Badconcert.com
1
В оборудованном в подвале тренажерном зале Кора Бэбино вытирает шею полотенцем с вышитой монограммой и хмурится, глядя на монитор. Она отмерила только четыре из шести миль на «бегущей дорожке», она терпеть не может, когда ее прерывают, а этот чокнутый снова здесь.
Раздается трель звонка, она прислушивается к шагам мужа над головой, но напрасно. На мониторе виден старик в потрепанной куртке с капюшоном. Такие часто торчат на перекрестках, держат в руках плакаты с надписями «ХОЧУ ЕСТЬ», «НЕТ РАБОТЫ», «ВЕТЕРАН ВОЙНЫ», «ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ». Этот же просто стоит, понурив плечи.
– Черт побери, – бормочет Кора, останавливает «бегущую дорожку», поднимается по лестнице, открывает дверь в коридор и кричит: – Феликс! Это твой безумный друг! Это Эл!
Никакой реакции. Наверное, он в кабинете, уставился в экран игровой приставки, в которую словно влюбился. Поначалу, упоминая о новом странном увлечении Феликса своим друзьям в загородном клубе, она считала это забавным. Теперь ей точно не до смеха. Ему шестьдесят три, он слишком стар для молодежных компьютерных игр и слишком юн для такого склероза. Она даже начинает тревожиться, а не первая ли это стадия болезни Альцгеймера? Ей также приходила в голову мысль, что безумный друг Феликса торгует наркотиками, но вроде бы для этого он староват. И потом, если бы муж нуждался в наркотиках, он бы без труда нашел, где их взять. По его словам, половина врачей в Кайнере частенько закидывается «колесами».
Вновь трель звонка.
– Боже ты мой! – вырывается у нее, и она сама идет к двери, на ее лице читается раздражение. Она высокая, сухопарая, ничего женственного в ней практически не осталось. Загар от пребывания на поле для гольфа сохраняется даже зимой, только принял желтоватый оттенок, и с первого взгляда возникает ощущение, что у нее желтуха.
Она открывает дверь. Вечерний январский воздух врывается в проем, холодит потные лицо и руки.
– Я думаю, мне пора узнать, кто вы, – говорит она, – и что связывает вас с моим мужем. Или я прошу слишком многого?
– Отнюдь, миссис Бэбино, – отвечает старик. – Иногда я – Эл. Иногда – Зет-бой. В этот вечер я – Брейди, и, скажу честно, очень приятно выйти на улицу, даже в такой холодный вечер.
Она смотрит на его руку.
– А что у вас в этой банке?
– Конец всех ваших тревог, – отвечает старик в залатанной куртке, и раздается приглушенный выстрел. Дно бутылки разлетается кусочками пластика вперемешку с ошметками металлической мочалки. Они парят в воздухе, словно пух ваточника.
Кора чувствует, как что-то ударяет ниже ссохшейся левой груди, и думает: Этот безумный сукин сын ударил меня. Пытается вдохнуть и поначалу не может. Грудная клетка словно застыла, и что-то теплое течет по леггинсам. Кора смотрит вниз, все еще пытаясь наполнить легкие воздухом, и видит расползающееся по синему нейлону пятно.
Она поднимает глаза на старика в дверном проеме. Он все еще держит в руке то, что осталось от пластиковой бутылки, словно это подарок, маленькая компенсация за неожиданный приход в восемь вечера. Куски металлической мочалки торчат из бутылки, как обгорелая бутоньерка. Коре наконец удается вдохнуть, но не воздух, а кровь. Она закашливается, и изо рта летят красные брызги.
Мужчина в куртке входит в дом и закрывает за собой дверь. Бросает бутылку. Потом толкает Кору. Она отшатывается назад, сбивает декоративную вазу со столика у вешалки и падает. Ваза с оглушительным грохотом разбивается о паркет. Коре удается еще раз вдохнуть кровь. «Я тону, – думает она, – я тону в собственной прихожей». Снова закашливается и плюется кровью.
– Кора! – зовет Бэбино из глубин дома. Голос у него такой, словно он только что проснулся. – Кора, с тобой все в порядке?
Брейди поднимает ногу Библиотечного Эла и осторожно опускает тяжелый черный башмак на натянутые сухожилия тощей шеи Коры Бэбино. Кровь снова выплескивается изо рта. Загорелые щеки измазаны ею. Брейди с силой надавливает. Что-то с хрустом ломается. Глаза Коры выпучиваются… выпучиваются… и стекленеют.
– Ты цепко держалась за жизнь, – почти с нежностью комментирует Брейди.
Наверху открывается дверь. Сначала на лестнице появляются ноги в шлепанцах, потом становится виден весь Бэбино. Он в халате поверх нелепой шелковой пижамы, каким отдавал предпочтение Хью Хефнер. Седые волосы, обычно его гордость, растрепаны. Островки щетины на щеках слились в некое подобие бороды. В руке он держит зеленый «Заппит». Из него доносится мелодия «Рыбалки»: «У моря, у моря, прекрасного моря». Бэбино смотрит на жену, лежащую на полу прихожей.
– Ее тренировки окончены, – говорит Брейди все с той же нежностью.
– Что ты НАДЕЛАЛ? – кричит Бэбино, как будто ответ не очевиден. Он подбегает к Коре, пытается упасть рядом с ней на колени, но Брейди хватает его под мышки и ставит на ноги. Библиотечный Эл – конечно, не Чарлз Атлас, но все-таки гораздо сильнее обладателя изможденного тела, пребывающего в палате 217.
– Сейчас не время, – говорит Брейди. – Девчонка Робинсон жива, поэтому планы меняются.
Бэбино смотрит на него, пытаясь собраться с мыслями. Его ум, когда-то острый, теперь совсем затупился. И вина лежит на этом человеке.
– Посмотри на рыб, – предлагает Брейди. – Ты посмотришь на своих, я – на моих, и нам обоим станет лучше.
– Нет, – упирается доктор. Он хочет посмотреть на рыб, теперь ему всегда хочется на них смотреть, но он боится. Брейди желает залить свой разум в голову Бэбино, как какую-то странную жидкость, и всякий раз, когда это происходит, часть собственного «я» Бэбино бесследно исчезает.
– Да, – настаивает Брейди. – В этот вечер мне нужно стать доктором Зет.
– Я отказываюсь!
– Ты не можешь отказаться. Дело идет к тому, что все раскроется. Скоро полиция будет в твоем доме. Или Ходжес, что еще хуже. Он не станет зачитывать тебе права, просто врежет кастетом или огреет дубинкой. Потому что он злобный ублюдок. И потому что ты был прав. Он знает.
– Я не хочу… я не могу… – Бэбино смотрит на жену. Господи, глаза. Какие выпученные глаза. – Полиция не поверит… Я – уважаемый доктор! Мы прожили тридцать пять лет!
– Ходжес поверит. А если Ходжес за что-то цепляется, то становится Уайеттом гребаным Эрпом. Он покажет этой девчонке Робинсон твою фотографию. Она посмотрит на нее и скажет: да, конечно, именно этот человек дал мне «Заппит» в торговом центре. И если ты вручил «Заппит» ей, то, возможно, осчастливил таким же Джейнис Эллертон. Упс! А еще Скапелли.
Бэбино, уставившись на Брейди, пытается оценить масштабы катастрофы.
– А еще лекарства, которые ты мне давал. Ходжес, возможно, уже знает об этом, потому что сунуть взятку для него – сущий пустяк, а большинство медсестер, работающих в Ведре, в курсе. Это никакой не секрет, потому что ты и не пытался ничего скрывать. – Брейди печально качает головой Библиотечного Эла. – Все твоя самоуверенность.
– Витамины! – Только и может выдавить Бэбино.
– Даже копы не поверят, если получат судебный ордер на доступ к твоим документам и компьютерам. – Брейди бросает взгляд на тело Коры Бэбино. – Плюс твоя жена. Как ты собираешься объяснить ее смерть?
– Как бы я хотел, чтобы ты умер до того, как тебя привезли в больницу. – Голос Бэбино поднимается, срываясь на фальцет. – Или на операционном столе! Ты – Франкенштейн!
– Не путай монстра с его создателем, – говорит Брейди, хотя на самом деле не очень-то ценит творческие способности Бэбино. Экспериментальный препарат доктора Б. мог иметь какое-то отношение к его новым талантам, но только не к восстановлению. Брейди уверен, что последнее – полностью его собственная заслуга. Он всего добился исключительно силой воли. – А пока нам надо кое к кому заглянуть, и я не хочу приходить слишком поздно.
– К этому мужчине-женщине. – Есть соответствующее слово, раньше Бэбино точно его знал, но теперь оно ушло. Как и имя человека, о котором речь. Он даже не помнит, что съел за обедом. Всякий раз, когда Брейди забирается к нему в голову, после его ухода там остается чуть меньше, чем было. Воспоминаний. Знаний. Собственного «я».
– Совершенно верно, к мужчине-женщине. Или, если назвать его сексуальные предпочтения научным термином, Ruggus munchus.
– Нет. – Шепотом. – Я останусь здесь.
Брейди поднимает револьвер. На стволе – ошметки металлической мочалки.
– Если думаешь, что ты действительно мне нужен, то допускаешь самую большую ошибку в своей жизни. И последнюю.
Бэбино молчит. Это кошмар, и скоро он проснется.
– Делай, что я говорю, а не то завтра утром твоя домработница найдет тебя мертвым рядом с женой. Вас запишут в жертвы ночного ограбления. Я предпочел бы все закончить как доктор Зет – твое тело на десять лет моложе и в неплохой форме, – но и так справлюсь. А кроме того, жестоко оставлять тебя на милость Кермита Ходжеса. Он скверный человек. Ты представить себе не можешь, до чего скверный.
Бэбино смотрит на старика в обтрепанной куртке с капюшоном и заплатами – и видит Хартсфилда, который выглядывает из слезящихся синих глаз Библиотечного Эла. Губы Бэбино дрожат, влажные от слюны. В глазах стоят слезы. Брейди думает, что сейчас, с торчащими во все стороны волосами, Бэбино выглядит как Альберт Эйнштейн на фото, где знаменитого физика запечатлели с высунутым языком.
– Как я в это влип? – стонет Бэбино.
– Как все, – мягко отвечает Брейди. – Шаг за шагом.
– Зачем тебе эта девочка? – взрывается Бэбино.
– Надо исправить ошибку, – отвечает Брейди. Проще признать это, чем сказать правду: он не может ждать. Он должен разобраться с сестрой ниггера-газонокосильщика, прежде чем кто-то остановит его. – А теперь не тяни резину и смотри на рыб. Ты знаешь, что тебе этого хочется.
