Глава 6

Первый вечер на моей новой работе прошел совершенно спокойно. Аламеда не появился, а остальные посетители ели и пили в меру и, в общем и целом, вели себя очень даже благопристойно.

Я поужинал, потом полвечера проторчал за столом, лениво потягивая слабое вино. Дважды выходил прогуляться на улицу, когда чувствовал, что начинает клонить ко сну. В конце концов я отправился к себе, повелев в случае необходимости слать ко мне гонца. Но ничего так и не произошло, чему я был несказанно рад.

А вот во второй вечер работа для меня нашлась. Маркиз вновь не осчастливил «Серебряный олень» своим посещением, зато какое-то событие отмечала большая группа студиозусов. Через два часа активных возлияний молодые люди стали задираться к зашедшим пропустить по стаканчику стражникам. Стражей порядка было трое, студиозусов человек пятнадцать. Если завяжется драка — мало не покажется. Тем более что к страже может подоспеть подкрепление — вести о потасовках распространялись очень быстро, и обычно охранники правопорядка не сильно торопились, предпочитая не лезть на рожон и являться ближе к окончанию конфликта, но уж если кто-то покушался на самих стражников, то все ближайшие патрули стремительно слетались на место события. Стражники Монтеры вообще были странным народом — их никто не любил, но эта самая нелюбовь окружающих только еще больше их сплачивала. Так что перед лицом любой внешней угрозы стражники стеной стояли друг за друга.

Ситуация грозила перерасти в масштабную драку, и мэтр Пигаль уже некоторое время бросал на меня умоляющие взгляды из-за стойки. В свою очередь трактирные вышибалы нерешительно переминались с ноги на ногу у дверей и почему-то не спешили утихомирить разошедшихся молодых людей. Я перехватил взгляд одного из них, кажется, Пьера, и, кивнув в сторону студиозусов, вопросительно поднял брови. Он в ответ многозначительно поглядел на стражников и картинно закатил глаза. Ну и что бы это значило? Не хотят связываться со стражей? Или по принципу «стражников не жалко, пусть им намнут бока»? Так или иначе, решать проблему придется мне, раз уж я нанялся главным охранником. Тяжело вздохнув, я направился к столу студиозусов.

— Добрый вечер, молодые люди, — проникновенно начал я, опершись обеими руками о край стола, — меня зовут шевалье Рене Орлов, и я ставлю вас в известность, что личности, непристойно ведущие себя в этом трактире, своим поведением наносят мне глубочайшее личное оскорбление, смыть которое возможно лишь кровью. Другими словами, если вы не утихомиритесь и не перестанете задирать стражников, мне придется пустить в дело мою шпагу.

— Не думаю, — я сделал паузу и медленно обвел тяжелым взглядом притихшую компанию, — не думаю, что вам это понравится. Но если вы прислушаетесь к моим словам, то можете всей компанией прийти сюда завтра, и хозяин заведения совершенно бесплатно отпустит вам кувшин отличного пива.

— Эт-то как? — смысл моих слов с большим трудом проникал в разгоряченные алкоголем молодые головы, — как — бесплатно?

— Так не бывает, — заявил темноволосый паренек, достаточно трезвый для того, чтобы связно разговаривать.

— Слово дворянина, — ответил я, — но если вы выполните мои условия.

Студиозусы стали удивленно переглядываться. По крайней мере, те, которые были в состоянии это делать.

— Хорошо, — нерешительно заявил тот же темноволосый, — мы, пожалуй, пойдем. А завтра придем за нашим пивом. Так, ребята?

Вся компания возбужденно загалдела и, к моему неописуемому облегчению, стала собираться уходить. На всякий случай я встал между ними и столом стражников — чтобы иметь возможность пресечь новые попытки развязать конфликт. Как оказалось — не зря. В то время, когда трактир покидали последние студиозусы, за моей спиной раздался злобный голос:

— Что, сударь, в благородство играете?

Я обернулся. Моему удивленному взору предстали те самые стражники, которых я спешил спасти от неприятностей. Все трое не скрывали разочарования.

— С прошлого года выслеживаем этих молокососов, и вот, когда осталось только дождаться, чтобы они на нас напали, появляетесь вы со своим благородством! — усатый стражник досадливо крякнул и, одним глотком опорожнив свой стакан, с грохотом поставил его на стол.

— Чем же вам не угодили эти студиозусы?

— Да по ним, сударь, давно тюрьма плачет, — ответил другой стражник — здоровенный круглолицый детина, — они уже несколько раз нападали на стражу — развлечение у них, видите ли, такое, да каждый раз успевали смыться до прихода подмоги.

Я пожал плечами и отвернулся. С одной стороны, мне не было никакого дела до разборок стражников со студиозусами, с другой — хоть убей, но мои симпатии были явно на стороне последних. Поэтому я, уже уходя, бросил через плечо:

— Разбирайтесь со студиозусами как хотите. Только не в этом трактире! Мне не нужны здесь никакие дебоши!

Стражники изумленно переглянулись, я не стал более задерживать на них свое внимание и направился к дверям, в которые как раз возвращался выходивший вслед за компанией молодых людей охранник Пьер. Он рассказал мне, что на соседнем перекрестке уже почти час ошиваются чуть не два десятка стражников. По-видимому, они ждали первых криков о драке в «Серебряном олене», чтобы вломиться в трактир и повязать несчастных студиозусов. Репутация у стражников премерзкая, поэтому лишний раз связываться с ними никто не хочет. Вот и Пьер с товарищем не рискнули утихомиривать молодых людей, понимая, что нарушат планы городской стражи.

