Глава 15

Разумеется, по дороге, подставляя танки под огонь ПТО, комбриг наступать даже не собирался. Обозначить начало «контрудара» – это всегда пожалуйста… но исключительно до определенного момента. Непробиваемым утюгам «КВ» немецкие бронебойные, как выяснилось вчера, глубоко до одного места практически с любой дистанции. Лишь бы гусеницу случайно не расколотили. «Тридцатьчетверкам» 37-мм ПТО тоже неопасны, главное, не подставлять борт под более серьезные калибры. А вот легкие танки пожгут без особых проблем, так что и пытаться не стоило. Жаль только, что времени нормально подготовиться, вдумчиво поработать с картой и разведданными не имелось, а действовать «по обстоятельствам» Кобрин терпеть не мог еще со времен приснопамятной Вирджинии. Ну, что ж теперь поделаешь? Импровизировать так импровизировать, надеясь исключительно на героизм и боевую выучку экипажей. А в своих танкистах Сергей не сомневался ни секунды – видел вчера в деле. Плюс немножечко удачи и знаменитый русский авось, разумеется. Последнее – ни в коем случае не в дурном смысле: так уж исстари повелось, что порой только это и спасает. Поскольку просчитать подобное не хватит сил ни у гитлеровского командира, будь он хоть семи пядей во лбу, ни у тактического компьютера с самым совершенным в мире блоком искусственного интеллекта…

Кстати, насчет разведданных… Увы, провести полноценную разведку, выяснив, успели ли фрицы установить минные поля, возможности у комбрига не было. От слова «совсем», хоть и обещал сам себе не использовать это прилепившееся, словно банный лист из известной поговорки, выражение. Точных сведений, сколько у противника ПТО и бронетехники, где и как они замаскированы, тоже не имелось. Разведроту капитана Никифорова, вчерашним утром оказавшую бригаде столь неоценимую помощь, в полном составе забрал Михайлов для выполнения какого-то задания. А идея с тралами второй раз бы не сработала: деревню нужно взять быстро, «кавалерийским наскоком», не теряя ни одной лишней минуты… да и где те тралы? Точнее, то, что от них осталось после прохождения минных полей? Валяются никому не нужным металлоломом там, где их вчера и бросили за ненадобностью. На артподдержку рассчитывать также не приходилось: у гаубичного дивизиона сегодня своя задача, как и довел Григорий Михайлович – остановить огнем фашиста, коль тот все же решит форсировать реку в районе взорванного ж/д моста. Правда, оставался небольшой шанс, что, когда станет окончательно ясно, что гитлеровцы повернули в сторону деревни, комдив успеет перебросить артиллеристов и помочь огнем, но особо на это Кобрин не надеялся. Так что, как говорится, «сам, все сам»…

Ну, сам так сам…

– Гриша, радируй всем нашим, начать движение согласно плану. Степан, продублируй флажками. Все, братцы, поехали воевать…

«Тридцатьчетверка» плавно тронулась с места, набирая скорость. И следом, выстраиваясь в боевой порядок, двинулись остальные танки 202-й ТБр, густо облепленные пехотным десантом. Последними шли пулеметные «Т-26» с пушками на буксире, которым Кобрин, по здравом размышлении, отвел роль арттягачей. Незачем экипажи практически беззащитных машин во встречном бою губить, так от них куда больше пользы будет. А вот «сорокапятки» с минометами тягать или везти на броне ящики с боеприпасами и обслугу – самое то. И неплохая маневренность, и кое-какая защита пехотинцам, и пулеметное прикрытие артиллерийских или минометных позиций…

Атаковали одновременно с трех направлений: «КВ» с несколькими «тридцатьчетверками» обозначили главный удар со стороны шоссе, остальные две группы, поровну разделив средние и легкие танки, с флангов. Подпустив «ворошиловых» на дистанцию прицельного выстрела, немецкие противотанкисты открыли огонь, демаскируя свои позиции. По которым немедленно открыли огонь минометчики и расчеты «сорокапяток», благо и те и другие во вчерашних боях практически не участвовали и боеприпасов имелось в достатке. Первые, пристрелочные, залпы легли с недолетом или перелетом, затем наводчики подправили прицел, получив правку от корректировщиков, и позиции противника скрылись в поднятых десятками взрывов дыму и пыли. И если 45-мм осколочная граната не столь и страшна для укрывшихся в траншее или орудийном капонире людей, то от трехкилограммовой мины батальонного «БМ-37» при близком или прямом попадании спасения нет. В этом Кобрин убедился еще в прошлом году… гм, ну, в смысле, в июне… А в целом неплохо получается, эдакая артподготовка из подручных средств. Сейчас еще и танкисты подключатся, как было оговорено…

