ГЛАВА 2
КОРРИДА УОКЕРА
Говорят, что если во сне тебе явится какое-нибудь незнакомое существо, то надо постараться выведать у него его имя. Если существо ответит тебе, и ты, когда проснешься, вспомнишь, как его зовут, то уже наяву станешь властелином гостя из сна. Захочешь, чтобы оно услужило тебе – позови по имени, и существо явится и станет выполнять твои приказы, как сможет.
Я не знаю, правда это или ложь. Ни один карлик, или черт с рогами, или зверек, или человек, что являлись мне в самых разных снах в течение жизни, себя не называли. А спросить я не догадывался.
Но, если начистоту, я не верю, что произнесенное имя притягивает существо. Зато я знаю точно, что существует совершенно обратное по направленности воздействия колдовство. Вот оно: если ты слышишь имя, которое принадлежит знакомому тебе человеку, то ты к этому человеку притягиваешься. Возможно, мысленно, и это самая легкая степень колдовства, это мы все испытывали. А возможно, физически: вдруг находятся тысячи причин, чтобы сорваться с места и помчаться к нему через всю Галактику.
И это уж совсем серьезный морок, это никуда не годится.
К этим выводам я пришел, как и водится за Дэниелем Рочерсом, намного позже положенного. Уже после того, как мы с Лоттой прекратили торможение, обогнули Солнечную систему по орбите Нептуна, помахали ручкой Земле и снова нырнули в гиперпространство.
Боже, мы столько сил положили на то, чтобы вырваться с Виолетты и полететь на Землю, и вот!..
Казалось, я имел возможность поступить так, как моей душе было угодно. Захотел – полетел на Землю, захотел – полетел на… Черта с два! Не имел я никакой другой возможности, кроме выбранной. Не имел. Потому что Лотта произнесла и м я. Имя человека, которого я знал.
И колдовской закон вступил в силу: я притянулся к этому человеку.
И, не раздумывая, помчался туда, где он находился…
От Виолетты до Земли было рукой подать – двенадцать часов “быстрого” перемещения в гиперпространстве. Десяти часов Шарлотте и мне хватило на то, чтобы выспаться и привести себя в порядок, получаса – чтобы бездумно посидеть напротив друг друга с бледными лицами и пустыми глазами. И еще нескольких минут – для того, чтобы обдумать наше положение и начать разговаривать друг с другом.
Шарлотта жалобно вздохнула, поправила юбочку и прошептала:
– Ой, что мы с тобой наделали, Дэн!
Я покряхтел, поворошил волосы и тихо прохрипел:
– Да уж…
И горько пожалел о том, что купил в ночном баре журналистской гостиницы две, а не три бутылки бренди.
– Дэн, – печально продолжила Лотта, – правительство Виолетты уже, наверно, вручило Земле ноту протеста… По поводу нашего поведения… Они, виолеттяне, никогда, наверно, такого не видывали.
– Ты думаешь, что они нас опознали?
– Да уж конечно! Если не во время погони на шоссе, то потом, когда просмотрели видеозаписи нашего въезда на космодром…
– Ну и хорошо! – попытался приободриться я. – Пусть знают имена землян-героев!
Лотта посмотрела на меня больным взглядом:
– Ты представляешь, что с нами сделают?
Я испугался: может быть, я не знаю чего-то такого, что знает Лотта?
– Что? Разве дело не ограничится административным штрафом за нарушение Правил поведения на Периферии?
– Штраф – пустяки. Но ведь обычно о проступке сообщается по месту работы нарушителя.
– О-о! – вырвался у меня мучительный стон: я совсем забыл об этой пошлой практике! Я тут же вспомнил Молодого Имбецила и поздравил его с победой: он получил, что хотел. Сегодня или завтра на электронном табло новостей редакции побежит информационная строка: “Журналист Дэниел Рочерс, находясь в командировке на планете Виолетта, выпил несколько литров бренди, избил аборигена и угнал автомобиль такси. С сегодняшнего числа уволен за несоответствие облику и должности журналиста-межпланетника”.
Мечты сбываются, мистер Молодой Имбецил. К сожалению, только мечты имбецилов…
– Я завтра не смогу появиться в редакции, – печально продолжала Лотта. – Сгорю от стыда. Но для меня, наверно, все-таки дело кончится шуточками и подначками главного редактора. А вот как у тебя… – Она вопросительно посмотрела на меня.
– Меня уволят, дорогая, – ровным голосом сказал я. – Но не расстраивайся. Дело шло к увольнению уже давно, и рано или поздно это должно было произойти. Я просто не думал, что так быстро.
Лотта горестно вздохнула, взяла мою руку, положила ее на свое обнаженное колено и накрыла теплыми ладошками. Я поднял на нее опущенный долу взор: дух мой внезапно укрепился, и чудесное легкомыслие захватило меня. В конце концов, пропади все пропадом, у нас есть еще полтора часа, у нас вдвоем! Я погладил ее прекрасное колено и подсел ближе, но Лотта не вняла робкой ласке и по-прежнему печально продолжала:
– Дэн, а ведь мы с тобой завалили подготовку материала. Конференция будет продолжаться еще три дня. Обнародование Постулатов Единого Учения, торжественное закрытие, демонстрация божественных чудес, Великий Ход богоугодников… Самое важное мы не увидим. И даже то, что я отсняла…. – Она вдруг схватилась за голову. – Боже праведный! Я же оставила в гостинице видеокамеру, все вещи!
Я поспешил ее успокоить:
– Не волнуйся, вынырнем из гиперпространства – позвонишь на Виолетту, закажешь доставку своего багажа на Землю.
Лотта уронила голову мне на плечо:
– Главный меня сожрет…
Я обнял ее за талию и привлек к себе. Ее прекрасное колено не давало мне покоя, и второе ее прекрасное колено тоже не давало мне покоя. Но мои поползновения остались без ответа. Лотта отвела мою руку, я заглянул ей в лицо и увидел, что она напряженно думает о чем-то совершенно не относящемся к любви. И не о сорванной командировке.
– Слушай, Дэн! – вдруг произнесла Лотта, и голос ее зазвучал как прежде – мелодично, сексуально и энергично. – Слушай! А что, если мы реабилитируемся?
– Что-что?
– Реабилитируемся! Раз уж мы сорвали публикацию о конференции. Нам могут это простить только в одном случае. Если мы привезем другой, сногсшибательный материал. Тогда уж я смогу спокойно смотреть в глаза главному: пусть хихикает над историей с жабами Виолетты! А тебя не уволят. Ты дашь у себя печатный материал, а я сделаю телерепортаж. Другими словами и с немного другими акцентами, как тогда, с Мировым Президентом. Пересечения у нас не будет.
Я оценивающе взглянул на Лотту. Мне хотелось бы ответить, что меня уволят в любом случае, но, глядя на ее вдохновенный вид, я попридержал язык. Что-то мне подсказало: Шарлотта говорит не просто так, есть у нее какая-то задумка, и, скорее всего, она хочет использовать свою старую журналистскую заначку.
У любого опытного журналиста есть такие заначки. Время от времени мы в поисках интересных новостей натыкаемся на очень необычные вещи, информацию то есть.
Это может быть некое загадочное и нераскрытое убийство инопланетянина во время его пребывания на Земле. Или мрачная тайна найденных на вновь открытой планете захоронений людей. Или сведения о вернувшемся в пределы Галактики из неосвоенных секторов Вселенной корабле-разведчике с мертвым экипажем на борту.
Как правило, такая информация всегда тщательно скрывается Мировым Советом и требует самостоятельного журналисткого расследования. Иногда она не является тайной, но для того, чтобы узнать подробности, необходимо отправиться на край Галактики.
В любом случае подобная информация труднодоступна. Добыча ее требует неординарных усилий. Но ценность ее для журналиста состоит в том, что, во-первых, она всегда желанна, не стареет и может быть подана в любой момент, как только удастся ее заполучить и обработать. А во-вторых, она всегда необычна и интересна: статья на основе этой информации занимает первую полосу, а автор статьи получает аховые гонорары.
Журналист, если набредает на подобную золотую жилу, оказывается в трудной ситуации. С одной стороны, очень жалко упускать интереснейший материал, а с другой – нет времени, или желания, или денег на разработку месторождения. И тогда знающий свое дело профессионал закидывает эту жилу еловыми ветками, засыпает ее землей, чтобы не добрались до нее другие, и оставляет до лучших времен. Чтобы тогда, когда у него появятся возможности и силы – засучить рукава и взяться, наконец, за добычу своего золота.
Вот это и есть журналистская заначка. И похоже, что Лотта собиралась использовать свою заначку, чтобы спасти нас от позора и гонений.
Я смотрел на Лотту и думал. И думал я о том, что втянул ее в историю, в которой она бы никогда не оказалась, если бы мой Дэнни-дурак не произнес заклинание. И еще я думал о том, что Лотта сегодня не сказала мне ни одного слова упрека, хотя имела на это полное право. А еще я думал, что не хочу, чтобы над ней смеялись ни Молодые Имбецилы, ни Старые Дегенераты, ни Пошлые Остряки – кто там еще ожидает ее на Земле? – и чтобы она всегда самоуверенно стучала своими каблучками и лихо смахивала челку со лба. И улыбалась, и никогда на ее бирюзовые глаза не наворачивались слезы унижения и обиды…
А раз я этого не хочу, сказал я себе, то сделаю так, что этого не будет. Я полечу с Лоттой, куда она захочет, и помогу ей разработать ее золотую жилу. Тем более что мне нечего терять и некуда спешить. Отныне у меня масса свободного времени.