И Бэбино знает. Это самое худшее. Несмотря ни на что, он знает, что ему этого хочется.
Он смотрит на рыб.
Он слушает мелодию.
Через какое-то время идет в спальню, чтобы одеться и взять деньги из сейфа. Делает еще одну остановку перед уходом. Аптечный шкафчик в ванной укомплектован по полной – как его половина, так и половина жены.
Брейди берет «БМВ» Бэбино, на какое-то время оставив старый «малибу» у дома. Остается и Библиотечный Эл: он спит на диване.
2
Примерно в то самое время, когда Кора Бэбино в последний раз открывает парадную дверь, Ходжес сидит в гостиной дома Скоттов на Оллгуд-плейс, всего в одном квартале от Тиберри-лейн, где живут Робинсоны. Прежде чем выйти из машины, он проглотил пару болеутоляющих таблеток и, учитывая обстоятельства, чувствует себя не так уж плохо.
Дайна Скотт сидит на диване между родителями. Она выглядит значительно старше пятнадцати лет: только что вернулась с репетиции из средней школы Норт-Сайда, где у драматического кружка на носу премьера мюзикла «Фантастикс», и не успела снять грим. Дайна играет Луизу, и Энджи Скотт уже сказала Ходжесу, что эта роль – лакомый кусочек (Дайна, понятное дело, закатила глаза). Ходжес устроился напротив, в раскладном кресле, очень похожем на то, что есть у него в гостиной. По глубокой впадине в сиденье понятно, что обычно в этом кресле коротает вечера Карл Скотт.
На кофейном столике перед диваном лежит ярко-зеленый «Заппит». Дайна сразу принесла его из своей комнаты, тем самым подсказав Ходжесу, что гаджет не лежал в глубине стенного шкафа под грудой спортивной амуниции и не собирал пыль под кроватью. Не был забыт он и в школьном шкафчике. Нет, он лежал там, откуда она сразу могла его взять. То есть Дайна постоянно им пользовалась, каким бы старомодным он ни казался.
– Я здесь по просьбе Барбары Робинсон, – говорит всем Ходжес. – Она сегодня угодила под фургон…
– Господи. – Рука Дайны взлетает ко рту.
– Она легко отделалась, – продолжает Ходжес. – Переломом ноги. На ночь ее оставили в больнице для наблюдения, но завтра она вернется домой и, возможно, через неделю пойдет в школу. Ты можешь расписаться на ее гипсе, если дети это еще делают.
Энджи обнимает дочь за плечи.
– Какое это имеет отношение к игровой приставке Дайны?
– Видите ли, такая же была у Барбары, и ее ударило током. – Судя по тому, что рассказала Холли, пока он ехал сюда, это вовсе не ложь. – Барбара как раз переходила улицу, на мгновение потеряла ориентацию, и пожалуйста. Какой-то парень вытолкнул ее из-под автомобиля, а не то все закончилось бы гораздо хуже.
– Господи! – вырывается у Карла.
Ходжес наклоняется вперед, смотрит на Дайну:
– Я не знаю, сколько из этих гаджетов неисправны, но такое бывает, потому что, помимо Барб, нам известны еще несколько аналогичных случаев.
– Пусть это станет тебе уроком, – говорит Карл дочери. – В следующий раз, когда кто-то пообещает тебе что-то бесплатно, будь начеку.
Понятное дело, Дайна вновь закатывает глаза.
– Меня прежде всего интересует, – продолжает Ходжес, – как к тебе попала эта штуковина. Это загадка, потому что компания «Заппит» много их не продала. Разорилась, ее купила другая компания, которая сразу обанкротилась. В апреле, два года назад. Конечно, игровые приставки «Заппит» могли пустить в продажу, чтобы оплатить долги…
– Или могли утилизировать, – вставляет Карл. – Так поступают с нераспроданными книгами в мягкой обложке, знаете ли.
– Мне это известно, – кивает Ходжес. – Так скажи мне, Дайна, где ты взяла этот «Заппит»?
– Я зашла на сайт, – отвечает она. – Мне это ничем не грозит? То есть я ничего не знала, но папа всегда говорит, что незнание закона не освобождает от ответственности.
– Тебе это абсолютно ничем не грозит, – заверяет Ходжес. – Что за сайт?
– Он назывался «Плохой-концерт точка ком». Я поискала его в телефоне после того, как мама позвонила мне на репетицию и сказала о вашем приезде, но он был недоступен. Наверное, все гаджеты раздали.
– Или выяснили, что они опасны, и смылись, никого не предупредив, – с мрачным видом предлагает версию Энджи Скотт.
– И сильно ее ударило? – спрашивает Карл. – Я снял заднюю крышку после того, как Ди принесла «Заппит» из своей комнаты. Там только четыре пальчиковых аккумулятора.
– Я в этих гаджетах ничего не понимаю, – отвечает Ходжес. Желудок опять начал болеть, несмотря на таблетки, но проблема не желудок, а примыкающий к нему орган, длиной каких-то шесть дюймов. После встречи с Нормой Уилмер Ходжес ознакомился с шансами на выживание больных раком поджелудочной железы. Только шести процентам удавалось протянуть пять лет. Такое радостной новостью не назовешь. – Пока не могу даже поменять на своем айфоне рингтон, сообщающий о поступлении эсэмэски, чтобы он не пугал тех, кто случайно оказался рядом.
– Я вам помогу, – говорит Дайна. – Плевое дело. На моем айфоне стоит «Безумный лягушонок».
– Сначала расскажи мне о сайте.
– Все началось с твита. Кто-то в школе рассказал мне о нем. Обнаружил в какой-то социальной сети. «Фейсбуке»… «Пинтересте»… «Гугл-плюсе»… сами знаете.
Ходжес не знает, но кивает.
– Точно я твит не помню, но сильно не ошибусь. Потому что в нем не может быть больше ста сорока символов. Вы это знаете, да?
– Конечно, – отвечает Ходжес, хотя не очень-то представляет, что такое твит. Его левая рука стремится прижать боль в боку. Ходжес не позволяет ей шевелиться.
– В твите говорилось… – Дайна закрывает глаза. Выглядит это весьма театрально, но ведь она только что пришла с репетиции театрального кружка. – «Плохие новости: какой-то псих сорвал концерт «Здесь и сейчас». Хочешь хорошие? Может, подарок? Заходи на Плохой-концерт точка ком». – Она открывает глаза. – Может, не совсем точно, но идею вы поняли.
– Да, понял. – Он записывает в блокнот название сайта. – И ты зашла на сайт…
– Конечно. Как и многие другие. Это было круто. Все начиналось с видеоролика «Здесь и сейчас». Они пели свою знаменитую песню, «Поцелуи на мидвее», а через двадцать секунд раздался взрыв, и противный голос проскрипел: «Ох, черт, шоу отменяется».
– Я не думаю, что это смешно, – говорит Энджи. – Вы все могли погибнуть.
– Наверное, это еще не конец, – предполагает Ходжес.
– Конечно. Далее он говорил, что на концерте присутствовало больше двух тысяч подростков, для многих это был первый концерт, их нагло обжухали, лишили впечатлений, которые они запомнили бы на всю жизнь. Хотя, честно говоря, там было не «обжухали», а другое слово.
– Мы поняли, дорогая, – говорит Карл.
– А потом он сказал, что корпоративный спонсор поп-группы «Здесь и сейчас» приобрел партию портативных игровых приставок «Заппит» и хочет их раздать. Понимаете, как возмещение за концерт.
– Хотя прошло почти шесть лет? – На лице Энджи изумление.
– Да. Странно, конечно, если подумать.
– Но ты не подумала? – спрашивает Карл. – Верно?
Дайна обиженно пожимает плечами:
– Я подумала, но решила, что все нормально.
– Куда уж нормальнее, – фыркает ее отец.
– И что ты сделала? – спрашивает Ходжес. – Отправила по электронной почте имя, фамилию, адрес и потом получила это?.. – Он указывает на «Заппит».
– Не только, – отвечает Дайна. – Требовалось доказать, что ты действительно была на концерте. И я пошла к маме Барб. Вы знаете, к Тане.
– Зачем?
– За фотографиями. Думаю, у меня они тоже есть, но я не смогла их найти.
– Ее комната… – Теперь глаза закатывает Энджи.
В боку Ходжеса уже пульсирует боль.
– За какими фотографиями, Дайна?
– Таня – она не возражает, если мы так ее называем – привезла нас на концерт, понимаете? Барб, меня, Хильду Карвер и Бетси.
– Бетси?..
– Бетси Девитт, – отвечает Энджи. – Мамы тянули спички, чтобы определить, кто повезет девочек. Тане досталась короткая. Она взяла автомобиль Джинни Карвер, потому что он был самым большим.
Ходжес понимающе кивает.
– Когда мы приехали туда, – продолжает Дайна, – Таня нас всех сфотографировала. Не могли же мы без фотографий! Звучит глупо, но мы тогда были совсем маленькими. Теперь я слушаю группы «Мендоза лайн» и «Равеонеттс», но тогда «Здесь и сейчас» для нас действительно были самыми-самыми. Особенно Кэм, их вокалист. Таня фотографировала нас на наши мобильники. А может, на свой. Точно не помню. Но она позаботилась о том, чтобы мы все получили фотографии. Только свои я найти не смогла.
– Тебя попросили послать фотографию на сайт, чтобы доказать присутствие на концерте?
– Да, электронной почтой. Я боялась, что на фотографиях мы стоим на фоне автомобиля миссис Карвер, и этого будет недостаточно, но на двух фоном оказалась аудитория Минго с толпящимися перед ней людьми. Я думала, что и этого не хватит, поскольку нигде не было афиш с названием группы, но хватило, и неделей позже я получила «Заппит». В большом конверте с прокладкой из пузырьковой пленки.
– Обратный адрес был?
– Да. Номера абонентского ящика я не помню, но название отправителя – «Санрайз солюшнс». Как я понимаю, один из спонсоров турне.
Вполне возможно, думает Ходжес, компания тогда не была банкротом. Но он в этом сомневается.
– Конверт отправили из нашего города?
– Я не помню.
– Уверена, что да, – говорит Энджи. – Я подняла конверт с пола и бросила в мусорный бак. Я здесь горничная, знаете ли. – Она выразительно смотрит на дочь.
– Прости… – бормочет Дайна.
Ходжес записывает в блокнот: «“Санрайз солюшнс” в Нью-Йорке, но конверт отправляли отсюда».
– И когда все это было, Дайна?
– Я услышала о твите и заходила на сайт в прошлом году. Точно не помню, но наверняка до Дня благодарения. И, как я и говорила, конверт пришел через неделю. Меня это сильно удивило.
– Значит, гаджет у тебя примерно два месяца?
– Да.
