55

– Оно похоже на то, которое купил мой отчим несколько дней назад, – сказала я. – А в чем дело, собственно?

– Это ствол, из которого Роза Серано застрелила сегодня утром Рэя Серано, – пояснил О’Доннелл. – Покажите ваш револьвер, пожалуйста.

Я стала рыться в ящиках, затем, вспомнив кое-что, стала прощупывать газеты на столе. Револьвера не было. Я сняла газеты и перетряхнула их – револьвер исчез. О’Доннелл наблюдал за моими поисками с видом, который можно было бы назвать заинтересованным, если бы в его глазах не поблескивали колючие огоньки.

– Револьвер лежал здесь, – промямлила я. – Но теперь его нет.

– И вы заметили его исчезновение только сейчас? – сухо спросил О’Доннелл.

– В общем, да.

– Роза Серано показала, что она украла револьвер у вас, – заметил О’Доннелл. – Но она приходила к вам во вторник, а сегодня воскресенье. Странно, что за столько дней вы его не хватились.

– У меня были другие дела, – сказала я.

– В доме живете вы, – уронил в пространство мой собеседник, – ваш отчим, ваш брат-подросток и французский летчик. Прислугу в расчет не берем. – Он воинственно насупился. – Мисс Лайт, не держите меня за дурака. Вы не из тех, кто разбрасывает по дому, где ходит куча народу, заряженные револьверы 38-го калибра, и уж точно не из тех, кто оставляет оружие в поле зрения отчаявшегося человека. Вы сделали это нарочно.

– Докажите.

– Не могу. – О’Доннелл улыбнулся. – Вы очень ловко все провернули. Мы ведь знаем, что вы встречались с Тони Серано и Рэем Серано, когда они только готовились воевать друг с другом. Люди, которые просили вас повлиять на ситуацию, думали, что вы убедите их успокоиться. Но вы ведь делали все наоборот. Вы науськивали их друг на друга. Вы сказали Тони, что Рэй – ненормальный и что от него необходимо избавиться. А Рэю вы сказали, что, если бы Тони не было, вы бы вышли за него замуж.

– У меня и в мыслях не было выходить за Рэя, – сказала я. – Никогда.

– Но вы дали ему обещание, а после того, как он убил Тони и Винса, он приехал к вам, в этот самый дом. Смелее, мисс Лайт. О чем вы говорили? Может, о том кольце, которое он вам привез? Прекрасное кольцо, самое дорогое из всех, которые были в магазине. Этими самыми руками, которыми он до того застрелил несколько человек, он принес вам кольцо. И вы ведь не стали отказываться, насколько нам известно. Вы проняли его подарок, и Рэй покинул ваш дом в прекрасном настроении. Сбежал по ступенькам, как мальчишка.

– Я не могла выставить его за дверь, – сказала я. – Есть враги, которых можно себе позволить, а есть враги, которых позволить себе нельзя. И не говорите мне, что вы меня не понимаете.

О’Доннелл спрятал улику и подался вперед, внимательно глядя мне в лицо. Когда я замолчала, он усмехнулся.

– Мисс Лайт, мы ведь давно с вами знакомы. Не скрою, я наблюдал за вами. Вы все время ходили по краю, но не срывались, черт знает почему. – Нервным жестом он взъерошил волосы. – Знаете, одно время я был уверен, что вы плохо кончите, но вышло-то наоборот. Плохо кончили все, на кого у вас был зуб.

– Это просто смешно, – поморщилась я. – Я знала Тони и Рэя много лет. Зачем мне желать им смерти?

