В этом году мой брат снова приехал домой на Рождество.

Нет, меня раздражает не он сам, а суета, которая поднимается с его появлением. Он редко звонит, никогда не пишет, его три раза выгоняли из института, и он нигде не работал больше шести месяцев. Он навещает родителей только на Рождество, и то им приходится покупать ему билет на самолет. Прошу прощения за дерзость, но всякий раз, когда Джеральд приезжает на Рождество, родители ведут себя так, словно сам Христос сошел на землю, чтобы отпраздновать свой день рождения.

Пока нет Джеральда, мы не наряжаем елку. Потом к нам приходят дядя Джим и тетя Лиз, и папа весь вечер снимает видео, даже не наводя фокус. У мамы все это время глаза на мокром месте, она ходит по соседям и рассказывает, как это прекрасно, когда в праздники семья собирается вместе.

Странно, что родители до сих пор не убрали из вертепа младенца Иисуса и не заменили его пластиковой копией моего брата.

В рождественское утро, после любимого завтрака брата – блинчиков с шоколадной крошкой, картофельных оладий и яблочного сока, – нас всех подвергают пытке под названием «время подарков».

Мама всегда точно знает, что мне нужно. Без предупреждения появившись на пороге моей квартиры, она тут же начинает делать довольно явные намеки на то, что я найду под елкой.

– Дэвид, тебе бы не помешала кофеварка, – сказала мама однажды, заглянув ко мне после похода по магазинам в преддверии Рождества.

– Мам, но я не пью кофе.

– А если гости придут? – тут же нашлась она. – Твой брат пьет кофе.

– Джеральд живет в семистах милях отсюда, – ответил я. – Он ни разу у меня не был. Если он вдруг приедет, я отведу его в «Старбакс» за углом.

Мама кивнула.

– И все же кофеварка никогда не помешает.

Само собой, открыв подарки в рождественское утро, я обнаружил кофеварку, словарь и четыре пары носков.

Знаете, что получил Джеральд? Подписку на журнал «Энтертейнмент Уикли» и конверт, полный денег.

Денег!

И так всегда. Я получаю носки, а он – деньги.

– Мы точно не знали, что тебе нужно, – сказала Джеральду мама, – и решили, что ты найдешь способ потратить их с пользой.

– Кстати, о пользе, – вставил я, открывая словарь. – Может, поищем определения некоторых слов? Например, «раздражать» или «враждебность»…

Но никто меня не услышал – все наблюдали, как Джеральд пересчитывает купюры.

После обеда я убирал со стола, а мама фальшиво пела рождественскую песню, загружая посуду в посудомойку. Папа с Джеральдом сидели в гостиной и смотрели футбол.

Игра была не очень интересной, поэтому я пошел наверх под предлогом, что мне нужно в туалет.

Я прошел мимо спальни родителей и заглянул в старую комнату Джеральда.

Про себя я называл ее «Храмом чудо-мальчика», ведь за шесть лет с момента отъезда Джеральда мама не передвинула там ни одной вещи. Его кровать, стол, лампа – все было на своих местах. На полке стояли альбомы со школьными фотографиями, на стене висели плакаты. Я бы не удивился, если бы под кроватью обнаружились его грязные носки, лежащее там еще с тех времен.

С другой стороны коридора находилась моя старая комната, которую теперь называли «гостевой». Ее убрали через неделю после моего переезда: новые шторы, новая краска, новый ковер, новая кровать. Мои вещи хранились на чердаке.

В окно стучали холодные, тяжелые капли. Я взглянул на пластикового снеговика с подсветкой, которого отец установил во дворе. Он ставил его каждый год, сколько я себя помню. Снеговик слегка кренился набок и ярко сиял. Его красный цилиндр давно выцвел, а голова сзади была подклеена изолентой. Я прекрасно понимал, что он чувствует. Рождество в этом доме оказывало на меня точно такой же эффект.

И почему мне вечно приходится терпеть это? Может, я бы и радовался встречам с Джеральдом, если бы родители проявляли хоть каплю благодарности ко мне за то, что я делал весь год.

Это ведь я постоянно жил рядом. Я помогал им сажать герани и бальзамины по весне, никогда не забывал поздравить их с днем рождения и всегда водил их на ужин в День матери и День отца. Я каждый год навещал их на Пасху и смотрел «Десять заповедей» от начала до конца! Я всегда был под рукой, готовый приехать по первому зову.

Но Джеральд всегда для них оставался на первом месте.

– Дэвид, что ты тут сидишь? – Мама прервала мой поток мыслей. – Я думала, ты смотришь телевизор внизу.

Я пожал плечами и снова посмотрел в окно.

– Наверное, у тебя много воспоминаний, связанных с этой комнатой, – сказала мама, садясь на кровать. – Так здорово, что вы оба опять дома. Но знаешь что?

Она глубоко вздохнула.

Я сжал зубы, прекрасно понимая, что за этим последует очередная ода Джеральду. Может, она даже исполнит ее на мотив рождественской колядки. Интересно, какую она выберет?

– Жаль, что твой брат совсем на тебя не похож.

Я повернулся к ней, не веря собственным ушам.

– Что?

– Не пойми меня неправильно, – объяснила она, – я всей душой люблю Джеральда, но мне бы хотелось, чтобы он был более ответственным, более взрослым, более трудолюбивым – как ты. Тогда мне не пришлось бы так сильно за него переживать. Мне даже не хочется ничего трогать в его комнате – все кажется, что однажды он вернется к нам под крыло. Он совсем не такой, как ты.

Я покачал головой.

– Но я всегда думал… – Я снова покачал головой. – Ты и правда хотела бы, чтобы Джеральд был похож на меня?

– Конечно. – Мама встала и обняла меня. – Ты хороший сын, Дэвид. И прекрасный человек. Не знаю, что бы мы с твоим отцом без тебя делали.

Я обнял ее в ответ.

– Спасибо, мам.

– Пойду вниз, – сказала она. – Попытаюсь уговорить твоего отца переключить канал, чтобы я посмотрела «Эту удивительную жизнь».

Вот и сомневайся после этого в рождественских чудесах! В этом году мама наконец подарила мне желанный подарок – свое одобрение.

Я ей нравился.

Ей нравилось, что я делаю.

Она считала, что я не хуже Джеральда.

В тот вечер, вернувшись домой, я сварил целый чайник кофе и нашел в словаре слово «семья».

Определение гласило: «Группа связанных вещей».

Моей семье такое определение подходило как нельзя лучше. Как ни странно, я уже ждал следующего Рождества и надеялся, что брат приедет домой.

Пожалуй, знать, что родители меня ценят, было главным для Рождества.