Глава 22
Дневниковая запись 19

Алекс увлеченно припаивал к фуре плуг. Я стоял чуть в сторонке и наблюдал за его работой, ежась при мысли о том, что зеленовато-желтая световая дуга сейчас выжигает мой образ в мозгах сотен следящих за нами зомби.

Я как раз обернулся, чтобы взглянуть на исходящие слюной массы, когда Алекс хлопнул меня по плечу и сказал:

– Ты привыкнешь. Просто представь, что ты знаменитость, а это твои восторженные фаны.

Помогло не особо.

– Большая часть фанов не стремится сожрать объект своего обожания, – возразил я, поворачиваясь к Алексу.

Тот рассмеялся.

– Ну, что думаешь? – спросил он через несколько минут, положив руку на «плуг».

– Выглядит внушительно, – ответил я, с трудом отрывая взгляд от своих восторженных фанов.

– Когда приварю кожух, добавлю еще упоры для рук наверху, чтобы стрелкам было за что держаться.

Я все еще пялился на плуг.

– Тальбот, ты в порядке?

– Трейси и Николь не едут, – сказал я ему.

Он сочувственно кивнул. Его жена и ребенок согласились сесть в грузовик. Испанские семьи отличаются от американских. У них за мужчинами все еще остается последнее слово, и Алекс использовал свое право. Поскольку идея с фурой принадлежала Алексу, его жена и ребенок были избавлены от необходимости участвовать в отборе. Они заслужили свои места.

– А ты едешь, Алекс? – спросил я.

Он опустил глаза.

– Джед сказал, что я тоже могу воспользоваться исключительным правом, как моя жена и ребенок, но мне не хватило бы духу занять место какой-нибудь женщины или ребенка. Смогу ли я после этого называться мужчиной?

Он посмотрел мне в лицо.

– Я поучаствую в отборе за место стрелка на крыше. Если на то будет Божья воля, то поеду с моей Мартой.

Поцеловав пальцы, он перекрестился.

– Долго тебе еще? – спросил я, указывая на грузовик.

Алекс, похоже, был рад уйти от той темы, которую мы невольно затронули.

– Самое позднее, до завтра. У меня есть пара идей для кожуха. Хочу удостовериться, что из-за него фура не будет вязнуть на дороге и все такое прочее.

Мы даже вскользь об этом не упоминали, но, когда взгляд Алекса на секунду встретился с моим, все стало понятно. От этой разработки зависела жизнь его жены и ребенка.

Я подскочил на месте, когда не дальше чем в сотне ярдов от нас раздался выстрел. Алекс отвернулся и принялся за работу. Я собирался спросить инженера, не нужна ли ему какая-то помощь, но, похоже, всем своим поведением он намекал на то, что мне было лучше уйти. Потом я прикинул, не стоит ли отправиться в клуб и поговорить с Джедом, но вероятность того, что он развеет мое дурное настроение, была, увы, исчезающе мала. Я любил этого старика, но он все равно оставался брюзгливым сукиным сыном. Да и сам я был не лучше. В смысле, сукиным сыном, а не брюзгой.

– Ха, я сам могу поднять себе настроение, – кисло проговорил я, выходя на неспешную прогулку по периметру Литл Тертл.

Временами меня приветствовали часовые, но в основном я был предоставлен самому себе. Лишь дойдя до дальней части комплекса, я «почувствовал» разницу. Поначалу я не мог определить, в чем она состоит, но ощущение было чертовски мощным.

Я огляделся, пытаясь понять, в чем дело. Суть была в отсутствии – отсутствии назойливых взглядов. Тут не было зомби, следивших за каждым моим движением. Зомби, обсуждавших, какая часть моего тела окажется жилистой, а какая – сочной. Мой дух практически воспарил. Это было словно отсрочка приговора, звонок губернатора, раздавшийся в последнюю минуту. Даже воздух тут, пускай и едва ощутимо, пах чуть лучше..

