Глава 29. Решительный бой
Курская дуга, Воронежский фронт. 10 июля 1943 года
К 10 июля стало окончательно ясно, что операция «Цитадель» провалилась. Сопротивление советских войск немцам так и не удалось сломить. При этом «доблестный вермахт» нес чудовищные потери.
Так, в танковом полку дивизии «Гросс Дойчланд» русские выбили все «Тигры», а «Пантер» осталось всего пятнадцать штук из ста девяноста двух.
Как писал командир 48-го танкового корпуса Отто фон Кнобельсдорф, «надо рассчитывать на ожесточеннейшие танковые бои».
Советское командование тоже сделало выводы. К примеру, оперативное управление войсками, удерживавшими вторую и третью линии обороны в направлении на Обоянь, было передано от Чистякова Катукову.
И получилось так, что вся советская оборона в районе прорыва 4-й танковой армии Гота строилась вокруг бригад и корпусов 1-й танковой армии.
Так и не сумев пробиться к Обояни, что открывало дорогу на Курск, немцы решили обойти 1-ю танковую армию и ударить на Курск через Прохоровку, кружным путем.
Последние дни 1-я танковая сражалась в одноэшелонном построении, но лишь 9-го числа Ватутин усилил группу Катукова 10-м танковым корпусом, 309-й стрелковой дивизией, 14-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригадой и 6-й зенитной дивизией.
Тогда же командарму было позволено напрямую запрашивать аэродромы 2-й воздушной армии.
К исходу 10 июля немцы вышли на рубеж Шепелевка – Верхопенье, приблизившись к позициям 1063-го зенитного полка. В этот самый момент к зенитчикам пожаловал Катуков. А над передним краем висело с полсотни вражеских бомбовозов.
Командарм тотчас же связался с аэродромами 2-й воздушной и запросил немедленной поддержки.
Немецкие пикировщики набрасывались на батареи зениток то справа, то слева. Три из них закувыркались к земле, но еще большее количество набросилось на зенитчиков.
Сыпались бомбы, падали скошенные осколками люди, а из-за горизонта шла новая волна бомбардировщиков…
И тут явились эскадрильи советских истребителей.
«Вас только за смертью посылать!» – орал Катуков, но на самом-то деле командарм был доволен. Заработало!
Теперь у него появилось еще одно, очень важное орудие, которым добывают победу, – авиация.
В то же самое время планы гитлеровского командования – ударить с востока через Прохоровку на Курск – стали известны Ставке, и к местам будущих сражений уже стягивались подкрепления из резервов Степного фронта.
В район Прохоровки выдвинулась 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова и 5-я гвардейская армия Панфилова.
12 июля под Прохоровкой разыгралось грандиозное встречное сражение – тысяча двести танков с обеих сторон!
Перед Катуковым стояла задача сковать силы противника на Обоянском направлении, лишить немцев возможности снимать отсюда войска, тем самым упрочив успех Ротмистрова и Панфилова.
Но Михаил Ефимович мыслил дальше приказа, поэтому решил двумя корпусами – 5-м гвардейским и 3-м механизированным – нанести контрудар совместно с частями 6-й гвардейской армии в восточном направлении на Яковлево. А дальше, взаимодействуя с 5-й гвардейской танковой армией, наступавшей от Прохоровки, окружить и разгромить 4-ю танковую армию генерала Гота…
* * *
…Репнин качался в такт шатаниям танка и улыбался. Вот и под Прохоровкой бьются… Курская дуга!
В той реальности, из которой он как бы «выпал», тоже была битва. Чудовищная битва, в которой погибли сотни тысяч бойцов Красной Армии.
РККА училась воевать на той войне, учится на этой. И платить за такие уроки приходится кровью.
И Гешу приятно грела мысль о том, что он своим вмешательством помог сберечь энное число жизней. Потери все равно были, куда ж от этого деться, но все равно они несравнимо меньше тех, которые могли бы быть. Раза в три-четыре как минимум.