– Затем, что они стали вам мешать. Они никак не хотели оставить вас в покое. Что вам сказал Тони в мае, когда ваш французский друг вернулся – «Зачем тебе этот полудохлый сбитый летчик?». А Рэй и вовсе дал вам понять, что избавиться от Габриэля Леруа – пара пустяков. И вы занервничали. Вы хорошо знали их и знали, на что они способны. К несчастью, они не знали, на что способны вы, что в конечном счете их и погубило. Вы лавировали, успокаивали их и выжидали своего момента. Смерть Джино де Марко дала вам шанс добиться своего. Вы натравили их друг на друга, а потом подсунули Розе заряженный револьвер. – О’Доннелл сузил глаза. – Интересно, что бы вы сделали, если бы она его не взяла? Хотя что я спрашиваю – у вас в доме бывший военный, человек, привычный к оружию. Или вы бы подговорили миссис Блэйд, которая вас боготворит, избавить вас от Рэя? А, Лора?

– Я играла отрицательные роли, – пожала я плечами. – Но вы делаете из меня какое-то олицетворение вселенского злодейства. Такое впечатление, детектив, что вы за что-то сердиты на меня.

– Напротив, я вами восхищаюсь, – возразил О’Доннелл. – Вы привязаны к своим друзьям и не бросаете их, но к своим врагам вы безжалостны. Не знаю, чем вам насолили братья Серано в прошлый раз, но приехать к дому соперницы, позвонить из телефонной будки в полицию и ее голосом донести на них – сильный ход.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – мрачно сказала я.

– Понимаете. Та, которая звонила, сказала: «Я не могу бегать быстрее пули». То же самое выражение употребили и вы в разговоре со мной. Помните? Я еще обратил на него внимание. Это вы тогда звонили, а не Флоренс Мэйс, именующая себя Конни. В ту ночь вы сидели в редакции, где полно телефонов, но вы знаете, что любой звонок можно отследить, и вы вышли из редакции под каким-то предлогом и сдали своих дружков. Может, они по глупости обсуждали свои планы при вас, а может, они говорили по-итальянски и думали, что вы их не поймете. О, как у вас глаза блеснули – значит, они говорили по-итальянски? Так или иначе, своего вы добились. Их посадили в тюрьму, а Лео Серано пристрелил шериф. Вы думали, что избавились от них надолго, но вот незадача – Тони и Рэй вышли слишком быстро. А потом вы опять сделались друзьями. Интересно, почему?

– Наверняка у вас есть объяснение, – сухо сказала я. Разговор с О’Доннеллом стал меня утомлять.

– Конечно, есть. Звезды вашего масштаба не водятся с гангстерами, а если и водятся, то только от полного отсутствия мозгов. Вы могли пожаловаться студии, что вас донимают люди из вашего прошлого. На студиях привыкли разруливать и не такие конфликты. Но вы делали вид, что все в порядке, а в донесениях наших информаторов я читал, что Тони не раз заявлял, что вы от него никуда не денетесь. Рэй тоже выражался в том духе, что вам некуда деваться. Причина? Она напрашивается сама собой, и это убийство Стюарта Хэмилтона, случившееся при крайне странных обстоятельствах. Кстати, оно ничего вам не напоминает?

– Нет. Я не слежу за уголовной хроникой.

– В убийстве Стюарта Хэмилтона обвинили его бывшую жену, которая имела причины быть им недовольной. Точно так же как в убийстве некоего Рикардо Лопеса обвинили его женщину, с которой у него были разногласия. Что мы имеем в сухом остатке? – О’Доннелл прищурился. – Даму, которая убила Лопеса, выловили из воды. Якобы самоубийство, хотя людям обычно хватает сил пережить смерть того, кого они пришили. Я уверен, что она не кончала с собой, а ее убили. Жене Хэмилтона повезло больше, ее не стали убивать – или просто не успели, что не имело особого значения, поскольку с головой у нее не все в порядке. Вы же понимаете, к чему я клоню, да? Два убийства, подозреваемые подобраны по одному методу. На самом деле и Лопеса, и Хэмилтона убил Рэй Серано. Точнее, Хэмилтона убили вы – Рэй только покрывал вас.

– Так я и знала, что не обойдется без Хэмилтона. – Я даже не пыталась быть вежливой. – Может быть, вы скажете, что Джонни Серано в пролет столкнула тоже я?

– Нет, конечно. Но Хэмилтона убили вы, и я даже знаю почему. Потому что вы были в списке двадцатой, но не воспринимали его всерьез.