Надо же, я самоуверенно считал, что принимал совершенно самостоятельное решение, имея право выбора по своему усмотрению. Буквально через несколько минут я понял, что выбора-то, оказывается, у меня никакого и не было…
Впрочем, я уже об этом говорил.
Я сделал вид, что страшно заинтересовался Лоттиной идеей и засверкал очами:
– У тебя что-то есть? Рассказывай. А работать ты сможешь с моей видеокамерой. Их у меня здесь даже две, на выбор.
Лотта заговорщицки сузила глаза:
– Помнишь, лет пятнадцать назад, когда разведчики добрались до Дальней Галактики, в ней обнаружили сразу целую кучу планет, пригодных для жизни?
– Да, – кивнул я. – Только особого интереса они не вызвали. На этих планетах не обнаружили ни одной развитой цивилизации. Даже двуногих жаб, способных обучаться, как на Виолетте.
– Вот, – продолжила Лотта. – И ты, наверно, помнишь, что находка “ненужных” нам планет создала некий юридический прецедент. Правительство предложило – впервые в истории! – приобретать эти планеты в собственность. Покупать, то есть, частным лицам или компаниям. Стоил товар недорого, и это было легко объяснимо: планеты находились от Земли очень далеко, неделя лета даже на гиперлайнере. Да и освоение влетало в копеечку…
– Шум вокруг того гиблого предложения был большой, – подхватил я. – В то время ты еще пускала пузыри изо рта в детской кроватке, а я был уже студентом и подрабатывал сразу в двух редакциях курьером. И прикидывал, сколько времени мне понадобится, чтобы заработать на покупку планеты, если я всю зарплату буду относить в банк. Помню, у меня вышло что-то около пяти лет. А потом я понял, что не хватит никаких денег, чтобы покрыть транспортные расходы при освоении – доставка материалов и оборудования, строительство, монтаж…
– Но даже не столько это отталкивало покупателей, Дэн, сколько отдаленность от Земли. Ведь известно, что у человека после нескольких нырков в гиперпространство на длительный срок, больше десяти дней, энцефаллограмма мозга необратимо искажается. Недаром наши разведчики все немного странные, и стареют они как-то быстро…
В общем, постоянный торговый обмен с планетой, настолько удаленной от Земли, исключался, размещать производство или склады на них не имело смысла. Компании сразу отказались от идеи покупки.
По-существу, потенциальными покупателями планет являлись люди, которые хотели бы забыть про Землю навсегда. Планеты Дальней были товаром для отшельников, да еще таких, которые могли бы обеспечить для себя полностью автономное существование в мире, оторванном от цивилизации
– И такие отшельники нашлись? – Я уже начинал понимать, к чему ведет Лотта. Интервью с космическим Робинзоном – это было очень даже неплохо.
– Нашлись, – ответила Лотта. – Планеты приобретали семьи, религиозные секты, некоторые сообщества и кланы с определенными мировоззренческими установками, выталкивающими их из земного социума. И все они довольно удачно устроились, поддерживают добрые отношения с Землей, потихоньку перетягивают к себе родственников-землян, расширяются, любятся, размножаются… Иногда, очень редко, прилетают на родину. Охотно дают интервью.
Я разочарованно посмотрел на нее: коренастая фигура бородатого Робинзона с красным лицом и руками-лопатами в моем воображении печально вздохнула и пропала.
– Ну-у? – протянул я. – А в чем соль длинного рассказа?
Лотта засмеялась и уткнулась каштановой челкой мне в грудь:
– Ну же, Дэн! Дай мне сделать интригующую паузу!
Я уже начал сомневаться, что услышу от Лотты что-то толковое, и поэтому отстранил ее от себя и сказал:
– Считай, что ты уже ее сделала. Но я почему-то не заинтригован, а разочарован. Рассказывай.
– А соль рассказа в том, – медленно произнесла Лотта, – что одна из планет была приобретена в собственность не кланом или сектой, и даже не семьей, а всего одним человеком. И последние пять лет он живет на ней один. И за эти пять лет ни разу не прилетал на Землю. И никто из простых смертных не видел его и не слышал его голоса
– А непростые смертные? Кто его видел и слышал его голос?
– Только сотрудники Отдела по связям с Дальней Галактикой. У меня есть знакомый, который там работает. Он-то мне все и рассказал.
Неожиданно во мне что-то неприятно зашевелилось, и я посмотрел на Лотту совершенно другим, нехорошим взглядом. Тяжелым.
– Какой такой знакомый?
Лотта удивленно уставилась на меня и смолкла, потом поняла, о чем я думаю, и расхохоталась:
– Дэнни, прекрати ревновать! Видел бы ты этого знакомого! Он был для меня источником информации – не более. И вообще… – Она вдруг нервно поправила челку и отвернулась от меня. – Странный вы народ, мужчины. Целый год ты даже, наверно, и не вспоминал обо мне, а теперь задаешь вопросы… А я, между прочим, о тебе все время помнила. Ждала: может, позвонишь… Искала тебя. Я…
– Чего меня было искать, – буркнул я. – В “Галактик экспресс” я все время торчал, никуда не уходил…
– Эх ты, Дэн! – В голосе ее зазвучали слезы обиды. – Ты думаешь, мне навязали эту командировку на Виолетту? Я сама себе ее придумала, убедила главного. Я знала, что мы там встретимся. А ты…
Лотта хотела сказать что-то еще, но волнение не дало ей продолжить. Она вздернула округлый девичий подбородок и уставилась на потолок. И я увидел, как дрожат уголки ее губ.
Я был расстроган. Я был пристыжен. Я раскаивался. И, чтобы выразить свои чувства, не нашел ничего иного, как снова осторожно положить руку на одно из прекрасных коленей. Лотта шмыгнула носом и посмотрела на меня размягченным взглядом:
– Ну, ты будешь слушать дальше?
Я молча кивнул, и Лотта, как и полагается ветренным дивам и амазонкам, мгновенно пришла в себя и непринужденно оперлась о мое плечо.
Я вздохнул. И подумал о том, что иногда при общении с женщинами становлюсь невольным участником какой-то очень простой игры. Настолько простой, что никак не могу понять ее правил…
Лотта тем временем продолжала:
– Вот. И он, этот отшельник, раз в полгода выходит на видеосвязь и делает заявку на доставку продовольствия, разной бытовой мелочи, но главное – неизменно каждый раз он заказывает очень много разной аппаратуры, комплектующих и свежую техническую литературу.
– Ничего себе, – сказал я. – Это уже интересно. И что же, за все эти годы никто из журналистской братии не попытался разузнать о нем поподробнее, не брал интервью?
– Ну, во-первых, мало кто обратил на него внимание. Колонисты других планет Дальней давали достаточно обильный и интересный материал для репортажей. К тому же планета этого отшельника – самая удаленная от Земли из всех планет в галактике. А потом – он никого к себе не пускает.
– Как это “к себе не пускает”?
– Ну, Дэн, его планета – частная собственность. Хозяин имеет полное право стрелять в того, кто нарушил границы его собственности без разрешения.
– И он что, стрелял в репортеров?!
– Нет. Но предупреждал. Стоило приземлиться около крепости этого сумасшедшего, – а говорят, что его резиденция представляет из себя стальную крепость – как к звездолету тут же подкатывал огромный кибер с двумя толстенными пушками наперевес и вежливо растолковывал гостям положение дел. Звучало это приблизительно так: “Ребята, проваливайте ко всем чертям, иначе я разнесу ваш долбаный планер на мелкие кусочки!” Желающих пытать судьбу под пушками звероподобного робота не нашлось.
– Здорово! – вырвалось у меня. – Крутой мужик этот отшельник.
– Он не мужик, – сказала Лотта. – Он старик.
– Тем более. Могучий старик, презревший блага земного мира, стоящий на ветру. Его мужественный, немного стеклянный взгляд устремлен в небо, в голове у него гениальные замыслы, а за спиной – преданный кибер, который разнесет на мелкие кусочки любого, кто позарится на честь и свободу хозяина. Отлично. Есть, о чем писать.
– Тебе нравится? – зарделась от удовольствия Лотта.
– Несомненно, дорогая. Только я не выяснил один вопрос. Этот кибер – он имеет половую ориентацию?
Лотта округлила свои огромные глаза:
– Да ты что!
– Но тогда я не пойму, как мы с ним договоримся. Если бы он был мужчиной, то, возможно, купился бы на твои женские чары, дорогая. И пропустил бы нас к старику. Но если это просто кибер, то наш “долбаный планер” разлетится на кусочки. Вместе с нами, кстати.
Я не смеялся над Лоттой. Я просто куражился и тянул время. Мне нравилось, как Лотта вводит меня в курс дела, мне нравилось ее слушать, наблюдать за изменениями ее настроения и выражения лица и находиться в предвкушении окончательного посвящения в ее замысел. Я был уверен, что у Лотты имеется план проникновения в резиденцию загадочного старика, в противном случае ее журналистская заначка являлась бы не заначкой, а просто невоплотимой мечтой.
Но я даже и не подозревал, насколько легкомысленна моя подружка. И насколько самоуверенна женская красота. И насколько сомнительно было предприятие Создателя, когда он вылепил женщину из адамова ребра.