Просто потому, что ныне танкисты горели куда реже – они воевали на хороших машинах. И машины эти выбивали немецкие танки, спасая тем самым артиллеристов и пехоту.
Мало чем нынешняя Курская битва отличалась от тогдашней… Или как сказать? От тамошней? Ну, в общем, и так понятно.
Поначалу, правда, насколько Геннадий помнил историю, отличие было разительным по времени – немцы топтались на втором рубеже обороны, так и не достигнув села Яковлево, но сейчас все опять сравнялось. Но что значат какие-то часы или даже дни, когда измерять победу или поражение стоит только в одних единицах измерения – в душах?
И вот тут-то немцы однозначно проигрывали…
– Товарищ командир! – крикнул Федотов. – Немцы!
Моментом вернувшись из горних высей в гремящий танк, Репнин глянул в перископ. Его полк сдвигался к Прохоровке, и танки, что ползли по покатому склону, сминая высокую побуревшую траву, могли принадлежать либо тем недобитым немецким полкам, что драпали с места боя, либо подкреплениям для недобитков.
В любом случае они требовали скорейшего уничтожения.
В перископ Геше было видно, как разворачиваются и идут на сближение с противником «сороктройки» и «тридцатьчетверки», «КВ-1М» и «ИС-2», самоходки «СУ-122» и тяжелые «СУ-152».
Одна группа танков остановилась и дружно ударила залпом по врагу. Вторая группа машин осуществляла обходной маневр с целью зайти во фланг вражеским танкам.
А третья группа – это его 4-й полк. Танки мчались на большой скорости вперед. Репнин узнавал их по образу движения, что ли.
Вон танк Капотова – он срывается с места и бросается на врага, едва поспевая затормозить, чтобы выстрелить по цели, и снова газует. А вот Лехман далек от удали – он осторожен, маневрирует постоянно, петляя по полю, уклоняясь от вражеских снарядов, чтобы вдруг ударить самому – и метко.
– Я – Зверобой! Капотов, не отрывайся от коллектива! Ивченко, твоя группа… Ты где вообще?
– Ивченко на связи! Мы вышли к немецкому СПАМу, тут еще есть кое-кто живой! Был.
– Понял. Следуй за группой Тимофеева, прикроешь с тыла.
– Есть!
– Полянский! Видишь колонну?
– Так точно!
– Расколи ее «ИСами», как колун чурку!
– Сделаем!
– Яковенко, всем взводом по правому флангу колонны! Луговой, действуешь по левому!
– Есть! Есть!
А немецких танков становилось все больше, их словно прорвало. Репнин слышал доносившиеся снаружи глухие звуки от ударов вражеских снарядов и скрежет металла – это сталкивались танки, свои с чужими.
Иваныч так и крутился. Танк подбрасывало, словно моторку на волнах.
– Федот, видишь «Пантеру»?
– Вижу. Бью!
С первого же выстрела «Т-V» загорелся.
– Самолеты! – крикнул Бедный, глядя в открытый верхний люк.
– Если бомба будет лететь на танк, срывайся с места!
– Понял!
Бомбы падали кругом, рвались, а танк метался, как взбешенный бык, – вперед, в сторону, назад, не давая пилоту прицелиться. Эта гонка длилась недолго – налетели «Ла-5», «спустили» пару «Юнкерсов», и остальные трусливо повернули назад, вываливая бомбы куда попало, лишь бы облегчиться и драпать налегке.
– Впереди «Тигр»!
Иваныч не стал связываться с «Т-VI», вывернул из-под выстрела. Но второй «Тигр» пробил прямо по корме командирского «Т-43». Танк сотрясся, замирая среди чужих машин. Это что, конец?
Да уж хрен там!
– Бронебойным!
– Есть! Готово!
– Огонь!
107-миллиметровому снаряду была нипочем лобовая броня «Тигра», и из немецкого танка вырвалось желтоватое пламя. Фашисты открыли огонь по неподвижной машине сразу из нескольких стволов. Снаряд разорвался на броне, машина наполнилась едким красноватым дымом.
