Галия Мавлютова
Свет в окошке

Они столкнулись в дверях. Или она поскользнулась, или он случайно ее толкнул, не разобрать было, но когда девушка падала, Дмитрий успел подхватить ее на лету, мысленно подивившись и похвалив себя: «Расторопный, однако!» А еще Дмитрий приятно поразился, что это крупное тело оказалось вовсе не тяжелым и удобно разместилось на его руке. Более того, стало вдруг легко и хорошо, и откуда-то пришла радость, словно невесомое женское тело принесло долгожданное счастье. И еще Дмитрий понял, что девушка чувствует то же самое.

– Извините, ради бога. Я нечаянно! – поставив девушку на ноги, сказал он и улыбнулся.

– Это все каблук, – принимая устойчивое положение, виновато улыбнулась она в ответ.

Оба наклонились, рассматривая странную женскую обувь, тренд двадцать первого века, с виду здорово напоминавшую кандалы. Тяжелую монолитную платформу увенчивал мощный каблук, послуживший причиной потери равновесия.

– Я тоже был неловок, – слегка отстраняясь, смущенно пробормотал Дмитрий.

Они находились в вестибюле небольшого ресторана: девушку ждала компания подруг, а Дмитрий пришел на встречу с приятелем.

Оба с любопытством разглядывали друг друга, и каждый мысленно вспоминал радостное ощущение, охватившее обоих только что.

«Надо же, три минуты назад я и не подозревал, что подобное возможно. А оно не только возможно – оно есть, оно реально. Я чувствовал, я ощущал: счастье лежало на моих руках и было невесомо, как мысль, как эфир, как космос!» – подумал Дмитрий, продолжая держать руку на весу, словно собирался еще раз поддержать девушку, если та вдруг снова надумает упасть.

В ответ своим мыслям он увидел улыбку. И тоже улыбнулся. Ах, так она поняла, о чем он думает! Они опустили головы, чтобы еще разок полюбоваться на дивную обувь, едва не сломавшую девушке жизнь.

«А она не так высока, как мне показалось, мы с ней одного роста, это каблуки у нее такие. А как стройна, черт возьми!» – мысленно рассмеялся Дмитрий, осознавая, что не смеялся столь искренне уже несколько лет.

Все повода не было для смеха. Жизнь, стрессы, время безжалостно уплотнилось. Даже поесть толком некогда. А тут… пришел поужинать и случайно наткнулся на счастье. Или счастье наткнулось на него…

– Вы можете ходить? – спросил Дмитрий, касаясь локтя незнакомки.

Снова обожгло. Это не девушка! Молния. От нее исходит электрический заряд. Радостное чувство вновь охватило Дмитрия, он едва не задохнулся. Как трудно стало дышать, здесь явно душно.

– Включите кондиционер, пожалуйста! – крикнул он юноше, застывшему за барной стойкой.

– Работает, видите, как пашет, – с готовностью откликнулся тот, выскакивая из-за стойки и протягивая пульт, но Дмитрий только отмахнулся и чуть крепче сжал локоть девушки: – Вы здесь отдыхаете?

– Я Юля. Мы с девочками встречаемся. С курса, – пояснила она, заалев щеками, отчего стала еще красивее. – Мы всегда встречаемся перед Новым годом.

Новый год! Как только Юля произнесла эти слова, Дмитрий сразу заметил и праздничное убранство ресторана, и пляску огней, и даже ощутил волшебное волнение, которое охватывало его в детстве каждый раз с приближением этого чудесного праздника.

…Как прошел тот день, Дмитрий не запомнил, но закончился он в тот момент, когда они с Юлей обменялись визитками. Два дня пролетели как в тумане, и если бы дотошные опера из телевизионных сериалов, случись такое дело, попробовали бы выяснить, чем занимался в эти дни Дмитрий, они не смогли бы вытянуть из него ни слова. Ничего не запомнилось. Ни одного события не отложилось в памяти. Время слилось в одну тягучую минуту: сон, пробуждение, всматривание в самого себя и поиски энергетического баланса, плывущие мимо сознания незначительные события, люди без лиц и внешности. Одна сплошная серая лента. И лишь в крохотном уголке мозга угнездилось крепнувшее день ото дня воспоминание о случайной встрече в ресторане.