Лотта обворожительно улыбнулась и сказала:
– Но зато половая ориентация есть у старика. Это англичанин. Настоящий джентльмен. Я специально наводила справки и узнала, что еще ни одна женщина-журналистка не прилетала к нему на планету. Он не сможет отдать киберу приказ стрелять в даму.
Во рту у меня стало кисло. Улыбка меленно сошла с моего лица. Я вяло сглотнул и тихо спросил:
– И это все?
– Что “все”?
– И это все, что ты придумала, чтобы добыть информацию?
– Да-а, Дэнни, – удивленно протянула Лотта. – А разве этого недостаточно?
И тут я взорвался. Слишком велико было мое разочарование.
– А для чего этого достаточно?! – заорал я. – Для чего?! Для того, чтобы неделю болтаться в гиперпространстве, заработать необратимые изменения в мозгу, а потом получить по этим мозгам зарядами из двух толстенных, как ты позволила выразиться, стволов?
Я вскочил с места и забегал по залу. Ланц встревоженно замигал индикаторами системного блока. Лотта испуганно зажала рот рукой и с ногами забилась в угол кресла.
– Дэн…
– И это твой эксклюзивный замысел? Прекрасно! Что ты знаешь об этом старике! Ты думала о том, что за пять лет этот твой джентльмен мог сойти с ума и перестать быть джентльменом? А ты думала о том, что он, может, маму родную продаст за свою тайну, и никакая женщина его при этом не остановит? Ты хоть допускала возможность того, что кибер действует совершенно автономно, без внешнего контроля старика? Старик мог раз и навсегда заложить в кибера программу защиты резиденции, чтобы уже никогда не интересоваться, с кем тот выясняет отношения за стеной. Ты в таком случае и сказать-то не успеешь, что ты – дама. Выслушаешь автоматическую тираду, неторопливо подкрасишь губки, откроешь рот и… взлетишь на воздух!
– Дэн! – плачущим голосом закричала Лотта. – Что ты рисуешь какого-то монстра! Ведь раз в полгода к старику прилетает транспортный корабль, он как-то общается с людьми и, конечно, убирает своего кибера!
Я остановился напротив нее и сочувственно заглянул ей в глаза:
– Девочка, ты должна знать, что доставку частных заказов на такие расстояния осуществляют корабли-автоматы. В них ты не найдешь ни одного человека. Любители искажать энцефаллограмму своих мозгов – разведчики. Но они не занимаются транспортными перевозками.
Лотта забегала полными слез глазами по моему лицу и обреченно уткнулась подбородком в колени.
– Боже, – всхлипнула она. – Какая я дура!
Я вдруг как-то сразу успокоился и мне стало ее жалко. Я погладил Лотту по голове и сел рядом на краешек ее кресла. Мне так хотелось ей помочь, но то, что она придумала – никуда не годилось.
Конечно, я не верил, что старик – сумасшедший, или что его кибер начнет стрелять после первого предупреждения. Я намеренно сгущал краски, чтобы дать Лотте понять бессмысленность ее придумки. С другой стороны, мои фантазии вполне могли и соответствовать действительности, чем Космос не шутит.
Но вот в чем я был абсолютно уверен – это в том, что старика мы не увидим и интервью у него никогда не возьмем. Судя по тому, что рассказала о старике Лотта, ее журналистская заначка была той самой невоплотимой мечтой, о которой я говорил.
Мы сидели рядом и подавленно молчали. Я задумчиво поворошил волосы и произнес:
– Интересно, каким образом дед заработал столько денег, что смог построить стальную крепость, купить кибера – да, наверно, и не одного! – и оплачивать свои постоянные заказы?..
Лотта подняла голову и тихо сказала:
– А он их и не оплачивает. За него это делает Бюро Звездных Стратегий.
В голове моей раздался треск искрового разряда. Рука, только что отнятая от затылка, застыла в воздухе в совершенно нелепом положении. Рот мой приоткрылся, взгляд остановился на совершенно черном экране выключенного монитора. Лотта обеспокоилась и тоже стала рассматривать так заинтересовавшую меня загадочную черноту.
– Что там, Дэн?
Я не отвечал. В эти мгновения я медленно, очень медленно уводил себя с заснеженной поляны. С заснеженной поляны посреди заледенелого леса. С заснеженной поляны, под которой таился мертвый подземный город. Мертвый подземный город, в котором находился сектор Z…
Я уводил себя оттуда и делал это настолько медленно и осторожно, насколько мог. Потому что прыжки из одной реальности в другую со скоростью проскакивающей в голове искры кого хочешь сведут с ума. Не то что Дэниэла Рочерса в состоянии похмелья.
И когда я оказался на месте, то есть в своем теле и в своем звездолете, то плавно развернулся к Лотте всем корпусом и тихо-тихо, робко спросил:
– Ты сказала – “Бюро Звездных Стратегий”?
Наверно, в этот момент я был, как говорится, не совсем адекватен. Лотта испуганно расширила глаза и драматически прошептала в ответ:
– Да, Дэнни… – Потом над страхом и опасением за состояние моего ума возобладало любопытство. – А что?
Я нежно взял ее за руки, затем трепетно облучил ее милое лицо кротким любовным взглядом и только потом воркующим ласковым голосом попросил:
– Ответь мне, Шарлотта, ответь мне – если ты можешь ответить, если ты знаешь ответ, если ты сможешь подарить его своему Дэну, – ответь мне еще на один мой вопрос…
Свойственная мне перемена стиля речи в минуты душевных потрясений была, к счастью, известна Шарлотте Ньюмен. Теперь она уже не боялась, первый испуг прошел, зато глаза ее загорелись огнем страсти к познанию неведомого.
А я продолжал:
– Но прежде чем ты сделаешь это, прежде чем ответишь мне на вопрос – спроси себя: “А правильно ли я отвечаю моему другу Дэниэлу Рочерсу? Обладаю ли я точным знанием? Способна ли я правильно воспроизвести то, что лежит в глубине моей памяти?” И если ты услышишь идущий откуда-то изнутри самое себя тихий уверенный голос тайного оракула, если услышишь положительный ответ, – тогда говори.
Я хотел перевести дух, потому что произнес весь монолог на одном искренне прочувствованном дыхании, но еще даже не успел осуществить своих намерений, как услышал:
– Задавай свой вопрос!
Лотта смотрела на меня все тем же воспламененным взором и не хотела терять ни мгновения на своем новом пути познания. Воистину, я умел заинтриговать свою подругу!
Я судорожно вздохнул, сглотнул, сморгнул, опять вздохнул и наконец быстро спросил:
– Ты знаешь, как зовут этого старика?
Она сверкнула на меня победоносным взглядом и также быстро, ни секунды ни задумываясь, ответила:
– Да!
– Как?
– Джеймс Уокер.
– Есть! – Я завис над креслом в торжествующем прыжке центрфорварда, только что забившего мяч в ворота соперника. – Лотта, есть! Я нашел!
– Кого, Дэн? Уокера? Ты его искал?! – Лотта смотрела на меня изумленным и жадным взором.
Я не отвечал ей, а мерил зал широкими шагами. Боже, я все-таки нашел его! Месяцы, два десятка месяцев безуспешных поисков на всей Земле, во всей Галактике! Тысячи запросов, телефонных переговоров, факсов, файлов электронной почты, горы счетов за пользование всеми видами межпланетных связей, за вход в ГКС, пустые пролеты через тысячи световых лет, лживые посулы частных детективов и космических чиновников – все напрасно, и вот…
Оказывается, Лотта была хранительницей секрета!
Я искал, – да! – я искал Джеймса Уокера – разве в моем положении это кажется неестественным? Я должен был найти друга своего отца – человека, который когда-то покинул его, улетел “куда-то к чертовой матери”, лишь бы не видеть больше того, что он вместе с отцом создал. Я должен был разгадать тайну наследства, узнать о “штуке”, понять, что же находится у меня в руках и как этим распорядиться.
А разве я мог действовать иначе? Разве мог я спать спокойно, если рука моя – спасибо Денни-дураку! – лежала, образно говоря, на кнопке устройства, которое, по рассказам отца, было столь же грозным и масштабным, сколь и далеким от постижения его секретов Дэниелем Рочерсом? Конечно, нет! И я не спал. И делал свою журналистскую работу, а параллельно – еще одну, адову работу поиска Уокера – безнадежную, пожирающую все мои силы, все мои деньги, всего меня…
Из-за этого я не мог уйти от Молодого Имбецила: он хорошо платил! Из-за этого я неделю назад не выдержал и впервые вылетел в командировку на Виолетту на своем звездолете: у меня больше не было сил трястись в пассажирском лайнере третьего класса! Из-за этого вчера вечером силы, несмотря на комфортный перелет, все-таки оставили меня. И я напился, как свинья.
Все эти поиски вели меня к полному истощению и в тупик, я уже начинал терять надежду и строить совсем другие планы. Но какие это могли быть планы, какие?!
Обратиться к специалистам Бюро Звездных Стратегий? Я верил в компетентность бывших отцовских коллег, я в ней не сомневался! Но я также верил и в папину гениальность. И поэтому сама мысль о том, что компетентность будет разбираться в творении гениальности, приводила меня в ужас. Представляете, чем это могло закончиться?