На этой стороне комплекса стена проходила по гребню небольшого холма, высотой в шесть футов. По ту сторону подъем был такой же, что многое объясняло. Потребовалось бы убить куда больше зомби, чтобы они могли заглянуть через стену. Но я надеялся, что дело не только в этом. Воздух здесь был не таким тяжелым, лучше объяснить не могу. Однако я не был убежден окончательно. Вам не удастся вырасти на восточном побережье, не приобретя в процессе изрядную долю цинизма. Я взобрался на ближайшую сторожевую башню, застав врасплох дежурившего там часового. Он приветствовал меня залпом, который едва не отправил меня на тот свет, но зрелище того стоило. Конечно, тут бродило какое-то количество мертвецов, но не такая пропасть, как с трех других сторон. Я не поверил собственным глазам.

– Как давно это продолжается? – спросил я у тучного парня-часового.

Он все еще не пришел в себя от пережитого испуга. («Должно быть, из Нацгвардии», – решил я).

– Они начали уходить около десяти, – ответил мистер Ротозей.

– Примерно в то время, когда смогли заглянуть через стену с трех других сторон, – отметил я, скорей для себя, чем для него.

Парень криво улыбнулся и пожал плечами. Он и понятия не имел, о чем я.

– С того момента они начали уходить большими компаниями, – объявил он с таким видом, словно ждал похвалы и награды за это ценное наблюдение.

Вот идиот.

– То есть ты говоришь мне, что зомби начали уходить отсюда около трех часов назад, но ты не счел необходимым кому-нибудь об этом сообщить? – рявкнул я.

Толстяк попятился.

– Я… э-э… я, э-э, Фритци сказал… – заикаясь, проблеял он.

Я был взбешен. Потенциальный путь к отступлению был прямо перед нами, а этот жирный дебил не удосужился поднять задницу и предупредить об этом хоть кого-нибудь. Я надвигался на часового, пока еще не зная с какими именно намерениями, но когда парень попятился и закрыл лицо руками, то понял, что лучше притормозить.

– Так что насчет Фритци? – грозно спросил я.

– Он… он… он…

Прекрасно. Мы в самом горниле войны, а единственный человек, обладающий жизненно важной информацией, оказался придурком-заикой. Боги, наверное, сошли с ума! Я отступил еще на пару шагов, и его дикция немедленно улучшилась.

Громко сглотнув, толстяк пояснил:

– Он сказал, что передаст Джеду.

В последние несколько часов я не общался с Джедом, но тот вряд ли стал бы хранить такой секрет при себе. Он наверняка не знал.

– Где живет этот чертов Фритци?

Получив нужную мне информацию, сопровождавшуюся еще некоторым количеством блеяния и заикания, я зашагал прочь. Я откровенно опасался, что если пробуду там чуть дольше, то сделаю с этим часовым что-нибудь, о чем буду сожалеть. Зачем я отправился искать «Фритци», не знаю. Лучше бы я занимался собственными делами. Но в тот момент я был чертовски зол и искал козла отпущения, чтобы слегка выпустить пар.

Я подошел к его входной двери и позвонил. Точнее, нажал на кнопку звонка, однако не услышал изнутри ничего похожего на знакомое пиликанье. Тогда я так саданул по двери кулаком, что загудела вся рама. Никакого ответа. Возможно, этот тупица вырубился перед своим телеком с полупустой бутылкой виски в руке. Я дернул за ручку, но замок был заперт – большинство жителей этого района всегда запирали двери, и в последние дни тут не стало безопасней. На двух окнах, выходящий на улицу, были опущены жалюзи.

«УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!» – вопил инстинкт. Я проигнорировал его крики и обошел здание сзади. Калитка была приоткрыта. «УХОДИ!» – продолжал заливаться настырный голос внутри. Никаких телепатических способностей у меня отродясь не водилось, так что, скорей всего, это «предчувствие» дало о себе знать лишь позже, когда у меня появилась возможность сесть и все записать. Но, конечно, отрадно было бы думать, что некий высший разум присматривает за мной – жизнь стала бы гораздо приятней.

