35
Guerreros

Упакованный в черное матрац с брошенными на середину ключами остался на полу, зубная щетка и паста – на краю раковины, а проволочные плечики – на старой железной вешалке, в основании которой скрывался «жучок». Тито в последний раз затворил за собой дверь и вышел на улицу, в ослепительно яркий и свежий день; весеннее солнце вовсю пригревало, взявшись оттаивать зимние собачьи колбаски.

Дойдя до Бродвея, он купил бумажный стаканчик кофе и теперь на ходу потягивал черный напиток, позволив прогулочному ритму войти в Систему, а самому себе – сосредоточиться исключительно на дороге и на движении. С этой минуты и вплоть до окончания миссии для него не должно существовать ничего, кроме пути вперед; даже если придется зачем-нибудь повернуть обратно или остановиться.

Дяди, научившие Тито Системе, сами учились у одного вьетнамца, из бывших солдат, прилетевшего из Парижа, чтобы коротать остаток дней в кубинской провинции Лас-Тунас. Еще ребенком их племянник видел этого человека на сельских семейных праздниках, но ни разу – в Гаване. И никогда с ним не говорил. Обычно вьетнамец носил свободную рубашку из черного хлопка, неприталенную и лишенную воротника, и банные сандалии из коричневого пластика, затертые на деревенских дорогах до цвета уличной пыли. Покуда другие мужчины потягивали пиво и курили сигары, вьетнамец на глазах у Тито поднимался по бетонной стене высотой с двухэтажное здание, не имея другой опоры, кроме совсем неглубоких, заполненных известью щелей между блоками. Странное это было воспоминание, и даже в детские годы Тито воспринимал увиденное как чудо, в самом обычном человеческом понимании. Дяди не аплодировали; они следили за ним в гробовой тишине, выпуская изо рта голубые струйки сигарного дыма. А ловкий вьетнамец, подобно тем легким струйкам, стремительно поднимался в вечерних сумерках все выше и выше, не просто перемещаясь, но как бы крадучись, врастая в стену и беспрерывно меняя свое положение.

Тито, когда настала его пора, схватывал уроки родичей на лету. К тому времени, как семья покинула Кубу, его Система была настолько сильна, что дяди остались весьма довольны.

В то же время, пока он учился у них, тетка Хуана разъясняла племяннику пути guerreros: Элеггуа, Огун, Ошоси и Осун. Если Элеггуа открывает любую дорогу, то Огун расчищает ее своим мачете, недаром он – бог войны, железа и тяжкого труда, владыка любых технологий. Знак его – цифра семь, а цвета – зеленый и черный; они-то и были вышиты на подкладке одежды Тито, шагающего по направлению к Принс-стрит с болгарским пистолетом, завернутым в носовой платок, во внутреннем кармане черной нейлоновой куртки. На са́мой грани восприятия «ехал» Ошоси, охотник и разведчик в стане оришей. Посвященный в пути guerreros неизменно делается «конем», принимая в хозяева всю эту троицу (и еще Осун). Хуана вкладывала в племянника нужные знания, как утверждала поначалу, для того чтобы углубить и расширить Систему вьетнамца, и Тито читал доказательства ее слов в глазах своих учителей, однако держал рот на замке. Ведь тетка, кроме прочего, говорила еще, что благородное молчание о сокровенном знании помогает закрепить желанные результаты.

Мимо поехала Вьянка на маленьком мотоцикле; ярко раскрашенный зеркальный шлем повернулся в сторону Тито, блеснув на солнце. Ошоси уже следовал за ним, позволяя видеть окружающее особым образом. Вся улица, с ее пешеходами и дорожным движением, слилась в одно живое целое, превратилась в зверя. Наполовину выпив кофе, Тито поднял пластиковую крышку, украдкой погрузил телефон в напиток и выбросил запечатанный бумажный стаканчик в первую попавшуюся урну.

