Глава 4

Я училась в Брэдли всего неделю, а мне уже пришлось полностью обновить гардероб, за исключением фасонистых оранжевых штанов от «Аберкромби и Фитч», которые одобрила Хилари. Мне представлялось, как она оглядывает мою комнату, одобрительно отзывается о моем «середнячковом» гардеробе и вдруг, присмотревшись к стопке слаксов, примечает ярко-оранжевое пятно, дразнящее, словно высунутый язык. «Они тебе нравятся? – сказала бы я. – Забирай! Дарю!»

Мы с мамой отправились в торговый центр и накупили трикотажных свитеров грубой вязки на целых двести долларов, потом зашли в магазин нижнего белья, где я набрала ворох разноцветных маек со скрытой поддержкой груди. Мама посоветовала надевать их под одежду, чтобы замаскировать мой пухлый животик. Напоследок мы забежали в обувной отдел и купили шлепанцы на танкетке, точь-в-точь такие, как у моих соучениц, фанаток овощных роллов. При ходьбе шлепанцы оглушительно чмокали, отставая от голых пяток. «Моя бы воля – я б их клеем намазал», – жаловался один учитель другому.

Я долго выпрашивала у мамы цепочку с кулоном от «Тиффани», чтобы достойно завершить поход по магазинам, но она сказала, что папа ей голову оторвет.

– Разве что на Рождество, – обнадежила она. – Если будешь хорошо учиться.

Обновив гардероб, я задумалась о прическе. Вся моя родня по отцовской линии – чистокровные итальянцы, но благодаря маминым корням во мне есть немного ирландской крови. Хилари, оценив мой естественный цвет волос, пришла к выводу, что их можно чуть осветлить. Она дала мне телефон своего парикмахерского салона, и мама записала меня на покраску к самому дешевому мастеру. Нам пришлось ехать чуть ли не до самой Филадельфии, по дороге мы заблудились и опоздали на двадцать минут, о чем администратор салона напомнила нам битых три раза. Я разволновалась, что из-за опоздания меня не примут, но ведь мы, как-никак, приехали на «БМВ», а это что-нибудь да значит, верно?

К счастью, парикмахер нашла в себе силы простить нас за опоздание и раскрасила мои пряди в соломенный, оранжевый и белый цвета, оставив корни темными. У меня был такой вид, будто я месяцами не ходила в парикмахерскую. Мама, не дожидаясь, пока мне высушат и уложат волосы, закатила грандиозный скандал, после чего эти халтурщики сделали нам скидку. В магазине на углу мы купили обычную светло-каштановую краску для волос за двенадцать долларов, которая придала моим плохо, но задорого осветленным прядям шикарный золотой отлив. Впрочем, он поблек до цвета потертой меди так же быстро, как моя школьная популярность. Мне даже казалось логичным, что я перестала быть идеальной блондинкой именно тогда, когда перестала считаться популярной девочкой.

Несмотря на то что Оливия и Хилари мне симпатизировали, они все еще держались настороже. Поэтому я не высовывалась, заговаривая с ними, только если они первыми ко мне не обращались – обычно мимоходом в коридоре. Они еще не приглашали меня за свой стол, а уж о том, чтобы провести вместе выходные, и речи быть не могло. Я не искушала судьбу. Я понимала, что прохожу испытательный срок, и запаслась терпением.

Тем временем я тусовалась с Артуром и его компанией – неплохой компанией, надо сказать. Артур пичкал нас отборными сплетнями. Каким-то образом он всегда был в курсе последних событий, знать о которых ему не полагалось. Именно Артур растрезвонил о том, как Чонси Гордон, колючая девятиклашка с надменной улыбочкой, надралась на одной из вечеринок и описалась, когда президент школы начал к ней приставать. На той вечеринке был Тедди, но даже Тедди ни сном ни духом не знал об инциденте. Тедди был белокурый спортсмен с характерным румянцем во всю щеку и заграничным загаром прямиком из Мадрида, где он отдыхал в престижном спортлагере для теннисистов. В Брэдли играли в европейский футбол и боготворили футболистов, а до теннисистов никому не было дела. И все-таки я подозревала, что стоит Тедди поднажать, и он бы очутился за одним столом с Мохноногими, однако нынешнее положение его вполне устраивало. Артур дружил с Тедди, Сарой и Акулой не первый год, и ни внезапное ожирение («Он не всегда был таким толстым», – шепнула мне Акула, когда Артур отправился за добавкой), ни угревая сыпь, увенчивающая лоб, не могли лишить его места за их столом. На мой взгляд, это было очень трогательно.

Потом Акула просветила меня, что от уроков физкультуры можно получить освобождение, записавшись в спортивную секцию. Никто из любительниц овощных роллов не ходил на физкультуру, а я ненавидела эти сорок минут всей душой.

– Есть один минус – придется заниматься спортом, – сказала Акула, ошибочно предполагая, будто я поддерживаю ее мнение, что постоянные тренировки хуже, чем уроки физкультуры.

