Книга: Жаркие оковы
Назад: 9
Дальше: 11

10

Истфилд-на-Ай-Уотере представлял собой сплетение грязных мокрых кривых улочек. Сапоги Руны, сшитые из оленьей кожи, с каждым шагом застревали в глине. Здесь она ходить босиком не станет. Городок был небольшим, городская стена – низкой и потрескавшейся. С внешней стороны она была облеплена хижинами, словно старый пень грибами. Во время первой попытки захватить в плен монаха Окснака воины Бальдвина ночью взбирались на крыши этих хижин, а затем перепрыгивали через стену. Во второй раз они спрятали оружие под одеждой и прошли днем через открытые городские ворота. Руна тоже влилась в толпу крестьян и торговцев, запрудивших все вокруг своими тележками и корзинами.
Кроме штанов на ней было надето платье. Его подол волочился по грязи. Как другим женщинам удавалось справляться с этими горами ткани? Поверх платья Руна надела простой темный плащ, скрывавший ее фигуру и – в первую очередь – пояс с сарацинским кинжалом, а также кошелек с монетами, которые она получала от отца.
Бальдвин поручил Ингварру и Руне осмотреть город, чтобы узнать, боятся ли жители нападения викингов и как они вооружены. С гораздо большей радостью Руна взяла бы себе в напарники Сверри или Халльвардра. Или Роуэна. Однако ей не пристало оспаривать решение вождя перед остальными мужчинами. Поэтому Ингварр шел сейчас сзади, соблюдая определенную дистанцию. Он тоже выглядел как простой крестьянин, только очень крепкий и сильный – в драку с таким лучше не ввязываться.
Ариену понравилось бы это место. Однако брат Руны, трижды получивший взбучку от отца, который никак не мог простить ему его выходки, удалился в шатер и даже не взглянул вслед девушке. Руна надеялась, что найдет здесь что-нибудь интересное, что сможет принести Ариену. Может, исписанный лист пергамента? Да, такое ему бы понравилось.
Во времена Данелага, когда эту часть Англии заселили датчане, многие викинги забредали сюда в поисках новых земель. Благодаря этому светлые волосы были здесь не редкостью, и никто не обращал внимания на протискивавшуюся сквозь толпу Руну. Девушка испачкала свое лицо землей, чтобы сделать его более неприметным. Однако день был серым, моросил дождь, и почти все прохожие смотрели себе под ноги.
Руна прошлась туда-сюда, миновала несколько улиц и очутилась на огромной рыночной площади. Ее и прежде удивляло большое количество людей, но ее более ранние впечатления меркли при виде этой толпы. На досках были разложены не первой свежести овощи и рыба, распространяющая зловоние на всю округу. Женщины громко торговались с продавцами, собаки дрались за требуху. Четверо мужчин носили на специальном стуле какого-то господина. Сперва Руна подумала, что он не может ходить, однако спустя некоторое время этот закутанный в блестящее одеяние и сверкающий кольцами мужчина ненадолго спустился с носилок, чтобы лучше рассмотреть покрытые глазурью глиняные бутылочки. Один за другим он поднес не менее двадцати таких крошечных сосудиков к носу, чтобы принюхаться. Когда кучка грязных детей вплотную приблизилась к мужчине, он испуганно взвизгнул. Один из носильщиков толкнул предводителя шайки – тощего мальчишку с наверняка украденной свиной головой под мышкой. Одна из девочек дернула Руну за плащ и протянула руку за милостыней, но затем решила, что лучше не отставать от остальных. Через мгновение дети снова растворились в толпе. Зато показалось несколько вооруженных мужчин, которые тащили за собой отчаянно сопротивлявшегося беднягу. В нескольких шагах от Руны одна женщина запустила руку в кошелек тучного мужчины, в то время как другая делала вид, будто собирается расшнуровать корсаж и показать, что скрывается у нее под блузкой.
«Куда я попала?» – спросила себя Руна. Все это было отвратительно и в то же время притягивало взгляд. Девушка решила отыскать лоток с книгами и пергаментами. Здесь наверняка имелось что-то в этом роде.
