20
Тульпа

Кажется, та женщина у перекрестка везла за собой на буксире внутривенную капельницу, одной рукой помогая катиться своему инвалидному креслу, а другой придерживая хромированную стойку? Кажется, у нее не было ног? Впрочем, после встречи со скейтбордистом без нижней челюсти Холлис мало чему удивлялась.

– Значит, ваша компания находится здесь? – полюбопытствовала она, когда «майбах» повернул в переулок, по которому лучше всего было бы ехать на боевой пехотной машине «брэдли».

Миновав застывший яростный вал уличного граффити, похожий на фрактальную волну Хокусая, автомобиль нырнул под нависшие кольца колючей проволоки, увенчавшей сетчатые ворота.

– Да, – отозвался Бигенд, выруливая на бетонный пандус пятнадцатифутовой высоты, приникший к стене, которая, судя по виду, перенеслась в Лос-Анджелес из бесконечно более древнего города. Может, из Вавилона? Редкие свободные кирпичи между сочными клинописными знаками были покрыты еле заметными царапинами.

Оказавшись на гладкой платформе, где разместился бы целый грузовик, «майбах» притормозил перед металлической дверью на шарнирах. Над ней темнели какие-то выпуклые наросты из дымчатого черного пластика – в них прятались камеры, а то и еще что-нибудь. Украшенная пуантилистским портретом Андре Гиганта поистине оруэлловских масштабов дверь медленно поднялась, и унылый взгляд Андре, наводящий на мысли о базедовой болезни, уступил место галогенному сиянию. Автомобиль заехал в помещение, похожее на ангар, поменьше безлюдной фабрики Чомбо, но все же довольно внушительное. Внутри за блестящим вилочным погрузчиком желтого цвета и ровными грудами новехоньких гипсокартонных листов припарковалось в ряд полдюжины одинаковых серебристых седанов.

Бигенд остановил машину. За приехавшими внимательно наблюдал из-за зеркальных стекол охранник в униформе – черных шортах и рубашке с коротким рукавом. На его бедре была пристегнута увесистая кобура с многочисленными карманами.

Холлис неодолимо потянуло покинуть салон, что она и сделала.

Движение, с которым открылась дверца автомобиля, неприятно напоминало одновременно банковский сейф и вечернюю сумочку Армани: безукоризненно выверенная, бомбонепробиваемая надежность в сочетании с косметически-совершенной зализанностью. После этого шершавый бетонный пол, усеянный гипсовой крошкой, даже немного успокаивал. Охранник повел радиопультом, и за спиной журналистки загромыхало сегментированное железо.

– Сюда, пожалуйста, – произнес Бигенд сквозь грохот и двинулся прочь, не потрудившись закрыть за собой дверцу.

Холлис последовала его примеру. По пути она обернулась. Машина осталась распахнутой, ее мягкие, обитые кожей ягненка внутренности, особенно четкие в искусственном свете гаража, напоминали небольшую пещеру.

– В процессе ремонта мы теряем львиную долю своих преимуществ, – посетовал Бигенд, обогнув десятифутовую груду кирпича.

– Львиную долю?

– Да, бо́льшую часть. Мне будет недоставать прежних неудобств. Они сбивали клиентов с толку, а это всегда полезно. На прошлой неделе мы открыли в Пекине новую систему офисов, так вот я совершенно не доволен. Три этажа в новостройке, что мы там забыли? Хотя, конечно, это же Пекин. – Он пожал плечами. – Выбирать не приходится, верно?

Холлис не нашлась с ответом и промолчала.

Поднявшись по широкому лестничному пролету, они вошли в помещение, которому предстояло превратиться в фойе. Здешний охранник внимательно изучал окна замкнутой телесистемы, выведенные на дисплей с плоским экраном, и даже не поднял головы, когда разъехались двери лифта, сплошь обклеенного пыльными слоями гофрированного картона.

Бигенд приподнял забрызганный побелкой клапан и прикоснулся к панели управления. Через два этажа лифт остановился.

Мужчина жестом пригласил свою спутницу на выход, и они ступили на дорожку из того же картона, приклеенного изолентой к гладкому серому полу из какого-то незнакомого материала. Дорожка вела к столу для переговоров, окруженному шестью стульями. Над ним на стене висел экран с диагональю в тридцать футов, который изображал портрет Холлис работы Антона Корбайна в идеальном разрешении.

Журналистка обернулась на Бигенда, и тот сказал:

– Чудесный снимок.

– А у меня от него до сих пор мурашки по коже.

– Это потому, что личность любой «звезды» – в каком-то смысле всегда что-то вроде тульпы.

– Вроде чего?

– Проекция мыслеформы, термин взят из учения тибетских йогов. Двойник знаменитости начинает жить своей, отдельной жизнью. При определенных условиях он продолжает безбедно существовать даже после смерти своего прототипа. Собственно, об этом и говорят нам всяческие конкурсы двойников Элвиса.

Тут его взгляды мало чем отличались от рассуждений Инчмэйла; впрочем, Холлис порой и сама так думала.

– А что происходит, – спросила она, – если «звездная» личность скончается первой?

– Почти ничего, – сказал Бигенд. – В том-то и загвоздка. Но против забвения работают гигантские портреты. Да и музыка менее всех искусств подчиняется времени.

– «Прошлое не мертво. Это даже не прошлое». – Холлис повторила слова Фолкнера, которые часто цитировал Инчмэйл. – Как насчет того, чтобы поменять канал?

Мужчина повел рукой по направлению к экрану. На месте портрета возник советский транспортный вертолет «Хук», вид снизу.

– Ну и что вы об этом думаете?