У монашек я играла в хоккей на траве, хотя не проявляла большого интереса к спорту. Впрочем, я единственная из девочек с удовольствием бегала кросс. Первой я никогда не была, но, казалось, могла без устали наматывать круги (мама утверждала, что мне передалась ее выносливость), поэтому решила заняться бегом по пересеченной местности и вступила в школьную команду. Тот факт, что тренером команды был мистер Ларсон, не имел никакого отношения к делу. Ни малейшего.

Мне не терпелось поскорей приступить к тренировкам, чтобы согнать лишний вес. Я напропалую флиртовала с Лиамом, и моя постройневшая талия могла ускорить развитие событий. Лиам играл в лакросс, однако в него обычно играют весной, так что парень временно был без команды, без ее духа товарищества. Он как и я, вращался вокруг популярных в школе ребят. Было очевидно, что он пользовался успехом в прежней школе. Все шло к тому, что он рано или поздно займет по праву полагающееся ему место рядом с Мохноногими: к нему уже принюхивались, определяя, свой он или чужой.

Мы вместе с Лиамом посещали уроки химии, хотя парень и был на год старше. Он переехал в Мейн-Лайн из Питтсбурга. Его отец был известным пластическим хирургом, искусственно увеличенные скулы придавали ему сходство с кардиссианцем из сериала «Звездный путь». Раньше Лиам учился в самой обычной питтсбургской школе, что даже меня привело в ужас, и при переводе в Брэдли ему не зачли баллы по некоторым предметам, «не предусмотренным программой». На языке завучей это означает: «Общеобразовательная школа? Фу!». В старой школе он переспал с двумя старшеклассницами, и поэтому девочки вроде Хилари с Оливией считали его опасным. А опасный – значит, привлекательный. Все мы смотрели «Ромео и Джульетту» с Ди Каприо в главной роли и теперь дожидались, когда же какой-нибудь пылающий страстью сердцеед рискнет жизнью, чтоб забраться к нам под юбку.

Вы можете подумать, что мне, как бывшей воспитаннице католической школы, при мысли о внебрачном сексе становилось не по себе. Это правда, однако гиенны огненной я боялась меньше всего. Я рано столкнулась с бездушием и лицемерием служителей церкви, которые проповедуют любовь и понимание, но не проявляют их на деле. Никогда не забуду, как во втором классе сестра Келли велела нам до конца дня не разговаривать с Меган Макнелли за то, что та описалась. Меган весь урок просидела в лужице желтоватой, едко пахнущей мочи, и горячие слезы унижения градом катились по ее пунцовым щекам.

Если монахиня, которая ведет себя как полная скотина, твердо уверена, что будет в раю, рассуждала я, тогда бог куда более снисходителен, чем мне внушили. А раз так, что значит отсутствие какого-то там целомудрия?

Нет, я переживала о практической стороне дела. Это больно? Я изойду кровью и опозорюсь? Мне будет приятно, когда пройдет боль? И главное – а вдруг я залечу? Неприличные болезни и испорченная репутация беспокоили меня чуть меньше. По словам Артура, девчонки из Брэдли гуляют с кем хотят, но лишь про некоторых идет дурная слава. Взять, к примеру, Чонси. Хоть она и описалась, когда ее щупал школьный староста, строго ее не судили, потому что у нее был бойфренд. Как я поняла, моя репутация не пострадает, если я буду официально с кем-то встречаться. Так или иначе, именно это мне и требовалось. Секс ради удовольствия меня не слишком интересовал (я давно научилась сама делать себе приятно). Нет. Мне хотелось лежать на прохладных простынях, обняв коленями его бедра. Он шепнет мне в ухо: «Ты уверена?» Я кивну в ответ, испуганно ожидая, что будет дальше. Когда я сморщусь от боли, он поймет, на что я пошла ради него, и это утроит его желание. Оргазм я могла испытать когда угодно под одеялом, меньше чем за минуту, однако мысль о мужчине, причиняющем мне боль, задевала какую-то сладострастную струну глубоко внутри.

Всем ученикам надлежало пройти двухчасовой семинар по основам компьютерной грамотности. Лиам сел рядом со мной, хотя рядом с Дином Бартоном и Пейтоном Пауэллом, звездами школьной футбольной команды, из девятого класса, было свободно.

Преподаватель долго и путано объяснял, как настроить ящик электронной почты на школьном сервере. Я задумалась над паролем – одним из вариантов была кличка моей безвременно погибшей кошки, – и тут Лиам пихнул меня в бок, мотнув головой на экран своего компьютера. Я сощурилась. «Тест на непорочность. Ответь на сто вопросов и узнай, кто ты: недотрога или потаскушка».

Лиам подвел курсор к первому вопросу. «Ты когда-нибудь целовалась взасос?» – и значительно посмотрел на меня.

Я закатила глаза.

– Мы же не в младшей школе.

Лиам негромко хихикнул. «Молодец, Тиф», – сказала я себе.