Я ступил на задний дворик пресловутого Фритци – маленький, ничем не украшенный, истинное воплощение минимализма: выцветший складной стул, зонтик, торчащий из цементного куба, уже много лет подряд не способный задержать ничего меньше баскетбольного мяча. В дальнем углу валялись небольшая кучка кирпичей и два мешка цемента – свидетельства какого-то проекта, которому явно не суждено было завершиться. Цемент в мешках намок и затвердел, теперь у парня было два отличных пресс-папье весом под сотню фунтов. У меня даже спина заныла при одной мысли о том, чтобы сдвинуть их с места. Я тянул время. Что-то тут было не так, но все же я продолжал двигаться вперед.

Раздвижные двери заднего входа тоже были закрыты длинными вертикальными жалюзи буроватого оттенка. Я прижал лицо к стеклу, но совершенно напрасно. Полумрак внутри не желал выдавать свои секреты.

Я постучал, но совсем не так громко, как в переднюю дверь. Мне даже удалось убедить себя, что я боюсь разбить стекло, хотя дело было не только в этом. Я чувствовал себя незваным гостем, проникшим на чужую территорию, но только ли поэтому я так нервничал? Я попробовал открыть дверь. Заперто. «Ну что ж, отлично», – возрадовалось высшее Я. Разум твердил мне «Беги отсюда к чертям!», в то время как руки упрямо снимали раздвижную дверь с полозьев. Стянув перчатки, я прижал ладони к стеклу и надавил. Когда дверь съехала с нижнего желобка, я просунул внутрь одну руку и потянул на себя.

Поток влажной вони, ударивший мне в лицо, чуть не заставил меня выронить дверь. Пахло так, словно Фритци варил зомби. Хотя, может, это была брокколи, не знаю. От этих запахов мне одинаково хочется блевать. Отпихнув засаленные жалюзи, я протиснулся внутрь – и меня приветствовал низкий звериный рык. Я застыл на месте. Из темноты коридора на меня надвигался средних размеров медведь. Из его глотки вырывалось басовитое предупредительное ворчание. Впрочем, эти звуки мог издавать и его желудок. Что лучше: быть съеденным зомби или медведем? Оба варианта не слишком привлекательны, это все равно что выбирать смерть от пули или от ножа. И то, и другое – дерьмо.

Я наполовину просунулся внутрь, и сейчас опасался, что, если потянусь за винтовкой, это спровоцирует зверя и он атакует. Я медленно опустил руку к поясу. Мне хватило ума прихватить с собой девятимиллиметровый пистолет, но везением это назвать было сложно. На то, чтобы завалить медведя, пришлось бы потратить три или четыре пули такого калибра, причем стрелять не промахиваясь. А у меня был в запасе один, максимум два выстрела, прежде чем эта тварь вцепится в меня. Что ж, по крайней мере я определил источник вони: медведь, должно быть, сожрал Фритци. Следующий вопрос, однако, внушал легкую тревогу. Что тут вообще делал медведь?

Моя рука наконец-то коснулась рукоятки пистолета, и медведь сообразил, что ничего хорошего это не сулит, по крайней мере, ему. Он на полной скорости кинулся на меня. Два выстрела, как же! Я едва успел вытащить оружие из кобуры прежде, чем зверь врезался прямо мне в ноги. Я полетел на пол, рука больно стукнулась о дверной коврик. Запутавшись в жалюзи, я перекатился набок, сорвав их с креплений. Карниз отвесил мне скользящий удар по макушке. Но это было меньшей из моих забот. Я дрыгал ногами, словно бешеный марафонец, в надежде, что так Медведю Смоки будет труднее в меня вцепиться. Где-то посреди этой эпохальной схватки я потерял пистолет. От винтовки тоже не было никакого проку – с тем же успехом она могла оставаться в сейфе. За то время, за которое мне удалось бы до нее добраться, медведь бы уже переваривал меня. Я дергался, как эпилептик, накачанный крэком – беспорядочные движения и никакого проку – но пока что никто так и не переломал мне кости и не разодрал на куски.