Должно быть, черные глаза О’Доннелла оказали на меня гипнотическое действие, потому что я вновь словно перенеслась в ту ночь, которую не любила вспоминать. Дом на Лорел Каньон, красный клен под окном облит лимонным лунным светом, и я засыпаю, засыпаю… кто-то постучал во входную дверь, но я только повернулась на другой бок и поглубже зарылась в подушки. И тут до меня донесся шум, словно что-то упало и разбилось в одной из соседних комнат. Я подпрыгнула на кровати и некстати вспомнила, что миссис Миллер в больнице и защитить меня некому. Я взяла сумочку, нашарила в ней револьвер, выбралась из постели и двинулась прочь из спальни. Оружие я не извлекла наружу и тащила его с сумочкой. В гостиной меня ждал сюрприз в виде зажженного света и Стюарта Хэмилтона, развалившегося на диване.

– Что вы тут делаете? – промямлила я.

– Жду вас, – ответил он с ухмылкой, которую считал неотразимой, но которая мне сразу не понравилась.

– Но… как вы сюда вошли?

– Ну, раз вы меня не впускали, я обошел в дом и влез в окно.

– Какого черта… – начала я. – Я вызову полицию.

Я шагнула к телефону, стоявшему на столике.

– Они очень обрадуются, – сказал мне в спину Стюарт. – И сразу же дадут знать репортерам. Полицейские получают гроши, для них годится любой приработок.

– Вы разбили вазу, – мрачно сказала я, глядя на осколки на ковре.

– Я согласен за нее заплатить. – Стюарт встал с места и подошел ко мне. От него пахло вином, его лицо раскраснелось. – Слушай, какого черта ты изображаешь из себя недотрогу? Я ведь совсем не плохой парень.

– Мне не нравятся подстилки общего пользования, – ответила я.

Он качнулся, в его глазах блеснула злость. Он наставил мне в грудь указательный палец.

– Между прочим, милочка, я звезда. А ты – так, актриса, каких тысячи.

– Тогда нам тем более не по пути. Пошел вон из моего дома.

– Хорошо, – сказал Стюарт. – Я уйду. Потом.

Я допустила ошибку, позволив ему сократить дистанцию. Он набросился на меня и попытался повалить на ковер. Я вывернулась, оставив в его руках кусок своей пижамы. Сумка во время борьбы упала, я потянулась к ней и потеряла доли секунды. Стюарт снова кинулся на меня, схватил за шею, опрокинул на ковер, навалился сверху и стал сдирать с меня одежду, выкрикивая нечто невообразимое. Нашарив револьвер, я вслепую сняла его с предохранителя, ткнула дуло в грудь Стюарта и дважды выстрелила. Он упал на меня и больше не двигался. Я перекатила его на спину, поползла по ковру, и только ухватившись за стол, кое-как сумела подняться на ноги. Меня шатало, перед глазами все плыло, я не знала, стошнит ли меня прямо сейчас или я, может быть, упаду в обморок. Я плюхнулась в кресло, не выпуская револьвера, и сидела, мучительно пережевывая одни и те же мысли. Убийство, убийство – и не кого-нибудь, а Стюарта Хэмилтона, звезды Голливуда. О боже мой! Первая степень – умышленное. Нет, господа присяжные, какой тут умысел, я защищалась, он хотел меня изнасиловать. Сотни, тысячи Фрэнков Горманов строчат статейки, читая которые, кумушки будут хмыкать: «Стюарт? Тебя-то? Да ты вообще должна считать, что тебе повезло». Я скажу правду, что он влез в мой дом без приглашения, но кого интересует правда? Прокурор заявит, что я пригласила Хэмилтона сама, и поди докажи, что это не так. Мэйбл Норман не убивала режиссера Десмонда, но ее карьере после его убийства пришел конец. А она, как-никак, была звездой, снималась с Чаплином. В газовую камеру меня вряд ли отправят, скорее уж в тюрьму, и вкатают максимальный срок, потому что я убила известного актера. Но я не Рэй и не Тони, и в тюрьме я просто сдохну. А мама? А мой брат, а Павел Егорович? Что будет с ними? Их же затерзают. Если я позвоню в полицию, мне придется распрощаться со всем: с кино, с карьерой, просто с жизнью. Если я позвоню…