И так еще девяносто девять раз. Лиам подводил курсор к вопросу и смотрел на меня, ожидая ответа. Добравшись до вопроса о количестве половых партнеров, Лиам подвел курсор к ответу «1–2». Я покачала головой. Курсор подплыл к строчке «3–4». Я снова покачала головой, и Лиам, ухмыляясь, перевел курсор к строчке «5 и больше». Я ущипнула его за руку. Дин, сидевший чуть впереди, обернулся.

– Нам придется это изменить, – прошептал Лиам. Курсор перелетел влево и нажал ярко-розовую кнопку «Девственница!».

Семинар подошел к концу. Лиам закрыл окошко браузера, но Дин и Пейтон успели мельком взглянуть на страницу.

– Ну что, какой результат? – спросил Дин, расплываясь в улыбке. Его приятель, Пейтон, голубоглазый блондин с пушистыми волосами, был красив, как немногие девушки в Брэдли, но Дин… Да, он был неплохо сложен, однако слоновьи уши, простецкое, плоское лицо и жесткие немытые волосы придавали ему сходство с человекообразной обезьяной на рисунке «Марш прогресса», украшавшем форзац учебника биологии.

– Средненький, чувак, – рассмеялся Лиам. – Средненький.

Меня никто не спрашивал, хоть я сидела прямо там и это был мой тест и мой результат. И тем не менее меня охватил необъяснимый, волнующий трепет. Результат моего теста почему-то имел значение, а значит, и я тоже.

После этого случая Лиам стал обедать за одним столом с Мохноногими и ХО-телками.

Меня они пригласили к себе через несколько недель. Стоял октябрь, и дождливая погода загнала в спортзал всех, кто раньше тренировался на стадионе. Мистер Ларсон занял лестничный пролет, ведущий из раздевалок на нижнем этаже в баскетбольный зал, который оккупировали футболисты.

– Бег через две ступеньки, – скомандовал мистер Ларсон. Широко расставив ноги, он взбежал по лестнице, показывая, как выполнять упражнение. Спустившись, он дунул в свисток, и мы по очереди, обливаясь потом, затопали вверх и вниз по лестнице.

– Теперь прыжки. – Мистер Ларсон свел ноги вместе и поскакал вверх по ступенькам. – Теперь вы. Раз, два, начали! – И он дунул в свисток.

Готовясь преодолеть последний пролет, я подняла глаза. Напротив, привалившись к стенке, стояли Дин, Пейтон и кто-то еще из футбольной команды. Они пялились на меня во все глаза. С каждой очередной ступенькой моя полная грудь тяжело подпрыгивала вверх-вниз, я кряхтела от натуги, и зрители, в особенности красавчики из частной школы, мне были совершенно ни к чему.

Казалось, унижению не будет конца, но тут раздался голос мистера Ларсона:

– Так, ребята, хватит. – Он взбежал по ступенькам, и его широкая спина заслонила от меня Дина и Пейтона. Из-за собственного шумного дыхания я не расслышала его слов. Дин заныл:

– Да бросьте, мистер Ларсон.

– Пэт! – заорал мистер Ларсон, помахав футбольному тренеру. – Забери своих орлов.

– Бартон! Пауэлл! – прогрохотал голос тренера футбольной команды. – Ноги в руки и ко мне! Живо!

Допрыгав почти до верхней площадки, я ясно расслышала, как Дин проворчал:

– Пометил территорию, значит.

От ярости у мистера Ларсона заходили лопатки, он подскочил к Дину и сжал его плечо так, что кожа побелела.

– Руки! – взбесился Дин, пытаясь вывернуться.

Подбежал тренер Пэт, зашептал что-то мистеру Ларсону в самое ухо, и страсти улеглись так же быстро, как накалились.

– Что случилось? – пропыхтела я, но вдруг оступилась, крепко приложилась коленом о бетон и взвыла от боли.

Мистер Ларсон обернулся и так озабоченно посмотрел на меня, что я испугалась. Должно быть, упав, я оцарапала колено. Я охлопала себя по ногам – вроде цела и крови нет.

– Тиф, ты не ушиблась? – Мистер Ларсон потянулся к моему плечу, но тут же отдернул руку и почесал в затылке.

– Вроде нет, а что? – спросила я, стирая капельки пота, выступившие под носом.

Мистер Ларсон помотал головой. Его густые, аккуратно уложенные волосы распались на идеально ровный пробор.

– Ничего. Так просто спросил. – Он упер руки в бедра и бросил взгляд на футболистов, азартно танцующих вокруг мяча на до блеска отполированных деревянных досках. – Так, девочки, давайте-ка в тренажерку.

Позже выяснилось, что Дина оставили после уроков за эту его фразочку, брошенную мистеру Ларсону в лицо. А на следующий день Хилари пригласила меня за свой стол. Эти события были как-то связаны между собой, но как именно – я понятия не имела. Мне не терпелось поскорее занять заслуженное место за их столом.

Узнав, что я сменила дислокацию в столовой, Артур расстроился.

– Сначала ты записалась в спортивную команду, теперь преломляешь хлеб с ХО-телками, – накуксился он после урока литературы, – а дальше что? Начнешь встречаться с Дином Бартоном?