Надсадно кашляя, Репнин пихнул сомлевшего Федотова:
– Чего расселся? Марш из танка!
– Есть…
Борзых и сам очухался, полез в люк.
– Иваныч!
– Лезу…
– Живой!
– Пока…
Репнин вылез наружу, чувствуя себя так, как будто сильно напился: все качалось перед глазами, руки были неловки, ноги заплетались.
– Ложись!
Танкисты попадали, и тут же башню «Т-43» сорвало с погона, приподняло на волне пламени и опустило.
– Пайки жалко! – сказал Борзых.
– Дурак! – беззлобно проворчал Бедный.
Им повезло – одна лавина немецких танков прошла, а следующая была еще далеко.
Обширное поле, где раньше колосилась пшеница, было изрыто черными воронками. Полосы увядшего бурьяна сожжены огнем. И всюду черные изуродованные танки. Немецкие и наши.
У одних сорваны башни, у других разбита броня, у третьих согнуты стволы орудий, у четвертых оборваны крылья и развалены гусеницы. Несколько танков и вовсе лежали кверху днищем.
Сквозь тучи дыма и пыли едва проглядывало красноватое солнце. Пыль на свету казалась золотистой.
Утерев рукавом пот, пригибаясь за бурьяном, Репнин огляделся.
Своих он не видел за гребнем холма, да и толку? На броне им, что ли, ехать?
Углядев впереди три «Пантеры», стоявшие колом, но вроде бы целые с виду, Геша крикнул:
– За мной, «безлошадные»!
Петляя, он добежал до «Т-V», из люка которого свисало тело немецкого танкиста. Сорвав с него шлем, Репнин вытащил мертвяка за шкирку и свалил на землю.
Сгоряча Геннадий решил хотя бы вести огонь из орудия, если «Пантера» не на ходу. Скоро подойдут немецкие танки, и пусть им будет сюрприз! Лишь бы только свои не изнахратили…
– Иваныч!
– Лезу…
– Никого! Драпанули, видать.
– Глядите в оба! Как бы не заминировали…
– Да нет, чисто!
– Надо кресты замазать.
– Чем?
– Гляди! Красное знамя! Стоп…
– Балда! Это фартук у них такой, они его на передок вешают, чтобы пилотам было видать.
Репнин растянул полотнище – красное с белым кругом, а в том кругу – пласталась черная свастика.
– Федот! Нож твой где?
– Тута!
– Отчикай вот здесь, чтоб только красное было.
– А, понял!
После портновских упражнений наводчика в руках Репнина оказался красный флаг.
– Ванька! Присобачь его на антенну!
– Есть!
– Заводи, Иваныч!
«Пантера» завелась с полоборота. Запах бензина тревожил, но это только так говорят, что карбюраторный двигатель опаснее дизеля. Солярка тоже горит неплохо…
– А чё за пушка?
– 75 миллиметров, но мощная. И скорострельность на уровне. Ванька! Ты скоро?
– Все уже!
– Залазь!
Танк вздрогнул и поехал.
– Мягко как управляется! Немного рычаг повернул, и машина туда же!
– Здесь у них гидравлика, а наши все не додумаются…
– Думать – одно, а делать – совсем другое.
Репнин огляделся – в командирской башенке было семь щелей, оптика замечательная, видно хорошо.
– Танки!
– Вижу.
На гребне холма показались серые коробки немецких танков.
– Бронебойным, заряжай! Нет, вон те!
– А-а… Есть! Готово!
– Федот, рули. Огонь!
Пушка бабахнула, перебивая «тройке» гусеницу. «Т-III» как раз переваливал макушку холма, и «гусянка» размоталась вся и сразу.
– В борт ему зафигачь!
– Выстрел!
Снаряд угодил удачно, над катками, пробивая танку бочину. Занялся танчик…
– Огонь!
Второй танк, и тоже «троечка», вспыхнул сразу. Подбив четвертую бронеединицу, «Пантера» под красным флагом скатилась с пологого склона.