На я секунду замер, что было довольно тяжело, учитывая сумасшедший стук сердца, и сел, ожидая, что окажусь лицом к лицу со зверем. Никого. Неужели мне все привиделось? Я оглядел ближайшие окрестности. Нет – тварь врезалась мне в ноги достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Однако синяк был неизмеримо лучше того, на что я рассчитывал.

Теперь я уселся и полностью выпрямился. Любопытство начало пересиливать отступающий страх. Это был не медведь. Это был Медведь. У ворот стоял самый большой ротвейлер из тех, что мне доводилось видеть. Я помню его в Литл Тертл с тех пор, как мы сюда переехали. Я не раз натыкался на него на улицах комплекса. Видимо, его предыдущий хозяин скоропостижно скончался. Как он оказался дома у Фритци, понятия не имею.

Медведь не обращал на меня никакого внимания, полностью сосредоточившись на воротах. Я поднялся и медленно подошел к нему. Было заметно, что он весь дрожит, но не от холода. Заслышав шаги, он повернул ко мне массивную голову. Его большие глаза обрамляли белые круги, а пасть была растянута в вечной ухмылке, однако весельем тут и не пахло. Пес хотел наружу. Он смерил меня недовольным взглядом, призывая открыть ворота. Я все еще был не до конца уверен, что это не настоящий медведь, или, по крайней мере, не гибрид медведя и собаки. Он весил фунтов сто восемьдесят, не меньше. Возможно, больше. Я с опаской приблизился, изо всех сил стараясь продемонстрировать зверюге свои мирные намерения.

– Ну-ну, хороший мальчик. Ты же хороший мальчик, верно? Да?

Говорят, животные могут чувствовать страх. Если так, у нас обоих были неприятности. У меня зубы клацали, а Медведь поджал хвост.

– В чем дело, мальчик? Зомби?

Но был ли тогда смысл проситься на улицу? Уж лучше оставаться внутри. Я решился оглянуться, пытаясь понять, что же в этом крайне негостеприимном доме настолько напугало огромного зверя. Когда я придвинулся еще ближе, Медведь чуть заметно опустил голову. Моя ладонь очутилась всего в паре дюймов от его массивного черепа. Один укус – и он отхватил бы мне руку по локоть. Я отодвинул щеколду, и Медведь толкнул ворота носом, открывая их. Затем разок оглянулся на меня, словно желая сказать: «Спасибо» или «А ты идешь?». В любом случае, ответа пес дожидаться не стал. Он вылетел из ворот, волоча за собой длинные нити слюны, что, впрочем, ничуть не замедлило его поспешное бегство.

Надо было и мне убираться. Я хотел уйти. Но еще я хотел вернуть свой глок. Я выложил за этот пистолет кругленькую сумму и, вдобавок, любил его. Чертова железяка. Я вернулся к двери. Даже теперь, с сорванными жалюзи, внутренняя часть дома выглядела темнее, чем должна была в это время суток, словно кто-то включил там источники анти-света. Это такое приспособление, предназначенное для того, чтобы поглощать свет, заменяя его темнотой. «Ты себя слышишь? Это же бред! Ага, и еще ты ведешь диалог сам с собой. Верно, верно, но анти-светильники – это похоже на что-то из фильмов ужасов. Как и зомби».

Я остановился, как вкопанный. Ненавижу, когда я оказываюсь прав.

– Мне нужно просто забрать свой пистолет, – произнес я вслух, возможно, для того, чтобы это прозвучало убедительней.