Надо позвонить, но я не знала номера. Понадеявшись на методичность миссис Миллер, я встала и отправилась в ее комнату. Так и есть, последний телефонный справочник лежал на столе. Теперь еще вспомнить, как называется чертов клуб, название которого вылетело у меня из головы. Что-то цветочное. Фиалка – роза – нет, мимоза. Еще там был какой-то странный цвет. Синяя – нет, фиолетовая – нет, красная – не то. «Пурпурная мимоза». Верх моей пижамы висел как-то странно, и я только сейчас обратила внимание, что ее рукав отодран с мясом. Плевать. Надо звонить Рэю, он поможет. Захватив с собой справочник, я вернулась в гостиную. Аппарат был с диском, так что можно было набирать номер, а не диктовать его телефонистке.

– Алло! «Пурпурная мимоза»?

– Да, мэм. Что вам угодно?

В отдалении слышалась веселая музыка и невнятный гул голосов. Я откашлялась.

– Я ищу Рэя Серано. Он у вас?

– Нет, его здесь нет, – бодро отрапортовал голос. – Передать ему что-нибудь?

– Да, передайте… – Я запнулась. – Скажите ему, что звонил его кошачий друг. Он поймет.

Я опустила трубку и забралась на кресло с ногами. В сущности, сказала я себе, Рэй может быть где угодно. С утра я должна быть на съемках, сниматься со Стюартом. Но его кино кончилось, оборванное двумя моими пулями. Зазвонил телефон.

– Алло!

– Это Рэй. Что случилось?

Были моменты, когда он мне нравился, были моменты, когда я его ненавидела, но сейчас, когда я услышала в трубке его энергичный отрывистый голос, я странным образом сразу же успокоилась.

– Ты знаешь, где я живу? – спросила я.

– Знаю. Что с тобой?

– Со мной все в порядке, но ты мне нужен. Приезжай. – Я спохватилась, что не сказала ему главного. – Рэй!

– Да?

– Сделай так, чтобы тебя никто не видел, хорошо?

– Ты мне скажешь, в чем дело? – спросил он после паузы.

– Не по телефону.

– Уже еду. – Он положил трубку.

…Свет горит. Вдруг его увидят соседи? Всполошившись, я подошла к окну. К счастью, жалюзи были опущены и занавески задернуты, но я все равно потушила почти весь свет, оставив только одну лампочку. Прекрасная декорация для фильма: комната, женщина в разодранной одежде, труп на полу и телефон. Я вернулась в кресло, предпочитая смотреть на что угодно, только не на мертвеца. Понесло меня в кино за легкими деньгами, а кончилось все тем, что я убила человека. Господи, можно подумать, я хотела его убить. Я не виновата, не виновата, не ви…

И я заснула, съежившись в кресле, а когда проснулась, рядом со мной стоял Рэй и мрачно смотрел на убитого.

– Как ты попал внутрь? – пробормотала я, не понимая, сон это или явь.

– Пошел вокруг дома, смотрю – окно поднято, – объяснил Рэй. – Кто это?

– Стюарт Хэмилтон. Актер.

– Да? Не зря мне он никогда не нравился.

– Ты мне поможешь? – беспомощно спросила я. – Просто… просто…

– О чем ты спрашиваешь? – возмутился Рэй. – Когда меня хотели увезти в Мексику, я остался жив только потому, что услышал, как ты плачешь надо мной… Я решил жить, потому что я тебе нужен, понимаешь? Без тебя я бы умер…

Я стояла, хлопая глазами, и растерянно смотрела на него. У меня в голове не укладывалось, что один и тот же человек может уничтожить целую семью – и говорить такие вещи. Рэй, должно быть, и сам сообразил, что сейчас неподходящее время для объяснения в любви, потому что быстро сменил тему и попросил рассказать, что, собственно, тут произошло.