Ингварр прикоснулся к ее руке.
– Погляди на эту женщину.
Он кивнул в том направлении, куда они шли. Немного впереди на носилках, выпрямив спину, сидела дама. Ее распущенные рыжевато-каштановые волосы свисали до середины спины. Ткани, из которой был сшит ее роскошный наряд (темно-красный бархат и шелк), хватило бы на несколько платьев. На поясе у дамы висел украшенный жемчугом кошель.
– Должно быть, раньше Ательну тоже так носили по улицам. – Ингварр презрительно фыркнул. – А кошель так и просит, чтобы его срезали.
– Срежешь его и бросишься наутек, как эти дети? Лучше не стоит, – произнесла Руна.
Желая освободиться от прикосновения Ингварра, она повернулась, словно высматривая, куда подевались юные воришки. Такого, как тогда на брохе, викинг себе больше не позволял. Но с тех пор Руне было неприятно, когда он к ней прикасался.
Странная, незнакомая мелодия заставила девушку прислушаться. Для Руны, которой доводилось слышать лишь резкие раздражающие звуки костяной флейты и отдаленно напоминающие пение крики повеселевших от меда и пива мужчин, эта музыка показалась удивительной. Девушка увидела толстяка в облегающем костюме из разноцветных лоскутов. Нет, этот человек не был толстым, поняла она в следующее мгновение. Его накладной живот был набит соломой или тряпками. На плечах у незнакомца висели звеневшие при каждом шаге колокольчики. Сопровождавшая его женщина была одета в похожий наряд. И он, и она держали в руках пузатые деревянные ящики с натянутыми на них тонкими шнурами. В то время как женщина играла, водя по шнурам напоминающей лук палочкой, мужчина крутил ручку на своем ящике.
Многие люди оборачивались вслед этой паре. И чем дороже была одежда прохожих, тем презрительнее они смотрели. Очевидно, музыканты не пользовались здесь уважением. Руна увидела, как они исчезли в доме, над входом в который болталась деревянная табличка с нарисованным оленем. Оттуда доносился запах жаркого.
Да, немного подкрепиться и послушать музыку – вот чего сейчас хотелось Руне. У нее было еще предостаточно времени на то, чтобы найти подарок Ариену.
– Я пойду в эту сторону, – сказала девушка, указывая в направлении трактира. – А ты ступай в другую.
Это можно было расценить как приказ. Ингварр наморщил лоб, долго раздумывал и наконец кивнул.
– Будь осторожна, Руна.
«Я дочь предводителя викингов, а не ребенок!» – возмущенно подумала она.
Ингварр погладил девушку по плечу, словно извиняясь за то, что на какое-то время оставляет ее одну.
– Ингварр! – крикнула она ему вслед, когда он уже успел отойти на пару шагов.
Викинг обернулся.
– Ты тоже будь осторожен, – с холодной улыбкой промолвила Руна и, игнорируя его гневный взгляд, нырнула в толпу и затерялась в ней.
Наконец-то она одна! Девушку охватило радостное волнение. Наверное, так чувствовал себя Ариен, когда забирался в трюм «Ловца ветров».
Несколько минут спустя Руна с любопытством протиснулась в двери трактира. Здесь внутри было так же людно, как и на рынке. Вдоль стен тянулись длинные скамейки, а между ними стояли грязные, покрытые жиром столы, уставленные тарелками, мисками и кружками. Люди сидели вплотную друг к другу, а в середине и вовсе стояли. Женщины носили доски, на которых лежало жаркое; по вискам у них ручьями стекал пот. Многие из посетителей принесли свои кружки и ножи и теперь доставали их из карманов. Здесь было шумно, слышались смех и болтовня, временами переходившая в громкие споры.
Но куда подевались музыканты? Руна протискивалась сквозь толпу, пока не добралась до них. «Толстяк» опустился за один из столов и посадил свою спутницу себе на колени. Они жадно глотали куски хлеба, которые макали в подливку от жаркого, и запивали их большими глотками пива. В одном из углов зала потрескивал огонь большого очага, над которым двое юношей жарили на вертелах свиней. Жир с шипением капал на раскаленные угли. От одного этого зрелища Руне стало жарко, и она немного раздвинула полы накидки.