Специалисты Бюро Звездных Стратегий в лучшем случае могли просто испортить “штуку”, при этом не сумев разобраться в ней настолько, чтобы создать другую, такую же… В более плохом раскладе, они могли случайно уничтожить ее, в худшем – их опыты могли привести к катастрофе…
А какой могла бы быть эта катастрофа, я видел в глазах своего умирающего отца.
Те же самые соображения относились к любому, самому известному ученому-”частнику”. Я не хотел обращаться ни к кому в целой Галактике.
И еще. Я знал, что разгерметизация секрета существования “штуки” другим человеком или организацией вела к тому, что, скорее всего, рано или поздно меня лишат папиного наследства. Кто? Мировой Совет, Комитет Защиты Земли, преступный синдикат “Монстры Галактики”, инопланетяне…
Это мог быть кто угодно. Зависело от того, к кому обратится человек или организация, узнавшие тайну моего звездолета. А этого, потери наследства, я себе позволить не мог. Звездолет из сектора Z был мне дорог, он был материализованной памятью об отце.
Оставлять тайну звездолета нераскрытой, как я уже говорил, я не мог. Мне нужно было знать, на какой пороховой бочке я сижу. “Штука” была слишком беззащитна от внешнего вторжения. Частный вездолет – не крепость на вершине скалы, он вполне доступен, он стоит на космодроме, он – объект вожделения разных людей. Например, вора, простого квалифицированного вора, который знает, как обойти сигнализацию и снять защиту-ступор входного люка
Любой человек, который оказался бы в моем звездолете без меня – а при мне кроме Лотты в зал еще никогда не ступала нога чужака! – сразу бы понял, что здесь дело не чисто. А дальше – любопытство, обращение к Ланцу, попытки снятия поставленных мною блокировок сенсоров включения “штуки”, и – включение…
Их, эти блокировки, мог взломать любой мало-мальски опытный хакер. А ставить ту, что придумал отец, я не хотел…
В разрешении этого клубка проблем, опасений и сомнений мне мог помочь только один человек во всей Галактике. Только один – соратник отца и соавтор “штуки”, Джеймс Уокер. Он был не чужак – друг отца. Не человек Земной Системы, не мафиози и не инопланетянин – отшельник. Не злодей и не вор – я знал его. А главное – он был одним из создателей “штуки” и мог дать мне самые обильные консультации.
Только он мог мне помочь, только он, Джеймс Уокер – пропавший, как сквозь землю провалившийся, неуловимый, неопознаваемый, проклятый старик Уокер.
Но я не мог его найти.
И вот – нашел.
Теперь я понимал, почему до сих пор мои поиски были безуспешными. Имена хозяев планет являлись строжайшей тайной, и тайна эта охранялась, как и многое другое в разнообразных делах Земли, всем информационно-защитным потенциалом Земной Системы. Мои запросы в Отдел по связям с Дальней Галактикой, естественно, не оставлялись без внимания, но зато оставались без ответа.
Логика молчания была такова.
Джеймс Уокер, которого ищет журналист Дэниел Рочерс, существует. Джеймс Уокер – хозяин планеты. Джеймс Уокер в настоящий момент находится на ней. Ответ на запрос должен содержать предложение, в котором имя Джеймса Уокера и название планеты, хозяином которой он является, будут стоять рядом. Это невозможно. Невозможно по причине возрастающей вероятности разглашения тайны владения. Запрос мистера Рочерса оставить без ответа.
По-существу, Джеймс Уокер, проживая, так сказать, на своей собственности, для информационной системы Земли и Галактики как бы не существовал. А то, что мне пришли отрицательные ответы на прямые запросы к колонистам Дальней, тоже легко объяснимо. Старик – отшельник, нелюдим, в Дальней его никто не знает. Возможно, люди и любопытствовали поначалу и даже наносили визиты, но, если верить рассказу Лотты, “звероподобный” кибер мгновенно отбивал у них охоту являться незванными гостями. И имени своего хозяина при этом не называл.
Почему старик Уокер снова связал свою судьбу с Бюро Звездных Стратегий, за что они платили ему огромные деньги и чем он занимался на своей планете – обо всем этом я решил подумать потом. Сейчас я торопился. Колдовской закон притяжения к существу, имя которого названо, вступил в силу.
Я остановился напротив Лотты и вперил в нее немигающий взгляд. Она зябко поджала под себя ноги и смотрела на меня, как кролик на удава.
– Что, Дэн?
– Лотта, – ответил я строго и спокойно. – Ты молодец. Ты хорошая журналистка, и твой эксклюзивный замысел тоже хорош. Мы летим к Джеймсу Уокеру, мы возьмем у него интервью, я тебе обещаю.
Ее бирюзовые глаза засверкали восхищенно – как на шоссе у Долины Навигаторов при проводах колонны полицейских машин Виолетты.
– Мы летим, да?! Ты знаешь его? А он знает тебя?
– Да, дорогая.
И я вкратце рассказал ей об отце, Уокере и звездолете. И о “штуке” я ей рассказал тоже…
Первое существо во всей Вселенной, которому я рассказал о “штуке”, была Шарлотта Ньюмен. Это, наверно, было глупо? Наверно. Но не глупее пьянки, что случилась накануне, и совместного побега с Виолетты на моем звездолете.
Лотта по воле Денни-дурака оказалась в зале, рядом с детищем отца и Уокера, была допущена в святая святых, и это решало все. А потом…
Я почему-то верил Лотте, я почему-то знал, что никогда она не сделает плохо Дэниелю Рочерсу. А, значит, не принесет вреда ни звездолету, ни “штуке”, ни Ланцу – ничему, что работало, еле слышно дышало, щелкало, и мигало вокруг нас.
– Как называется планета Уокера? – спросил я Лотту.
– Коррида.
– Весьма красноречиво, – сказал я.
И подумал, что разведчики Дальней – большие придумщики. Впрочем, они в чем-то предвидели ситуацию, когда давали планете название. На ней периодически разворачивается настоящая коррида. Когда дядю Джеймса кто-нибудь навещает.
Тогда роль красной тряпки выполняет приземлившийся звездолет, роль быка – кибер Уокера, а роли тореадоров – правда, весьма жалких тореадоров – гости Корриды.
Я повернулся к Ланцу и коротко приказал:
– Ланц, разверни нам карту освоенных секторов Вселенной. И определи координаты планеты Коррида.
Через несколько минут я сориентировался в пространстве относительно Дальней и дал Ланцу задание изменение курса перемещения. Потом посмотрел на часы:
– Ну, что ж, дорогая, полетим навстречу своей новой судьбе. Не все нам с тобой быть журналистами, попробуем себя в роли тореадоров. Через пятнадцать минут мы выйдем из гиперпространства и окажемся на границе Солнечной системы. В реальном пространстве Ланц возьмет новый курс, на Корриду, и ровно через неделю мы будем на месте. В гостях у доброго дядюшки Уокера. И не будь я Дэниел Рочерс, если мы не обойдем кибера, а старик не даст нам интервью.
– Ур-р-а-а! – закричала Лотта и бросилась мне на шею.
Я, как всегда, зашатался от сногсшибательных объятий моей амазонки и закричал что-то шутливо-возмущенное, обнимая ее в ответ. И вот тут-то и вползла в мое сердце холодная и скользкая змея – необъяснимая ничем тоска, какое-то неясное предчувствие.
Предчувствие чего? Беды? Потери? Поражения? Я покружил Лотту, похохотал вместе с ней еще пару минут, потом прогнал ее в бытовой отсек готовить обед, потом разговаривал с Ланцем и все время наблюдал за змеей в сердце, и все время чувствовал ее присутствие.
Она не уползала.
А исчезла только тогда, когда мы вышли из режима “быстрого” перемещения, обогнули Солнечную систему, взяли курс на Корриду и снова нырнули в гиперпространство.
Коррида оказалась каменистой планетой размером с Землю. Она вращалась вокруг огромной красной звезды, спутников не имела, была кое-где покрыта скудными красноватыми лесами, теснившимися к редким мутным озерам, и ничем не могла порадовать глаз землянина.
Ланц вывел наш звездолет на обзорно-разведывательную орбиту вокруг Корриды. Пока он собирал сведения о составе атмосферы, флоре и фауне и отыскивал стальную крепость дядюшки Уокера, мы с Лоттой молча сидели и не отрывали глаз от бедной картины на экране внешнего обзора.
Та неделя, что мы провели вместе на звездолете в вынужденном безделье, пошла нам только на пользу. Мы, журналисты, люди целеустремленные и, если движемся к цели, то чувствуем себя прекрасно. Ланц нам это движение успешно обеспечивал, причем без всякого нашего контроля и участия. И получалось, что мы, в общем-то, делая дело, могли ничего не делать. Что может быть приятнее? “Только одно!” – сказал бы Денни-дурак, думая о бренди, а я ответил бы так же, но имел бы в виду нечто иное.
Например, космическое путешествие в объятиях обворожительной амазонки…
Да. Ну, ладно. В общем, выглядели мы хорошо, были полны сил и задора, здоровой журналистской наглости и решимости штурмовать стальную крепость.
– Дэн, ну скоро? – нетерпеливо сжала мою руку Лотта.
На экране внешнего обзора в тысяче километров под нами проплывали скучные ландшафты Корриды. На этой стороне планеты ровный рыжий фон каменистой поверхности пересекался нитяными трещинами разломов да иногда разнообразился неровной крупной россыпью горных массивов.