Мне не нужно было заходить в комнату дальше, чем на фут или два. Я сунул голову в темноту, опасаясь, что если зайду слишком далеко, то меня затянет в портал проклятых, и я навеки потеряюсь в землях безумия. Сложно даже представить, насколько близко к истине я был в ту секунду. Я ощупал пол вокруг перекрученных, сорванных с карниза жалюзи, не сомневаясь, что тут же обнаружу свой трофей и смогу покинуть дом без всякого для себя ущерба. Если, конечно, кто-нибудь не снимал на камеру мой поединок с жалюзи. Всякое достоинство было мной к тому моменту уже утрачено. Я ползал на четвереньках, хлопая рукой по полу и чувствуя себя крайне уязвимым, что мне, разумеется, не нравилось. Безрезультатно. Я даже приподнял жалюзи, чтобы убедиться, что пистолет не застрял где-то между ламелей и не остался незамеченным.

– Проклятье! – буркнул я, вставая и делая первый шаг через порог.

Я не почувствовал, что меня засасывает в портал проклятых, но лучше от этого не стало. Я шагнул в темноту, затем еще раз. Вонь усилилась. Но на сей раз я позаботился о том, чтобы меня не застали врасплох, и крепко сжал винтовку. Еще один шаг. Никаких признаков глока.

Я прошел уже до середины гостиной, когда заметил отблеск металла. Металл блеснул в коридоре, где я впервые заметил своего нового и ныне покинувшего меня друга. Я понятия не имел, как пистолет мог отлететь настолько далеко. Чувствуя себя кроликом, которого заманивают в западню, я, тем не менее, медленно двинулся вперед. Мне хватало ума, чтобы разглядеть ловушку, но не хватало на то, чтобы убраться оттуда, прежде чем она захлопнется. Этот таунхаус был типовым, значит, пистолет лежал точнехонько напротив небольшой ванной комнаты, где с легкостью могли притаиться четверо или пятеро зомби.

На лбу у меня выступил пот. Ладони стали липкими. Усталое сердце вновь бешено забилось. Я остановился, ожидая услышать шорох, или, может, кашель или чих. Но, насколько я мог судить, зомби не чихают и не кашляют… и, если уж на то пошло, не устраивают засад. Но я без всякого сомнения чувствовал, что здесь затаилось нечто зловещее. Если не ускорить события, то, наверное, мне придется воспользоваться этим туалетом, чтобы не обмочиться. Из невозможно черного прямоугольника двери, ведущей в ванную, не доносилось ни звука.

Я подался вперед и как можно дальше вытянул руку. Больше всего мне хотелось сейчас превратиться в одну из любимейших игрушек моего детства, Гуттаперчевого Армстронга. Хотя, как я помню, для него все кончилось плохо: брызги зеленого геля-наполнителя повсюду. Меня передернуло. Вытянув левую руку вперед, правой я намертво вцепился в винтовку и мотал головой, словно болванчик, глядя то на дверь, то на пол. Когда я отворачивался, мне казалось, что шея опасно открыта. Не то чтобы это имело хоть какое-то значение для зомби. Они с тем же успехом могли вгрызться в мои вонючие пятки. Эта мысль меня совсем не успокоила. Пальцы заскользили по рукоятке пистолета. Сердце отмеряло удар за ударом, пока я отчаянно пытался ухватить глок.

Когда я повернул голову, чтобы лучше видеть цель, все пошло вразнос. Из ванной послышался громкий шум. Я бросился влево, перекатился набок и ударился о стену. Чьи-то руки сжали мою шею. Винтовка была бесполезна – слишком длинный ствол не давал возможности прицелиться в нападающего, подобравшегося так близко. Я все равно нажал на спуск, надеясь, что грохот выстрела отпугнет это. И ничего! Винтовка стояла на предохранителе! Мой палец в панике скреб в поисках флажка. Шею сдавили так сильно, что из глаз посыпались искры.

– Мне уже надоело падать в обморок! – проорал я.