– Играйте, играйте! – крикнул кто-то из толпы.
Музыкант поднял руку. Сперва ему нужно было подкрепиться.
В конце концов Руне все же удалось отыскать свободное место в углу. Она протиснулась между двумя столами и села около хорошо одетого господина. Он сразу же начал украдкой ее разглядывать. Руне это не понравилось. Если он собирается к ней приставать, она быстро отобьет у него охоту это делать. Мужчина подозвал кивком одну из девушек и заказал жаркое из поросенка, а к нему – хорошего вина.
Когда все это принесли и поставили перед ним, Руна увидела, что тарелки на самом деле были плоскими хлебными лепешками. Она проследила, какие именно монеты мужчина дал девушке, и попросила для себя то же самое. Когда ей – спустя вечность – наконец-то принесли еду, она знала, чем за нее платить. Голодная Руна набросилась на жаркое. Оно было нежным и сочным. Пропитанный подливой хлеб тоже таял во рту.
Спустя несколько минут Руна заметила, что незнакомец все еще следит за ней странным взглядом. Потому что она ест, как мужчина, а не как дама? Девушка мрачно уставилась ему в глаза.
– Смотри за своим хлебом, – процедила она сквозь зубы.
В ответ на это мужчина имел дерзость громко рассмеяться.
– В том-то и дело. – Он поднял ножик, которым разрезал жаркое на мелкие кусочки, и показал им на ее хлебную тарелку. – Никто не ест этот хлеб, только то, что в мисках, разве ты не видишь?
Он снова поднял нож и обвел им зал.
Руна испугалась.
– А что не так с этим хлебом? На вкус он очень хорош.
– Здесь принято отдавать хлеб из-под жаркого бедным. Каждый вечер приходит кто-нибудь из монастыря и забирает его, чтобы разделить между нуждающимися. Откуда же ты, раз ничего об этом не знаешь? Судя по твоему акценту – издалека.
Милостивая Фрейя! Кто бы мог подумать, что она себя выдаст!
– Вместо хлеба я оставлю бедным половину жаркого, – горделиво промолвила Руна и отодвинула свою еду в сторону.
Она бросила на мясо еще один грустный взгляд, но затем заметила, что музыкант поднялся и тряхнул плечами, заставив колокольчики громко зазвенеть. Шум утих, и он начал прохаживаться по залу, крутя ручку своего инструмента. Все уступали ему дорогу. Низким голосом мужчина завел застольную песню. При этом он корчил такие гримасы, что зрители не могли не засмеяться. Его босая спутница выплясывала вокруг него. Когда она приближалась к мужчинам, пальцы некоторых из них то и дело тянулись к изгибам ее тела. Женщина танцуя уворачивалась от них, а особенно дерзких била по рукам деревянным обручем, на котором висели колокольчики покрупнее.
Толстяк позаботился о том, чтобы люди в центре зала расступились, освободив достаточно пространства. Когда он допел, женщина вытащила свой инструмент, положила его себе на плечо и, подняв изогнутую палочку, заиграла печальную мелодию. Затем она запела. Эта песня проникала Руне прямо в душу. Как и остальным посетителям. В трактире воцарилась тишина. Женщина пела о рыцарях Круглого стола, которые отправились в Иерусалим на поиски Святого Грааля.
Руна понятия не имела, о чем идет речь, но описание мужчин – красивых, сильных, мужественных, благородных – заставило ее подумать о Роуэне. Мысли девушки устремились к англичанину, и музыка теперь доносилась до нее словно сквозь туман. Громкие аплодисменты зрителей заставили ее вздрогнуть от неожиданности.
– Прекрасно! – Сосед Руны постучал по столу костяшками пальцев, а другой рукой поднес ко рту вино. – Тебе так не кажется?
– Отчего же.
Руна увидела юношу, который обходил зрителей с шапкой в руках. Каждый бросал в нее монеты. Сосед Руны тоже не скупился. Девушка нырнула рукой под плащ и замерла. Ее кошелек исчез.