– Потерпи, дорогая, – ответил я. – Ланц делает облет планеты по определенной системе, чтобы ничего не упустить. Мы обязательно найдем крепость старика Уокера, если только твой знакомый тебе не наврал.
– Нет, Дэн, – горячо сказала Лотта. – Он не мог наврать. Я требовала документального подтверждения его рассказов, и он мне вынес дискету с данными о Дальней Галактике.
“Да, мистер Рочерс, – подумал я. – Секреты существуют только для таких рохлей, как ты. Не так уж трудно проникнуть в некоторые тайны Земной Системы, достаточно иметь знакомого в нужном департаменте. Или знакомую. Мотай на ус”.
А сам сказал:
– Ничего себе! Твой знакомый ради тебя рисковал жизнью?
Лотта лукаво и кокетливо улыбнулась:
– Может быть! А чему ты удивляешься?
Больше всего на свете я не люблю вот это пошлое подначивание, а зато как охотно женщины пускают его в ход! Я позволил себе рассвирипеть:
– Слушай, – ревниво прошипел я и сжал Лоттино запястье – она капризно вскрикнула. – Если ты сейчас же не прекратишь свои дурацкие…
Меня прервал приятный механический баритон Ланца:
– Мистер Рочерс, вербально заданный объект “жилище, дом, коттедж, здание, замок, крепость” обнаружен. Жду дальнейших указаний.
Я и Лотта вперились в экран. И увидели посреди рыжего поля большое мутно-синее пятно – озеро; вокруг пятна – красноватую закипь, лес, расходящийся от озера во все стороны километров на двадцать-тридцать; и в левой нижней части экрана, на краю леса, мы увидели линии небольшого темного контура правильной окружности, внутри которого располагались черные точки, прямоугольники и овалы.
Очевидно, мы смотрели на владение Уокера – постройки на территории, обнесенной стеной.
– Приехали… – прошептал я и еще сильнее сжал Лоттино запястье. Она опять вскрикнула и выдернула руку.
– Мистер Рочерс, – снова подал голос Ланц, – мы находимся в мощном поле безопасного для жизни излучения. Судя по спектру, генератором поля является устройство Б-10, информационный сканер первого класса типа “Бумеранг”. Звездолет подвергается активному информационному сканированию.
– Что это еще за “Бумеранг”?
– Б-10 получает и обрабатывает информацию о заданном объекте, а именно: определяет тип, класс, свойства и функциональные возможности механизмов и аппаратуры нашего звездолета, а также общие физиологические параметры существ, на звездолете присутствующих.
– Вот это да! – выдохнула Лотта. – Никогда такого не слышала!
– Устройство Б-10 является общеизвестной современной моделью информационного дистанционного разведчика, мисс, – вежливо пояснил Ланц и обратился ко мне. – Мистер Рочерс, на территории объекта наблюдается передвижение нескольких кибернетических машин. Машины имеют одинаковые размеры, функциональные возможности и системы вооружения. Жду дальнейших указаний.
Я посмотрел на Лотту и ободряюще ей подмигнул.
– Сажай звездолет напротив контрольно-пропускного пункта, Ланц. Если ты, конечно, найдешь в этой глухой стене КПП.
– У постройки в одном определенном месте имеются некие технологические зазоры. Очень похоже на автоматические ворота.
– Тогда садись около технологических зазоров. Только медленно и спокойно, чтобы лишний раз не волновать старика Уокера.
Звездолет, как лифт, начал быстрое и плавное вертикальное движение к поверхности планеты. Я повернулся к Лотте и критически оглядел ее униформу – босоножки на высоких каблучках, мини-юбочку и донельзя открытую блузку.
– Лотта, ты думаешь ступить в незнакомый мир в таком виде?
Она опустила постный взгляд на свои голые ноги, внимательно оглядела босоножки, потом поправила складки блузки на груди и заявила:
– Конечно!
– Нет, так не годится. Во-первых, неизвестно, как твой внешний вид будет воспринят стариком. Он все-таки в некотором роде схимник. А во-вторых, Коррида – не Бродвей. Хоть Ланц и показывает, что температура за бортом нормальная, все остальное там ниже нормы: камни, трещины, пыль… В общем, надевай мой летный комбинезон и спецботинки. Размер ботинок, сама знаешь, регулируется, и они не тяжелее твоих босоножек.
– Ну-у, Дэн! – капризно надула губы Лотта. Я прикрикнул:
– Не разговаривать! Я здесь командир, поняла? Не будешь подчиняться приказам – оставлю на звездолете. Потом принесу тебе отснятую видеопленку с интервью, и все! Материал получишь, а Уокера не увидишь!
Такие перспективы тележурналистку Шарлотту Ньюмен не устраивали. Она обиженно тряхнула челкой и удалилась в бытовой отсек для переодевания.
Я повернулся к экрану и замер.
Мы уже находились в километре от поверхности, и панорама владений Уокера развернулась передо мной во всем своем величии. Тоненькая ниточка окружности стены превратилась в могучее строение. Стена имела высоту десятиэтажного дома и ширину двухполосного шоссе. Она, собственно, являлась не стеной, а домом, построенным в виде кольца. Домом, в котором не было ни одного окна.
Огромное кольцо имело множество функциональных надстроек и пристроек с внутренней стороны стены, вентиляционные выводы и трубопроводы на крыше. И все это великолепие отливало сталью. “Техническая обливка, поглощающая все виды излучений! Одно из изобретений отца и Уокера!” – вспомнил я и понял, откуда пошли легенды о стальной крепости.
С первого взгляда было ясно, что Уокер строил не крепость, даже не стену, а испытательно-доводочный комплекс неких установок. А заодно решил и проблему защиты своих владений от чужого глаза.
Кольцо имело диаметр около километра и охватывало ровно заасфальтированную площадь, на которой были разбросаны плоские и широкие ангары, такие же глухие и “стальные”, как кольцеобразная стена.
Посреди площади располагалось строение, более всего похожее на человеческое жилье. Это был двухэтажный особняк с колоннами и островерхой крышей в стиле древних английских построек, его огромные окна мрачно горели кровавым пламенем в свете огромного красного светила.
Ни одного механизма или существа на площади я не увидел.
“Жуткая картинка, – подумал я. – Но где же киберы, о которых говорил Ланц?”
– А вот и я! – раздался у меня за спиной голос Лотты.
Я обернулся. Лотта стояла посреди залы в моем комбинезоне и кокетливо улыбалась. Неведомым образом довольно неуклюжее платье пилота из блестящей непромокаемой и немнущейся материи превратилось в модный женский костюмчик на случай плохой погоды. Для этого Лотте пришлось всего-навсего потуже затянуть пояс вокруг своей осиной талии и немного поддернуть рукава на предплечьях.
Я восхищенно прицокнул языком и констатировал:
– Красота – это страшная сила!
Она засмеялась и подошла ко мне. В это время Ланц завершил посадку. Мы молчали и смотрели на каменистую истрескавшуюся желто-красную землю чужой планеты. Легкий ветерок гонял по ней колючие веточки и клубки неизвестных растений. Трещины в иссохшей почве выбегали из-под днища корабля, весело пересекались, путались, расходились веером и снова сходились в веселом хороводе, чтобы уткнуться в подножие огромной стены. Она располагалась от нас в трехстах метрах и закрывала собой небо.
– О-ох, Дэн! – прошептала Лотта. – Как здесь мрачно!
– Точно, – отозвался я. И спросил. – Где киберы, Ланц? Ты говорил о механизмах – я до сих пор не обнаружил ни одного.
– Они вокруг нас, мистер Рочерс.
Я похолодел:
– Что-о?
Лотта судорожно сжала мою руку.
– К сожалению, я не располагаю устройством типа Б-10, – спокойно продолжал Ланц, – и не вижу сквозь толщи материи. Визуально, так же, как и вы, я не нахожу контрагентов по контакту. Но по данным системы аккустическо-вибрационного опознавания киберы находятся в ста метрах от нас – сзади, справа и слева, а прямо перед нами – в трехстах метрах. Всего десять машин.
– Ч-черт, как же так? – воскликнул я и закричал. – Включи панорамный обзор и дай натуральный звук! И докладывай о любом изменении обстановки!
“Старый мнительный придурок! – подумал я об Уокере. – Бог знает, что он мог создать здесь за пять лет, голова у него, как я понимаю, варила не хуже, чем у моего папаши. Не хватало еще, чтобы с его легкой руки нас задушили какие-нибудт киберы-призраки, которые проходят сквозь стены и подпитываются биоэнергией издыхающих от их лап гуманоидов!”
Ланц выдал на экран несколько небольших видеокартинок – панорамный обзор местности вокруг корабля, но ничего нового, кроме вида на лес справа, выжженной красным солнцем равнины слева и сзади мы не увидели.
Зал теперь заполнили легкий посвист ветра и еле слышные шорохи и треск, доносящиеся от леса. Я смотрел на картинки и не знал, что мне делать. Выходить из звездолета в виду неопознанного и зловеще притаившегося противника было глупо; улетать, не сделав попытки к контакту со стариком только потому, что он встретил нас с Лоттой совсем иначе, чем мы рассчитывали – еще глупее. Но находиться под пушками киберов-невидимок, стоять с открытым ртом и ждать, как говорится, у моря погоды – было глупее во сто крат.