Когда «Т-V» одолел подъем, совсем рядом оказался «Тигр». Рыча, он взбирался по травянистому склону, да еще повернувшись боком. Как тут удержишься?
– Огонь!
Подкалиберный вошел «Тигру» в борт. Тяжелый танк замер, качнувшись, и тут же развернул башню в сторону «Пантеры».
Иваныч тут же рванул танк в сторону, но «Тигр» так и не выстрелил – загорелся ясным пламенем.
Однако снаряд все ж таки прилетел – сзади. И влепился «Пантере» в корму, где у нее имелось слабое место – тридцатимиллиметровая броня, а за ней движок да бензиновые пары.
– Наши подбили!
– Вылазь! Живо!
– То залазь, то вылазь…
Ворча, Борзых буквально выпрыгнул из люка и скатился по броне в траву. Последним танк покинул Репнин.
«Пантера» будто дожидалась его выхода – огонь пыхнул с новой силой, забираясь в башню.
Огибая подбитый «Тигр», показался «Т-34Т». Борзых запрыгал, замахал красным флагом, и «тридцатьчетверка» остановилась.
Люк мехвода отворился, и оттуда выглянул черноглазый усач, явный кавказец.
– Шени деда! – ошеломленно выкрикнул он. – Это что же, мы чуть своих не уделали?
В верхний люк выглянул вихрастый парень, его светлый чуб вылезал из-под танкошлема.
– Давайте к нам, товарищ майор! – заорал он. – Радиста контузило, наводчика убило, а командира ранило!
– А поместимся?
– А нас тут двое! Остальных в тыл отправили!
Иваныч с ворчанием полез к мехводу в гости, напоминая медведя, пролезающего в берлогу. Бедный сразу же нашел себе дело – устроился за пулеметом, а Борзых приткнулся у него за спиной.
Репнин обосновался на командирском месте и спросил механика-водителя:
– Тебя как звать хоть?
– Гиви!
– Отлично, Гиви. Вперед!
– Вы сами-то откуда? 3-й мехкорпус?
– Не-е! – ответил чубатый заряжающий. – Из 6-го танкового!
– Все с вами ясно…
«Тридцатьчетверка» развернулась, догоняя товарок – целая колонна шла впереди, периодически постреливая. Налетели было «Юнкерсы», но даже бомбу не сбросили – отогнали их краснозвездные «ястребки».
А потом показались немецкие танки. Судя по всему, они вышли из боя, но было их больше тридцати. «Пантеры» в основном, но среди них затесалась парочка «Тигров».
Фрицы с ходу открыли огонь. По-видимому, терять им было нечего – сзади их догоняли танки из армии Ротмистрова. И немцы пошли на прорыв.
– Бронебойным, заряжай!
– Есть бронебойным! Готово!
– Огонь! Федот, бей по «Тиграм»!
– Далеко!
– Бей!
– Есть!
85-миллиметровая пушка «Т-34Т» была послабже той, что стояла на «сороктройке», но и до «Тигров» было метров семьсот. И пошла веселуха…
Снаряды летели в обе стороны. То ли «Тиграм», то ли «Пантерам» удалось подбить две «тридцатьчетверки», одну из них безвозвратно – башню-«гайку» приподняло на выплеске огня и перекосило.
Один из «Тигров» тоже не дожил до победы – пять 85-мм снарядов продолбили ему борт и башню. Подлетели «Ил-2», забросали бомбами немецкие танки и махнули дальше, оставляя коптить четыре или пять «Пантер».
«Тридцатьчетверка» сотряслась, грохот заполнил танк.
– Гусянку расколотило справа!
– Иваныч! Живой?
– Да что мне сделается…
Репнин развернул башню, выискивая обидчиков.
– Бронебойный!
– Готово!
– Огонь!
«Пантера», подползавшая навстречу, заработала попадание. В то же мгновение башню заполнил невыносимый грохот, пахнуло жаром и вонючим дымом. Раскаленные кусочки металла вонзились Геше в ногу и бок. ТПУ отказало.
