Глава первая

Как определить истину?

Истина и так существует, это ложь приходится изобретать.

Жорж Брак

Цель этой книги – установить правду о нетрадиционной медицине. Какие методы помогают больным, а какие не приносят никакой пользы? Какие методы безопасны, а к каким прибегать рискованно? Подобными вопросами врачи во всех отраслях медицины задаются уже тысячи лет, но лишь относительно недавно был разработан подход, позволяющий отличать эффективные методы от несостоятельных, опасные от безопасных. Этот подход – так называемая доказательная медицина – произвел настоящий переворот во врачебной практике, превратив ее из индустрии шарлатанов и недоучек в систему здравоохранения, способную сотворить настоящее чудо: пересадить почку, удалить катаракту, победить детские болезни, искоренить оспу – и ежегодно сохранять миллионы жизней.

Наша проверка нетрадиционных методов лечения основана именно на принципах доказательной медицины, поэтому нам очень важно подробно объяснить, что это из себя представляет и как устроено. Мы не будем говорить о доказательной медицине в контексте современности, а вернемся в прошлое, чтобы посмотреть, как она возникла и развивалась, – тогда станет гораздо понятнее, в чем ее достоинства. В частности, мы увидим, как с помощью этого подхода удалось проверить действенность кровопускания – противоестественной, однако некогда весьма распространенной процедуры, при которой разрезали кожу и рассекали кровеносные сосуды. Считалось, что так можно исцелить от любого недуга.

Расцвет кровопускания начался в Древней Греции, где оно прекрасно вписывалось в общепринятые представления, согласно которым все болезни вызываются дисбалансом четырех телесных соков – крови, лимфы (флегмы), желтой и черной желчи, – а избыток какой-либо из этих жидкостей не только влияет на здоровье, но и определяет темперамент. Кровь ассоциировали с жизнерадостностью, лимфу – с бесстрастностью, желтую желчь – с раздражительностью, а черную – с унылостью. Отголоски этого учения мы слышим до сих пор: слова “сангвиник”, “флегматик”, “холерик” и “меланхолик” произошли от латинских и греческих названий телесных соков.

Древнегреческие врачи не знали, что кровь циркулирует по организму, и полагали, что она может загнивать и тем самым вызывать недуги. Поэтому они настаивали на удалении застоявшейся крови и рекомендовали для каждой болезни свою процедуру. Например, заболевания печени требовали кровопускания из вены на правой руке, а недомогания, связанные с селезенкой, – из вены на левой.

Греческая медицинская традиция пользовалась таким авторитетом, что в последующие века кровопускание стало общепринятым методом лечения больных по всей Европе. В эпоху раннего Средневековья те, кто мог себе это позволить, обращались за кровопусканием к монахам, однако позже, в 1163 году, папа римский Александр III запретил монахам проводить эту жестокую медицинскую процедуру. С тех пор обязанность отворять кровь обычно исполняли местные цирюльники. К своей роли они относились весьма серьезно: тщательно шлифовали приемы и перенимали новые технологии. Помимо простого лезвия они применяли пружинный ланцет, позволявший сделать разрез заданной глубины. В дальнейшем их арсенал пополнил скарификатор, который имел несколько подпружиненных лезвий, рассекавших кожу одновременно.

У тех цирюльников, которые предпочитали менее технологичный и более естественный подход, была возможность использовать медицинских пиявок. В ротовом отверстии этих кровососущих червей-паразитов находятся три независимые челюсти, на каждой из которых около ста крошечных зубов. Пиявки служили идеальным средством для кровопускания из десен, губ или носа больного. Причем эти животные еще и вводят в ранку обезболивающие и сосудорасширяющие (усиливающие кровоток) вещества, а также антикоагулянты, препятствующие свертыванию крови. Чтобы выпустить у больного больше крови за один сеанс, врачи прибегали к бделлатомии – надрезали пиявке задний конец, чтобы всасываемая кровь из него вытекала. Тогда пиявка не могла насытиться и вынуждена была продолжать сосать.