Специально для Артура я притворилась, будто меня вот-вот вырвет.

– Никогда в жизни! Он же карикатура на род человеческий.

Артур прибавил ходу и взбежал по лестнице, тяжело переводя дыхание. Не дожидаясь меня, с силой толкнул дверь в столовую, и та распахнулась, громыхнув о стоящий позади нее стул.

– Ну и ладно, а то я бы его придушил его же причиндалами!

Дверь качнулась обратно, на секунду заслонив собой Артура, и больно ударила меня по плечу. Когда я вошла, Артур стоял на том же месте.

– Я почти всех ненавижу, знаешь ли, – сказал он, осклабившись, и, помедлив с полсекунды, пошел прочь.

Я согнулась от боли, но сделала вид, будто ставлю на прежнее место отлетевший в сторону стул. Мистер Гарольд, наш историк, сколько ни возился с противопожарной ручкой, так и не смог ее починить – замок все время защелкивался намертво, и поэтому, «в целях пожарной безопасности», двери подпирали стулом.

Разогнувшись, я заметила Хилари на другом конце зала. Она тоже меня заметила, взмахнула рукой и позвала:

– Финни! Финни! – Они все теперь меня так называли.

Радостно заулыбавшись, я побежала на звук своего нового прозвища, как слепой леминг.

– Я вернусь за тобой в половине десятого, – сказала мама, припарковавшись. Машина вздрогнула и, захрипев, встала. Лампочка проверки двигателя уже с месяц тревожно мигала красным. Выкрутить ее стоит восемьсот долларов, сказал автомеханик. В ответ мама спросила, за кого он ее принимает, на что автомеханик только пожал плечами: «Вам надо двигатель чинить, а не лампочку выкручивать». Мама густо покраснела, как раз под цвет своего «БМВ».

Никогда в жизни я не приходила на танцы одна. Представив, что придется входить в школьный спортзал в полном одиночестве, я с удушливой тоской подумала о Лее. А ведь всего несколько часов назад Оливия и Хилари спрашивали меня, собираюсь ли я на школьный осенний бал.

– Вообще-то нет, но… – начала я, затаив дыхание, ожидая, что одна из них сейчас пригласит меня к себе в гости, в увитый плющом особняк, и мы устроим грандиозную примерку, надевая один наряд за другим и бросая забракованные вещи на пол, где они будут валяться как попало, словно подкошенные пулеметной очередью трупы.

– А надо бы. – Голос Хилари прозвучал предостерегающе. – Идем, Лив?

Они поднялись из-за стола, и я вместе с ними, оставив на тарелке недоеденный овощной ролл, о котором молил мой желудок.

Явиться на школьный бал в повседневной одежде я никак не могла, а отбегать тренировку, добраться домой, переодеться и успеть к началу бала казалось невозможным. Я пожаловалась мистеру Ларсону на плохое самочувствие, и он отпустил меня домой. Его глаза смотрели с таким пониманием, что мне пришлось отвести взгляд. Жаль, конечно, что пришлось ему соврать, но, с другой стороны, несправедливо, что мои обновки некому похвалить, кроме мамы, а значит, у меня есть полное право изменить сложившуюся ситуацию к лучшему.

– Ты чудесно выглядишь, солнышко, – сказала мама, когда я неуверенно взялась за ручку дверцы. На секунду мне захотелось свалить отсюда вместе с мамой в какую-нибудь закусочную и заказать лепешек с артишоками и грибами. Мы всегда брали к ним медово-горчичный соус и гарнир, и официант, принимая заказ, поглядывал на нас косо.

– Рановато еще. – Я постаралась придать своему голосу уверенности, чтобы мама не подумала, будто я попросту тяну время. – Может, покатаемся еще немного?

Мама тряхнула запястьем, и из-под рукава выглянули наручные часики.

– Сейчас без пятнадцати восемь. На мой взгляд, пятнадцати минут вполне достаточно, чтобы красиво опоздать.

Если не пойти, будет хуже. Как в тумане, я потянула за ручку. Раздался щелчок, и я толкнула дверцу ногой, обутой в сандалию на высокой танкетке.

Стены школьного спортзала, по которым ритмично кружились розовые, синие и желтые блики, вибрировали в такт музыкальным хитам сезона. Мне требовалось как можно скорее слиться с толпой, прежде чем успеют заметить, что я пришла без пары.

В закутке, куда не дотягивалась светомузыка, я приметила Акулу и горстку ребят из театрального кружка.

Я окрикнула ее и стала прокладывать себе дорогу между танцующими.

– Привет, Тифани! – откликнулась Акула. Ее глаза хищно сверкали в неоновом свете.

– Как дела? – спросила я как можно громче, перекрикивая музыку.

Акула разразилась язвительной тирадой по поводу танцев и танцующих («лишний повод потереться друг о друга») и прибавила, что, если бы Артур не пообещал принести «травку», ноги бы ее здесь не было. На минуту мне захотелось, чтоб и у меня были такие же широко расставленные глаза, – тогда я бы смогла обозревать танцующих, незаметно высматривая, к кому бы от нее удрать.