О, уже подключились: «КВ», не доезжая до околицы метров двести, остановились, имитируя нежелание продвигаться дальше под огнем, и тоже начали обстреливать гитлеровцев, лишь изредка меняя позиции. «Тридцатьчетверки» рассредоточились, заняв позиции позади тяжелых танков, и присоединились к веселью, щедро расходуя осколочно-фугасные гранаты. Часть снарядов ложилась гораздо дальше от линии окопов и позиций ПТО, поднимая кусты разрывов в глубине вражеской обороны – глядишь, и накроют какую-нибудь невидимую с дороги цель. Разумеется, фрицы вряд ли поверят, что русские так сильно испугались их малокалиберных пушек, что прекратили наступление, скорее всего решат, что вырвавшийся вперед передовой отряд опасается попасть в ловушку и решил дождаться подхода основных сил. Впрочем, примерно так Кобрин все и планировал.

Вот теперь пора и фланговым группам ударить, самое время…

Опустив бинокль, Сергей удовлетворенно кивнул и выпустил в небо сигнальную ракету.

Атака!

Группа, возглавляемая командирской «тридцатьчетверкой», наступала со стороны неглубокого, густо поросшего поверху кустарником оврага, порядочно подтопленного протекающим по дну ручьем. Заросли оказались очень кстати – овражек и на самом деле был совсем неглубок, и если б не эти кусты, немцы вполне могли заметить верхние части башен «тридцатьчетверок» и «БТ», практически не отличающихся по высоте. Минировать его гитлеровцы не стали, хоть подобное решение и напрашивалось – то ли не решились устанавливать мины в грязь, то ли сочли, что русские танки сюда не сунутся, побоясь увязнуть, особенно после вчерашнего ливня. В том, что дорога безопасна, убедились, пустив вперед нескольких саперов с щупами (миноискателей в наличии не оказалось). В принципе, вполне логично – «Т-34» с их широкими гусеницами прошли бы без малейших затруднений, а вот «бэтушки» и особенно «двадцать шестые» – далеко не факт. Но за ночь почва немного подсохла, а несколько увязнувших в грязи легких танков легко выдернули буксирными тросами. Да и укладываемые под гусеницы в наиболее топких местах бревна, которых Кобрин перед атакой распорядился иметь минимум по две штуке на каждую машину, свое дело сделали. Сергей догадывался, как матерились экипажи, выполняя приказ «где угодно, хоть родить, хоть украсть, хоть… но достать бревна такой-то длины и такого-то диаметра»! Зато сейчас дошло…

Другая фланговая группа, дождавшись сигнала, что комбриг вышел на рубеж, атаковала со стороны леса, отделенного от деревни неширокой полосой возделанных огородов, сейчас напрочь вытоптанных и перекопанных воронками до состояния лунного пейзажа. Часть пути удалось пройти незамеченными вдоль самой опушки, лавируя между редко растущих деревьев и кромсая траками рассыпающиеся под многотонным весом пни. Видимо, когда-то здесь была вырубка, где местные заготавливали древесину то ли для строительных нужд, то ли на дрова. Затем, когда вырубка закончилась, превратившись в непролазный бурелом, танки, повалив несколько деревьев, вырвались из леса на открытое место и на максимальной скорости рванули напрямую.