Говорят, цилиндры с чередующимися красно-белыми полосами на современных вывесках парикмахерских символизируют, что цирюльники играли еще и роль хирургов, но на самом деле это связано с их кровопускательными обязанностями. Красный цвет олицетворяет кровь, белый – жгут, шарик на верхнем конце – медный сосуд для пиявок, а сам цилиндр – палку, которую больной сжимал в кулаке, чтобы кровь лучше шла.

Кровопускание практиковали и изучали самые прославленные европейские медики, например Амбруаз Паре, служивший придворным хирургом четырех французских королей в XVI веке. Он много писал о кровопускании и давал множество полезных советов:

Если трогать пиявок голыми руками, они раздражаются и чувствуют такую сытость, что не желают кусать, поэтому их следует брать чистой белой льняной салфеткой и прикладывать к коже, слегка надсеченной скарификатором или смоченной кровью какого-либо животного, ибо тогда они присосутся к плоти более жадно и прочно. Чтобы заставить пиявок отвалиться, посыпьте их порошком сабура, солью или золой. При желании узнать, сколько крови они высосали, посыпьте их тонко помолотой солью, как только они отвалятся, ибо так они исторгнут всю кровь, которую выпили.

Когда европейцы колонизировали Новый Свет, они привезли с собой и практику кровопускания. Американские врачи не видели причин сомневаться в приемах, которым учили в знаменитых европейских лечебницах и университетах, поэтому тоже сочли кровопускание главным методом лечения, который можно применять в самых разных обстоятельствах. Однако, когда в 1799 году кровь отворили самому видному пациенту в стране, применение этой медицинской процедуры внезапно сделалось предметом споров. Действительно ли она способна спасти жизнь или же только истощает силы больных?

Начало разногласиям и сомнениям было положено утром 13 декабря 1799 года, когда Джордж Вашингтон, проснувшись, ощутил симптомы простуды. На предложение личного секретаря принять какое-нибудь лекарство Вашингтон ответил: “Вы же знаете, я никогда ничего не принимаю от простуды. Сама пройдет”.

Бывший президент, которому исполнилось уже 67 лет, не считал насморк и боль в горле поводом для беспокойства, тем более что ему довелось перенести недуги посерьезнее. Подростком он переболел оспой, за которой последовал туберкулез. В молодости Вашингтон работал землемером в Вирджинии, где болота кишели комарами, и подхватил малярию. Затем, в 1755 году, он чудом уцелел в битве при Мононгахеле, хотя под ним убило двух лошадей, а военную форму в четырех местах распороли мушкетные пули. Болел он и пневмонией, несколько раз его поражали приступы малярии, а как-то на бедре образовался большой карбункул, лишивший его работоспособности на полтора месяца.

Никто не ожидал, что эта пустячная на первый взгляд простуда, начавшаяся в пятницу, 13 декабря, окажется гибельной для человека, пережившего кровопролитные сражения и опаснейшие болезни.

В ночь на субботу состояние Вашингтона ухудшилось настолько, что рано утром он проснулся от удушья. Смотритель его владений, мистер Альбин Роулинз, сделал больному микстуру из патоки, уксуса и масла, но обнаружил, что тот едва в состоянии ее проглотить. Роулинз, имевший большой опыт кровопускания, посчитал, что необходимы решительные меры. Стремясь облегчить состояние своего хозяина, хирургическим ножом – ланцетом – он надрезал ему руку и выпустил в фарфоровую миску треть литра крови.

К утру 14 декабря не появилось никаких признаков улучшения, так что Марта Вашингтон вздохнула с облегчением, когда в поместье прибыли три врача и занялись лечением ее супруга. Доктора Джеймса Крейка, личного врача бывшего президента, сопровождали доктора Густавус Ричард Браун и Элиша Каллен Дик. Они верно поставили диагноз – cynanche trachealis (“круп” на латыни), что сейчас мы назвали бы воспалением и отеком надгортанника. Доступ воздуха в дыхательное горло Вашингтона был частично перекрыт, и потому ему было трудно дышать.