Я отпустил бесполезное оружие, и давление на мою сонную артерию тут же ослабло. Подняв руки к горлу, я не нащупал ничего, кроме нейлонового ремня винтовки. В панике я слишком туго его натянул. Из ванной снова послышался шум. На сей раз надо мной возобладало рацио, и я узнал его. Туалетный бачок протекал, и в него периодически набиралась вода.

– Какого хрена со мной происходит? Это же тянет на эпизод шоу «Самые нелепые домашние происшествия», – хохотнул я, чтобы ослабить внутреннее напряжение.

Еще пара таких ударов судьбы и мое сердце тоже наверняка тоже где-нибудь протечет. Я сел на пол и поправил винтовку. Держа пистолет в правой руке, я оперся левой об пол, чтобы легче было встать. И только сейчас я почувствовал медленную, сильную вибрацию, исходящую от досок пола. Наверное, я мазохист. Иначе как объяснить, что на сегодня с меня не хватило?

Я узнал этот звук. Клубная музыка. У меня был сосед, обожавший такое технодерьмо. Парень ставил его утром, днем и вечером, пока у нас не состоялся длинный разговор. То есть разговор был как раз коротким, а вот ствол – длинным. Я сказал этому придурку, что отправляюсь пострелять по тарелочкам и, поскольку моя жена спит, буду очень благодарен, если он убавит звук. Он кивал, там где положено, но при этом не сводил глаз с глянцевито-блестящего черного ствола. Больше мне ни разу не пришлось беспокоить его. Он вообще через месяц переехал. Надеюсь, это не имело никакого отношения к тому, что я сказал.

Какое мне дело, коль в этом мире есть еще один недоумок, обожающий техно? Надо было убираться отсюда. Я прекрасно знал о законе «Мой дом – моя крепость». Да я сам голосовал за него! На данный момент я вломился в дом Фритци, повредил его собственность и выпустил его собаку. Я ни капельки не сомневался, что на свою вечеринку он меня не пригласит, и все же открыл дверь, ведущую в подвал. Все мои чувства было оглушены. Теперь я понял, почему на первом этаже не было света. Все, что имелось в доме, этот псих перенес в подвал. Свет бил в глаза с мощностью сверхновой. Музыка (если это можно назвать музыкой) гремела так, что лопались перепонки. В худшие дни своего увлечения тяжелым металлом я не врубал «Iron Maiden» и на половину такой громкости. И, в довершение всего, я обнаружил источник ужасной вони, пропитавшей этот дом. Все клетки моего тела вопили, что надо отсюда сваливать, однако я смело двинулся в облако света. При этом я снова и снова проверял, загнан ли патрон в патронник, снят ли пистолет с предохранителя, хотя, как мне было прекрасно известно, на глоках нет внешнего предохранителя. Я инстинктивно чувствовал, что патроны мне понадобятся. Снова эта телепатическая хрень! Я не знал, чего ожидать, но тут что-то было неправильно, и – к добру или худу – я собирался выяснить, что именно.

Подвал был полностью меблирован, молодец, Фритци. Это значило, что я смогу спуститься незаметно. В противном случае на моем пути был бы отрезок, где были бы видны только мои ноги. А значит, как в дешевых ужастиках, чья-то рука могла просунуться в щель между ступеньками и сцапать меня за лодыжку. То, что этого не произойдет, должно было меня успокоить, однако не успокоило.

После выматывающей душу темноты глазам сложно было приспособиться к ослепительному свету. Я болезненно щурился. Потом я обнаружил, что размышляю о том, почему уши тоже не могут «сощуриться», чтобы защитить меня от бьющего из динамиков дерьма. Спустившись до нижних ступеней, я заметил движущиеся отблески света, каким-то образом блестевшие еще даже ярче, чем общее освещение. Кажется, я уже видел такое. Это был диско-шар.