– Как можно не любить танцы? – Я кивнула головой в сторону танцпола и, пользуясь случаем, пробежала взглядом по залу, не заметив ни Хилари с Оливией, ни Лиама, ни Мохноногих.

– Я бы любила, если бы была похожа на тебя. – Она покосилась на мою юбку, низко сидящую на бедрах и грозящую сползти при первой же возможности. За три с половиной недели тренировок я похудела на три килограмма, и вся моя одежда теперь свободно болталась на мне.

– Я все равно толстая, – отмахнулась я, закатив глаза к потолку.

– Кого я вижу! – Передо мной выросла Артурова туша и заслонила собой танцпол, от чего я так разозлилась, что даже забыла, как сильно он обидел меня днем. – Покажешь нам, как танцевать медляк, не оскверняя себя прикосновением к противоположному полу?

– Вообще-то у нас не было парных танцев, – огрызнулась я.

Поначалу мне нравилось, что Артур интересуется, как устроена моя старая школа. Нам было о чем поговорить. Теперь мне захотелось прикрыть эту тему, но Артур не унимался. Его шуточки, хоть и выглядели как дружеское подзуживание, имели целью поставить меня на место на глазах у всех, и напомнить мне, кто я и откуда.

– Ну а вообще танцевать вам разрешали? – не унимался Артур. В переливающейся неоновыми огнями утробе спортзала вспотевший Артур был похож на слона, облитого компотом. – Разве танцы не придуманы дьяволом?

Не удостоив его ответом, я переступила с ноги на ногу и выглянула из-за его необъятных боков.

– Оливия и Хилари не придут, – сказал Артур.

Я отшатнулась от него, как будто он пихнул меня в плечо.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что школьные дискотеки – для лохов, – ухмыльнулся Артур, раздвинув лоснящиеся от жира щеки.

Я зашарила глазами по залу, ища опровержения его словам.

– Почему же? Тедди, например, пришел.

– Тедди пришел, чтоб у него отсосали. – И Артур взглядом указал на Тедди и Сару, которые танцевали, намертво приклеившись бедрами друг к другу.

– Мне надо в туалет, – сказала я и отвернулась, чтобы он не заметил выступившие у меня на глазах слезы. Артур выкрикнул вслед: «Я пошутил!», но я выбежала в коридор, не переставая себя накручивать. Они придут. Обязательно придут.

Перед лестницей я застыла как вкопанная. Навстречу мне поднимался мистер Ларсон. Я впервые видела его в джинсах. Он был похож на парня за барной стойкой. Парня со взрослыми намерениями. Я скрестила ноги на случай, если снизу, оттуда, где он стоял, можно заглянуть мне под юбку.

– Тебе уже лучше? – спросил он.

– Немного, – просипела я, еле-еле шевеля губами, как заправский больной.

– Ну и как это называется, Тифани? – укоризненно спросил он строгим, типично взрослым тоном. Я чуть не задохнулась от праведной подростковой ярости: как он смеет так со мной разговаривать! – Пропускать тренировки нельзя, ты же знаешь. Почему ты отпросилась?

Я могла бы соврать, будто у меня начались месячные, но от одной мысли, что придется произнести слово «месячные» в присутствии мистера Ларсона, у меня подкашивались ноги, и я пролепетала:

– Я неважно себя чувствовала. Но теперь мне лучше. Честно.

– Ладно, – неискренне улыбнулся мистер Ларсон. – Рад, что ты чудесным образом поправилась.

– Финни! – раздался голос позади меня, и вечер перестал быть томным. Из-под суперкороткой юбки Хилари украдкой подмигивали ярко-зеленые трусы. Привычная для меня одежда, от которой я потихоньку отучалась, для Хилари была средством самовыражения, а потому очень ей шла и дополняла ее бунтарский образ.

– Давай сюда, – позвала она и поманила пальцем с ярко-розовым ногтем.

– Девочки, с территории школы ни ногой. Иначе буду звонить родителям, – совсем рядом проговорил мистер Ларсон. Я обернулась – он стоял ступенькой ниже.

– Мистер Ларсон, – умоляюще протянула я, выкатив глаза. – Ну что вы, в самом деле.

Повисла пауза. Только музыка продолжала гулко ухать в спортзале.

– Я тебя не видел, – сказал наконец мистер Ларсон, тяжело вздохнув.

У обочины ожидал темно-синий джип с заведенным мотором. Дверца распахнулась. Внутри, как сельди в бочке, теснились Мохноногие, включая Дина и Пейтона. Сияющая Оливия восседала на коленях у Лиама. У меня перехватило дыхание от ревности. Это просто потому, что в салоне не продохнуть, убеждала я себя.

Хилари кое-как устроилась, пошлепала себя по ляжкам и пропела:

– Садись ко мне на коленки.

Мне показалось, что места на сиденье вполне достаточно для нас обеих. Скрючившись, я взобралась к ней на колени и ощутила крепкий запах джина. Теперь понятно, почему она такая добренькая.

