Весь день нас изводили шторм с дождем, голод и жажда, и хотя мы вышли наконец на спокойную воду, я совершенно пал духом, такого со мной еще не случалось. Вот тогда-то, пока я тихо сидел у борта, капитан присел рядом и негромко заговорил.

– Мы стояли тогда у залива Килейккуа, – без всяких преди словий начал он. – Наш корабль «Решимость». Стояли уже некоторое время и понимали, что наши отношения с дикарями портятся. Разумеется, начиналось все хорошо. Капитан Кук как никто другой умел производить впечатление на туземных вождей, но сами дикари повели себя ужасно. Я всегда считал, что капитан чрезмерно кроток с туземцами. Слишком уж верил он в их врожденную доброту.

Удивительно, что мистер Блай избрал для рассказа именно этот вечер. Возможно, капитан заметил, насколько я подавлен.

– В тот день, – продолжал он, – произошел неприятный случай, сам по себе незначительный, однако вкупе с чередой оскорблений еще более мелких его оказалось достаточно, чтобы вывести нас из себя. Когда мы вставали в тех жарких краях на якорь, капитан предпочитал спускать все корабельные шлюпки и баркасы на воду, и вот одну большую лодку украли дикари. Разумеется, смириться с этим мы не могли. Услышав о краже, капитан заявил, что мы перекроем вход в залив до тех пор, пока нам не вернут лодку, и отправил на остров два малых судна – баркас, которым командовал офицер по имени Джон Вильямсон, и шлюпку, в которой распоряжался я.

– Вы, сэр? – широко открыв глаза, спросил я. – Вас послали выручать украденную лодку?

– Да, задача была примерно такая. Если бы дикари мирно вернули ее, этим бы все и кончилось. Однако, еще идя по заливу, мы поняли: спокойного развития событий ожидать не приходится. Туземцы во множестве стояли на береговых утесах, позы их были воинственны, а тела укрыты подобиями доспехов, способных, по мнению дикарей, послужить защитой от наших сабель и мушкетов. Они приготовились к битве, нам это было ясно.

– Но почему, капитан? – удивился я. – Они на вас разозлились?

– Полагаю, что так, – ответил он. – Поначалу все шло неплохо, но затем выяснилось, что туземцы не признают наших прав на их землю и ее плоды. Они повели себя вызывающе. И нам осталось лишь продемонстрировать нашу силу.

– Но что это были за права? – спросил, вконец запутавшись, я.

– Права посланцев короля, Тернстайл, – ответил капитан и посмотрел на меня как на последнего дурака. – Неужели это не ясно? Они желали, чтобы мы оставили их в покое. Дикари! Приказать англичанам убраться прочь!

– Так это же была их земля.

– Ты не понимаешь самой сути дела, – раздраженно сказал капитан, которому все представлялось очень простым. – После нашего прихода эта земля им уже не принадлежала. Мы объявили ее своей. Короче говоря, чем ближе мы подходили к берегу, тем яснее становилось, что стычки нам не избежать, а тут еще я заметил, как в залив вышло изрядных размеров каноэ с двадцатью примерно дикарями, – направлялось оно к «Решимости», тут нечего было и сомневаться. Людьми дикари были ретивыми, этого у них не отнимешь, каноэ шло быстро, и мне пришлось нагнать страха Божьего на моих гребцов, чтобы они повернули на запад и двинулись наперерез дикарям. Подойдя достаточно близко, мы дали по ним залп из мушкетов, да так умело и точно, что сразу свалили нескольких туземных гребцов. Остальные, сборище трусов, мигом попрыгали в воду, опрокинув каноэ, и те из них, кто не был смертельно ранен, поплыли к берегу. Так мы одержали первую нашу победу, показали, насколько мы сильны, и если бы они тогда же смирились с этим, возможно, на том все и закончилось бы.

Но не успел я опомниться, как обнаружил, что сам капитан Кук, а с ним еще четверо-пятеро людей направляются к нам в шлюпке. Мы стояли на месте, пока он не подошел вплотную, и тут оказалось, что капитан разгневан, страшно разгневан.

«Никакого кровопролития больше, – приказал он мне, как будто я все это злоключение и устроил. – Я намерен высадиться на берег, взять короля в заложники, доставить его на „Решимость“ и держать там, пока нам не вернут наши лодки и иное имущество».

«Но, капитан, – сказал я, испуганный его замыслом, – разумно ли это? Ведь у нас всего лишь…»

«Вы можете присоединиться ко мне, мистер Блай, – произнес он сквозь сжатые зубы. – А можете вернуться на „Решимость“. Ваш выбор?»