Ну ладно, из огня да в полымя. Я ступил на площадку у основания лестницы и осторожно всмотрелся в центральное подвальное помещение. Когда-то это было детской игровой комнатой. Видеоигры, настолки и лошадка-качалка были свалены в дальнем углу, но теперь назначение комнаты изменилось. Она осталась игровой, без вопросов, но игры приняли куда более зловещий характер, а играли в них абсолютно выжившие из ума персонажи.

К полу пятью толстыми цепями была прикована обнаженная зомби. Цепи удерживали ее запястья, колени и шею. Другим концом они крепились к огромным болтам, ввинченным в пол. Скованная замерла в позе «догги стайл», но этим абсурд ситуации не ограничивался. В противоположном конце комнаты распахнулась дверь ванной, и оттуда вышел мужик, облаченный в облегающий костюм кошки, он был в гриме и при прочих причиндалах. Он был настолько увлечен был своей дамой сердца, что поначалу даже не заметил меня. Расхаживая вокруг зомби, он то поглаживал ее, то отвешивал ей шлепки. Та рвалась из ошейника, изо всех сил пытаясь добраться до него, но расположение и длина цепей были четко выверены. Не думаю, что он использовал эти декорации впервые. После третьего или четвертого круга мужчина остановился позади нее. Не надо было быть Невероятным Крескиным, чтобы угадать, что последует за этим.

Я выстрелил в потолок. Это привлекло внимание затейника. Фритци крутанулся на месте почти так же быстро, как зверь, которого он изображал. Парень уже готов был броситься на нарушителя своей территории, но холодное черное дуло девятимиллиметрового глока заставило его изменить решение. Он подошел к стереосистеме и чуть убавил звук. Я продолжал целиться в него, подозревая подвох.

Обернувшись ко мне, Фитци нервно облизнул губы. Я бы не особенно удивился, если бы в следующий момент он начал вылизывать тыльные стороны кистей – это был стопроцентный псих.

– Хочешь кусочек? – радушно предложил он, указывая на зомби.

Поначалу я был слишком ошеломлен, чтобы понять, о чем он вообще говорит.

– Ты что, совсем охренел?

– Чего? Да я просто решил чутка поразвлечься. Я не нарушаю никаких законов, – улыбнулся он.

– Как насчет изнасилования, незаконного лишения свободы, нападения и гребаной, мать ее, некрофилии?

Я был уверен, что на его совести еще как минимум дюжина правонарушений, но он уловил суть.

– Да она же чертова зомбачка, придурок! – выкрикнул он.

– Да, еще и это. Ты должен немедленно известить остальных о проникновении зомби на территорию комплекса. Что, если бы она тебя укусила?

– Это вряд ли, – сказал Фитци, ухмыляясь еще шире.

Затем он снова подошел к зомби, схватил ее волосы и отдернул назад сильнее, чем это казалось возможным. Челюсти мертвой клацали, пытаясь впиться в пальцы, державшие ее за подбородок. Зубов у нее не было. Причем они не были выбиты рукоятью пистолета или молотком. Их удалили.

– Но как? – пробормотал я.

С каждой секундой меня мутило все больше.

– Я ее вырубил, – гордо заявил маньяк.

Увидев написанное на моем лице недоверие, он пояснил:

– Да, я тоже не думал, что смогу это сделать. Поначалу я попробовал эфир, и это чуть не стоило мне жизни. А потом я просто хорошенько треснул ей ломом по затылку.

Меня так и подмывало спросить, откуда у него эфир, но я уже знал ответ.

– Как только я сковал свою милашку, тут же выдрал ей все зубы клещами.

Этот больной кретин улыбался, видя, какой эффект его слова производят на меня.

– И хорошо, что я избавился от них. Пару раз мы серьезно увлеклись, и я малость потерял контроль, так что она хватила меня за предплечье и все такое. Девка отчаянно пыталась прокусить кожу – та еще дикая штучка, – сообщил он, нежно поглаживая свою пленницу по волосам.

