев хмурые лица купцов, угомонился.
– Веди уж, – буркнул он. – Йесхатак!
Халид бросил скимитар в ножны, повернулся, чтобы идти, и тут заросли можжевельника перед лицом его раздвинулись, и на тропу вышел светловолосый розовощекий гигант.
– Ас-Хольди! – вырвалось у Халида. – Это ты?!
– Узнал! – гулко захохотал Аскольд сэконунг. – Что, влипли, торговые гости?
– Амир свеев отобрал наши корабли, – признался Халид со стыдом.
– Понятно… – протянул сэконунг. – Его-то лодьи мы пожгли. Вот он и вертится, как уж на сковородке. А что ж вы в нору к волку полезли? Что, решили по дешевке краденое скупить?..
Халид готов был на месте от позора сгореть.
– Ладно, гости дорогие, – проворчал Аскольд. – Пошли! Поздно уже…
Молчаливые варяги, вышедшие из леса, вложили в ножны мечи, словно повторяя движение Халида, и сделали приглашающий жест, пропуская гостей вперед.
Шли долго, но вот что интересно – чем дальше в дебри заходил Халид, тем больше народу встречал по дороге. Словно все те, кто покинул берега Онего и Сувяр, сбрелись сюда. Купцы, ведомые варягами, выходили на полянки, где горели костерки, кругом которых сидели вооруженные люди. Иногда их тропу пересекала другая, и смутно видимые воины со щитами и при топорах пропускали их мимо. Из лесу доносились глухие голоса, а где-то очень далеко, на грани слышимого, звенел молот кузнеца.
– А ты прав, – негромко сказал Хасан, – здесь готовится наступление…
Халид молча кивнул, потом подумал, что сарханг может и не заметить его кивка в темноте, и сказал вслух:
– Да, что-то они тут затевают…
Неожиданно лес кончился, и арабы вышли на обширный луг, сплошь заставленный шатрами и шалашами. Горели десятки костров, бросая блики на сотни доспехов и лезвий. Гул голосов поднимался к первым звездам, создавая впечатление огромной массы народу, грозной силы, обороть которую никому не дано.
Аскольд устроил купцов у свободных шалашей и землянок, а Халида, Хасана и Сабира повел с собой, представляться Хакону конунгу.
Амир ал умаро выглядел усталым, но довольным. Он сидел на бревне у костра и глядел на арабов поверх огня.
– Ас-салям, о халиф русов! – начал Халид, подлащиваясь к конунгу. – Да сопутствуют тебе удача и счастье! Наши головы покрыты позором, позволь нам встать под твою руку и смыть его кровью!
Хакон конунг кивнул, принимая предложение, и сказал:
– Готовы, значит, драться со свеями?
– Аля хашни! – выпалил Халид, опомнился и сказал то же, но по-русски: – Готов для тебя на все!
– Поведешь тогда своих… Врежем свеям!
– Когда? – жадно спросил Халид.
– Через два дня. Ударим на рассвете. Не хотят свеи по правде жить, тогда пусть боятся правды! А закон мы с собой носим, – усмехнулся конунг. – В ножнах!