– Куда мы едем? – спросила я.

– На Место.

Я поймала взгляд водителя в зеркале заднего вида. За рулем сидел Дейв. Он учился на год старше, у него были тонкие, как плети, руки и к тому же без единого волоска, чему я, заросшая итальянка, дико завидовала. Его прозвали Лом – у него была всего одна извилина, да и та прямая. Зато имелась машина, а машины – твердая валюта в старших классах.

Место оказалось не более чем вытоптанной поляной, отгороженной от проезжей части плотными зарослями кизиловых кустов и пышных кленов с одной стороны и стеной студенческого общежития – с другой. Ребята из Брэдли приезжали сюда пить дешевое пиво и заниматься оральным сексом.

Мы вполне могли бы добраться пешком: пролезть через кусты позади теннисного корта, перейти узкую сонную улочку – и мы на Месте. Но Дейв объехал вокруг школы и припарковался на оживленной улице, метрах в двухстах от просвета между деревьями. Хихикая, мы выгрузились из машины и сгрудились на обочине. Дин придерживал меня за локоть, хотя я прекрасно обходилась без его помощи. На краю поляны стоял пень. Прежде чем взгромоздиться на него, я провела рукой по срезу, проверяя, не мокрый ли он.

Дин протянул мне банку пива, но я замотала головой.

– Мне нельзя.

– Тебе нельзя? – переспросил Дин. В сумерках выражения его лица было не разобрать.

– За мной мама через час приедет, – пояснила я. – Услышит запах.

– Непруха. – Дин шумно открыл банку и подсел ко мне. – А мои предки сваливают на выходных, и я затеваю вечеринку. Для своих.

– Клево, – улыбнулась я. В этот момент за деревьями промчалась машина, выхватив из темноты мое лицо.

– Только Хилари с Оливией не говори, – вполголоса сказал он.

Я хотела спросить, почему не надо говорить им, но тут подвалил Пейтон.

– Чувак, ты, типа, уселся на том самом месте, где Финнерман лизался со своим дружком.

– Гонишь! – гаркнул Дин и громко срыгнул.

– Не веришь? Их Оливия застукала. – Пейтон закричал куда-то в темноту: – Лив, ты ж видела, как Хантер полировал Финнерману торпеду? Прямо здесь?

– Меня чуть не стошнило! – донесся голос Оливии из-за деревьев.

Я провела пальцем по гладкой древесине, пытаясь представить, насколько острой должна быть бензопила, чтобы оставить такой аккуратный срез. В голове вертелось множество вопросов, но я не решалась их задать. Артур мог оказаться куда более маргинальной личностью, чем я предполагала, и тогда лучше не упоминать, что мы общаемся. Обвинение против него было серьезное.

– А кто это – Бен Хантер? – спросила я. Надо было как-то потянуть время, чтобы переварить обрушившиеся на меня новые сведения.

Дин и Пейтон разом заржали, и Дин непринужденно закинул руку мне на плечо.

– Один голубец из местных. Почикал себе вены.

Пейтон наклонился вперед. Мои глаза уже привыкли к темноте, и сейчас, вблизи, его красивое лицо казалось особенно выразительным.

– Увы, сдохнуть ему не удалось.

– Увы. – Дин отпихнул Пейтона в бок. Тот покачнулся, банка выпала из руки и с шипением покатилась по поляне. Пейтон ругнулся и побежал следом.

– Он выжил? Где он теперь? – спросила я в надежде, что голос не выдает терзавшего меня беспокойства.

– Ну ты даешь, Финни. – Дин встряхнул меня так, что от неожиданности я прикусила кончик языка. – Скажи еще, что тебе его жалко?

– Нет, – ответила я и сглотнула. Во рту появился кисловатый привкус крови. – Я ведь даже не знаю, о ком речь.

– Его дружок, наверно, волосы на себе рвет от горя. – Дин отхлебнул из банки. – Смотри, не путайся с этим Артуром. Он конченый. – Дин как бы невзначай задел мой сосок пальцами. – Приходи ко мне в пятницу, – шепнул он и добавил: – Только, чур, Хилари с Оливией ни слова.

Я имела глупость сделать все именно так, как он сказал.

Таксист, который в тот вечер вез меня на вечеринку к Дину, был человеком терпеливым, в отличие от остальных, которые, много лет спустя, летали со мной через весь Манхэттен, когда я опаздывала утром на работу, и поздно вечером отвозили меня домой, когда я намеренно засиживалась допоздна, чтобы взять такси за счет редакции. Ни слова не говоря, он насмешливо наблюдал, как я мелочью отсчитывала двадцать два доллара сорок центов, – столько стоило добраться из школы до Ардмора, где жил Дин. Ровно столько я заплатила за свою поруганную честь.

Когда я с тяжелой сумкой, оттягивающей плечо, выбралась из такси, солнце уже садилось. На мне все еще была пыльная и пропотевшая спортивная форма, и я рассчитывала принять душ в доме Дина. Я страшно переживала, как бы никто не зашел в ванную и не увидел меня голой, поэтому, когда Дин отвел меня в комнату для гостей с отдельной ванной комнатой, я помылась в два счета.