– И никаких разрядов?
– Абсолютно.
– Ты не испытывала никаких странных ощущений, играя на «Заппите», скажем, в «Рыбалку»? Не переставала понимать, где находишься?
На лицах мистера и миссис Скотт появляется тревога, но Дайна снисходительно улыбается:
– Вы насчет гипноза? Эники-бэники ели вареники?
– Честно говоря, я сам не знаю, о чем я, но допустим.
– Нет, – весело отвечает Дайна. – А кроме того, «Рыбалка» действительно тупая игра. Для маленьких. Ты используешь джойстик у клавишной панели, чтобы управлять сетью рыбака Джо. И получаешь очки за каждую пойманную рыбу. Но это так легко. Я включала игру только по одной причине: хотела посмотреть, есть ли числа на розовых рыбах.
– Числа?
– Да. В письме, которое прислали с приставкой, это объяснялось. Я приколола на мою доску объявлений, потому что действительно хотела выиграть мопед. Принести вам письмо?
– Конечно.
Когда Дайна вприпрыжку убегает наверх, Ходжес спрашивает разрешения воспользоваться ванной. Войдя, расстегивает рубашку и смотрит на пульсирующий болью левый бок. Вроде бы есть припухлость, и на ощупь бок горячий, но Ходжес предполагает, что все это – проделки его воображения. Он спускает воду и проглатывает еще две белые таблетки. «Доволен? – спрашивает он пульсирующий болью бок. – Теперь угомонишься и дашь мне закончить?»
Дайна стерла большую часть сценического грима, и теперь Ходжесу проще представить ее и других трех девочек девяти или десяти лет, идущих на свой первый концерт и подпрыгивающих, будто мексиканские бобы в микроволновке. Она протягивает ему сопроводительное письмо.
Сверху нарисовано восходящее над горизонтом солнце. Его вполне ожидаемо огибает надпись «САНРАЙЗ СОЛЮШНС», вот только таких корпоративных логотипов Ходжес никогда не видел. Какой-то он дилетантский, словно оригинал рисовали от руки. Стандартный бланк, в который вписаны имя и фамилия девушки, для более личного контакта. Хотя теперь этим никого не обмануть, думает Ходжес. Нынче даже массовые рассылки от страховых компаний и адвокатских контор, навязывающих свои услуги пострадавшим от несчастных случаев, обращаются к тебе по имени.
Дорогая Дайна Скотт!
Наши поздравления! Надеемся, тебе придется по вкусу «Заппит», игровая приставка с предустановленными 65 сложными и интересными играми. Она также снабжена вай-фаем, поэтому у тебя есть возможность посещать любимые сайты и загружать книги, будучи членом читательского клуба «Санрайз»! Этот ПОДАРОК ты получаешь как компенсацию за концерт, который тебе не удалось досмотреть, и мы, разумеется, надеемся, что ты расскажешь своим друзья о времени, так весело проведенном с «Заппитом». Но это еще не все! Почаще заглядывай в демоверсию игры «Рыбалка» и отлавливай розовых рыб, потому что однажды – и никто не знает, когда это случится – ты поймаешь одну, и она превратится в число! Если рыба, которую ты поймаешь, совпадет с одним из чисел, приведенных ниже, ты получишь БОЛЬШОЙ ПРИЗ! Но эти числа будут появляться нечасто, поэтому ПРОДОЛЖАЙ ИХ ИСКАТЬ! Еще больше подними себе настроение, оставаясь на связи с другими членами «Заппит-клуба». Место ваших встреч – сайт Zeetheend.com. Оттуда ты получишь свой приз, если попадешь в число счастливчиков. Наилучших тебе пожеланий от всей команды «Санрайз солюшнс» и «Заппита».
Далее следовала неразборчивая подпись, точнее, закорючка. А ниже – еще несколько строк:
Счастливые числа для Дайны Скотт:
1034 = подарочный сертификат на $ 25 в «Дэб»
1781 = подарочный сертификат на $ 40 в «Атом аркад»
1946 = подарочный сертификат на $ 50 в «Кармайк синемас»
7459 = мопед с объемом двигателя 50 см3 (Главный приз)
– Ты действительно поверила в эту собачью чушь? – спрашивает Карл.
Спрашивает с улыбкой, но глаза Дайны наполняются слезами.
– Ладно, я глупая, застрели меня.
Карл обнимает ее, целует в висок.
– Знаешь что? В твоем возрасте я бы тоже поверил.
– И ты искала розовых рыб, Дайна? – спрашивает Ходжес.
– Да, пару раз в день. Поймать их, кстати, сложнее, чем в игре, потому что они очень быстрые. Необходимо полностью сосредоточиться.
Естественно, необходимо, думает Ходжес. Ему это нравится все меньше и меньше.
– Нужные числа так и не выскочили?
– Пока нет.
– Могу я взять приставку? – спрашивает он, указывая на «Заппит». Думает добавить, что вернет позже, но не говорит этого. Сомневается, что вернет. – И письмо.
– С одним условием, – отвечает она.
Боль затихает, и Ходжес может улыбнуться:
– Назови его, детка.
– Продолжайте проверять розовых рыб, и если выскочит одно из моих счастливых чисел, приз мой.
– По рукам, – отвечает Ходжес, думая: «Кто-то очень хочет дать тебе приз, Дайна, но я сомневаюсь, что это мопед или сертификат в кинотеатр». Берет «Заппит» и письмо, встает. – Премного благодарен за то, что уделили мне время.
– Мы вам всегда рады, – отвечает Карл. – Если выясните, что все это значит, скажете нам?
– Обязательно, – отвечает Ходжес. – Еще вопрос, Дайна, и если он покажется тебе глупым, вспомни, что мне под семьдесят.
Она улыбается:
– В школе мистер Мортон говорит, что глупый вопрос – только тот…
– Что ты не задаешь, я знаю. Я тоже всегда из этого исходил, поэтому спрашиваю. В средней школе Норт-Сайда все об этом знают, так? О бесплатных игровых приставках, рыбах-числах, призах?
– Не только в нашей школе, но и в других… «Твиттер», «Фейсбук», «Пинтерест», «Ик-Як»… так они работают.
– И если человек был на концерте и может это доказать, он имеет право на один из «Заппитов»?
– Да.
– А как насчет Бетси Девитт? Она гаджет получила?
Дайна хмурится:
– Нет, и это странно, потому что у нее фотографии с концерта сохранились, и она отправила одну на сайт. Но не так быстро, как я, она ужасная копуша, может, приставки к тому времени закончились. Если хлопаешь ушами, можно пролететь мимо.
Ходжес вновь благодарит Скоттов за уделенное ему время, желает Дайне успехов с пьесой и по дорожке возвращается к своему автомобилю. Когда садится за руль, в салоне так холодно, что при выдохе образуется пар. Боль снова заявляет о себе четырьмя сильными уколами. Ходжес пережидает ее, стиснув зубы, пытаясь убедить себя, что эти новые, более резкие боли – чистая психология, поскольку теперь он знает, что с ним не так, но идея не катит. Два дня вдруг кажутся слишком долгим сроком без лечения, однако он подождет. Должен подождать, потому что у него возникает ужасная мысль. Пит Хантли ему не поверит, а Иззи Джейнс скорее всего подумает, что надо немедленно вызвать санитаров, чтобы отвезти его в ближайший дурдом. Ходжес и сам не до конца в это верит, но элементы пазла складываются, и хотя картинка получается безумная, логики она не лишена.
Он заводит двигатель «приуса» и направляется домой, где позвонит Холли и попросит ее выяснить, спонсировала ли «Санрайз солюшнс» турне поп-группы «Здесь и сейчас». После этого будет смотреть телик. Когда больше не сможет притворяться, что происходящее на экране его интересует, ляжет в кровать и будет бодрствовать в горизонтальной позе, дожидаясь утра.
Что разжигает его любопытство, так это зеленый «Заппит».
Настолько разжигает, что Ходжес не может ждать. На полпути между Оллгуд-плейс и Харпер-роуд сворачивает к торговому ряду, паркуется перед закрытой на ночь химчисткой и включает гаджет. Экран вспыхивает ярко-белым, потом появляется красная буква «зет», растет и растет, становясь все больше, пока наклонная палочка не занимает весь экран. Мгновением позже следует белая вспышка и послание: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЗАППИТ! МЫ ЛЮБИМ ИГРАТЬ! НАЖМИ ЛЮБУЮ КЛАВИШУ, ЧТОБЫ НАЧАТЬ, ИЛИ ПРОСТО ПРОВЕДИ ПО ЭКРАНУ».
Ходжес проводит, и появляются ровные ряды игровых иконок. Некоторые еще из тех времен, когда Элли девочкой играла в зале видеоигр торгового центра: «Космические захватчики», «Донки Конг», «Пакман» и эта дьявольская желтая приманка, «Мисс Пакман». Плюс пасьянсы, на которые подсела Джейнис Эллертон, и множество игр, о которых он никогда не слышал. Ходжес вновь проводит пальцем по экрану, появляются новые иконки, и он находит то, что ему нужно, между «Башней слов» и «Барби идет по подиуму»: «Рыбалка». Глубокий вдох, и Ходжес касается иконки.
«ДУМАЮ О “РЫБАЛКЕ”», – сообщает экран. Индикатор загрузки секунд через десять (может, больше) сменяется демоверсией. Рыбы плавают взад-вперед, или выписывают петли, или пересекают экран по диагонали. Пузыри идут из их ртов и из-под хвостов. Вода более зеленая наверху и голубеет к низу. Звучит мелодия, которую Ходжес не узнает. Он смотрит, ожидая что-то почувствовать… скорее всего сонливость.
Рыбы красные, зеленые, синие, золотистые, желтые. Вероятно, это тропические рыбы, но в них нет той гиперактивности, которую Ходжес видел в телевизионных рекламных роликах игровых приставок «Икс-бокс» и «Плей-стейшн». Эти рыбы рисованные и довольно примитивные. Неудивительно, что «Заппит» разорился, думает Ходжес, но точно, есть легкий гипнотический эффект в том, как движутся рыбы, иногда по одной, иногда парами, а то и стайкой из пяти-шести.
А вот и приз – розовая. Ходжес пытается нажать на нее, но она для него слишком быстрая, и он промахивается.
– Черт! – вырывается у него.
Он поднимает голову и какое-то время смотрит на темную витрину химчистки, потому что действительно ощущает сонливость. Свободной рукой легонько ударяет по левой щеке, потом по правой и вновь смотрит на экран. Рыб уже больше, они плавают туда-сюда, плетут какой-то сложный рисунок.