Я совсем растерялся. И тут подал голос Ланц:
– Мистер…
Его прервал дикий скрежет, который ворвался в зал из динамиков аппаратуры Ланца. Лотта, не отводя глаз от экрана, завизжала и вцепилась в меня мертвой хваткой. Я оторопело посмотрел на нее, потом на экран и только чудом удержался от изумленного и испуганного вскрика.
Растрескавшаяся рыжая земля вокруг нас раскололась. Неровная трещина опоясала звездолет со всех сторон и образовала ломаную окружность радиусом около ста метров. Потом с тем же скрежетом трещина начала расширяться, причем съедала пространство внутри круга так, что страшная чернота разверзающейся пропасти стала надвигаться прямо на нас.
Одновременно огромный прямоугольный кусок “стальной” стены крепости вылупился вперед и пополз вниз, открывая нашему взору уже знакомый ландшафт владения Уокера.
Я забегал глазами по картинкам, не зная, что предпринять. Но уже понял, что из открывшихся ворот сейчас выкатит “звероподобный” кибер и даст нам прикурить из всех стволов, а потом нас сожрет черная пропасть, на дне которой у Уокера наверняка имеется утилизатор отходов. Достойный конец!
– Дэн! – истерично закричала отважная авнтюристка Шарлотта Ньюмен. – Полетели отсюда! Я не хочу брать интервью у этого психопата! Через минуту от нас не останется и следа!
Она дергала меня за плечо, и качала из стороны в сторону, и что-то еще кричала прямо в ухо, и я уже открыл было рот, чтобы приказать Ланцу взлетать в режиме аварийной срочности, как вдруг впал в какой-то ступор.
Я стоял и смотрел на надвигающуюся со всех сторон черноту трещины-пропасти; на опускающиеся ворота крепости; на то, как они постепенно открывают перед нами необъемную литую голову с плоскими горящими глазами и верхнюю часть огромного корпуса боевого суперкибера; на то как кибер чуть-чуть, как бы корректируя наводку оружия, разворачивается на месте и обнажает стволы лазерных пушек такого калибра, что всего лишь единственного заряда одной из них хватило бы, чтобы разнести небольшую планету…
Я стоял и смотрел на все это, и слушал дикие скрежещущие звуки, а в голове у меня стучали слова: “Через минуту… через минуту…”
Когда мне было восемь или девять лет, когда еще отец жил с нами и дядя Уокер по выходным приходил к нам на ланч, когда еще моя мать умела смеяться – так ласково, или озорно, или кокетливо, как это умеет делать Лотта, – каждый вечер каждого воскресенья у нашего коттеджа собиралась толпа ребятишек, да и взрослые приходили тоже.
Они весело смеялись, и ждали представления. Ведь отец и Уокер были большие придумщики и шутники, даром что сотрудники Бюро Звездных Стратегий. Хорошенько посидев за вкусным и хмельным ужином, они выходили из нашего дома и вытаскивали на поляну коробку с разной механической и пиротехнической всячиной. Их встречал восторженный детский визг, аплодисменты и крики взрослых. Отец раскланивался, а Уокер говорил:
– Господа, через минуту вы увидите новое достижение технической мысли – салют”Шаляй-валяй”!
И потом он нес всякую смешную чепуху, и все вокруг смеялись, а отец в это время протягивал какие-то провода, скручивал вместе детальки и коробочки, прилаживал контакты – в общем, готовил номер.
Уокер – лысый, долговязый, рябой, с большим улыбчивым ртом и носом картошкой дядя Уокер – рассказывал заключительный анекдот, потом картинно отходил в сторону и указывал рукой на отца:
– Технический директор программы – мистер Дэниел Рочерс!
(Да-да, мы с папенькой тезки, но тогда это не имело никакого значения).
И потом – начиналось! Салют, фонтан огненных разноцветных брызг над нашим фруктовым садом, звездное небо и – тысячи новых звезд улетают в него, чтобы рассыпаться там на тысячи тлеющих огоньков и образовать танцующее созвездие. Танцующее, или поющее, или рисующее цветные картинки – я же говорю, что отец и Уокер были большие придумщики!
И так – каждое воскресенье. Каждый вечер каждого воскресенья они дарили нам чудеса.
Однажды к ребятам со ступенек нашего коттеджа вышла компания поющих и разговаривающих маленьких забавных киберов, всем детишкам досталось по одной игрушке, никто не ушел обиженным; однажды с нашего крыльца стартовал звездолет размером с велосипед, он сделал круг над городком, а когда приземлился в саду, в нем нашли кучу вкуснейших бисквитных пирожных; однажды мы запускали самый настоящий воздушный шар, наполняли его горячим воздухом, и он рвал транспортную корзину с куклами-пассажирами из наших рук, а потом лопнул, и на ребят посыпались музыкальные мячики….
Я стоял и смотрел на кровавый свет, обливающий покатые плечи кибера Уокера. На равнодушное мерцание его плоских фотоэлементов-глаз. Заглядывал в засасывающую черноту стволов лазерных пушек. И видел перед собой смеющиеся лица отца и дяди Джеймса – людей, которых я любил, и которые так неожиданно и молчаливо исчезли из моей жизни.
И еще я слышал веселый голос Уокера: “Через минуту…” Он всегда говорил эти слова, перед каждым представлением. Лотта напомнила мне их…
“Через минуту…через минуту…” Он не может стрелять в сына своего друга, вдруг вопреки всякой логике взрослого подумал я. Он должен знать, что это я, Дэниел Рочерс, маленький Дэнни, он помнит меня, он должен меня узнать… Он не может стрелять, я знаю…
И я не двигался, и не крикнул Ланцу взлетать, и не ответил Лотте на ее призывы.
И дождался того, что трещина перестала расширяться, а из нее, поднимаемые невидимыми механизмами, всплыли девять бизоноподобных киберов и навели на нас девять лазерных пушек. К этому моменту ворота крепости полностью скрылись под землей и суперкибер, заслонявший своей тушей почти весь образованный проем, вышагнул из ворот, и частная планета Уокера содрогнулась от его поступи.
– Все, Дэн! – Лотта перестала кричать и теперь только тихо всхлипывала, уткнувшись в мое плечо. – Все! Почему мы не взлетели? Лучше бы нас посадили в тюрьму у Стоячих Болот на Виолетте!
Я обнял ее за плечи и успокаивающе поцеловал в маковку.
– Там метровые полупрозрачные малярийные комары, дорогая, – сказал я тихо. – А здесь их нет. Успокойся. Мы можем взлететь и сейчас, мы еще целы-невредимы, но… Потерпи немного, я знаю, что все будет хорошо.
Лотта не ответила мне, только уже не смотрела на экран, а спрятала лицо у меня на груди и вздрагивала при каждом громоподобном звуке поступи кибера.
Я немного посмотрел на то, как кибер продвигается к звездолету, потом бережно усадил Лотту в кресло пилота, одернул пиджак, застегнул верхнюю пуговицу своей белой сорочки, повязал галстук. И двинулся к контрольной выходной камере.
– Куда ты, Дэн? – Лотта смотрела на меня расширенными от ужаса глазами.
– Туда, – ответил я кратко и махнул рукой в сторону экрана. – Наружу. Нам надо договориться с этим парнем, а то он все-таки может надумать пустить свои пушки в ход. Наблюдай за мной. Если случится что-то непредвиденное – стартуй. Ланц знает твой голос, в мое отсутствие он воспринимает тебя как командира.
– А-а-а! Не ходи, Дэнни! – в голос зарыдала Лотта. Но я уже не слушал ее, а через секунду дверь контрольной камеры отрезала меня от душераздирающих звуков.
Когда створки выходного люка раскрылись, мне в лицо пахнул легкий и очень теплый ветер. Я вдохнул, пропустил его в себя и оценил, насколько сухой и шершавый воздух на планете Уокера. Но все равно он был мне приятен после идеально сбалансированного воздушного коктейля Ланца. Вместе с воздухом в звездолет налетела пыль и терпкие незнакомые запахи далекого леса. И еще громовые раскаты: кибер Уокера шел ко мне на свидание.
Я не позволил себе обратить внимание на раскаты. Что сделано, то сделано: я уже почти слился с механическим громилой в приветственном поцелуе. А раз так, то будь что будет. Я с удовольствием посмотрел на растрескавшуюся земную твердь у подножия короткого и широкого трапа и легко сбежал по его ступенькам вниз.
И уткнулся взглядом в суперкибера.
Пока я справлялся с автоматикой контрольной камеры и знакомился с атмосферой планеты, кибер достиг звездолета и теперь неподвижно стоял в десяти шагах от меня. Я замер и медленно, молча обвел его взглядом.
Его необъемное туловище со сложным конструктивным барельефом нависло надо мной металлической громадой, корпус испускал плотные волны очень горячего воздуха, “псевдоноги” – мощные и сравнительно короткие нижние манипуляторы с “коленными чашечками” и “стопами” гигантских размеров – неподвижно вросли в землю. Лазерные пушки опустились в кавернах корпуса и теперь находились всего в каких-то десяти метрах от моего лица.
Я задрал голову и отшатнулся: глаза робота, такие же огромные, как и окна особняка Уокера, смотрели на меня с пятнадцатиметровой высоты и кроваво горели отраженным светом местного зловещего светила.