— Поймите, шевалье, — вполголоса оправдывался вышибала, возвышавшийся надо мной почти на голову, — мы простые люди, им ничего не стоит расправиться с нами. Вы — другое дело. От вас можно и шпагу в брюхо схлопотать. Стражники же храбрые только с теми, кто сдачи дать не может, а дворян или тех же бандитов Кривого Нэша боятся, как последние трусы.

После полуночи я поднялся к себе, хотя общий зал трактира был еще полон посетителей. Никто из них агрессии не проявлял, все было тихо-мирно. Однако не прошло и получаса, как за мной прибежал сын одной из кухарок. Пришлось спешно собираться и возвращаться в трактир.

Двое дворян, весь вечер пившие вместе, из-за чего-то рассорились и сейчас кружили вокруг своего стола со шпагами наголо. Из-за ближайших столов спешно разбегались посетители. Оба настолько пьяны, что беспрестанно шатаются и спотыкаются, что делает их ссору еще опаснее и друг для друга, и для посторонних. Если не остановить сейчас, наверняка прольется чья-то кровь, да и материальный ущерб заведению будет нанесен немалый.

Кубарем скатившись с лестницы, я вклинился между дуэлянтами, расставив широко в стороны руки.

— Эй-эй-эй, господа! Разве здесь место для пролития благородной крови?

С двух сторон на меня с удивлением уставились налитые кровью глаза, с двух сторон нахмуренные брови и хриплое дыхание.

— Я виконт Риего Альваро де Рамирес, — пропыхтел один из нарушителей спокойствия, гулко стуча себя в грудь кулаком, — я убью этого заносчивого павлина, хотя он и является моим кузеном!

— А-а, храбрец Рамирес! — его оппонент хрипло рассмеялся, при этом опасно покачнулся и был вынужден левой рукой судорожно схватиться за край стола. — Что же ты, дражайший кузен, не сражаешься один на один? Помощничка позвал?

— Что?! — в один голос воскликнули мы с Рамиресом.

— Да я убью вас обоих! — рык виконта был подобен реву разъяренного льва.

— Эт-то я… убью вас обоих! — заикаясь, ответил кузен и нацелил острие своей шпаги мне в лицо.

К этому моменту мое раздражение против двух пьяных дураков было уже достаточно велико, чтобы превозмочь стремление решить конфликт мирным путем. Нацеленная же мне в лицо шпага, находящаяся в руках неконтролирующего себя субъекта, определенно переполнила чашу моего терпения.

Я перехватил левой рукой угрожающий мне клинок, благо, что мои видавшие виды перчатки еще позволяли это сделать, резко дернул его на себя и в то же время двинул кулаком начавшего заваливаться на меня противника под дых. С громким всхлипом тот согнулся пополам, выпустил оружие из рук и упал на пол.

Заторможенный вином мозг виконта Рамиреса еще не успел осознать случившегося, а я уже перебросил отнятую шпагу в правую руку и приставил клинок к его груди.

— Вот что, сударь! Сейчас мы с вами и вашим дражайшим кузеном выходим на улицу и улаживаем все наши конфликты в соответствии с дуэльным кодексом. Вперед! — я слегка нажал на шпагу, чтобы убедить оппонента в серьезности моих намерений.

Он зарычал от ярости, но послушно пошел впереди меня. Замыкал нашу маленькую процессию кузен Рамиреса. Он спотыкался на каждом шагу, не забывая при этом не очень связно ругаться: то грозился обрезать уши своему родственничку, то обещал удавить меня голыми руками и вернуть себе шпагу, то заявлял, обращаясь к какой-то даме, что она, наконец, все поймет, но будет поздно.

К вящему неудовольствию зевак, неизвестно откуда набежавших поглазеть на острое зрелище, дуэли не получилось. Мои противники с трудом держались на ногах, и фехтовать против них всерьез означало бы просто совершить убийство. Кузен виконта получил свою шпагу обратно, но при первом же движении завалился набок. Пытаясь подняться, он запутался в собственных ногах и снова упал на мостовую. Когда же он все-таки принял вертикальное положение, я ударил его кулаком в скулу. Горе-дуэлянт опять рухнул наземь и затих.

Виконт де Рамирес оказался чуть более стоек. А может, он просто меньше своего кузена выпил за ужином. Он дважды пытался провести какую-то неизвестную мне размашистую комбинацию, но двигался очень медленно, спотыкался и все время норовил потерять равновесие. Поэтому мне не составляло большого труда вовремя уходить с линии атаки, заставляя оппонента наносить уколы в пустоту. После того как он провалился во второй раз, я завершил нашу схватку двумя ударами кулака в живот и одним — по шее. Рамирес рухнул мне под ноги и затих.

Я крикнул слуг из «Серебряного оленя», и с моим эскортом обоих дворян перенесли на второй этаж в свободную комнату, где благополучно уложили спать. Пришлось успокоить смущенно топтавшегося в коридоре хозяина трактира, заявив, что если господа наутро откажутся платить, то их ночлег можно будет вычесть из моего жалованья. Так же, как и завтрашнее пиво для студиозусов. После этого повеселевший мэтр Пигаль отправился обратно на кухню, а я наконец-то добрался до своих мансардных апартаментов и с чистой совестью завалился спать.