Вновь появляется розовая, и на этот раз он успевает стукнуть по ней до того, как она исчезает за левой границей экрана. Рыба мерцает, словно говоря: «Ладно, Билл, твоя взяла», – но число не появляется. Он ждет, наблюдает, и когда появляется третья розовая рыба, стучит по ней. Вновь никакого числа, только розовая рыба, не имеющая аналогов в реальном мире.
Мелодия теперь кажется и громче, и медленнее. Игра определенно оказывает какое-то воздействие, думает Ходжес. Не слишком сильное, может, случайное, но оказывает.
Он выключает гаджет. На экране вспыхивает надпись: «СПАСИБО ЗА ИГРУ, ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ», – и он гаснет. Ходжес смотрит на часы на приборном щитке и изумляется: он просидел, глядя на экран «Заппита», больше десяти минут. Хотя по ощущениям прошло две-три. Максимум пять. Дайна не говорила, что теряла счет времени, просматривая демоверсию «Рыбалки», но он об этом и не спрашивал, верно? С другой стороны, он принял две таблетки сильного болеутоляющего, и, возможно, это сыграло свою роль в случившемся. Если, разумеется, что-то случилось.
И никаких чисел.
Розовая рыба оказалась всего лишь розовой рыбой.
Ходжес сует «Заппит» в карман, где уже лежит мобильник, и едет домой.
3
Фредди Линклэттер (коллега Брейди по скорой компьютерной помощи до того, как мир узнал, что Брейди Хартсфилд – чудовище) сидит за кухонным столиком и вращает пальцем серебряную фляжку, ожидая мужчину с модным портфелем.
Доктора Зет, как тот себя называет, но Фредди не дура. Она знает его имя и фамилию, вычислила по инициалам на портфеле: Феликс Бэбино, главный невролог Мемориальной больницы Кайнера.
Знает ли он, что она в курсе? Фредди полагает, что да, и ему без разницы. Но это странно. Очень. Ему за шестьдесят, типичный седовласый старичок, но он напоминает ей другого человека, куда более молодого. Если на то пошло, самого знаменитого (точнее, печально знаменитого) пациента доктора Бэбино.
Фляжка вращается и вращается. На ней выгравировано: «ГХ и ФЛ, вместе навек». Что ж, «навек» ограничилось примерно двумя годами, и Глория Холлис давно уже где-то еще. Бэбино – или доктор Зет, как он величает себя, словно злодей в комиксе – в какой-то степени к этому причастен.
«От него мурашки бегут по коже, – говорила Глория. – Другой старикан ничуть не лучше. И деньги их – дерьмо. Мне такого не нужно. Я не знаю, во что они тебя втянули, но рано или поздно закончится это плохо, и я не хочу попасть под раздачу».
Разумеется, Глория уже встретила кого-то еще, кого-то красивее, чем Фредди с ее угловатой фигурой, большой челюстью и изъеденными оспинами щеками, но об этом она как раз и не хотела говорить, естественно, не хотела.
Поначалу все представлялось таким простым, и как она могла отказаться от денег? Она практически ничего не скопила, работая в киберпатруле «Дисконт электроникс», а после закрытия магазина нашла лишь работу программиста-фрилансера, и денег едва хватало, чтобы не оказаться на улице. Обладай она, как говорил ее прежний босс, Энтони Фробишер, «коммуникабельностью», все вышло бы иначе, но с этим у нее было совсем плохо. И когда старикан, называвший себя Зет-боем, заявился со своим предложением (Бог свидетель, предложение так и просилось в комикс), она восприняла его появление как подарок судьбы. Жила она тогда в паршивой квартире в Саут-Сайде, части города, именуемой Раем чурбанов, и с месячным долгом за аренду, несмотря на деньги, уже полученные от этого парня. А что она могла сделать? Отказаться от пяти тысяч долларов? Не смешите.
Фляжка вращается и вращается.
Парень запаздывает, может, не придет вовсе, и как знать, вдруг это к лучшему.
Она помнит, как старик оглядывал ее двухкомнатную квартиру, где большинство вещей хранилось в бумажных пакетах с ручками (не составляло труда вообразить, как она в окружении этих пакетов пытается заснуть под одной из эстакад Центральной магистрали). «Вам нужна квартира побольше», – сказал он.
«Да, а фермерам в Калифорнии нужен дождь. – Она помнит, как заглядывала в конверт, полученный от него. Помнит шелест пятидесятидолларовых купюр, помнит, какой приятный это был звук. – Это хорошо, но к тому времени, когда я рассчитаюсь со всеми людьми, которым должна, почти ничего не останется». Большинство этих людей она могла послать, но не собиралась ставить в известность старика.
«Денег будет больше, и мой босс позаботится о том, чтобы вы переселились в другую квартиру, где вас могут попросить принимать кое-какие товары».
Вот тут зазвенели тревожные колокольчики.
«Если вы о наркотиках, сразу об этом забудем». – Она протянула старику набитый деньгами конверт, хотя и через силу.
С презрительной гримасой он оттолкнул ее руку.
«Никаких наркотиков. Вас никогда не попросят расписываться за что-то незаконное».
И теперь она здесь, в кондоминиуме неподалеку от озера. Дом всего в шесть этажей, так что никаких захватывающих видов, да и это не дворец. Совсем не дворец, особенно зимой. Между более высокими, новыми и красивыми зданиями кое-где проглядывают пятачки воды, но ветер в квартиру попадает без труда, будьте уверены, а в январе ветер этот холодный. Она ставит термостат – вот кто большой шутник – на восемьдесят градусов, но по-прежнему сидит в трех рубашках и кальсонах под широкими джинсами. Рай чурбанов остался в далеком прошлом, и это плюс, но вот вопрос: а к этому ли она стремилась?
Серебряная фляжка вращается и вращается. «ГХ и ФЛ, вместе навек». Только ничто не вечно.
Жужжит дверной звонок, заставляя Фредди подпрыгнуть. Она берет со стола фляжку – единственный сувенир, оставшийся от роскошной Глории – и идет к домофону. Подавляет желание вновь заговорить с русским акцентом. Парень этот – как бы он себя ни называл, доктор Бэбино или доктор Зет – немного ее пугает. Не так, как пугал бы торговец кристаллическим метом из Рая чурбанов, но все равно пугает. Так что лучше не выдрючиваться, а как можно быстрее подвести черту и надеяться, что ее будут ждать не слишком большие неприятности, если все откроется.
– Это знаменитый доктор Зет?
– Он самый.
– Опаздываешь?
– Я отвлекаю тебя от чего-то важного, Фредди?
Нет, ничего важного. Ничем важным в эти дни она не занимается.
– Деньги принес?
– Конечно. – Нетерпеливым тоном. В той же нетерпеливой манере говорил старик, с которым она преимущественно и вела это безумное дело. Внешне у него и доктора Зет не было ничего общего, а вот говорили они настолько одинаково, что Фредди иной раз задавалась вопросом, не братья ли они. Эта манера говорить отличала еще одного мужчину. С которым она раньше работала. И который оказался Мистером Мерседесом.
Фредди не хочет думать об этом, как и о различных поручениях, что выполняла по указанию доктора Зет. Она нажимает кнопку домофона.
Идет к двери, укрепляет дух глоточком шотландского. Убирает фляжку в нагрудный карман рубашки второго слоя, сует руку в карман той, что ближе к телу, где лежат мятные пастилки. Она уверена, что доктору Зет глубоко плевать на запах виски, который он может унюхать, но привыкла забрасывать в рот мятную пастилку после глотка спиртного еще со времен работы в «Дисконт электроникс», а давние привычки – самые крепкие. Фредди достает пачку «Мальборо» из кармана верхней рубашки и закуривает. Еще один способ замаскировать запах спиртного, и опять же позволяет успокоиться, а если Бэбино боится табачного дыма – что ж, ему не повезло.
«Этот парень поселил тебя в отличной квартире и заплатил почти тридцать тысяч долларов за последние полтора года, – сказала ей Глория. – Немалые деньги за то, что, по твоим словам, любой хакер сделает даже во сне. Тогда почему ты? И почему так много?»
Об этом у Фредди тоже нет желания думать.
Все началось с фотографии Брейди и его матери. Снимок попался на глаза Фредди в чулане, примыкавшем к подсобке «Дисконт электроникс», вскоре после того, как сотрудникам объявили, что магазин в торговом центре «Берч-хилл» закрывается. Их босс, Энтони Фробишер по прозвищу Тоунс, вероятно, нашел ее на рабочем месте Брейди и переправил в чулан с остальными его личными вещами после того, как выяснилось, что Брейди – тот самый печально знаменитый Мерседес-убийца. Фредди не питала особой любви к Брейди (хотя в свое время они несколько раз со всей серьезностью говорили о гендерной идентификации), но чисто импульсивно вставила фото в рамку и отнесла в больницу. Потом приходила несколько раз, из чистого любопытства и отчасти из гордости, вызванной реакцией Брейди на ее появление. Он улыбался.
«Он на вас реагирует, – сказала ей новая старшая медсестра – Скапелли – после одного из ее визитов. – Это очень необычно».
К тому времени, когда Скапелли заняла место Бекки Хелмингтон, Фредди узнала, что доктор Зет, снабжавший ее деньгами, – на самом деле доктор Феликс Бэбино. Об этом она не думала. И о коробках, которые начала доставлять «Ю-пи-эс» из Херре-Нот, тоже не думала. И о заданиях, которые выполняла. Она стала виртуозом по части отказа от мыслей, потому что, начни она думать, некие связи стали бы совершенно очевидными. И все из-за этой чертовой фотографии. Теперь Фредди сожалеет о том, что уступила велению души, но, как говаривала ее мать, знал бы, где упадешь, соломку бы подстелил.
Она слышит в коридоре шаги – мужчина приближается. Открывает дверь до того, как гость нажимает кнопку звонка, и вопрос слетает с ее губ, прежде чем она осознает, что собирается его задать:
– Скажи мне правду, доктор Зет… Ты – Брейди?
4
Ходжес едва переступает порог и еще снимает пальто, когда звонит мобильник.
– Да, Холли?
– Ты в порядке?
Ходжес понимает, что отныне большинство ее звонков будут начинаться этими словами. Что ж, все лучше, чем: «Сдохни, ублюдок».
– Да, я в норме.
– Еще один день, а потом ты начнешь лечение. И как только начнешь, уже не остановишься. Будешь делать все, что скажут врачи.
– Перестань волноваться. Мы же договорились.
– Я перестану волноваться, когда ты вылечишься от рака.
Не надо, Холли, думает он и плотно сжимает веки, чтобы глаза не щипало от внезапно навернувшихся слез. Не надо, не надо, не надо.