Впереди шли, торя дорогу, быстроходные «БТ» без десанта на броне: предупрежденные о возможных минах, люков танкисты не закрывали, будучи готовы немедленно покинуть машины при подрыве. Следом, стараясь идти в колее, двигались средние танки, периодически стреляя с коротких остановок. Иного варианта просто не было – рисковать и без того немногочисленными «тридцатьчетверками», составлявшими основную ударную силу, Кобрин не мог. Порвет гусеницу – и все, танк выбыл из боя. Пока починятся, деревню уже возьмут… или нет, если как раз этой машины и не хватит. Густо облепленные пехотинцами «двадцать шестые» замыкали атаку. Узкую полосу между огородами и окраиной села немцы все-таки заминировали, но отчего-то исключительно противопехотными минами, не способными повредить гусеницы даже легких танков. Видимо, просто не ожидали, что русские ухитрятся провести свои панцеры через лес, скорее ожидая с этого направления пехотной атаки…

Одновременно вперед рванулись, «внезапно» потеряв всякий страх перед возможной ловушкой, танки первой группы. Минометчики, не снижая темпа, перенесли огонь в глубь деревни, ориентируясь по подсказкам нескольких корректировщиков. Расчеты же «сорокапяток» стрельбу прекратили вовсе, торопливо сводя станины и цепляя пушки к тягачам, забрасывая на броню ящики с неизрасходованными выстрелами. Здесь им больше делать нечего. С ходу проутюжив изрытые еще дымящимися воронками позиции противотанкистов и раздавив несколько чудом уцелевших «PaK 35/36», тяжелые танки вместе с «тридцатьчетверками» продолжили атаку в направлении центра поселения. Ориентиром им служила небольшая площадь с руинами единственного каменного здания, не то сельсовета, не то клуба. Позади танков бежали, укрываясь за броней от огня, спешившиеся пехотинцы. До первой линии окопов, огрызавшихся ружейно-пулеметным огнем, оставалось совсем недалеко. Если гитлеровцы и были ошарашены столь неожиданным напором, то уже взяли себя в руки и отступать пока определенно не собирались. А значит, стоило быть особенно осторожными, на рожон, как и предупреждал Кобрин, не лезть и от пехотного прикрытия ни в коем случае не отрываться. Раз сразу не побежали, значит, на что-то надеются, заманивая противника в глубь обороны. На что-то определенно опасное для советских танков… например, как вон та самоходка, что укрылась в полуразваленном сарае с просевшей до самой земли потемневшей от времени крышей. Или вкопанный по самую башню между двумя обрубками древесных стволов танк. И еще один, чуть дальше, замаскированный обломками заборов, соломой и ветками…

До развалин первых домов добрались быстро. Пехота, хоть и несла потери, в основном от пулеметного огня, от танков не отставала, дожидаясь, когда бронемашины проутюжат окопы и настанет их черед. Самоходку сожгли практически сразу: фрицы сами себя перехитрили. После первого же выстрела едва державшаяся крыша рухнула вниз, засыпав крышу боевой рубки обломками и забив трухой и пылью оптику командирской панорамы. Механик-водитель торопливо сдал назад, одновременно подворачивая, чтобы выбраться из-под завала. И подставил борт выполнившей короткую остановку «тридцатьчетверке». Промазать с двадцати метров было просто нереально, и «StuG-III» эффектно взорвалась, получив бронебойный в боеукладку. Подавив несколькими выстрелами пулеметные точки, танки прошлись вдоль траншей, утюжа их гусеницами и лупя из «ДТ», после чего вниз посыпались красноармейцы, добивая уцелевших. Укрытым в капонирах панцеркампфвагенам все-таки удалось разбить гусеницу одному из «Т-34» и сжечь пару «бэтэшек» фланговой группы, как назло, вывернувшихся прямиком под их стволы. Скорее всего, воодушевленные успешным прохождением минного поля танкисты просто не заметили опасность. На этом их участие в бою и закончилось: подобравшийся сбоку «КВ» несколькими выстрелами превратил обоих в дымные костры.