Я начала отвечать, но тут мы оба услышали скрип половиц и застыли на месте. Рэй вытащил револьвер, но тут же опустил его. На пороге стоял Тони.

– Ты за мной следил, что ли? – спросил Рэй с досадой.

– Стало интересно, куда ты сорвался в такое время. Что у нас тут – жмурик?

– Сам не видишь?

Тони присел возле тела на корточки и потрогал пульс.

– Я вижу, что он жив, – проговорил он с расстановкой. – У него даже веки подрагивают.

– Вывезем его отсюда и добьем, – распорядился Рэй. – Ты из этого в него стреляла? – Я кивнула. Он взял револьвер со столика, достал из кармана платок и принялся тщательно его вычищать, стирая мои отпечатки.

– Его машина около дома стоит, – подал голос Тони. – Как бельмо на глазу.

– Кто-нибудь знал, что он к тебе поехал? – спросил Рэй.

Я призналась, что не знаю. Я уехала с вечеринки, не заигрывала с ним и к себе не приглашала. Что на него нашло – ума не приложу.

– Так, – перечислил Тони, осматриваясь. – Машину надо отогнать, мы этим займемся. Труп уберем, но могут остаться следы. Лора! Не сиди, как не знаю кто… Бери тряпку и протирай все, чего он касался. Это что – ваза? Осколки убрать! Если кровь на ковре, ковер придется выбросить…

Рэй подошел к раненому и посадил тело за плечо. Стюарт глухо застонал.

– На ковре крови нет, – сказал Рэй. – Счастье, что пушка дамская, мелкокалиберная, обе пули застряли в теле. Тони, у тебя есть брезент? Надо актеришку отсюда вынести, он Лору нервирует.

Когда Стюарта стали заворачивать в брезент, он очнулся и стал жалобно просить, чтобы его отвезли в больницу. Рэй ударом ребра ладони по шее вырубил его, и Стюарт умолк.

Мои сообщники унесли тело, а я закончила приводить комнату в порядок. Через несколько минут Рэй вернулся.

– Какие у тебя планы на сегодня?

– Я должна сниматься, – пробормотала я. – С ним.

– Так я и думал, – хмыкнул Рэй. – Теперь слушай сюда. Если ты когда-то пришил, главное – себя не выдавать. Веди себя так, словно он жив и должен приехать на съемки. Учи текст и прочее. Делай то же, что и всегда, ясно? После вечеринки ты его не видела. Ты поехала домой, была паинькой и легла спать. Покажи-ка, что тут у тебя, – добавил он быстро, притягивая меня к себе и осматривая мою шею, руки и плечи. – Пижаму надо сжечь. Надень другую. Синяков и заметных следов борьбы нет, так что тебе крупно повезло. Полиция цепляется за улики, нет улик – нет дела. Револьвер на тебя зарегистрирован?

– Нет, – мотнула я головой. – Я купила его у дяди Тони.

– Правильно сделала, – серьезно промолвил Рэй. – И ни о чем не жалей, поняла? Он сам во всем виноват. Ты ни в чем не виновата.

На пороге возник Тони.

– Рэй, у нас три тачки. Я сяду в его машину, ты в твою, труп у тебя в багажнике, а мою кто отгонит? Звякну-ка я Полу.

– Пол – трепло, – холодно промолвил Рэй. – Оставь машину здесь. Отвезем его за город, вернемся, и ты заберешь свою тачку. – Тони заколебался. – Слушай, это будет очень громкое убийство. Не надо посвящать в него лишних людей.

Они уехали и увезли того, кого называли трупом, хотя он был еще жив. Тогда я была им благодарна, но потом… Потом они стали требовать взамен слишком много.

Усилием воли отогнав от себя воспоминания, я подошла к окну и посмотрела в сад, где Габриэль помогал моему брату запускать самолетики. Как Фитцджеральд назвал Голливуд – «золотой прииск в апельсиновом раю»? Но в раю не бывает приисков, и никто не убивает друг друга из-за золота.