Улыбка Бигенда блеснула, как луч маяка. В помещении не было окон (разве только их замаскировали), так что единственным источником освещения оставался огромный экран.

– Вам по душе, когда люди сбиты с толку?

– Да.

– Значит, и я вам понравлюсь.

– Уже нравитесь. И я бы сильно удивился, если бы было иначе. Если бы вы сейчас не колебались.

Она подошла к столу для переговоров и провела пальцем по его черной поверхности, прочертив дорожку среди известковой пыли.

– Скажите, журнал и вправду существует?

– Все в этом мире, – проговорил Бигенд, – потенциально.

– Все в этом мире, – проговорила Холлис, – потенциальный треп.

– Пожалуйста, считайте, что я ваш патрон.

– Спасибо, но мне не по вкусу, как это звучит.

– В начале двадцатых годов двадцатого столетия, – промолвил рекламный магнат, – в этой стране еще находились люди, ни разу не слышавшие музыки в записи. Их было не много, но все же. С тех пор миновало около века. Ваша карьера «записывающейся певицы», – он жестом изобразил кавычки, – имела место ближе к окончанию того периода, который продлился менее ста лет и во время которого потребителям недоставало технических средств для производства того, что они потребляли. Они покупали записи, но не могли воссоздавать их. Когда появилась «Кёфью», монополия на средства производства уже начинала расшатываться. Прежде музыканты получали деньги за исполнение, издание и продажу своих произведений или же имели дело с постоянными покупателями. Поп-звезда, в том смысле, как мы ее знали, – тут он слегка кивнул в сторону собеседницы, – на самом деле была порождением до-вездесущих медиа.

– Порождением чего?

– Состояния, когда так называемые масс-медиа, если хотите, существовали в рамках этого мира.

– А не?..

– А не поглощали его.

При этих словах освещение изменилось. Холлис подняла глаза на экран: теперь на его поверхности царил металлический синий муравей глиф.

– А что такого в контейнере Чомбо? – спросила она.

– Это не его контейнер.

– Ваш?

– И не наш.

– «Наш»? Вы имеете в виду себя и?..

– Вас.

– Но это не мой контейнер.

– А я что говорил? – ответил Бигенд. И улыбнулся.

– Тогда чей?

– Не представляю. Однако надеюсь, что вы все выясните.

– Но что внутри?

– Этого мы тоже не знаем.

– Ладно, при чем здесь Чомбо?

– Похоже, ему известен способ узнавать местонахождение контейнера, хотя бы время от времени.

– Тогда почему не спросить прямо?

– Потому что это тайна. Чомбо прилично платят за молчание, а если вы успели заметить, он и так не слишком разговорчив.

– Хорошо, кто именно платит?

– О, этот секрет вообще покрыт полным мраком.

– Разве не хозяин контейнера?

– Или окончательный получатель, если таковой существует. Трудно сказать. Потому-то, Холлис, я и выбрал вас, чтобы вызвать его на откровенность.

– Вы просто не видели. Бобби совсем не был рад нашему знакомству. Я что-то не слышала повторного приглашения.

– Полагаю, тут вы заблуждаетесь, – возразил Бигенд. – Когда он свыкнется с мыслью, что вас можно вызвать на новую аудиенцию, мы наверняка о нем снова услышим.

– А какую роль в этой истории играют айподы?

Мужчина поднял бровь.

– Рауш велел присматриваться к тем, которыми пользуются для хранения информации. Разве так еще кто-то делает?

– Чомбо иногда записывает данные на айпод и отсылает его из Штатов.

– Какого рода эти данные?

– Мы не сумели выяснить. Якобы музыка.

– Куда уходят посылки, тоже не знаете?

– Сан-Хуан, Коста-Рика. Оттуда, возможно, куда-нибудь еще.

– Кто получатель?

– В первую очередь – хозяин дорогого абонентского ящика. В Сан-Хуане таких предостаточно. Мы как раз над этим работаем. Вы там бывали?

– Нет.

– В Сан-Хуане целая община пенсионеров-цэрэушников. И людей из DEA. Мы тоже кое-кого послали, чтобы без лишнего шума разобраться в обстановке. Правда, пока никакого толку.

– А почему вас так интересует содержимое этого контейнера?

Бигенд вытянул из кармана пиджака бледно-голубой микрофибровый платок и тщательно протер один из стульев от пыли.

– Присядете?

– Нет, спасибо. Продолжайте.

Тогда он сел сам. И посмотрел на журналистку снизу вверх.

– Опыт научил меня ценить все, что выбивается из общих рамок. Теперь я очень внимателен именно к человеческим странностям, особенно тем, которые прячут от посторонних глаз. Я трачу большие деньги на то, чтобы раскопать чужие секреты. Бывает, из них рождаются наиболее удачные достижения «Синего муравья». Например, за основу вирусной рекламы обуви «Троуп Слоуп» мы взяли анонимные видеоролики, выложенные в сети.

– Так это вы сделали? Запихали свое дерьмо на задний план старых фильмов? Вот гадость, блин! Пардон, что я по-французски.

– Но туфли-то продаются. – Он улыбнулся.

– И что вы надеетесь выгадать из тайны контейнера Чомбо?

– Понятия не имею. Ни малейшего. В этом-то весь интерес.

– Не понимаю.

– Разум, Холлис, это реклама с точностью до наоборот.

– В смысле?

– Секреты – отличная штука.

Мужчина повел рукой, и экран показал обоих у переговорного стола. Съемка велась откуда-то сверху. Причем двойник Бигенда еще не садился. Вот он достал из кармана бледно-голубой платок и вытер пыль с подлокотников, спинки, сиденья стула.

– Секреты, – промолвил настоящий Бигенд, – вот лучшее, что есть в мире.