Однако дальше продвижение замедлилось. Ближе к центру села советские танки встретила огнем еще одна батарея ПТО, чьи позиции располагались в руинах колхозной МТС, и полтора десятка танков и штурмгешютц, до сего момента укрытых в капонирах и просто среди останков жилых домов и подсобных строений. После первых же выстрелов стало ясно, что с ходу подавить пушки не удастся: на столь мизерном расстоянии четыре пятидесятимиллиметровых «PaK-38» представляли серьезную опасность для всех танков, кроме разве что тяжелых. В этом Кобрин убедился еще вчерашним утром у моста, где танкисты впервые встретились с этими длинноствольными пушками. Да и расположили их фрицы грамотно – две по фронту, для отражения атаки со стороны шоссе, остальные – по флангам. Первым же залпом гитлеровцы подбили три легких танка и одну «тридцатьчетверку». Экипажам среднего танка и одного из «БТ» удалось спастись, остальные так и остались внутри вспыхнувших боевых машин. Пока перегруппировывались и маневрировали, потеряли еще пару легких, а немецкие пулеметчики отсекли прикрытие, заставив пехотинцев залечь. Вперед снова двинулись «ворошиловы», остальные машины рассредоточились, вступив в схватку с фашистскими танками, которые после нескольких выстрелов с места покинули укрытия, предпочитая маневренный бой…

Не такой, как вчера на станции, хуже, пожалуй. Масштаб не тот, поскольку территория куда меньше. Приходится постоянно менять направление, лавировать между пепелищами и руинами, порой проходя напрямик сквозь постройки, экономя драгоценные мгновения, укрываться от противника и выискивать, где укрылся он, следить, чтоб не слишком оторваться от товарищей и прикрытия, а маневрируя – не подставить борт…

И все же исход боя неуклонно склонялся в нашу сторону: слишком неравными оказались силы, слишком велик был перевес в танках, слишком много решимости было в каждом советском бойце, неважно, сидел ли он внутри бронированной коробки или бежал следом с винтовкой в руках, иссупленно крича «ура». Вот замолчало, проскрежетав под широченными гусеницами «КВ» последнее ПТО, и тяжелые танки, завершив разгром батареи, двинулись дальше. Вот дрогнули и побежали, не выдержав атаки сразу нескольких краснозвездных боевых машин, гитлеровские пехотинцы, от страха перед лязгающими гусеницами громадинами позабыв о том, что на открытом месте от танка не скроешься. Впрочем, те, кто остался в окопах, пережили камрадов ненадолго, ровно до того момента, когда в траншеи посыпались, предварительно закидав их гранатами, красноармейцы, орудующие штыками, прикладами и пехотными лопатками. До взятия поселка под полный контроль оставались считаные минуты. Особенно сейчас, когда обе потрепанные боем фланговые группы встретились на дальней окраине, замкнув крохотное, локальное, так сказать, но все-таки кольцо…

– Влево! – рявкнул Кобрин. Едва ли не опережая приказ, мехвод довернул, не сбрасывая газ, и «тридцатьчетверка» ударила в угол наполовину разрушенной бомбой хаты. Сруб разошелся, по броне глухо загрохотали бревна, панораму запорошило трухой и каким-то мусором. Вовремя – вражеская болванка прошла буквально в полуметре от башни, как раз там, где мгновение назад находился танк. Даже если б и попали, вряд ли с пробитием, короткоствольной «KwK 37» их лобовая броня не по зубам, проверено, но иди знай, уж больно расстояние стремное, и полусотни метров не будет… Да и после прошлого попадания еще в башке звенит, особенно у механика с радиотелефонистом.

– Короткая!

Подвывая электроприводом, башня подвернула вправо, и не успевший тронуться с места «Pz-IV» будто бы прыгнул в прицел. Автоматически отсчитывая секунды, Сергей подвел марку под скулу угловатой башни и выстрелил.

Ба-бах!

Комбриг даже не заметил светлячок трассера – или тот не успел разгореться? – как бронебойный ударил в броню. Короткий высверк, оставивший после себя аккуратное отверстие с пышущими жаром краями. Есть контакт! Без детонации, но это уже ничего не меняет – после такого попадания шансов у экипажа практически не остается. Медленно, будто нехотя, распахивается створка бокового башенного люка, и наружу из последних сил выбирается немецкий танкист, тяжело сползая на надгусеничную полку. «Тридцатьчетверка» трогается, и Кобрин не сразу понимает, что ему показалось странным. Спустя мгновение доходит: начиная от середины бедер у панцермана нет ног…

– Витя, чуть левее, вперед на двадцать и снова короткая.