– Скажите, детектив, – негромко начала я, – если вы думаете, что я сдала тогда братьев Серано, что вам мешало пойти к ним и рассказать обо мне? Они бы щедро вас наградили.

– За кого вы меня принимаете? – сердито спросил О’Доннелл.

– Ну а ваша версия убийства Хэмилтона очень интересна. Как сюжет. Но… как это говорится? «Он пал жертвой своих страстей»? Что-то такое с ним и произошло.

– Вы сделали карьеру на трупе человека, которого убили.

– Нет. Я сделала карьеру на своем таланте, которому, не буду скрывать, поначалу помогла внешность. Все остальное – Хэмилтон, Тони Серано, его кузен – несущественные детали. Вы тут утверждали, что я стравила Тони с Рэем. Уверяю вас, они бы в итоге все равно поубивали друг друга, со мной или без меня. Много лет все шло только к этому.

– Вам никого из них не жаль, – внезапно подытожил О’Доннелл. – Вы их просто сбросили. Как балласт.

– Кого мне жалеть – Тони, который убил кучу народу? А может быть, Рэя, который убил еще больше? Бросьте, детектив. – И я повторила слова Рэя, которые он сказал по совсем другому поводу: – Он был взрослый человек. И он сам выбрал свою судьбу.

– Он умер не сразу, – сказал О’Доннелл, поднимаясь с места. – Машина «Скорой помощи» почти довезла его до больницы.

– Кажется, у ирландцев есть такое выражение: «Забить дьявола до смерти его же вилами», – сказала я.

– Нет у ирландцев такого выражения. Вы его только что выдумали.

– В самом деле? Тем хуже для них. Но я уверена, вы понимаете, что я имею в виду.

– Не уверен, что есть на свете хоть один человек, который способен понимать вас до конца, – съязвил О’Доннелл. – Когда Рэй умирал в машине, он все силился что-то сказать. Врач, который с ним ехал, решил, что он хотел, чтобы кому-то отдали что-то из его бумажника. Может быть, он ошибся, но в любом случае, это ваше.

Он вынул из кармана пиджака небольшое фото и протянул мне. Оно была заляпано потемневшими пятнами крови, но я сразу же поняла, что это такое. Мое фото в лучшей моей роли – девушки, оказавшейся между гангстером и полицейским. В жизни я не выбрала ни того ни другого.

– Не уверена, что я захочу хранить его у себя, – сказала я, кивая на фото.

– Ваше право, – ответил О’Доннелл. Он подошел к двери и взялся за ручку, но внезапно остановился. – Передавайте привет мисс Коротич. Очаровательная была девушка, жаль только, ее больше нет. Мне будет чертовски ее не хватать.

– Очаровательные девушки в Голливуде не выживают и звездами не становятся, – ответила я. – Прощайте, детектив. Желаю вам всего наилучшего.

Он усмехнулся и вышел. Я достала спички, подожгла фотографию, бросила ее в пепельницу и следила, как она превращается в пепел.

Пора, пожалуй, ставить точку в этом длинном повестовании. Вероятно, моя жизнь была бы куда проще, если бы я никогда не приехала к Розе и не познакомилась с ее семьей, и она уж точно была бы проще, если бы я в какой-то момент не решила стать актрисой. Но тогда я бы не встретила Габриэля, не жила бы в доме, о котором даже не смела мечтать, и не увидела бы самолет, который чертил в небе мое имя. Завтра мы отправимся кататься на яхте, и я выброшу в океан кольцо, которое подарил мне Рэй. Надо будет позвонить любимой модельерше и сказать, чтобы она придумала для меня свадебное платье. Зигзаги моей судьбы бывали порой слишком причудливы, и я бы предпочла, чтобы кое-что сложилось иначе, но, как я уже говорила, жизнь – не черновик и пишется только один раз. А теперь, с вашего позволения, я пойду к людям, которые значат для меня больше всего на свете – Габриэлю, брату, отчиму, миссис Блэйд, – и пусть весь мир подождет.