– Джером приезжает вечером. Он позвонил перед вылетом, чтобы узнать, как Барбара, и я рассказала ему все, что услышала от нее. Его самолет приземлится в одиннадцать. Хорошо, что он вылетел этим рейсом, потому что надвигается снежная буря. По прогнозу – очень сильная. Я предложила арендовать ему автомобиль, как я делаю для тебя, когда ты возвращаешься из поездок. Теперь это очень просто благодаря корпоративному счету…
– На котором ты настаивала, пока я не сдался. Поверь мне, я знаю.
– Но автомобиль ему не нужен. За ним заедет отец. Завтра в восемь они отправятся к Барбаре и увезут ее домой, если лечащий врач даст добро. Джером сказал, что будет в офисе к десяти, если нас это устроит.
– Отличный вариант. – Ходжес вытирает глаза. Он не знает, насколько существенной окажется помощь Джерома, но не сомневается, что будет рад его видеть. – И если он сможет выяснить что-то еще об этом чертовом гаджете…
– Я попросила его это сделать. «Заппит» Дайны у тебя?
– Да. И я его опробовал. Что-то с демоверсией «Рыбалки» не так, это точно. Она вызывает сонливость, если слишком долго смотреть на экран. Думаю, это случайный эффект, и едва ли он оказывал воздействие на многих подростков, поскольку наверняка они сразу переходили к игре.
Он знакомит Холли с подробностями своей беседы с Дайной.
– Значит, «Заппит» попал к Дайне не тем же способом, что к Барбаре и Джейнис Эллертон.
– Совершенно верно.
– И не забывай Хильду Карвер. Мужчина, назвавшийся Майроном Зеткимом, дал «Заппит» и ей. Только Хильде достался неисправный гаджет. Барб сказала, что он выдал одну синюю вспышку и сдох. Ты синих вспышек не видел?
– Нет. – Ходжес разглядывает скудные запасы в холодильнике, надеясь найти что-нибудь такое, что примет желудок, и останавливается на йогурте с банановым вкусом. – Там были розовые рыбы, и мне удалось поймать пару, а это было нелегко, но числа не выскочили.
– Готова спорить, они выскакивали на «Заппите» миссис Эллертон.
Ходжес с этим согласен. Еще рано делать какие-то выводы, но он склонен думать, что числа на месте розовых рыб появляются только на «Заппитах», которые раздавал мужчина с портфелем, Майрон Зетким. Ходжес также думает, что буква «зет» – часть реализуемого кем-то плана, а компьютерные игры, помимо нездорового интереса к самоубийствам, являлись составляющей modus operandi Брейди Хартсфилда. Да только Брейди, черт побери, – в отдельной палате Мемориальной больницы Кайнера. Ходжес вновь и вновь наталкивается на этот непреложный факт. Если у Брейди Хартсфилда появились подручные, чтобы проворачивать грязные делишки – а похоже, так и есть, – откуда они взялись? И почему во всем ему подчиняются?
– Холли, я хочу, чтобы ты включила компьютер и кое-что проверила. Ничего особенного, всего лишь точка над буквой i.
– Слушаю тебя.
– Мне интересно, спонсировала ли корпорация «Санрайз солюшнс» турне бой-бэнда «Здесь и сейчас», когда Хартсфилд пытался взорвать аудиторию Минго. Или любое другое турне этой группы.
– Это я сделаю. Ты поужинал?
– Как раз этим занимаюсь.
– Хорошо. Что будешь есть?
– Стейк, картофельную соломку и салат, – отвечает Ходжес, с отвращением и смирением глядя на йогурт. – А на десерт у меня остался кусок яблочного пирога.
– Подогрей его в микроволновке и сверху положи ванильное мороженое. Ням-ням!
– Учту твой совет.
Не следует удивляться, когда она звонит ему пять минут спустя, чтобы дать информацию – Холли есть Холли, – но Ходжес ничего не может с собой поделать.
– Господи, Холли, уже?
Понятия не имея, что чуть ли не слово в слово повторяет слова Фредди Линклэттер, Холли говорит:
– В следующий раз задай более сложный вопрос. Наверное, тебе интересно, что группа «Здесь и сейчас» распалась в две тысячи тринадцатом году. Бой-бэнды обычно существуют недолго.
– Естественно, – отвечает Ходжес. – Как только мальчики начинают бриться, маленькие девочки теряют к ним интерес.
– Ничего сказать не могу. Я всегда была поклонницей Билли Джоэла. И Майкла Болтона.
Ох, Холли, скорбит Ходжес. И не в первый раз.
– Между две тысячи седьмым и двенадцатым годами группа провела шесть национальных турне. Первые четыре спонсировала корпорация «Шарп сириэлс», которая бесплатно раздавала на концертах образцы своей продукции. Последние два, включая и концерт в Минго, спонсировала «Пепсико».
– Не «Санрайз солюшнс».
– Нет.
– Спасибо, Холли. Увидимся завтра.
– Да. Ты уже ужинаешь?
– Как раз сажусь за стол.
– Хорошо. И постарайся заглянуть к Барбаре до того, как начнешь лечение. Сейчас, когда она еще не оправилась от случившегося, ей необходимо видеться с друзьями. Она сказала, у нее в голове словно осталась мерзкая слизь.
– Обязательно загляну, – говорит Ходжес, но это обещание выполнить он не сможет.
5
Ты – Брейди?
У Феликса Бэбино, который представляется то Майроном Зеткимом, то доктором Зет, вопрос вызывает улыбку. Небритое лицо прорезают морщины, и теперь оно действительно пугает. В этот вечер он сменил шляпу на мохнатую ушанку, из-под которой торчат седые волосы. Фредди сожалеет, что задала вопрос, сожалеет, что впустила его, сожалеет, что вообще начала вести с ним дела. Если в него вселился Брейди, тогда он – просто ходячий дом с призраками.
– Не задавай вопросы – и не услышишь лжи.
Фредди хочет на этом остановиться, но не может:
– Потому что ты говоришь точно как он. И программа, с которой пришел ко мне другой старик после того, как прибыли коробки… Такую мог написать только Брейди. Это все равно что подпись.
– Брейди Хартсфилд пребывает в полукататоническом состоянии и едва может ходить, не то что писать программы для модернизации устаревших игровых приставок. Причем некоторые из них оказались не только устаревшими, но еще и неисправными. Товар, полученный от этих подонков из «Санрайз солюшнс», не стоил денег, которые я им заплатил, и меня это бесит по-черному.
Меня это бесит по-черному. Эта фраза частенько слетала с губ Брейди в дни их работы в киберпатруле, обычно если дело касалось босса или идиота-клиента, умудрившегося залить клавиатуру кофе с молоком.
– Тебе хорошо платили, Фредди, и мы почти закончили. Давай не углубляться в детали.
Он протискивается мимо нее, не дожидаясь ответа, кладет портфель на стол, раскрывает, достает конверт с ее инициалами: «ФЛ». Буквы с наклоном назад. За годы работы в киберпатруле «Дисконт электроникс» она сотни раз видела буквы с аналогичным наклоном на бланках заказов. Тех, что заполнял Брейди.
– Десять тысяч, – говорит доктор Зет. – Окончательный расчет. А теперь принимайся за работу.
– Тебе не обязательно здесь находиться. Все пойдет само по себе. Будто заводишь будильник.
«И если ты действительно Брейди, – думает она, – то мог бы все сделать сам. Я в этом, конечно, разбираюсь, но у тебя получалось лучше».
Он позволяет ей коснуться конверта пальцами, потом отдергивает его.
– Я останусь. Не то чтобы я не доверяю тебе.
Ну да, думает Фредди. Конечно, не доверяешь.
Пугающая улыбка вновь рассекает щеки морщинами.
– И как знать? Может, тебе повезет, и ты первой выиграешь приз.
– Я готова спорить, что большинство тех, кто получили эти «Заппиты», уже выбросили их. Это паршивая игрушка, а некоторые вообще не работают. Как ты и говорил.
– Позволь мне волноваться об этом, – говорит доктор Зет. Небритые щеки снова покрываются морщинами. Глаза красные, словно он нюхает кокаин. Она думает, а не спросить ли, что именно они делают, чего он надеется добиться… но идею она себе уже представляет, и хочется ли ей знать наверняка? А кроме того, если перед ней Брейди, какой вред это может причинить? Идей у него были сотни, и все они шли псу под хвост.
Ну…
Большинство.
Фредди первой идет в спальню для гостей, превращенную в мастерскую, электронный рай, о котором она всегда мечтала, но не могла себе позволить. Глория, с ее красотой, заразительным смехом и «коммуникабельностью», не понимала необходимости такого убежища. Здесь напольные нагреватели едва работали, поэтому температура воздуха была градусов на пять ниже, чем в остальных помещениях. Компьютеры не возражали. Им это нравилось.
– Приступай, – говорит доктор Зет. – Сделай это.
Она садится за настольный «Мак» последней модели с диагональю экрана двадцать семь дюймов, «будит» его и набирает пароль – случайную подборку цифр. Появляется папка, маркированная одной буквой «зет», и Фредди открывает ее другим паролем. На экране возникают иконки двух файлов, зет-1 и зет-2. Третьим паролем она открывает файл зет-2 и начинает быстро молотить по клавиатуре. Доктор Зет стоит позади, заглядывая через ее левое плечо. Поначалу его присутствие вызывает отрицательные эмоции, но очень скоро Фредди забывает обо всем, кроме поставленной перед ней задачи, как, впрочем, и всегда.
Времени уходит немного: доктор Зет передал ей программу, а запустить ее – пара пустяков. Справа от компьютера стоит ретранслятор «Моторола». Когда Фредди заканчивает, одновременно нажав клавиши «Ввод» и «Зет», ретранслятор оживает. На дисплее появляется одно слово, образованное желтыми точками: «ПОИСК». Оно мигает, как светофор на пустынном перекрестке.
Они ждут, и Фредди вдруг понимает, что затаила дыхание. С шумом выдыхает, на мгновение ее щеки становятся еще более впалыми. Собирается встать, но доктор Зет удерживает ее, положив руку на плечо.
– Подождем еще немного.
Они ждут еще пять минут, под мерное гудение электроники и завывание ветра за окном. Слово «ПОИСК» мигает и мигает.
– Ладно, – наконец говорит он. – Я знал, что хочу слишком многого. Всему свое время, Фредди. Пошли в другую комнату. Я с тобой окончательно рассчитаюсь и пойду…
Желтое обозначение «ПОИСК» внезапно сменяется зеленым «ОБНАРУЖЕНО».
– Есть! – кричит он, и она подпрыгивает от неожиданности. – Есть, Фредди! Есть первый!