Можно, думаю, и не говорить, что я перепрыгнул в шлюпку, и мы быстро пошли к берегу, а там капитан повел нас к дому высшего островного жреца, с которым успел к тому времени завязать добрые отношения, и уведомил его, что зла мы никому из его народа не желаем, но не желаем и мириться с воровством – и не смиримся, пока кровь струится по нашим жилам. А затем сказал, что собирается взять с собой короля на «Решимость», но пояснил, что тот будет нашим гостем, не пленником, жрецу же надлежит постараться, чтобы эта неприятная история закончилась быстро и ко всеобщему удовлетворению.

Не дожидаясь ответа, капитан направился в деревню, а между тем на берег высадились наши люди, вооруженные мушкетами. Я услышал рев корабельных пушек и предположил, что еще какие-то каноэ попытались приблизиться к «Решимости» и кто-то из офицеров постарался их отогнать. Поступок его я счел весьма разумным и сказал об этом, капитан же гневно повернулся ко мне и воскликнул: «Тысяча чертей, вот этак пустячное происшествие и обращается в катастрофу! Каждый выстрел уничтожает нашу репутацию и ухудшает отношения со здешним народом. Как вы этого не понимаете?» Я ответил, что он, разумеется, прав, однако следует показать дикарям, кто их хозяева, и, полагаю, он согласился со мной, поскольку ничего не сказал, а просто пошел дальше. Позже я узнал, что каноэ, не пострадавшие от пушечного огня, направились к Килейккуа, туземцы в них, несомненно, горели желанием отомстить за павших товарищей.

Мы приблизились к дому короля Террибу, остановились возле него. Когда король вышел, сопровождаемый двумя сыновьями, капитан Кук пригласил его на обед в свою каюту на «Решимости», и король ответил радостным согласием. Человеком он был престарелым, Тернстайл, поэтому к берегу его повели, поддерживая под руки, сыновья, и никто из них не догадывался о задуманном нами. Они полагали, что речь идет о простом акте гостеприимства, на которое мы были столь щедры в прошлом.

Когда все вышли на берег, каноэ уже вернулись и было ясно, что вот-вот разразятся события драматические. Сыновьям короля вмиг доложили, что и моя шлюпка, и «Решимость» обстреляли дикарей, некоторых убив, немедля поднялся крик, началась толкотня, в которой грузный король упал и сильно ударился.

После этого события стали неуправляемыми. Туземцы окружили нас, швыряясь камнями, сбили с ног нескольких наших людей, нам оставалось лишь сорвать с плеч мушкеты и стрелять, другого выхода не было. Капитан крикнул мне что-то, но я его не расслышал и убил нескольких приближавшихся ко мне дикарей. Обрадованный этим, я обернулся, чтобы посмотреть на капитана Кука, – тот бежал ко мне, несомненно затем, чтобы похвалить за меткость, но какой-то дикарь нагнал великого человека и ударил большим булыжником по голове. Он рухнул на песок, перевернулся на спину, чтобы защищаться, однако сделать ничего не успел – другой дикарь уже набросился на него, трусливая свинья, с кинжалом, пронзил шею капитана, подтащил его к воде и начал топить несчастного. Я хотел кинуться ему на помощь, но к нам уже неслась толпа в двадцать, самое малое, дикарей. Их было впятеро больше, чем нас, они не оставили нам выбора, мы могли лишь развернуться и бежать. Нам повезло, мы сумели добраться до баркаса, получив лишь несколько ушибов от камней, которыми осыпали наши головы. Когда же мы отходили от берега, я увидел, что капитану, человеку отважному, удалось встать на ноги, что он пытается вскарабкаться на скалу, но тут целая шайка дикарей набросилась на него и забила камнями до смерти.

Мистер Блай помолчал, а затем подрагивающим голосом произнес:

– То было убийство, злодейское преступление. Но такова наша жизнь, подобный конец может ждать каждого, кто избирает военную службу. Вопрос лишь в том, насколько храбро мы его встретим. И разумеется, мы отомстили тем дикарям, отомстили кроваво. Они прожили совсем недолго и успели пожалеть о содеянном.

Я сидел, привалившись к борту и размышляя. История оказалась не совсем такой, какую я ожидал услышать, однако капитан поведал ее, выполнив мою просьбу, и теперь мы мало что могли сказать друг другу. Я волей-неволей думал о его роли в этой драме, да, верно, и он, пересказывая те ужасы, питал некоторые сожаления, о которых, впрочем, не упомянул. Помолчав, он встал, сменил одного из гребцов и велел своему напарнику грести быстрее, еще быстрее, чтобы мы смогли поскорее добраться до цели.

В ту ночь, следует сказать, мы прямо-таки летели по волнам.