Доктор Крейк присыпал больному горло порошком из шпанской мушки, а когда это не помогло, решил отворить ему кровь – и выпустил еще пол-литра. В 11 часов утра процедуру повторили. Всего у человека около пяти литров крови, так что каждый раз Вашингтон терял значительный объем. Доктора Крейка, судя по всему, это не тревожило. Днем он выпустил больному еще целый литр крови.

Затем несколько часов казалось, будто кровопускание помогло: Вашингтону стало лучше, какое-то время он мог даже сидеть. Под вечер его состояние снова ухудшилось – и врачи в очередной раз провели кровопускание. Кровь оказалась вязкой и текла медленно. С современной точки зрения это говорит об обезвоживании, истощении запасов жидкости в организме в результате сильной кровопотери.

К ночи доктора могли лишь мрачно наблюдать, как их многочисленные кровопускания и всевозможные снадобья и припарки не вызывают ни малейших признаков выздоровления. Доктора Крейк и Дик впоследствии напишут: “Казалось, жизненные силы стремительно отступают под натиском болезни. К конечностям приложили пластыри, а на горло сделали горячий компресс из отрубей с уксусом”.

Вот как описывал последние часы первого американского президента его приемный внук – Джордж Вашингтон Кастис:

С наступлением ночи стало очевидно, что он уходит, и сам он, казалось, прекрасно понимал, что время его истекает. Он спросил, который час, и ему ответили, что уже почти десять. Больше он не говорил – перед ним расстилалось царство смерти и он знал, что час его пробил. С удивительным самообладанием он готовился умереть. Отец своей нации скончался, вытянув ноги и сложив руки на груди, без единого вздоха, без единого стона. Ни судорога, ни гримаса не подсказали собравшимся, когда благородный дух бесшумно отправился в свой дальний путь. Столь безмятежны были мужественные черты, охваченные смертным покоем, что прошло несколько минут, прежде чем собравшиеся поняли: отца-основателя больше нет.

Джордж Вашингтон, великан ростом около 190 сантиметров, потерял меньше чем за день половину всей крови. Врачи, отвечавшие за его лечение, отстаивали необходимость столь решительных мер, видя в них последнюю надежду на спасение жизни больного, и большинство их коллег поддержали это решение. Однако в медицинском сообществе звучали и протесты. Хотя кровопускание уже много сотен лет считалось общепринятой медицинской процедурой, некоторые врачи, пусть и меньшинство, сомневались в его полезности. Более того, они утверждали, что кровопускание создает риск для больного независимо ни от части тела, из которой оно проводится, ни от удаляемого объема крови, будь то пол-литра или два. По мнению этих врачей, доктора Крейк, Браун и Дик, в сущности, убили бывшего президента, без нужды обескровив его.

Кто же был прав: самые авторитетные врачи в стране, приложившие все усилия, чтобы спасти Вашингтона, или медики-маргиналы, считавшие кровопускание безумным и опасным пережитком времен Древней Греции?

По случайному совпадению в тот самый день, когда умер Вашингтон, 14 декабря 1799 года, было вынесено судебное решение по вопросу о том, полезно кровопускание для больных или вредно. Поводом для разбирательства стала статья известного английского журналиста Уильяма Коббета, жившего в Филадельфии, который заинтересовался деятельностью доктора Бенджамина Раша – самого известного и ярого сторонника кровопускания в Америке.

Блестящая медицинская, научная и политическая карьера доктора Раша вызывала восхищение у всей Америки. Он был автором восьмидесяти пяти важных публикаций, в том числе первого американского учебника по химии, начальником медицинской службы Континентальной армии, а главное – одним из подписавших Декларацию независимости. Возможно, таких достижений следовало ожидать, если учесть, что он в 14 лет закончил Колледж Нью-Джерси, который впоследствии приобрел новый статус и стал именоваться Принстонским университетом.