Я покосился на пушечные стволы и заставил себя встряхнуться: пора было начинать диалог, иначе вместо Дэниела Рочерса заговорят пушки Уокера. Я поднял обе руки над головой, развел их и по-дурацки покачал ладонями из стороны в сторону. И глупо, во весь рот заулыбался. Я не мог произнести ни звука, пересохшее от страха горло и одеревеневший язык не слушались меня, но вряд ли здесь нужен был голос. Вся моя поза, руки, лицо и улыбка говорили: “Привет! Ку-ку! Ха-ха! Алле! Это я, дядя Дэнни! Один и без оружия! Не стреля-ай, идио-от!”
Этот кибер, если только в него заложена программа анализа психодинамики контрагента, должен был прекрасно меня понять.
Реакция кибера превзошла все мои ожидания. Воздух вокруг меня завибрировал. Голову сжало со всех сторон. Барабанные перепонки обнаружили себя внутри моего бедного черепа тупой болью. Я присел от неожиданности и только через какое-то время понял, что воспринимаю мощные ревущие звуки речи механического супербизона.
– Вам не стоит беспокоиться, мистер Дэниел Рочерс! Служба безопасности планеты Джеймса Уокера приветствует вас и берет под свою защиту. Мистер Уокер с нетерпением ожидает вас в своих апартаментах. Добро пожаловать!
Я, конечно, по-журналистски крепкий парень относительно разного рода известий. Меня не собьет с ног даже официальное сообщение Мирового Совета о завтрашнем конце света. Но слова кибера отправили меня в нокдаун. Я захлопал глазами, опустил руки, растерянно посмотрел по сторонам, попялился на застывшие фигуры малых роботов, потом снова уткнулся тупым взглядом в корпус суперкибера.
Правда, все это время голова моя работала с такой бешеной нагрузкой, что только искры из глаз не летели.
Я усиленно соображал. Судя по некоторым специфическим признакам, кибер был совершенно автономен. Он не находился в режиме радиоуправления Уокером. Если бы дело обстояло иначе, Уокер – а он вполне мог узнать меня спустя двадцать лет после нашей последней встречи, почему бы и нет! – обратился бы ко мне голосом кибера сам.
Но тогда, если кибер автономен, откуда в его программе идентификации оказались мои физические параметры и имя? Уокер не мог ввести в кибера мои данные: этих данных у него не было – ни фотографий, ни видеопленки. Отец и Уокер ушли из мира людей с пустыми руками, если не считать не очень толстых банковских книжек сотрудников Бюро Звездных Стратегий…
Да и зачем я Уокеру нужен! Он не мог ждать меня: я уверен, что он забыл обо мне в тот самый момент, как только они с отцом сделали первый шаг в сторону северных лесов. Единственным человеком, которого дядя Уокер мог встретить у себя на планете столь сердечно, мог быть только мой отец…
И тут меня осенило. Дэниел Рочерс – робот произнес не мое имя! Это имя отца! Мы же с ним тезки! Кибер Уокера встречает долгожданного компаньона своего хозяина!
Моя голова чуть не лопалась от напряжения. Так… Мы с отцом очень похожи, кибер определил меня как Дэниела Рочерса по данным, введенным Уокером на Рочерса-старшего. И это второй уровень контроля. Потому что есть еще, первый… Б-10, который, скорее всего, вмонтирован в суперкибера. Ланц говорил, что прибор определяет технические параметры аппаратуры, которая находится на звездолете. Значит, кибер обнаружил на нашем звездолете “штуку” и идентифицировал мой корабль со звездолетом Рочерса-старшего!
И тут я понял все окончательно. Я стоял, смотрел на супербизона, а перед моими глазами снова смеялись и дурачились два человека, два любимых мной человека – в нашем фруктовом саду, под вечерним, усыпанном теплыми звездами небом – мой отец и рябой длинный нескладный Уокер.
Дядя Уокер, которому так нравилось смешить детвору….
Пять лет назад он не захотел смириться с мыслью, что его разлука с отцом – навсегда. Он верил, что отец одумается и не останется умирать один на заснеженной поляне на Земле. “Когда-нибудь, – думал Уокер, – Рочерс прекратит свои дьявольские работы, разыщет меня и прилетит. Он прилетит на нашем звездолете, и мы вместе уничтожим или переделаем ту страшную вещь, которую создали своими руками. Я буду ждать его. И прикажу ждать его своим “мальчикам”, киберам. И днем, и ночью…”
– Дядя Уокер, – тихо прошептал я. – Папа умер. К вам прилетел я, Дэнни. Вы будете разочарованы. Но я привез вам вашу “штуку”… Вы сможете сделать с ней, что хотите, я ничему не буду препятствовать…
Я поднял голову, по-другому заглянул в огромные окна фотоэлементов кибера и спросил:
– Как тебя зовут?
По моим барабанным перепонкам ударил грохот падения огромной скалы на дно ущелья:
– Торнадо, сэр.
– У меня на звездолете пассажир, Торнадо…. Пассажирка. Она может пройти со мной?
В ответ раздался рев Ниагарского водопада:
– Друзья Рочерса – друзья Уокера! Добро пожаловать.
Я кивнул, облегченно ослабил узел галстука, расстегнул пиджак и достал из кармана брюк портативную рацию.
– Лоттик, – ласково сказал я, когда в ответ на свой вызов услышал тонкий плачущий голосок, – все устроилась, дорогая. Перестань плакать, приведи себя в порядок и вылезай на улицу. Мы идем в гости к дяде Уокеру.
– Я все слышала, Дэнни, – отвечала она печально и тихо. – Но я все равно боюсь.
– Ты теперь не имеешь права бояться, – терпеливо пояснил я испуганной амазонке. – Нас охраняет супербизон Корриды и девять его верных вассалов. Они разнесут на мелкие кусочки любого, на кого ты укажешь. Выходи.
– Ладно, – раздался в ответ трагический шепот, и рация смолкла.
Через минуту Лотта уже стояла рядом со мной и по своему обыкновению переминалась от волнения с ноги на ногу. Ее изумрудные глаза испуганно бегали по туловищу Торнадо, но рука крепко сжимала наплечный ремень футляра с моей видеокамерой.
Тележурналистка Шарлотта Ньюмен не боялась ничего и не собиралась уступать капризам легкомысленной дочери восточного шейха.
– Ну, – бодро обратился я к Торнадо. – Пошли?
– Пойдемте, мистер Рочерс! – охотно проревел супербизон.
Лотта испуганно дернула головой и зажала уши руками. Я засмеялся и подтолкнул ее вперед:
– Пора уже привыкнуть, Лотта! Шагай смелее!
Торнадо начал довольно сноровисто разворачиваться на 180 градусов, издавая при этом звуки, которые могла бы воспроизвести только бригада работающих экскаваторов. Одновременно его вассалы стали медленно погружаться в земные недра. Когда суперкибер сделал первый шаг по направлению к крепости, они уже полностью ушли под землю, а края трещины-пропасти, окружавшей звездолет, со страшным скрежетом двинулись навстречу друг другу.
Какафония из звуков работающих механизмов и грохота шагов Торнадо закладывала уши. Лотта что-то прокричала мне и пошла вперед.
А у меня вдруг закружилась голова от неимоверного шума. И еще от того, что я снова почувствовал, как скользкая змея тошнотворного предчувствия беды шевельнулась в моем сердце. Оказывается, она никуда не уползала с того момента недельной давности, когда я почувствовал ее присутствие в первый раз.
Я отвернулся к звездолету и несколько секунд неподвижно стоял, наблюдая за преображением равнины. Когда трещина исчезла, и стало значительно тише, змея исчезла. Я поднял голову и увидел, что Торнадо находится уже на середине пути к крепости, а Лотта, вполне освоившаяся в этой дьявольщине Лотта, скачет за ним и даже небрежно машет сумкой с видеокамерой, как будто находится на прогулке.
Я невольно улыбнулся, хотя мне совсем не хотелось улыбаться, и двинулся в путь.
Когда мы – я, Лотта и Торнадо – достигли ворот крепости, бизоноподобные киберы каким-то образом выбрались из-под земли и появились на крыше стены. Немного посуетившись, они организовали две цепочки. Цепочки неторопливо двинулись по крыше в разные стороны, постепенно растягиваясь по всему периметру кольца постройки. Патрулирование было налажено несуетливо и быстро.
Суперкибер остановился в проеме ворот и проревел:
– Проходите на территорию, господа! Я оставляю вас.
Лотта оторвалась от объектива видеокамеры – по дороге она вспомнила о содержимом футляра и теперь снимала все подряд, кружась волчком на ходу, – и удивленно посмотрела на Торнадо. Я же нисколько не удивился: кибер остановился на границе ровно заасфальтированного пространства: сделай он еще шаг вперед, и аккуратный асфальтовый слой был бы безбожно изуродован.
Я мило улыбнулся ему и помахал рукой:
– Спасибо, Торнадо! Мистер Уокер в особняке?
– Да, мистер Рочерс. Особняк находится прямо по курсу вашего движения, расстояние – пятьсот метров.
При этих словах торец стены за спиной Торнадо сполз вниз, робот шагнул в темный проем открывшегося тоннеля и исчез.
Как только мы с Лоттой ступили на асфальт, за нашими спинами раздался ровный шум. Мы обернулись и увидели, что сегмент стены, служивший воротами крепости, выдвигается из земли, чтобы отрезать нас от внешнего мира.