Однако кинжал был на месте. Руна молниеносно вытащила его из ножен и ткнула острием в бедро мужчины.
– Верни мне мои деньги, – спокойно произнесла она. – Или ты никогда не забудешь этот день.
– Ради Бога, убери кинжал, – пробормотал мужчина.
По его испуганному лицу было видно, что он понимает, о чем идет речь.
– Кинжала ты не заметил, верно? Давай живее, иначе…
– Пенни за пение прекрасной Анны! – крикнул юноша, державший в руках шапку, и склонился над столом Руны.
В то же мгновение его глаза расширились от ужаса.
– У этой женщины кинжал!
От этого вопля у Руны зазвенело в ушах. События разворачивались так стремительно, что осознать их было невозможно: вор кричал, что она не желает платить за еду; двое мужчин отодвинули стол в сторону, чтобы убедиться в существовании кинжала. Руна пожалела, что взяла с собой именно это оружие; его ценность сразу бросалась в глаза. В зал, бранясь, вбежал мужчина, с ног до головы покрытый пятнами крови и жира, очевидно хозяин. Юноше теперь приходилось обороняться против кого-то, кто пытался вырвать у него из рук шапку с деньгами, и внезапно в переполненном помещении трактира воцарилась полная неразбериха. Руна, мысленно выругавшись, попрощалась со своими деньгами, прыгнула на стол и устремилась в сторону выхода. Руки посетителей тянулись к ней, но она ловко уворачивалась. Один из мужчин, не испугавшись кинжала, набросился на девушку. Спустя мгновение его щеку украсила кроваво-красная царапина.
– Черт с тобой, проклятая баба! – прорычал он.
Руна выбежала наружу и вскоре затерялась в рыночной толпе.
Чтоб они все замерзли в Нифльхейме! Девушка со злостью стукнула кулаком о стену.
Хорошо еще, что Ингварр не стал свидетелем ее позора.
Руна не могла его найти. Ни у ворот, которые были заранее оговоренным местом встречи, ни на рынке, ни на близлежащих улочках.
Ну хорошо. Руна осторожно прогуливалась туда-сюда, поглядывая на проходящих мимо людей – нет ли среди них кого-нибудь из трактира, кто мог бы узнать ее и снова поднять шум. На рыночной площади она обнаружила парочку музыкантов, но ни «толстяк», ни женщина ее не заметили и поэтому не стали звать вооруженных мужчин, которые по двое ходили вокруг и вмешивались, если где-то возникала потасовка. Желудок Руны снова заныл от голода. Ну ничего, солнце уже садилось; скоро они снова будут в лагере. Там, конечно, не было свежего жаркого, но на вяленую рыбу, овечий сыр и хлеб она могла рассчитывать.
Осматривая город, девушка зашагала в направлении крепости Иэна Маккалума, отца Ательны. Крепость стояла на высоком холме. Узкая, окруженная стенами дорога вела наверх, а ворота, с которых она начиналась, хорошо охранялись. Еще здесь была колокольня, которая возвышалась над остальными домами и все же казалась неприметной.
Оставив позади пару кривых улочек, Руна снова оказалась на рыночной площади и, как назло, очутилась неподалеку от входа в трактир. Девушка остановилась, раздумывая, что лучше: повернуть назад или просто пройти мимо. Старик, который с самого утра сидел здесь у стены и попрошайничал, наморщил лоб. Но если он и узнал Руну, то решил промолчать. Девушка с благодарностью кивнула старику и пожалела, что не может дать ему ни монеты.
Тучный монах, тяжело ступая, прошел мимо нее. Он тащил за собой тележку и остановился у трактира. Вместо того чтобы войти, как любой другой посетитель, монах постучал. Хозяин тут же открыл: видимо, он ждал этого визита.
Руна опустила голову. Никто не обращал на нее внимания. Она отошла в тень и стала наблюдать за происходящим. Хозяин трактира скрылся внутри и вскоре вернулся со стопкой пропитанных мясным соком лепешек. Три раза ему пришлось уходить и возвращаться, чтобы наполнить тележку едой для бедняков. Затем монах развернулся и с пыхтением отправился в обратный путь.