Я пригладила свои недавно осветленные волосы и слегка подсушила их феном. Укладывать их как следует я не умела – умение придет через несколько лет – и не знала, что мне нужны всего-то круглая щетка и жидкость для выпрямления, чтобы укротить толстые волнистые пряди. К счастью, в начале второго тысячелетия в моде были полураспущенные волосы. Я собрала локоны в небрежный пучок на макушке, слегка припудрила нос и подбородок. Тушь для ресниц – и готово. Специально к этому дню я выпросила у мамы деньги на новые трусы, а старые порезала ножницами, соврав, будто от занятий спортом на них разошлись швы. В отделе женского белья я купила самые соблазнительные трусики: шелковые, в леопардовых пятнах, с низкой талией. Дома я их примерила. Выяснилось, что резинка трусов достает мне до пупка – трусы оказались утягивающие. Нимало не смутившись, я завернула их книзу, на линию бедер. Не важно, как они сидят, решила я, зато они из шелка. И с леопардовыми пятнами. Грустно наблюдать, как девушка-подросток рвется в постель, не разобравшись, что сексуально, а что – нет.

– Дай пять! – гаркнул Дин, когда я вошла на кухню. Вокруг стола толпились ребята из футбольной команды, включая Пейтона, и подбрасывали четвертаки, стараясь угодить в стаканы с пивом. Других девушек, кроме меня, не было.

– Финни, брось-ка за меня, – сказал Дин и поцеловал четвертак. – Принеси мне удачу.

Пейтон шепнул что-то на ухо рядом стоящему приятелю, и оба загоготали. Шутка явно была в мой адрес, к тому же наверняка пошлая, и я зарделась от гордости.

Как бросить монету об стол, чтобы попасть в стакан, я не представляла, но, расхрабрившись, с силой швырнула ближайший ко мне четвертак о липкую мраморную поверхность. Монета со звоном отскочила, завертелась в воздухе и плюхнулась в полный стакан. Пиво зашипело и запенилось.

Толпа взревела, и Дин снова вмазал своей пятерней в мою ладонь. На этот раз его мясистые пальцы переплелись с моими, и он крепко прижал меня к себе. От него удушливо разило дезодорантом, должно быть, он густо опрыскался им после тренировки вместо того, чтобы принять душ.

– Обалдеть! Видали? – проревел Дин в лицо соперникам.

Пейтон обласкал меня взглядом своих голубых глаз, и внутри у меня потеплело.

– Тиф, это было невероятно.

– Спасибо, – я улыбнулась до ушей.

Дин протянул мне бокал пива. Я приложилась, млея от того, как пустой желудок наполняется шипящей кислятиной. Я еще не привыкла обходиться без ужина, но в тот вечер я была так взбудоражена, что думать забыла о еде.

Кто-то обнял меня за плечи и не спешил отнимать руку. Лиам. Он улыбнулся и прижал меня к себе. Без обуви я доставала ему до подмышек, которые, слава богу, пахли совсем не так, как у Дина.

– Какая ты крохотулька! – сказал он.

– Ничего я не крохотулька! – в шутку возмутилась я.

Лиам глотнул пива и посмотрел куда-то поверх моей головы.

– Там на веранде подходящий столик для пиво-понга, – сказал он, взглянув на меня сверху вниз.

– Я отлично играю, – с готовностью откликнулась я, смелей прильнув к его крепкому гибкому телу.

Лиам затяжным глотком допил пиво и шумно выдохнул, отняв от губ пустой бокал.

– Что-то мне плохо в это верится.

Он подвел меня к раздвигающейся стеклянной двери. Я босиком стала на холодные, мокрые доски, решив не возвращаться в дом за обувью, чтобы Лиам не нашел себе другого партнера для игры.

За нами потащился Дин и еще несколько парней. Мы разбились на команды и оговорили правила. Мы с Лиамом играли против Дина и Пейтона. Может, я и девчонка, но первым же броском свалила два стакана противника. Через пять минут мы с Лиамом вырвались вперед.

Впрочем, Дин и Пейтон вскоре сравняли счет: с каждым штрафным глотком я все больше промазывала. Дин с Пейтоном все-таки нас обошли, и я собралась вернуться в кухню, но Лиам сказал, что у него на родине настоящие спортсмены допивают «штрафную». Я послушно взяла свой стакан и медленно, мелкими глотками, выпила все до капли.

– Ни фига себе! – Дин громко зааплодировал. Колючий осенний ветер подхватил его слова и унес в сторону, но я расслышала: – Впервые вижу, чтобы девчонка так присосалась!

От этой фразы я опьянела еще сильней, как от пятерки по английскому, как, спустя много лет, – от собственного кабинета на вершине стеклянного улья. «А вашим жалким вешалкам – Оливии с Хилари – слабо», – ухмыляясь, подумала я и снова уютно устроилась под мышкой у Лиама, привалившись к нему всем телом.

– Полегче, – пошатнувшись, рассмеялся он.