Несколько раз грузно перевалившись на разбросанных тараном бревнах, танк набирает скорость. Хрустит под гусеницами чудом уцелевший плетень, бронированный лоб подрезает лишившуюся кроны старую яблоню (отчего именно яблоню, а не грушу или, к примеру, сливу, Сергей понятия не имеет, но подстегнутое боем сознание отчего-то нисколько в этом не сомневается), машина слегка подворачивает. Кобрин приникает к налобнику, пытаясь заранее поймать в прицел замеченный силуэт чешской «Праги». Отсюда стрелять нельзя, мешают руины какого-то не то сарая, не то коровника. Везет ему на этих чехов! Уж который по счету… блин, сглазил! Уходит, зараза!

– Короткую отставить, полный газ!

Ага, вот так совсем хорошо, получай, фашист, гранату… в корму. На самом деле бронебойный, разумеется, но из народной присказки слов не выкинешь.

– Короткая!

Вверх-вниз, вперед-назад – давно надоевшие качели для злых взрослых дяденек в промасленных комбезах и ребристых шлемофонах.

Ба-бах!

Бум-м-м… – «Ого, с чего б ему взрываться-то, я ж в движок попал?! Ах, вон оно что: из-за охваченного огнем угловатого корпуса, лишившегося сорванной детонацией башни, выныривает «коротконосая» «тридцатьчетверка» с незнакомым тактическим знаком на башне. Молодчина Саблин, достал-таки вражину! И вчера двоих подбил. Ничего, еще наберется опыта, салага, заматереет… ежели, конечно, сегодняшний бой переживет».

– Вперед. Витя, видишь сарай без крыши? Давай за него и тормози, осмотреться нужно.

Танк послушно движется в указанном направлении. Кобрин ворочает бронеколпаком, чтобы не пропустить опасность. Видимость – так себе, оптику прилично запорошило пылью, но не вылезать же с тряпочкой в руке? Угу, очень смешно, трижды хи-хи… Десять метров, пять… машина неожиданно вздрагивает, резко проседая кормой и круто задирая лоб. Что за?! Кобрина швыряет спиной назад, и он едва успевает ухватиться за казенник. Башнеру, судя по болезненному вскрику, достается куда сильнее, и Анисимов, не удержавшись на ногах, падает на «чемоданы» боеукладки. Мехвод матерится, налегая на фрикционы, свирепо рычит двигатель. Рывок. Еще один. Корма проваливается еще ниже, зато начинает опускаться нос. Слышимый даже сквозь рев мотора и толстую броню непонятный хруст. Небо в панораме сменяется землей, огрызками деревьев, затем все затягивает пылью. Плавный толчок – и боевая машина уже стоит практически ровно, с небольшим креном на левый борт и, как сказали бы моряки, «отрицательным дифферентом градусов в двадцать». Ну, в смысле, когда задница ниже, чем лоб. Дизель внезапно захлебывается – и наступает тишина. Снаружи по-прежнему грохочут выстрелы и взрывы, тарахтят пулеметные очереди, хлопают винтовки, гудят танковые моторы, но внутри кажется, что тишина поистине оглушающая. Загорается желтоватая лампа, забранная защитной решеткой.

– Все, командир, вот теперь мы точно приехали, – раздается голос механика-водителя. – Всерьез и надолго.

– Куда? – непонимающе переспрашивает Сергей, искренне недоумевая, отчего в панораме столь странная картинка, будто танк закопали по самую крышу. Что?! Закопали?!

– Провалились мы, командир, – тяжело вздыхает Цыганков. – Кто ж знал, что у местных тут то ли погреб, то ли хранилище какое. Еще и такой здоровый. Вот мы свод весом и продавили да и ухнули почти на два метра под землю-матушку. И чего теперь делать, ума не приложу. Самим точно не выбраться, даже на буксире. Понакопали тут, нормальному советскому танку ни пройти, ни проехать… не, ну что за люди, а? Дярёвня… – И механик-водитель начинает тихонько хихикать, сбрасывая нервное напряжение.

Несколько секунд комдив осмысливал услышанное, затем длинно выматерился, осознав, что именно произошло. Не сдержавшись, несколько раз раздраженно стукнул по броне кулаком, оставляя на белой краске темные следы. Да уж, рассказать кому – не поверят. И что самое идиотское, даже с перебитой гусеницей – да хоть с обоими сразу! – танк не стал бы более беззащитным, чем сейчас. Ни с места тронуться, ни башню повернуть, ни выстрелить. Достаточно канистры с бензином, чтобы превратить «тридцатьчетверку» в братскую могилу…

– Экипаж, все целы?