Все это время та старалась вцепиться ему в руку.

– Итак, мы возвращаемся к первоначальному вопросу – хочешь?

Меня передернуло от отвращения. Челюсть упала, и я опустил руку с пистолетом. Человек-кот, Фритци, больной ублюдок, не упустил этой возможности. Он бросился на меня, словно развившая кольца змея. Этот парень был быстр, почти сверхъестественно быстр, но ему надо было преодолеть десять футов. А все, что надо было сделать мне – это поднять руку. Я выпустил две пули ему в живот в тот самый момент, когда его рука коснулись моей. Прикосновение было тошнотворным. Я содрогнулся, когда его пальцы разжались и соскользнули. Пули пробили его тело насквозь. Я должен бы был пожалеть его. Нет более мучительной смерти, чем ранение в живот. Зомби начала неистово дергаться в своих оковах. Запах его вывалившихся наружу внутренностей сводил ее с ума.

– Твои страдания кончились, – сказал я, подходя к покойнице и прижимая дуло пистолета к ее лбу.

Голова зомбачки отдернулась, когда я нажал на спуск и всадил пулю прямехонько ей в мозги.

Фритци хохотал. Он хлюпал, захлебывался кровью, но, тем не менее, смеялся.

– О, она тебе понравилась, да? – проклекотал он сквозь смех. – Она была так хороша.

Борясь с болью, он пытался удержать вываливающиеся из раны петли кишок.

– Ммм, эта холодная дырочка. Что-то особенное. Все остальные всегда теряли волю к жизни через какое-то время, но эта-то была уже мертва!

Он снова расхохотался. Изо рта его хлынула кровь.

Мне надо было выбраться отсюда. Голова уже начала кружиться от вони зомби, крови, кишок и дерьма, и от запаха безумия, исходившего от Фритци. Музыка, свет – все это было слишком. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Я прислонился к стене, чтобы удержаться на ногах. Дыхание стало отрывистым, я судорожно втягивал воздух, а Фритци продолжал хохотать. Оттолкнувшись от стены головой и плечом, я двинулся к лестнице – навстречу свободе, подальше от этой «комнаты страха».

Когда Фритци понял, что я ухожу, его охватила паника.

– Ты же позовешь кого-нибудь на помощь, да? – умоляюще прохрипел он. – Ты не можешь бросить меня здесь!

Наконец-то этот идиот начал прозревать. Не знаю, раскаивался ли он в содеянном, или просто боялся, что его секрет будет раскрыт.

– Чтоб ты сдох! – выкрикнул он, окатив пол брызгами крови и слюны. – Тальбот!

Я остановился у подножия лестницы, радуясь уже тому, что добрался сюда.

– Да, я знаю, кто ты, великий и могучий Тальбот! Жаль только, что я не успел добраться до твоей смазливой женушки или доче…

Я выстрелил ему в голову. Из моего многострадального желудка изверглись сгустки желчи, слишком много даже для более чем очевидной пробы ДНК на месте преступления. Шатаясь, я поднялся по лестнице и вывалился прочь из этого дома. Солнце все еще ярко светило, морозец все еще пощипывал, но я чувствовал, что необратимо изменился. Еще одно пятно легло на мою душу. Надеюсь, на том свете есть что-нибудь вроде «Тайда» для отлетевших душ?

Я вышел за ворота на заднюю аллейку. В голове моей царил полный бардак. Я тщетно пытался думать о чем угодно, кроме этой обители смерти, но попробуйте-ка не думать о розовом слоне… в общем, вы поняли.

Не помню, в какой момент Медведь увязался за мной, возможно, после того, как я вышел из-под небольшого автомобильного навеса на заднем дворе Фритци. Но его мохнатая спина под моей рукой была самым приятным и успокаивающим ощущением, из тех, что я испытал за долгое, долгое время. После того кошмара, что мы оба пережили, между нами возникла связь, и нам еще какое-то время предстояло провести вместе.