Сомнения полностью рассеиваются. Для этого хватило торжествующего крика. Это точно Брейди. Он по сути являет собой русскую матрешку, что отлично сочетается с русской меховой ушанкой. Загляни внутрь доктора Бэбино – и найдешь доктора Зет. Загляни внутрь доктора Зет – и там взявший управление на себя Брейди Хартсфилд. Одному Богу известно, как такое может быть, но ведь может.
Зеленое «ОБНАРУЖЕНО» сменяет красная «ЗАГРУЗКА». Еще несколько секунд, и вместо «ЗАГРУЗКИ» высвечивается: «ОПЕРАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА». После этого ретранслятор вновь начинает поиск.
– Хорошо, – говорит доктор Зет. – Я доволен. Мне пора. Дел сегодня много, и я закончил далеко не все.
Фредди идет за ним в гостиную, захлопнув за собой дверь в электронное убежище. Она пришла к решению, которое давно перезрело. Как только он уйдет, она выключит ретранслятор и сотрет последнюю программу. Покончив с этим, соберет чемодан и переберется в мотель. А завтра уедет из этого чертова города во Флориду. Потому что по горло сыта доктором Зет, и его «шестеркой» Зет-боем, и зимами Среднего Запада.
Доктор Зет надевает пальто, но направляется к окну, а не к двери.
– Вид не очень. Слишком много высоких зданий.
– Да, озера почти не видно.
– Но все-таки лучше, чем из моего окна, – говорит он не поворачиваясь. – Мне пять с половиной последних лет приходится смотреть на автостоянку.
Внезапно Фредди понимает, что вот-вот сорвется. Если он еще минуту пробудет в одной с ней комнате, она забьется в истерике.
– Давай деньги. Давай деньги и отваливай. Мы закончили.
Он поворачивается. В руке – короткоствольный револьвер, из которого он убил жену Бэбино.
– Ты права, Фредди. Закончили.
Она реагирует мгновенно, вышибает револьвер из его руки, врезает ногой по яйцам, а когда он сгибается пополам, ребром ладони едва не отрубает голову, как Люси Лью. Потом бежит к двери и орет благим матом. Но все это в голове, фильм цветной, звук объемный, а на самом деле Фредди стоит столбом. Грохочет выстрел. Она отступает на два шага, натыкается на кресло, в котором обычно сидит, когда смотрит телевизор, валится на пол, застывает лицом вниз. Мир начинает темнеть и удаляться. Последние ощущения – тепло выше талии, там, где течет кровь, и ниже, где опорожнился мочевой пузырь.
– Окончательный расчет, как и обещано. – Слова доносятся издалека.
Чернота поглощает все вокруг. Фредди проваливается в нее.
6
Брейди стоит не шевелясь, наблюдая, как кровь медленно растекается под телом Фредди. Прислушивается: не стучит ли кто в дверь, чтобы узнать, все ли в порядке. Он не ждет ничего такого, но береженого Бог бережет.
Минуты через полторы он убирает револьвер в карман пальто, поближе к «Заппиту». Не может устоять перед искушением вновь заглянуть в компьютерную комнату. Ретранслятор продолжает бесконечный, автоматический поиск. Брейди завершил это удивительное путешествие, хотя шансы на успех поначалу казались призрачными. Каким будет окончательный результат, предсказать невозможно, но чего-то он обязательно добьется, в этом сомнений нет. И старику детпену воздастся по заслугам. Месть – действительно блюдо, которое лучше подавать холодным.
На лифте он спускается в одиночестве. Вестибюль тоже пуст. Брейди сворачивает за угол, поднимает воротник дорогого пальто Бэбино, защищаясь от холодного ветра, нажимает кнопку брелока, открывая замки бэбиновского «бумера». Садится за руль, включает двигатель, но лишь для того, чтобы заработал обогреватель. Надо кое-что сделать, прежде чем двинуться к следующему пункту назначения. Если на то пошло, делать это ему не хочется, потому что при всех человеческих недостатках Бэбино интеллект у него блистательный – и в значительной степени еще не поврежденный. Уничтожить такой интеллект – все равно что уподобиться тупым фанатикам из ИГИЛ, превращающим в щебень бесценные сокровища культурного наследия. Но сделать это необходимо. Рисковать нельзя, ведь тело – тоже сокровище. Да, у Бэбино давление чуть выше нормы, и слух за последние годы заметно ухудшился, но теннис и занятия в тренажерном зале больницы (дважды в неделю) поддерживают мышцы в хорошей форме. Сердце бьется с частотой семьдесят ударов в минуту, никаких признаков аритмии. Никакого ишиаса, подагры, катаракты или иных заболеваний, свойственных многих людям его возраста.
Не говоря уж о том, что добрый доктор – это все, что есть у Брейди, по крайней мере, на текущий момент.
С такими мыслями Брейди определяет, что осталось от разума Феликса Бэбино, главного невролога, в голову которого он проник. Разум Бэбино в шрамах, изрядно пострадавший из-за постоянных набегов Брейди, но еще способен (хотя бы теоретически) перехватить контроль. Однако он беззащитен, как панцирное существо, лишившееся панциря. Это, конечно не плоть. Разум Бэбино более всего похож на туго переплетенные провода, сотканные из света.
Не без сожаления Брейди хватает их фантомной рукой и разрывает.
7
Вечер у Ходжеса спокойный: он неторопливо ест йогурт и смотрит канал «Погода». Снежная буря, которую эксперты канала окрестили «Юджинией», приближается, чтобы обрушиться на город завтрашним днем.
– Более точно сейчас и не скажешь, – говорит лысеющий очкастый метеоролог сногсшибательной блондинистой коллеге в красном платье. – Эта снежная буря придаст новое значение понятию «движение с частыми остановками».
Сногсшибательная специалистка по прогнозам погоды смеется, словно этот синоптик сказал что-то невероятно остроумное, и Ходжес использует пульт дистанционного управления, чтобы убрать их с экрана.
Ленивец, думает Ходжес, глядя на пульт. Так их называют. Гениальное изобретение, если задуматься. Обеспечивает дистанционный доступ к сотням каналов. И даже вставать не нужно. Словно ты в телевизоре, а не в кресле. Или в обоих местах одновременно. Чудо, если на то пошло.
Он идет в ванную, когда звонит мобильник. Ходжес смотрит на дисплей и, хотя смех отдается болью, не может сдержаться. Теперь, когда он дома, где никто не услышит звон разбитого стекла, возвещающий о поступлении эсэмэски, – бывший напарник ему звонит.
– Эй, Пит, как приятно узнать, что ты еще помнишь мой номер.
У Пита нет времени на пустую болтовню.
– Я собираюсь тебе кое-что сказать, Кермит, и если ты решишь об этом сболтнуть, буду вести себя, как сержант Шульц в сериале «Герои Хогана». Помнишь его?
– Конечно. – Живот Ходжеса ноет уже от волнения, а не от боли. Но до чего похожи эти ощущения. – Я ничего знать не знаю.
– Точно. Именно так все и должно быть, потому что с точки зрения моего ведомства расследование убийства Мартины Стоувер и самоубийства ее матери закрыто. И мы не собираемся открывать его вновь из-за совпадения. Так считают на самом верху. Это понятно?
– Само собой, – отвечает Ходжес. – Что за совпадение?
– Прошлой ночью покончила с собой старшая медсестра Клиники травматических повреждений головного мозга больницы Кайнера Рут Скапелли.
– Я слышал.
– Смею предположить, услышал во время очередного похода туда, чтобы повидаться с обаятельным мистером Хартсфилдом.
– Да. – Он не собирается говорить старине Питу, что попытка повидаться с обаятельным мистером Хартсфилдом закончилась ничем.
– У Скапелли был гаджет. «Заппит». Она выбросила его в мусорный контейнер перед тем, как вскрыла себе вены.
– И для тебя это совпадение?
– Для меня – нет, – с неохотой признает Пит.
– Но?
– Но я хочу спокойно уйти на пенсию, черт побери! Если кому-то придется все расхлебывать, пусть это будет Иззи.
– Но Иззи ничего расхлебывать не будет.
– Да. И капитан с комиссаром тоже.
После этих слов Ходжесу приходится изменить мнение о прежнем напарнике, которого он уже списал в отставники.
– Ты говорил с ними? Пытался продолжить расследование?
– С капитаном. Должен добавить, несмотря на возражения Иззи Джейнс. Капитан обсудил это с комиссаром. Поздно вечером мне предложили забыть об этом, и ты знаешь почему.
– Да. Потому что ниточки тянутся к Брейди. Мартина Стоувер была одной из жертв Бойни у Городского центра. Рут Скапелли была старшей медсестрой клиники, где он содержится. Даже не слишком умному репортеру понадобится минут шесть, чтобы связать одно с другим и выдать отличную историю-страшилку. Именно это ты услышал от капитана Педерсена?
– Именно это. Никто из высших полицейских чинов не хочет, чтобы Хартсфилд вновь привлек к себе внимание. Он же признан недееспособным и по этой причине не отдан под суд. Черт, и в городской администрации этого никто не хочет.
Ходжес молчит – его мозг трудится, напряженно, как никогда в жизни. Значение фразы перейти Рубикон он выучил еще в старших классах и без подсказок миссис Брэдли: принять решение, после которого пути назад уже нет. Если он сообщит Питу, что у Барбары Робинсон тоже был «Заппит» и, возможно, она собиралась покончить с собой, когда утром ушла из школы и направилась в Лоутаун, Питу придется вновь обращаться к Педерсену. Два связанных с «Заппитами» самоубийства еще можно назвать совпадением, но три? Да, Барбара не довела задуманное до конца, слава Богу, но она тоже связана с Брейди. В конце концов, она присутствовала на концерте поп-группы «Здесь и сейчас». Вместе с Хильдой Карвер и Дайной Скотт, которые тоже получили «Заппиты». Но способна ли полиция поверить в гипотезу, которую он начинает считать основной версией? Это важный вопрос, поскольку Ходжес любит Барбару Робинсон и не хочет, чтобы в ее личную жизнь вторгались посторонние без веских на то оснований.
– Кермит? Ты на связи?
– Да. Просто задумался. К Скапелли прошлым вечером кто-нибудь приходил?
– Ничего не знаю, соседей не опрашивали. Это самоубийство, не убийство.
– Оливия Трелони тоже покончила с собой, – говорит Хождес. – Помнишь?
Теперь замолкает Пит. Конечно, он помнит, как и то, что ее довели до самоубийства. Хартсфилд подбросил вредоносную программу-червя в ее компьютер, и программа убедила Оливию, что в доме поселился призрак молодой матери, погибшей у Городского центра. Поспособствовал самоубийству и тот факт, что большинство жителей города – спасибо прессе – поверили, что Оливия Трелони проявила безответственность, оставив ключ в замке зажигания, а потому отчасти была виновата в случившемся.