Зарычав, Репнин сунул заряжающему кулак под нос. Бронебойный суй! Тот сунул.
– Федот!
Наводчик очумело завертел головой.
– Огонь!
Пушка громыхнула, посылая снаряд. Попал? Попал…
Почему-то танк в перископе расплывался и двоился.
Двести десятый, что ли? Или двести одиннадцатый? Надо же, счет потерял…
– Солярка натекает! Горим!
– Бронебойным… – прохрипел Геша и вырубился.
* * *
Очнулся он от неудобства – вся левая половина тела онемела словно. Открыв глаза, Репнин разглядел белый потолок в сеточке трещин.
Картинки боя держались в памяти, но были смутны. Болит бок… Шевельнув правой рукой, Геша нащупал бинты. Всего замотали, как мумию…
О том, что он находится в госпитале, Репнин догадался сразу – пронзительно пахло карболкой. Глухо доносились голоса и шарканье тапок.
Он повернул голову, чувствуя, что и ту обмотали бинтами. «Здорово меня…»
Тут голоса послышались громче, скрипнула дверь, и в палату заглянули сразу две головы. Геша узнал лишь Борзых.
Головы сразу втянулись, голоса зазвучали громче, и в палату вкатился румяный доктор с аккуратной бородкой.
– Очнулись? – бодро спросил он. – Ну, во-от… Я же говорил – организм молодой, здоровый…
– Целый хоть? – разлепил губы Репнин. – Организм? И… какое сегодня?
– Целый, целый! С палочкой походите с недельку, а потом можно и вальсировать. А… какое сегодня? Число вы имели в виду? Двадцать седьмое с утра.
– А экипаж? Все живы?
– Сейчас… – сказал доктор ворчливо и встал.
Выйдя в коридор, он впустил в палату целую ораву танкистов. В чистых гимнастерках, в наброшенных на плечи белых халатах, явились Бедный, Борзых и Федотов, за их спинами скалился Гиви, а в дверях застряли Полянский с Капотовым.
Неожиданно их как ветром сдуло – порог переступил Катуков.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, – слабым голосом приветствовал Геша командарма.
Михаил Ефимович улыбнулся:
– Этого я вам должен желать, Дмитрий Федорович! Ну, вижу, выкарабкались.
– Так война ж еще не кончилась, – натужно пошутил Репнин. – Куда ж без меня?
– Да, – вздохнул Катуков, приседая на подсунутый Капотовым стул. – Побили мы немцев изрядно, но конца пока не видно.
– Много наших полегло?
– Считают еще, но тыщ двести есть точно. Зато и немцев мы положили – тысяч за триста! Вот такой размен… Сейчас Харьков двинем освобождать. Кстати, подполковник Лавриненко, как вы насчет бригадой покомандовать?
– Так это смотря какой…
– 1-я гвардейская вас устроит?
– Этой можно…
– Ну, спасибо! – рассмеялся командарм. – Ладно, выздоравливайте скорее. Все, товарищи, выходим, тут есть посетители поважней…
Катуков вытолкал всех в коридор, аккуратно прикрыл за собой дверь, и тогда в палате остался только один посетитель.
Самый важный – Наташа Шеремет.
Она осторожно присела на краешек койки, погладила Репнина по руке – и захлюпала носом.
– Удивительно… – пробормотал Геша. – Как все хорошо, так они плачут…
Наташа улыбнулась сквозь слезы, наклонилась и нежно поцеловала его.
– Я тебя люблю… – сказала она, – Ты выздоравливай, ладно?
– Ладно. Да ты не волнуйся, Наташ, все будет хорошо.
Перед Репниным пронеслись 2015-й, 1941-й, 1942-й, 1943-й… Сколько всего было и сколько еще будет. И должно хорошо кончиться. Строго обязательно.
– Все нормально, – улыбнулся Геша. – Порядок в танковых войсках!
notes