Монастырь (его наружную часть) Руна уже видела – они отыскали его сразу же по прибытии в город. Но как этот хлеб раздавали нищим? Приглашали их внутрь монастыря? Девушка решила это выяснить. Возможно, в монастыре знали, где граф Истфилдский прячет убийцу, поэтому осмотреться там еще раз не помешает. Незаметно следуя за монахом, Руна представляла, как по счастливой случайности похищает оказавшегося в монастыре брата Окснака и привозит его в лагерь.
Но эти мечты мгновенно развеялись, когда девушка оказалась у монастырских ворот и увидела, что хлеб раздают в переулке перед ними. Стена высотой в два человеческих роста служила для того, чтобы никто не пробрался на территорию монастыря без приглашения. Люди толпились вокруг трех тележек с хлебом, а затем тащили его домой. Не успела Руна оглянуться, как ей тоже вложили в руку хлебную лепешку. Ну что ж, теперь она хотя бы утолит свой голод.
Монах внимательно взглянул на девушку, и она поспешила удалиться.
Дойдя до угла монастырской стены, она увидела перед собой площадь. Здесь поднималась в небо церковь и…
Руна шагнула назад, прячась в тени. От ужаса она чуть не подавилась хлебом и теперь пыталась проглотить застрявшие в горле куски. Девушка прижала руку к рвавшемуся из груди сердцу, пока ее глаза осматривали площадь.
«Фрейя, Один и все асы! Неужели мне это померещилось?»
Нет.
Роуэн действительно был здесь.
Руна задумчиво затолкала остатки хлеба в рот. Неужели он нарушил свои клятвы и сбежал? Она не могла в это поверить. Значит, он находился здесь с разрешения ее отца и с сопровождением? Однако никого из йотурцев поблизости не было. Передвигался Роуэн не как свободный человек. Он шел, опустив голову, и оглядывался украдкой, совсем как она после сцены в трактире.
Наверняка он улизнул из лагеря.
Но почему?
Роуэн устремился к церкви с тремя стрельчатыми арками, возле каждой из которых сидели нищие. Перед церковью стояли столы с кусками песчаника, на которых мастера выбивали изображения святых. Их окружали облака каменной пыли. Никто не обратил внимания на мужчину, который вошел в церковь через одну из боковых дверей.
Руна быстрыми шагами пересекла площадь и спустя пару мгновений уже стояла перед дверью, в которую скользнул Роуэн. Сверху донизу дверь украшали резные изображения. Некоторые сцены были знакомы девушке: Адам, Ева и Змий из христианского рая, корабль, на который погрузили животных во время большого потопа, и, конечно же, распятый бог. Девушка немного подождала, а затем нажала на ручку двери.
Быстро проскользнув внутрь, Руна закрыла за собой дверь. Здесь царили холод и темнота. На миг девушке показалось, что ее рот вот-вот зажмет крепкая рука и Роуэн прошепчет ей на ухо, что она попалась. Но ничего такого не произошло, а когда глаза Руны привыкли к темноте, она увидела, что англичанин шагает между колоннами. Медленно и размеренно. Затем он перекрестился, как было принято у христиан, и опустился на колени.
К Руне приблизился монах. Девушка опустила взгляд на носки сапог и задержала дыхание. Он непременно заметит, что она не отсюда, что… Однако монах не обратил на нее никакого внимания. Он просто обошел ее и вышел на улицу. Городской шум проник в церковь и снова стих, когда дверь закрылась.
Руна облегченно вздохнула и подумала, что ей нужно вести себя как можно более непринужденно. Поэтому вместо того чтобы красться в тени, она спокойно зашагала вдоль стены. Повсюду на небольших постаментах высились деревянные фигуры, а штукатурку украшали цветные картины. Если бы здесь не было Роуэна, Руна с радостью рассмотрела бы их повнимательнее и, может быть, даже нашла лист пергамента. Или книгу… Но Роуэн был здесь, каким бы странным ей это ни казалось. Он сложил руки перед собой и опустил голову. Под плащом вырисовывались очертания его крепкой широкой спины. В сумерках загорелая шея англичанина казалась светлым пятном.