– Брейди получал истинное наслаждение…
– Я знаю, от чего получил истинное наслаждение Брейди, – обрывает его Пит. – Нет необходимости объяснять очевидное. У меня есть для тебя кое-что еще, если тебе интересно.
– Будь уверен.
– В пять пополудни я говорил с Нэнси Олдерсон.
Молодец, Пит, думает Ходжес. Все лучше, чем просто протирать штаны в оставшиеся недели службы.
– Она сказала, что миссис Эллертон уже купила дочери новый компьютер. Для онлайн-курсов. Он стоит в подвале под лестницей. Нераспакованный. Эллертон собиралась подарить его Мартине на день рождения в следующем месяце.
– Другими словами, строила планы на будущее. Как-то не вяжется с самоубийством, правда?
– Согласен. Мне пора, Керм. Мяч на твоей стороне. Теперь отбивай его или не трогай. Решать тебе.
– Спасибо, Пит. Это очень важно.
– Хотелось бы, чтобы все было как прежде. Мы бы довели это дело до конца.
– Но времена изменились. – Ходжес вновь потирает бок.
– К сожалению. И думай о себе: хоть немного набери чертов вес.
– Приложу все силы, – отвечает Ходжес, но Пит уже отключился.
Ходжес чистит зубы, принимает болеутоляющее, снимает одежду, медленно надевает пижаму. Ложится в постель и смотрит в темноту, дожидаясь сна или утра, не зная, что придет первым.
8
Вселившись в тело Бэбино, Брейди не забыл взять с комода бейдж доктора, потому что магнитная полоса на обратной стороне этого пропуска открывала ему все больничные двери. В половине одиннадцатого вечера, когда Ходжес вполне насладился каналом «Погода», Брейди использует бейдж первый раз, чтобы открыть ворота парковки для сотрудников больницы, расположенной за главным корпусом. В дневные часы парковка забита, но поздним вечером пустых мест предостаточно. Брейди выбирает одно из тех, что максимально удалены от ярких натриевых фонарей. Отклоняет назад спинку сиденья роскошного автомобиля доктора Бэбино и выключает двигатель.
Засыпает и оказывается в легком тумане бессвязных воспоминаний. Это все, что осталось от Феликса Бэбино. Чувствует вкус мятной помады первой девушки, которую тот поцеловал, Марджори Паттерсон из Восточной средней школы в Джоплине, штат Миссури. Видит баскетбольный мяч с наполовину стершимися черными буквами «ФОЙТ». Ощущает тепло в тренировочных штанах: описался, пока раскрашивал картинки за бабушкиным диваном – огромным динозавром, обитым вылинявшим зеленым велюром.
Детские воспоминания, похоже, уходят последними.
В начале третьего Брейди дергается от очень яркого воспоминания – отец влепил маленькому Бэбино оплеуху за игру со спичками в подвале их дома – и начинает медленно просыпаться в ковшеобразном сиденье «бумера». На мгновение перед его мысленным взором застывает самый четкий образ: на красной от прилившей крови шее отца пульсирует вена, чуть выше воротника синей тенниски «Изод».
А потом остается только Брейди, переселившийся в телесную оболочку Бэбино.
9
Находясь в палате 217 и в теле, уже ни на что не годном, Брейди долгие месяцы мог планировать, пересматривать свои планы, раз за разом корректируя их. Конечно, он допускал ошибки (к примеру, зря использовал Зет-боя, чтобы послать Ходжесу сообщение через сайт «Под синим зонтом Дебби», и попытку покончить с Барбарой предпринял раньше, чем следовало), но упорно добивался своего, и вот теперь он в шаге от успеха.
Он десятки раз прокручивал в голове данный этап операции, поэтому действует уверенно. Пропуск Бэбино открывает дверь с табличкой «ТЕХНИЧЕСКАЯ ЗОНА А». На верхних этажах шум машин, обеспечивающих функционирование больницы, едва слышен, но здесь они грохочут, а в выложенном плиткой коридоре царит удушающая жара. Однако коридор пуст, как Брейди и ожидал. Большая городская больница никогда не спит, но в предрассветные часы закрывает глаза и дремлет.
Комната отдыха технического персонала также пуста, как и примыкающие к ней раздевалка и душевая. Некоторые шкафчики закрыты на висячие замки, но большинство не заперты. Он открывает один шкафчик за другим, примеряет рабочую одежду, пока не находит куртку и брюки размера Бэбино. Раздевается, надевает чужую одежду, перекладывает в карман пузырек с таблетками, который взял в спальне Бэбино. Это сильное снотворное. На одном из крючков у душевой он видит недостающий аксессуар: красно-синюю бейсболку «Сурков». Берет, подгоняет пластмассовую ленту-застежку на затылке, низко надвигает бейсболку на лоб, встав перед зеркалом, убеждается, что седые волосы Бэбино не видны.
Он проходит коридор «Технической зоны А» до конца и поворачивает направо, в больничную прачечную, где не только жарко, но и влажно. Две прачки сидят на пластиковых ортопедических стульях в проходе между двумя рядами огромных сушилок «Фошань». Обе крепко спят, одна – с перевернувшейся коробкой печенья в форме зверушек. Печенье рассыпано по зеленой нейлоновой юбке. Дальше, за стиральными машинами, он находит две тележки для белья, стоящие у шлакоблочной стены. Одна заполнена сорочками, вторая – постельным бельем. Брейди берет несколько больничных сорочек, кладет поверх аккуратно сложенных простыней и катит тележку по коридору.
Лифты, коридоры и надземный переход приводят его в Ведро, и по пути ему встречаются четыре человека. Две медсестры, о чем-то шепчущиеся у двери аптечного склада, и два интерна, которые смеются в ординаторской, глядя на экран ноутбука. Никто из них не замечает работника эксплуатационно-технической службы, который, наклонив голову, толкает перед собой нагруженную тележку с чистым бельем.
Место, где на него могут обратить внимание, даже узнать – сестринский пост в Ведре. Но одна из медсестер раскладывает пасьянс на компьютере, а вторая что-то пишет, подперев подбородок свободной рукой. Именно она краем глаза улавливает движение в коридоре и, не поднимая головы, спрашивает, все ли в порядке.
– Да, конечно, – отвечает он. – Правда, ночь выдалась холодная.
– Это точно, и я слышала, надвигается снежная буря. – Она зевает и возвращается к записям.
Брейди катит тележку дальше, останавливается, не доходя до двери палаты 217. Один из маленьких секретов Ведра заключается в том, что у каждой палаты две двери: одна с табличкой, другая – без. Двери без таблички приводят в стенные шкафы, предоставляя персоналу возможность пополнять запасы постельного белья и всего необходимого по ночам, не тревожа пациентов… или их дефектные мозги. Брейди берет несколько больничных сорочек, быстро оглядывается, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают, и проходит в дверь без таблички. Мгновение спустя смотрит на себя. Долгие годы он дурил всех, заставляя верить, что Брейди Хартсфилд – из тех, кого сотрудники обычно называют (строго между собой) кретином, овощем или СГАДНом (свет горит, а дома никого). Но сейчас он именно такой.
Брейди наклоняется и похлопывает рукой по колющейся щеке. Проводит подушечкой большого пальца по закрытому веку, чувствуя под ним плотное глазное яблоко. Поднимает одну руку, поворачивает, кладет на одеяло ладонью вверх. Из кармана позаимствованных серых рабочих штанов достает пузырек с таблетками и высыпает с полдесятка на ладонь. «Прими, проглоти, – думает он. – Это мое тело, пусть уже ни на что не годное».
В последний раз он входит в это ни на что не годное тело. Теперь ему не нужен «Заппит». Нет необходимости беспокоиться и о том, что Бэбино вернет контроль над своим телом и убежит, как Пряничный человечек. Без разума Брейди Бэбино – овощ. В его голове не осталось ничего, кроме воспоминания о тенниске отца.
Брейди оглядывается в недрах собственной головы, словно человек, в последний раз осматривающий номер отеля, где провел много времени. Ничего не осталось в стенном шкафу? Тюбик зубной пасты не забыт в ванной? Может, запонка закатилась под кровать?
Нет. Все упаковано, и номер пуст. Брейди сжимает пальцы в кулак, ему противно ощущать, как медленно они движутся, словно преодолевая сопротивление вязкой жижи. Он поднимает руку с таблетками, переправляет их в открытый рот. Жует. Вкус горький. Бэбино тем временем тряпичной куклой лежит на полу. Брейди глотает раз. Другой. Третий. Готово. Он закрывает глаза, а когда открывает вновь, смотрит на шлепанцы под кроватью, которые Брейди Хартсфилд больше никогда не наденет.
Встает он уже как Бэбино, отряхивает штаны и куртку, еще раз смотрит на тело, в котором его разум прожил почти тридцать лет. То самое, которое он больше не мог использовать после второго удара по голове в аудитории Минго, полученного прямо перед тем, как он взорвал бы бомбу на колесах – инвалидную коляску. Когда-то Брейди волновался, что ему это аукнется, что его разум и грандиозные планы умрут вместе с телом. Теперь эти волнения в прошлом. Пуповина перерезана. Рубикон перейден.
«Прощай, Брейди, – думает он. – Был рад знакомству».
Когда он вновь толкает тележку мимо сестринского поста, медсестры, раскладывавшей пасьянс, нет. Вероятно, отлучилась в туалет. Вторая крепко спит, опустив голову на записи.
10
Но на часах уже без четверти четыре, а дел еще много.
Вновь надев вещи Бэбино, Брейди покидает больницу тем же путем, каким попал в нее, и едет в Шугар-Хайтс. Поскольку самодельный глушитель Зет-боя приказал долго жить, о выстреле в самом богатом районе города тут же станет известно (сотрудники охранного агентства «Всегда начеку» наверняка окажутся неподалеку, в одном или двух кварталах). Поэтому он сворачивает к торговому центру «Вэлли-Плаза», благо тот по пути, и заезжает в разгрузочную зону магазина «Уцененная домашняя мебель».
Господи, как же хорошо на свободе. До безумия хорошо!
Он обходит «бумер» спереди, полной грудью вдыхая холодный зимний воздух, одновременно оборачивая рукавом пальто короткий ствол револьвера тридцать второго калибра. Эффект будет не такой, как с глушителем Зет-боя, он это знает. Риск, конечно, но не очень большой. Всего-то один выстрел. Брейди смотрит вверх, в надежде увидеть звезды, но небо затянуто облаками. Ладно, будут и другие ночи. Много ночей. Скорее всего тысячи. В конце концов, после Бэбино найдутся и другие тела.