От мира, от звездолета, от Ланца, от “штуки”…
Лотта и я одновременно и непроизвольно сделали шаг к воротам, напряглись, а потом как-то вдруг сникли и только растерянно смотрели на то, как кольцеобразная стена восстанавливает свою нарушенную цельность. Вот ворота поднялись на уровень наших голов, – еще можно успеть перелезть! – вот они уже высотой в два человеческих роста, в четыре…
Шум прервался, раздалось громкое многократное щелканье, как будто кто-то запирал дверь на ключ…
Я встретился с Лоттой глазами, и вот тут меня охватил страх. “А что, если это ловушка? – подумал я. – Что, если нет здесь, в этой круглой тюрьме, никакого Уокера? Как мы тогда выберемся наружу?”
Лотта опустила камеру, подошла ко мне и прислонилась к моему плечу. “Почему я даже не попытался спросить у Торнадо, как вызвать его из тоннеля?” – продолжал терзать я себя. И глядя на глухую стену перед собой и фигуры патрулирующих наверху киберов, проклял себя за то, что я не агент безопасности, а всего-навсего журналист.
Но все-таки сильно волноваться поводов у нас еще не было. Я приобнял Лотту и бодро сказал:
– Ну что ж, пойдем в особняк!
– Ага, – пошевелила она бледными губами, я взял у нее из рук футляр, положил в него камеру и мы зашагали по ровному асфальту вглубь владений Уокера.
Мы шли молча, взгляд мой равнодушно скользил по безликим силуэтам ангаров и безлюдному пустому пространству между ними.
Особняк Уокера приближался и постепенно выдвигался из-за ангаров. Я уже видел его зубчатые серые стены, вычурные готические башенки на углах здания, белые колонны, тяжелые темные портьеры на окнах. Я не отрывал взгляд от окон, и вдруг мне показалось, как одна из портьер дрогнула. Я заволновался: в особняке нас ждали, но….
Какой будет эта встреча?
Мне уже почему-то не хотелось думать об Уокере как о добром дядюшке. Я воспроизвел в памяти те соображения, которые появились у меня за неделю полета и дополнил их впечатлениями от увиденного.
Лотта сказала, что дядя Уокер пользовался кредитом Бюро Звездных Стратегий. Я огляделся. То, что все на этой планете было построено на деньги и силами некой очень могущественной организации – не вызывало никаких сомнений. Это означало, что пять лет назад Уокер умчался от отца не “к чертовой матери”, а прямым ходом направился в Бюро.
Что было у него на уме? То, что он хотел уединиться, меня не удивляло. Настораживало то, что Уокер продолжил свою биографию ученого, тогда как, по рассказам отца, он уехал с твердым намерением никогда не возвращаться к научной работе.
Какая идея захватила его?
Или это была не идея, а чистый коммерческий расчет?
Ему удалось выбить из Бюро неограниченный, по-существу, кредит. Беспрецендентный случай для научной программы, осуществляемой всего одним человеком. Чем он их заинтересовал… или купил?
Здесь можно было сделать только два предположения.
Первое. Он продал им свою – исключительно свою! – научную идею, причем настолько завораживающую, что они пошли на все его условия. Согласились на строго засекреченное проведение исследований силами одного человека – автора программы. Купили планету у черта на рогах и тем самым лишили себя возможности планомерного контроля за ходом экспериментов. Обеспечили всем необходимым. Дали на выполнение работ не месяцы, а годы.
И второе предположение. Уокер продал Бюро Звездных Стратегий секреты его совместной работы с отцом. И получил плату деньгами и услугами. И теперь только лишь пожинает плоды многолетнего труда двух сумасшедших отшельников, один из которых однажды плюнул на все и устроил себе жизнь, о которой мечтал.
А что это за жизнь? Обеспеченная старость, мощная экспериментальная база для необременительной проверки некоторых гениальных мыслишек по настроению. Комфорт английского особняка. Изоляция от людей, которые порядком надоели за столько лет жизни… Вот если бы Рочерс-старший однажды прилетел, он бы, Уокер, обрадовался: жизнь стала бы веселее…
Мы подошли к невысокой, в человеческий рост, каменной ограде вокруг особняка. Я толкнул аккуратную глухую деревянную калитку с большим металлическим кольцом, и она легко подалась.
Нашим взорам открылся вид японского сада камней: вокруг особняка по голой неасфальтированной красноватой земле были разбросаны в живописных сочетаниях камни самой разной породы и формы. Старик Уокер был явный оригинал и эстет.
Лотта сдернула у меня с плеча ремень футляра и снова уткнулась правым глазом в объектив видеокамеры.
Мы прошли по чистой гравиевой дорожке к особняку.
Когда мы поднимались по ступеням парадной лестницы, я подумал, что вряд ли Уокер будет рад меня встретить. Предал и продал он дело отца или просто оставил по идейным соображениям – в любом случае ему будет трудно глядеть мне в глаза. Хотя – видит Бог! – я не собирался упрекать его ни в чем.
Я не мог судить человека, который провел с моим отцом двадцать лет в неведомой командировке, который был отцу другом и братом, и соратником, и коллегой. Кроме того я не знал всей подоплеки их странной истории. Нет, я не мог судить. Но знал совершенно точно: я для Уокера – незваный и тяжелый гость. И “штука” ему моя не нужна, она нужна м н е. И я Уокеру тоже не нужен – м н е нужен он…
У входа в особняк я не нашел ни видеокамер над дверями, ни звонка, ни даже колокольчика – ничего, что помогло бы нам предупредить хозяина о нашем приходе. Запоров на двери я тоже не обнаружил. Я толкнул дверь, и мы тихо вошли в дом. Нас никто не встретил. Мы огляделись. Лотта тихо вскрикнула, выскочила из-за моей спины и заводила видеокамерой из стороны в сторону.
– Дэн, это же настоящий английский интерьер XIX века!
Мы оказались в большом и пустом холле с камином. Чистый дощатый пол был устлан богатым ковром, посреди холла стоял большой прямоугольный стол, вокруг него – старинные кресла с высокими спинками. У камина – круглый чайный столик. С потолка свисала бронзовая лампа, тишину нарушало громкое тиканье напольных часов в футляре, покрытом искусной витиеватой резьбой. Вокруг царили идеальная чистота и порядок.
Дух жилища эсквайра нарушали четыре монитора, вмонтированные в стены под самым потолком. На их экранах менялись изображения внутренней территории и окрестностей крепости.
Я потянул Лотту за собой, мы пересекли холл и оказались перед широкой лестницей с гладкими дубовыми ступенями и перилами, ведущей на второй этаж.
– Дядя Уокер! – негромко позвал я. – Дядя Уокер, принимайте гостей!
Ответом мне была гробовая тишина. Я не знал, что и думать.
– Пойдем? – спросила Лотта. Почему-то она нисколько не смущалась, а становилась все оживленнее. Видимо, предвкушала, как будет описывать английскую экзотику на забытой Богом планете Коррида. Я не одобрял ее настроения. Мне было не по себе.
Я молча отобрал у нее видеокамеру и зашагал вверх по ступеням.
На втором этаже лестница вывела нас в длинный коридор, устланный ковровой дорожкой. Вдоль стен висели массивные канделябры с наполовину оплывшими свечами. Из коридора несколько дверей вели в другие помещения. Ближняя, самая широкая дубовая дверь с тяжелой золоченой ручкой была полуоткрыта.
– Джеймс Уокер! – снова, уже громко и решительно, позвал я. – Вы здесь?
Молчание.
Я быстро прошел по коридору к этой ближней полуоткрытой двери и решительно распахнул ее во всю ширь.
Это был кабинет Уокера.
Свет из высокого, до самого потолка, окна с трудом просачивался из-за полуопущенных малиновых портьер и мягко ложился на теплый рисунок напольного ковра, на черную кожаную обивку массивного дивана, на широкий двухтумбовый стол посреди кабинета.
На столе в беспорядке лежали книги и карты, листки, исчерканные мелким беглым почерком, рядом со старинной лампой под матовым стеклянным абажуром лежал ноутбук.
Всю стену слева занимала карта звездного неба, под ней на спецстолах стояли четыре мощных компьютера последней модели, один из них работал. Пахло сигарами.
Я не знаю, как сумел охватить одним взглядом столько деталей, не знаю. У меня был в запасе только один взгляд на весь интерьер, только один. Потому что второй мой взгляд и все последующие были предназначены хозяину кабинета.
Джеймсу Уокеру.
Он сидел в кресле у стола лицом к двери и смотрел на меня. Я узнал его сразу, даром что прошло столько времени. Сухопарые нескладные некрасивые мужчины, достигая средних лет, мало меняются с годами, даже когда стареют.
Я узнал его – Уокера. Он сидел в кресле напротив меня – старик в мягких домашних брюках и клетчатой рубахе навыпуск, одна рука его лежала на коленях, другая сжимала в кулаке смятую сигару и свесилась к полу. Он сидел и смотрел на меня. И в широко открытых абсолютно неподвижных глазах его было столько муки, а в трагичном изгибе тонких синих губ – столько боли, что у меня при взгляде на его лицо захолодело в груди…
Я сделал неверный шаг назад, а когда у меня за спиной раздался визг Лотты – долгий, непрекращающийся, раздирающий душу и сердце, визг – как сигнал, как подтверждение, как свидетельство того, что я никак не хотел признавать….
Я быстро подошел к дяде Уокеру и взял его ледяное закоченелое запястье в свою руку.
Прощупывать пульс я не стал.
Джеймс Уокер был неопровержимо мертв.