Потом мы, скрестив ноги по-турецки, расселись на полу вокруг кофейного столика в гостиной и снова бросали четвертаки в стаканы. Когда настал мой черед пить «штрафную», мне в горло полился обжигающий виски. Дин отмочил анекдот, и я грохнулась на пол от смеха. Лиам, нет, кажется, Пейтон, помог мне встать. «Ну, с тебя хватит, Тиф», – сказал он, но я посмотрела сквозь него, ища глазами Лиама. Мне нужен был только Лиам.

– Ничего ей не будет, – буркнул Дин, разливая виски по стаканам.

Кто-то обозвал Пейтона слабаком.

– Да ты посмотри на нее, – сказал Пейтон. – Я не буду пользоваться ее состоянием.

Вероятно, как раз тогда я отключилась. Очухалась я на полу в комнате для гостей. Сбоку валялась моя спортивная сумка. Застонав, я изогнула шею, и парень, лежавший между моих ног – Пейтон, – тоже приподнял голову. Он погладил меня по бедру и снова занялся тем, что, как ему казалось, доставляло мне столько удовольствия. Я ничего не чувствовала… я была в полуобморочном состоянии.

В коридоре послышалась возня. В приоткрытую дверь просунулась голова и зашикала на Пейтона. Я даже не прикрылась – настолько обессилела.

– Сейчас кончу, – огрызнулся Пейтон. Голова хохотнула, и дверь захлопнулась.

– Мне надо идти. – Между моими расставленными ногами замаячило лицо Пейтона. – Давай как-нибудь еще встретимся, ладно? – сказал он.

Меня сморило… я снова отключилась.

Позже я очнулась от собственных жалобных стонов. Разлепив веки, я поняла, почему так больно. Лиам. Это был он. Его лицо, искаженное гримасой, нависло прямо надо мной, он весь напрягся, с бешеной силой прижимаясь ко мне бедрами.

Позже я согнулась над унитазом в ванной комнате. Кафель на полу холодил колени. Меня рвало кровью? Откуда в унитазе кровь?

Спустя несколько месяцев, когда я перестала себя обманывать и признала, что со мной произошло именно то, чем все мамы пугают своих дочерей, я проехала свою остановку и вышла на конечной, в Филадельфии. С вокзала я позвонила в школу.

– Миссис Стерн! Я уснула в поезде, проехала свою остановку и очнулась в Филадельфии!

– Господи боже мой, – прохрипела в трубку бессменная секретарша директора и заядлая курильщица. – С тобой ничего не случилось?

– Все в порядке, но я пропущу первых два урока, – ответила я.

Миссис Стерн так разволновалась, что стало ясно – она ничего не заподозрила. Поэтому вместо того, чтобы сейчас же отправиться обратно в Мейн-Лайн, я немного побродила вокруг вокзала. Вскоре я наткнулась на китайскую столовую. На часах не было еще и десяти, но я не устояла перед видом лотка, до краев наполненного аппетитным мясом с овощами. Вооружившись пластмассовой вилкой, я принялась за еду и тут же поперхнулась какой-то мерзкой соленой гадостью.

Точно такой же, как в ту ночь, когда в рот полилось что-то горькое и тошнотворное, а над ухом кто-то удовлетворенно застонал.

Утром я очнулась на постели в незнакомой комнате, пронизанной солнечными лучами. В теплом и ласковом дневном свете ночная трагедия казалась далекой и нереальной.

За спиной кто-то шевельнулся. Не оборачиваясь, я взмолилась, чтобы это был Лиам. Но уж кого я вовсе не ожидала увидеть, так это Дина. Он был без футболки, и меня чуть не стошнило на его голый торс.

Он замычал и растер лицо.

– Ты как, Финни? – прогундел он, привстав на локоть и с любопытством взирая на меня. – Потому что я в говно.

До меня дошло, что на мне одна только майка. Я рывком села на постели, рванув на себя одеяло.

– Ты не знаешь, где мои трусы? – спросила я, оглядывая комнату.

– Никто не знает! – заржал Дин. – Ты полночи без трусов бегала!

Дин изобразил происшедшее в комическом свете, как один из приколов, которыми запомнится эта улетная вечеринка. Один из пацанов, с азартом пересказывал Дин, вдруг среди ночи заявил, что едет домой, а утром его обнаружили в машине перед гаражом – чувак уснул за рулем, даже не вставив ключ зажигания. А другой забыл положить ветчину на бутерброд и жевал пустой хлеб с майонезом. Ржака, да? А Тифани так развезло, что она полночи расхаживала по дому без трусов!

Пока я спала, моя жизнь круто изменилась, однако Дин взирал на меня с таким видом, будто мы с ним заодно. Принять его версию событий вместо моей было так соблазнительно, что я не устояла… ведь правда была чудовищной.

Дин выдал мне полотенце и показал, как пройти в комнату для гостей. Там, на полу возле комода, валялись мои огромные трусы, скомканные в шарик. Я подняла их и сунула в сумку, не обращая внимания на кровавые пятна.