Раш работал в Пенсильванской больнице в Филадельфии и преподавал в медицинской школе при ней, где в период его службы учились три четверти всех американских врачей. Он пользовался таким уважением, что его называли Пенсильванским Гиппократом, и по сей день остается единственным врачом, которому Американская медицинская ассоциация установила памятник в Вашингтоне. Такая плодотворная карьера позволила ему убедить в пользе кровопускания целое поколение врачей, в том числе и тех трех, которые лечили Джорджа Вашингтона, – Крейка, Брауна и Дика. С первым Раш служил во время Войны за независимость, со вторым изучал медицину в Эдинбурге, а третьему преподавал в Пенсильвании.

Слово доктора Раша не расходилось с делом. Больше всего письменных свидетельств сохранилось о повальных кровопусканиях, которые он делал в Филадельфии во время эпидемий желтой лихорадки 1794 и 1797 годов. Иногда он проводил эту процедуру ста больным в день, из-за чего в клинике стоял зловонный запах несвежей крови и роились мухи. Уильям Коббет, обладавший пристрастием к репортажам о медицинских скандалах, был убежден, что Раш непреднамеренно убивает многих своих пациентов. Коббет взялся изучать местные списки умерших и в самом деле отметил рост смертности после того, как коллеги Раша последовали его рекомендациям и стали широко применять кровопускание. В результате Коббет объявил, что методы Раша “вносят свой вклад в сокращение численности населения Земли”.

В ответ на обвинение в неправильном лечении доктор Раш подал на Коббета в суд за клевету. Это произошло в 1797 году в Филадельфии. Всевозможные задержки и проволочки привели к тому, что дело разбирали больше двух лет, однако к концу 1799 года присяжные были готовы вынести вердикт. Главный вопрос состоял в том, прав ли Коббет, утверждая, что Раш виновен в гибели больных, поскольку делал им кровопускание, или же это клеветническое обвинение. Хотя Коббет в доказательство своей правоты и приводил списки умерших, едва ли это можно считать строгим научным анализом последствий кровопускания.

Более того, обстоятельства складывались не в его пользу. Например, суд вызвал лишь трех свидетелей, и все они были врачами, разделявшими профессиональные представления доктора Раша. Кроме того, в суде выступало семь адвокатов, а это говорит о том, что сила убеждения оказывала большее влияние, чем предоставленные доказательства. Богатство и репутация позволяли Рашу нанять лучших юристов в городе, и Коббету приходилось действовать в неблагоприятных условиях. В довершение всего на присяжных, по-видимому, повлияло то обстоятельство, что Коббет не был врачом, а Раш относился к основоположникам американской медицины, так что им казалось естественным встать на сторону последнего.

Как и следовало ожидать, Раш выиграл процесс. Коббета обязали выплатить ему компенсацию в 5 тысяч долларов – для Пенсильвании это была рекордная сумма взыскания. Так что в те самые часы, когда Джордж Вашингтон умирал после нескольких кровопусканий подряд, суд постановил, что в этой медицинской процедуре нет ничего дурного.

Однако, если мы хотим определить, перевешивает ли терапевтическая польза кровопускания его возможные вредные побочные эффекты, нам нельзя полагаться на суд XVIII века. К тому же приговор, скорее всего, был пристрастным – по причинам, которые мы только что перечислили. Не следует также забывать, что Коббет был иностранцем, а Раш – национальным героем: пожалуй, было бы немыслимо, чтобы суд вынес решение против Раша.

Чтобы дать кровопусканию объективную оценку, профессиональная медицина требует куда более строгой процедуры, менее пристрастной, чем самый справедливый суд на свете. На самом деле, когда Раш и Коббет вели свою тяжбу, они и представить себе не могли, что по другую сторону Атлантики уже изобрели именно такую процедуру, позволяющую установить истину в подобных медицинских вопросах, – изобрели и получают с ее помощью отличные результаты. Изначально ее применили для испытания радикально нового способа лечения болезни, поражавшей моряков, но вскоре ей предстояло стать и мерилом полезности кровопускания, а со временем – всего арсенала медицинских приемов, в том числе и методов нетрадиционной медицины.