Что произойдет, если пощекотать эту шею острием кинжала? Руна закрыла глаза, но вместо этого представила, как ласкает затылок Роуэна. По телу девушки разлилось тепло, хотя еще мгновение назад ей было зябко в каменном здании церкви. Руна вспомнила вечер у озера, когда она стояла в ледяной воде. Крепкие бедра Роуэна разрезали эту воду, чтобы приблизиться к ней. «Роуэн, я бы так…»
Тихое покашливание заставило девушку вздрогнуть. Она уже хотела шмыгнуть за колонну, но вовремя напомнила себе о том, что не стоит привлекать лишнего внимания. И делать глупости. Нашла где предаваться идиотским мечтам!
Впереди показался еще один монах. Похоже, он направлялся к Роуэну. Но если тот обернется, чтобы поприветствовать монаха, то наверняка заметит ее! Руна быстро опустилась на колени, неловко перекрестилась и постаралась пригнуться как можно ниже.
– Брат, – дружелюбно сказал Роуэну монах (как таких, как он, называли, бенедиктинец?) и жестом пригласил его отойти в сторону.
Там стоял стул. Монах сел на него, а Роуэн снова опустился на колени. Руна, сердце которой, казалось, вот-вот выскочит из груди, поднялась на ноги и медленно зашагала в направлении мужчин. За колонной она остановилась, снова опустилась на колени и про себя поблагодарила богов за то, что ее присутствие все еще оставалось незамеченным. Девушка осторожно выглянула: одетый в черное монах положил руку на голову Роуэна, а тот что-то тихо говорил. Слова Роуэна звучали отрывисто и в то же время неразборчиво.
– …день и ночь… думаю о ней…
О ком? Об Ательне?
– …беспокоюсь о спасении своей души, патер… мой обет…
О каком обете он говорил? О клятве, которую дал Ательне?
Следующие слова Роуэна заглушил кашель старухи, сгорбившейся рядом с Руной на каменном полу. Когда кашель стих, говорил уже только монах. И кроме того – по-латыни.
– Ego te absolvo…
Монах перекрестил Роуэна. Англичанин поцеловал его руку, поднялся на ноги и почтительно склонил голову, а затем ловко повернулся на пятках, поправил складки плаща и направился в сторону выхода. Руна задержала дыхание. Он прошел мимо нее на расстоянии вытянутой руки и спустя пару секунд вышел из церкви.
Девушка сделала несколько глубоких вдохов. Она ощущала в груди ужасную пустоту. И испытывала разочарование. Роуэн сказал монаху, что собирается помочь Ательне. Что еще могли означать его слова? А монах наверняка тотчас же направится с этой вестью к Иэну Маккалуму. Даже если Роуэн не сказал, что Бальдвин здесь и собирается схватить брата Окснака, Маккалум наверняка об этом догадается. Так или иначе, Роуэн их предал.
Монах встал, поправил сутану и с опущенной головой зашагал вдоль стены к одному из боковых выходов. Руна решительно направилась следом за ним.
– Брат? – тихо произнесла она.
– Да?
Девушка с удивлением отметила, что он был совсем молодым, а также бледным и худым – вероятно, слишком мало ел и слишком много молился. Тонзура на его голове была небольшой; гуляя по городу, Руна отметила, что чем старше монах, тем меньше волос у него оставалось. Большие водянисто-голубые глаза смотрели на девушку дружелюбно, но в то же время немного подозрительно, словно с ней было что-то не так. Когда Руна подошла к монаху вплотную, он наморщил лоб и отступил назад. Но каменная стена за спиной не давала ему сделать более одного шага.
– Чем я могу… Пресвятая Богородица!
– Меня зовут Руна Бальдвинсдоттир, и сейчас ты отправишься со мной на прогулку. И будешь дружелюбно улыбаться и молчать, иначе ты покойник. Понял?
Монах судорожно сглотнул и уставился на клинок, острие которого, казалось, вот-вот вопьется ему в бок.
– Отец Небесный, да! – выдохнул он.
Назад: 9
Дальше: 11