– Вроде целы, командир, верно, Гриша? – за двоих ответил Цыганков.

– Анисимов?

Башнер шумно ворочался где-то внизу, но молчал. Кобрин извернулся, силясь разглядеть в тусклом свете товарища:

– Степа, что, ранен?

– Кажется, руку сломал, – сквозь зубы выдохнул тот, болезненно застонав. – Левую. И башкой приложился, когда падал.

– Божков, снимай пулемет – и выбираемся наружу. В темпе.

– Не снимается, тарщ командир, – жалобно ответил Божков, – заклинило. Видать, стволом за что-то зацепился, когда мы вниз ухнули, так дернуло, что мне прикладом едва челюсть набок не своротило. И радиостанции хана. Похоже, лампы расколотило…

– Покинуть машину, – буркнул Кобрин. – Будешь вылазить, спаренный сними и диски захвати, а мы с Витей башнеру поможем.

Открыть люк удалось не сразу: крышку привалило гнилыми, пахнущими прелью и сыростью досками перекрытия и землей. Вместе с мехводом отвалив створку, танкисты выбрались наружу, осторожно вытащили раненого товарища, прижимающего к груди сломанную в предплечье руку. Последним из танка вылез Божков с «дегтяревым» и набитой запасными дисками противогазной сумкой. Бой уже сместился в сторону и, судя по интенсивности канонады, подходил к концу. Ну, хоть что-то хорошее, не удержали фрицы деревню…

Башнера уложили под одной из двух уцелевших стен того самого сарая, до которого не доехали буквально нескольких метров. Пока мехвод с радиотелеграфистом, вооружившись «ППД» и пулеметом, осматривали окрестности, комбриг оказал помощь шипящему от боли Анисимову, соорудив нечто вроде лангета из бинта и подходящего размера доски. Получилось топорно, но достаточно надежно, до санбата дотянет. Подвесив конечность на ременной петле, заставил Степана сделать несколько глотков коньяка – другого обезболивающего и противошокового в наличии не имелось.

За покосившейся стеной сарая протарахтел короткой очередью пистолет-пулемет. Сергей дернул было из кобуры пистолет, но появившийся из-за угла Цыганков успокаивающе махнул рукой:

– Не волнуйтесь, командир, там немец недобитый прятался. Вот я его и того… О, глядите, никак по нашу душу?

– А, похоже… Махни-ка ему, пока на наш погреб не наехал, это уж сущий перебор будет, – пробормотал Кобрин, глядя на приближающуюся «тридцатьчетверку» с тактическим знаком командира второй роты на башне. Сам ротный-два, старший лейтенант Ерофеев, торчал в люке, словно флюгером вертя головой из стороны в сторону. Наконец заметил Цыганкова и, прижав ладонью ларингофон, отдал приказ мехводу. Танк подвернул и двинулся в их сторону, лихо затормозив в нескольких метрах. Бросая на торчащую из-под земли башню кобринской машины ошарашенные взгляды, спрыгнул вниз:

– Живы, тарщ подполковник? Наши видели, как вы под землю нырнули. Ох, ниче ж себе! Вот бывает же…

– Нормально. Что там? – Кобрин дернул подбородком в сторону околицы.

– Так все. – Старлей расплылся в улыбке, особенно заметной на чумазой физиономии. – Добивают немца, махра даже пленных десятка два захватила. А танки ихние вроде все пожгли.

– Добро, лейтенант. Связь имеешь?

– Никак нет, – погрустнел танкист. – Осколок аккурат по антенному вводу прошелся, как автогеном срезало.

– Разыщи мне хоть кого из комбатов… Или нет, отбой, сам с тобой поеду. В тесноте, да не в обиде. Разворачивай «коробочку», и погнали.

– Понял, сейчас. – Старлей побежал к танку.

Кобрин обернулся к экипажу:

– Мужики, остаетесь здесь. Поглядывайте на всякий случай, башкой на все триста шестьдесят крутите. Как с делами закончу, пришлю пленных, пусть пандус выкопают, заведем тросы и выдернем нашу ласточку. Вопросы?