Он целится и стреляет. Маленькая круглая дыра появляется в ветровом стекле «бумера». Снова риск – проехать оставшуюся до Шугар-Хайтс милю с дыркой от пули в ветровом стекле чуть повыше руля, но в это время ночи автомобилей на улицах пригородов меньше всего, а полицейские дремлют, особенно в благополучных районах.
Дважды его освещают приближающиеся фары, и всякий раз он перестает дышать, но автомобили проезжают мимо, не сбавляя скорости. Январский воздух врывается в дыру с тихим посвистом. До роскошного, но аляповатого «замка» Бэбино он добирается без помех. На этот раз не нужно выходить из салона и набирать код: достаточно нажать кнопку на дистанционном пульте, закрепленном на щитке. В конце подъездной дорожки он сворачивает на засыпанную снегом лужайку, скользит по ледяной корке, задевает куст, останавливается.
«Тряска-припляска, домой поспешим».
Единственная проблема в том, что он забыл захватить с собой нож. Может найти его в доме, там осталось еще одно дельце, но Брейди не хочется заходить в дом дважды. Да и до ночлега путь далек, и ему не терпится пуститься в дорогу. Конечно, такой денди, как Бэбино, должен держать в автомобиле предметы ухода за внешностью. Сойдут даже щипчики для ногтей… но ничего нет. Брейди залезает в бардачок и в папке с документами Бэбино (кожаной, естественно) находит ламинированную карточку страховой компании «Оллстар». Она ему подходит. В конце концов, дело мастера боится.
Брейди сдвигает к локтю рукава кашемирового пальто и рубашки Бэбино, потом проводит углом карточки по предплечью. Появляется тонкая красная полоска. Брейди предпринимает вторую попытку, на этот раз нажимает гораздо сильнее, губы растягиваются в гримасе. Кожа не выдерживает, течет кровь. Он вылезает из салона, подняв руку, потом всовывается обратно. Марает кровью сначала сиденье, потом нижнюю часть руля. Крови всего ничего, но в сочетании с дырой в ветровом стекле много и не требуется.
Он взбегает по ступеням на крыльцо, и каждый пружинистый шаг – маленький оргазм. Кора лежит в прихожей под крючками для пальто, мертвая, как и прежде. Библиотечный Эл все еще спит на диване. Брейди трясет его, получая в ответ лишь приглушенное бурчание, поэтому хватает старика обеими руками и сбрасывает на пол. Глаза Эла раскрываются.
– А? Что?
Взгляд еще ошарашенный, но не совсем пустой. В ограбленной голове, возможно, уже и нет Эла Брукса, но остается толика альтер эго, созданного Брейди. Этого достаточно.
– Привет, Зет-бой. – Брейди опускается на корточки.
– Привет, – хрипит Зет-бой, пытается сесть. – Привет, доктор Зет. Я присматривал за тем домом, как вы мне и сказали. Женщина, которая может ходить, постоянно пользуется «Заппитом». Я следил за ней из гаража на противоположной стороне улицы.
– Больше тебе этого делать не нужно.
– Не нужно? А где мы?
– У меня, – отвечает Брейди. – Ты убил мою жену.
Зет-бой с отвисшей челюстью таращится на седого мужчину в пальто. Изо рта ужасно воняет, но Брейди не отстраняется. На лице Эла медленно проступает ужас.
– Убил?.. Нет!
– Да.
– Нет! Никогда!
– Тем не менее убил. Но только потому, что я тебе приказал.
– Вы уверены? Я не помню.
Брейди сжимает его плечо.
– Это не твоя вина. Тебя загипнотизировали.
Лицо Зет-боя освещает улыбка.
– Через «Рыбалку»?
– Да, через «Рыбалку». И когда ты вошел в транс, я велел тебе убить миссис Бэбино.
Зет-бой смотрит на него с сомнением и тоской:
– Если я ее и убил, моей вины в этом нет. Я находился под гипнозом и не могу ничего вспомнить.
– Возьми.
Брейди дает Зет-бою револьвер. Тот берет оружие, поднимает, разглядывает, будто экзотический артефакт.
– Положи в карман, а мне дай ключи от твоего автомобиля.
Зет-бой рассеянно засовывает револьвер в брючный карман, и Брейди морщится, ожидая, что сейчас раздастся выстрел и пуля прострелит бедолаге ногу. Наконец Зет-бой протягивает ключи. Брейди берет их, поднимается, пересекает гостиную.
– Куда вы, доктор Зет?
– Я скоро вернусь. Почему бы тебе не присесть на диван и не подождать меня?
– Я буду сидеть на диване, пока вы не вернетесь, – говорит Зет-бой.
Дельная мысль.
Брейди идет в кабинет доктора Бэбино. Там – стена славы: множество фотографий в рамке, на одной еще довольно молодой Бэбино жмет руку президенту Бушу-младшему, оба лыбятся, как идиоты. Брейди фотографии не замечает: он видел их много раз за долгие месяцы, когда учился использовать тело другого человека, словно в автошколе. Не интересует его и настольный компьютер. Ему нужен «Макбук эйр», который лежит на комоде. Брейди открывает его, включает и набирает пароль Бэбино: «ЦЕРЕБЕЛЛИН».
– От твоего препарата толку ноль, – говорит Брейди, когда на экране возникает рабочий стол. Полной уверенности у него нет, но ему хочется так думать.
Его пальцы бегают по клавиатуре с привычной быстротой, недоступной Бэбино, и запускается программа, которую он установил во время прошлого визита в голову доброго доктора. Называется она «РЫБАЛКА». Брейди набирает необходимую команду, и программа связывается с ретранслятором в компьютерной комнате Фредди Линклэттер.
«ОБРАБОТКА», – сообщает экран ноутбука. Ниже появляется еще одна строчка: «3 ОБНАРУЖЕНО».
Трое обнаружены! Уже трое!
Брейди обрадован, но не очень удивлен, пусть за окном глухая ночь. В любой социальной группе есть несколько полуночников, в том числе и в той, которая получила бесплатные «Заппиты» с сайта «Плохой-концерт». И нет лучшего способа коротать бессонные предрассветные часы, чем в компании игровой приставки. А перед тем как разложить пасьянс или сыграть в «Злых птиц», почему бы не поискать розовую рыбу в демоверсии «Рыбалки» и не увидеть, действительно ли они запрограммированы так, что превращаются в числа после того, как их поймают? Правильная комбинация гарантирует получение приза, но в четыре утра это, возможно, не главный движущий фактор. Четыре утра – не самое удачное время для бодрствования. Именно тогда наваливаются неприятные мысли и приходят пессимистичные идеи, а демоверсия успокаивает. Она также вызывает зависимость. Эл Брукс узнал об этом до того, как стал Зет-боем. Брейди это понял с первого взгляда. Всего лишь удачное совпадение, но проделанное Брейди после этого – вся проведенная им подготовка – уже не совпадение. Это результат долгого и тщательного планирования, которым он занимался, находясь в двух тюрьмах одновременно: больничной палате и собственном ни на что не годном теле.
Он закрывает ноутбук, сует под мышку, поворачивается и направляется к двери. Буквально на пороге его осеняет, и он возвращается к письменному столу Бэбино. Выдвигает средний ящик и находит то, что нужно: ему даже не приходится рыться. Если начинает везти, то везет во всем.
Брейди выходит в гостиную. Зет-бой сидит на диване, опустив голову, ссутулившись, руки болтаются между колен. Выглядит он невероятно уставшим.
– Я ухожу, – говорит Брейди.
– Куда?
– Не твое дело.
– Не мое дело.
– Подход правильный. Почему бы тебе не поспать?
– На этом диване?
– Или в спальне наверху. Но сначала тебе надо кое-что сделать. – Он протягивает Зет-бою фломастер, который нашел в письменном столе Бэбино. – Оставь свой знак, Зет-бой, как ты оставил его в доме миссис Эллертон.
– Они были живы, когда я наблюдал за ними из гаража, это я точно знаю, но теперь они, возможно, мертвы.
– Очень даже возможно.
– Я их не убивал, правда? Но вроде бы я побывал в спальне. И нарисовал там букву «зет».
– Конечно, не убивал.
– Я искал «Заппит», как вы меня и просили, я в этом уверен. Старался изо всех сил, но найти все-таки не смог. Думаю, может, она его выбросила.
– Теперь это значения не имеет. Просто оставь свой знак, хорошо? Как минимум в десяти местах. – Приходит новая мысль. – Ты еще можешь сосчитать до десяти?
– Один… два… три…
Брейди смотрит на «Ролекс» Бэбино. Четверть пятого. Утренние обходы в Ведре начинаются в пять. Время летит как на крыльях.
– Молодец. Оставь свой знак как минимум в десяти местах. А потом укладывайся спать.
– Хорошо. Я оставлю свой знак как минимум в десяти местах, потом лягу спать, а потом поеду к дому, за которым вы велели мне наблюдать. Или теперь, когда они мертвы, наблюдать за домом больше не нужно?
– Пожалуй, нет. Давай все повторим, хорошо? Кто убил мою жену?
– Я, но моей вины в этом нет. Меня загипнотизировали, и я даже ничего не помню. – Зет-бой начинает плакать. – Вы вернетесь, доктор Зет?
Брейди улыбается, демонстрируя дорогостоящие зубы Бэбино.
– Конечно. – Когда он это говорит, его взгляд смещается вверх и влево.
Он наблюдает, как старик волочит ноги к гигантскому – «Боже, я богач» – телевизору, закрепленному на стене, и рисует на экране большую букву «зет». В буквах «зет» по всему дому никакой необходимости нет, но Брейди считает это изящным штрихом, учитывая, что Библиотечный Эл на вопрос копов, как его зовут, ответит, что он – Зет-бой. Еще одно дополнение к безупречному шедевру.
Брейди идет в прихожую, вновь переступает через Кору. Сбегает по ступеням крыльца, исполняет внизу танцевальное па, щелкает пальцами Бэбино. Чувствует боль, начальная стадия артрита налицо, но что с того? Брейди знает, что такое настоящая боль, и ее мимолетные уколы в фалангах не в счет.
Он быстрым шагом направляется к «малибу» Эла. Развалюха в сравнении с «БМВ» усопшего доктора Бэбино, но она доставит его в пункт назначения. Брейди заводит двигатель и хмурится, когда из радиоприемника начинает греметь классическая срань. Он переключается на радиостанцию «БАМ-100». «Black Sabbath» исполняет что-то из тех времен, когда Оззи еще был крутым. Брейди бросает последний взгляд на «бумер», припаркованный на лужайке, и трогается с места.
До ночлега путь далек, а потом финальный аккорд, вишенка, венчающая порцию сливочного мороженого. Для этого Фредди Линклэттер ему не нужна – достаточно лишь «Макбука» доктора Б. Поводка больше нет.
Он свободен.