К тому времени, когда он достиг юго-западного угла Принс-стрит и Бродвея, мужчина влился в поток guerreros, словно увлеченный, готовый к бою участник невидимого парада. Ошоси показал ему чернокожего и к тому же одетого в черное магазинного детектива с блестящей бусиной в ухе, в то время как Элеггуа отвел чужаку глаза. Миновав цилиндр лифта из толстого матового стекла, Тито спустился по лестнице. Он часто приходил в этот магазин полюбоваться на странные витрины, похожие на застывшее в са́мом разгаре карнавальное шествие. Выставленная на продажу одежда его никогда не прельщала, хотя смотреть было интересно. Она чересчур напоминала о деньгах, это ее, по-своему безымянную, но так легко поддающуюся описанию, копировали жители Канала.

Тито заметил еще одного магазинного детектива, на этот раз белого, в бежевом пальто и черной рубашке с галстуком. «Наверно, этим парням продают одежду со скидкой», – подумал Тито, огибая белую модульную стену с по́лками, полными косметики, и заходя в отдел мужской обуви.

Guerreros немедленно распознали незнакомца, застывшего с оксфордским ботинком из крокодиловой черной кожи в руках. Не догадаться было невозможно, но сила этого узнавания поражала в самое сердце.

Приземистый, широкоплечий, с очень короткими темными волосами, лет тридцати. Мужчина поставил ботинок обратно на полку и произнес по-английски, хотя и с легким незнакомым акцентом:

– Шесть сотен... Ладно, сейчас не до этого. – Он улыбнулся, показав белоснежные, но слишком частые зубы. – Знаешь Юнион-сквер?

– Да.

– В северном конце парка, Семнадцатая улица, фермерский рынок. К часу ровно, раньше не светись, иначе его там не будет. Если подходишь на десять шагов и ничего не происходит, кидайся наутек. Они решат, что ты их заметил. Кто-то попытается схватить старика. Другие бросятся за тобой. Скройся от них, а вот это – потеряй.

Он опустил в карман куртки собеседника белый квадратик айпода в чехле на молнии.

– Бежать надо к «W», это гостиница на углу Семнадцатой и Парка. Знаешь?

Тито кивнул, припомнив, как еще раньше, проходя мимо, удивлялся странному названию.

– Главный вход – со стороны Парка. Только не вращающаяся дверь, первая от угла; там ресторан. Впрочем, тебе-то нужно как раз туда. Мимо портье – и сразу направо. По лестнице в фойе не поднимайся. В фойе не надо, понятно?

– Да.

– Значит, за дверь, направо, и получается полный разворот. Лицом к югу. Когда доберешься до вращающейся двери на углу здания – налево. Дальше в ресторан, идешь насквозь, через кухню, и выходишь на Восемнадцатую. По южной стороне ищи зеленый автофургон с серебристой надписью на кузове. Я буду ждать там.

Он повел головой, словно изучая ассортимент ботинок (сегодня они внушали Тито неодолимое отвращение).

– У этих парней, которые за вами охотятся, будут и телефоны, и рации, но мы их заглушим помехами, как только ты бросишься бежать.

Тито сделал вид, будто рассматривает ботинок из черной телячьей кожи, потрогал пальцем носок, неопределенно кивнул и повернулся, чтобы уйти.

Как подсказывал Ошоси, белый детектив в бежевом пальто внимательно следил за ними.

В эту минуту матовая дверь прозрачного лифта плавно отъехала в сторону, и появился Бродерман. Копна порыжевших волос, остекленевший взгляд, нетвердая походка. Белокожий детектив немедленно забыл про Тито, который преспокойно прошел к лифту и, нажав на кнопку, отправился в путешествие длиной в двадцать футов до наземного этажа. Пока закрывалась дверь, он успел заметить, как ухмыльнулся тот, кого указали guerreros: через мгновение Бродерману предстояло резко «протрезветь» и с ледяным учтивым недовольством отреагировать на приближение магазинного детектива.