– Вопросов нет, – за всех ответил Цыганков…

Почти час Кобрин занимался «организационными вопросами»: выслушивал доклады подчиненных о потерях бригады и противника, держал связь с комдивом, намечал схему будущей обороны, осматривал трофейную технику на предмет «что можно использовать, а что – ну его на фиг», отправлял в тыл раненых и распоряжался насчет похорон павших – и прочее, и прочее… Тяжелые танки остались в строю все, хоть одному и разбили опорный каток, что практически никак не отразилось на мобильности машины. Из двенадцати «тридцатьчетверок» безвозвратно потеряли пять; еще две сейчас ремонтировались силами экипажей. Как и в прошлых боях, наибольшие потери понесли легкие танки, особенно достаточно тихоходные по сравнению с «БТ» «двадцать шестые».

Заодно распорядился и насчет пленных, отправив десяток фрицев откапывать попавший в ловушку танк. Растерявшие былой гонор гитлеровцы, сняв с собственных подбитых панцеров шанцевый инструмент, за работу взялись споро, поистине по-стахановски (в отличие от прошлого раза теперь Сергей уже знал, что это означает). Разобрав остатки свода и выкорчевав мешающее работе дерево, начали шустро рыть наклонный пандус, по которому «тридцатьчетверку» можно было вытянуть из западни. Если так и дальше пойдет, максимум через полчаса машина окажется на поверхности. Можно даже не делать съезд слишком пологим: в качестве тягача подогнали «КВ», который с легкостью выдернет «Т-34» даже под солидным углом.

Кобрин как раз обсуждал этот вопрос с механиком-водителем, сомневающимся, достаточно ли будет длины стандартного троса или придется нарастить, когда, казалось, сразу со всех сторон раздалось ненавистное «воздух!!!».

Дальнейшие события произошли как-то излишне быстро, словно неведомый киномеханик спешил поскорее промотать ленту, торопясь завершить сеанс и отправиться по своим делам.

Распластавшиеся на изломанных крыльях «лаптежники» заходили от солнца. Первая двойка, врубив сирены, кувыркнулась через крыло, набирая в пикировании максимальную скорость. От серо-голубого брюха первого оторвалась, стремительно увеличиваясь в размерах, зловещая черная капля; парой секунд спустя отбомбился второй. Бум! Бум! Пока далеко, на самом краю села, но это лишь дело времени: еще одна пара уже вошла в пике.

Успев подумать, что зенитного прикрытия у них нет, поскольку тылы, учитывая особенности нынешнего задания, вслед за бригадой не подтягивались, капитан сорвал с плеча механика-водителя автомат и заорал:

– Витя, Гриша, за мной! В темпе вальса!

И побежал к застывшему неподалеку от раскопа «ворошилову».

– Немцы разбегутся! – пропыхтел Цыганков, но Сергей даже внимания не обратил: не до них сейчас. Разбегутся – и фиг с ними, будем живы – новых найдем. Или сами докопаем. Главное, налет пережить…

Громыхнув прикладом о броню, крикнул высунувшемуся мехводу:

– Заводи! Не стоять, маневрировать! Скорее!

Экипажи остальных бронемашин уже тоже запускали моторы, помня, что у неподвижного танка куда больше шансов попасть под бомбу, чем у движущегося. Ненамного, правда: «лаптежники» и по движущимся мишеням, увы, неплохо работают.

– Куда бежим, командир?

– Вон туда, я там щель видел. Пересидим.

Спихнув товарищей в узкую трехметровую яму, Кобрин на миг замешкался, ища глазами покосившийся сарай, рядом с которым остался его танк. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как в огненном мареве мощного взрыва взлетает в воздух сорванная с погона башня и ударная волна разносит в щепки стену постройки. Прямое попадание.

«Вниз! Чего тормозишь, идиот?!»

Последним, что успел заметить курсант ВАСВ Сергей Владимирович Кобрин перед тем, как в десяти метрах ударила в землю вторая бомба, были расширенные от ужаса глаза радиотелефониста, тянущего к нему руку, и его распахнутый в крике рот…