В какой-то момент Дмитрий осознал, что если вновь не ощутит в своих руках осязаемое счастье, то сойдет с ума. И позвонил. Странно, но она заговорила так, словно они расстались минуту назад, будто не прошла вереница тоскливых дней, – видимо, ждала звонка. Говорила спокойно, уверенно. Дмитрий почувствовал на лице улыбку. И забыл, что его ждут дела, посетители, встречи, разговоры, договоры, переговоры, что в приемной очередь из сотрудников, желающих разрешить, как всем им кажется, неразрешимые житейские проблемы, поздравить его – да, с наступающим, как водится, поздравить, да-да, спасибо…

Встретились они в том же ресторанчике – и друг друга там встретили, и Новый год, все одновременно. Заведение показалось родным домом, будто они бывали здесь уже по многу раз и непременно вдвоем. И снова забвение. О чем говорили, что послужило темой диалога – все скрылось за плотной завесой времени. Ни одного слова не запомнилось. И как-то само собой получилось, что вскоре они оказались вместе, и не только в постели, но и во времени.

Еще через несколько дней Дмитрий сделал Юле предложение. Состоялась свадьба, удивившая родителей с обеих сторон: уж больно разными были молодожены. Особенно мучился Дмитрий, не зная, как объяснить родным, что когда он держит в руках Юлю, ему кажется, будто он может перевернуть земной шар.

Обладание этим ловким женским телом вселяло ощущение вечности. Так будет всегда. Мужчина всегда будет любить женщину за то, что она спит вместе с ним, дарит ему свое тепло и делится своей душой. Недаром же говорят: ночная кукушка перекукует любую дневную. Юля охотно делилась собой, она была щедрой от природы. Дмитрий умиротворенно думал, что, не случись ему в тот благословенный день забежать в ресторанчик, ничего бы сейчас не было. А теперь у него все по-новому. Новая квартира, новая жизнь. Он женатый мужчина. Сразу забылись старые связи. С высоты семейного благополучия смешными показались встречи с женщинами, не приносившие, кроме физического, никакого иного удовлетворения. Почувствовав непреодолимую преграду, брошенные и забытые, эти женщины перестали звонить. Дмитрий снисходительно хмыкал: пусть у них тоже все наладится. Девчонки хорошие, они ни в чем не виноваты, просто с ними у него любви не было, а без любви нет счастья, он теперь это знает.

Жизнь устроилась благополучно: Дмитрий просыпался бодрым, полным идей и замыслов, и все у него ладилось и спорилось. Вскоре он получил новое назначение. Судьба явно баловала Дмитрия. Единственное, что смущало: назначение забрасывало семью в другой регион, а так не хотелось расставаться с нажитым местом, привычными связями и налаженными контактами. Но карьера манила новыми возможностями. Дмитрий ощущал в себе мощный приток энергии. Ничего страшного. И в других краях люди живут – не тужат.

Юля оказалась легкой на подъем. Быстро, без долгих уговоров согласилась на переезд. Родители распереживались, но как-то молча, почти без упреков.

Уехали. Улетели. Жаль было расставаться с родным городом, но перспективы манили. Чужбина обещала многое. Великий стимул гонит людей на заработки в леса, пустыни, в жару и зной, в снега и холод.

Глядя в иллюминатор, Дмитрий думал. Вот что значит судьба! Он ведь давно хотел уехать из города. Но если бы не женился, никогда бы не осуществил этот замысел. И теперь – в регион!.. Все стремятся в столицы, а он… Не совершает ли он ошибку? Но в конце концов, что сильно изменится-то? Не на целину же едет, не тайгу рубить. Будет, как и раньше, сидеть в офисе, в тепле. Вернуться всегда можно. И продолжить битву снова в родном городе.

Дмитрий с детства мечтал о высокой карьере. И всегда знал, что непременно станет статусным человеком. Попасть в элиту нелегко, но Дмитрий это сделает, а Юля, в этом Дмитрий был уверен, поможет ему взобраться на самую крутую вершину власти. Юля сумеет соорудить из быта надежный тыл, в котором можно будет отдыхать от праведных трудов, Юля, легкая в общении, понимающая и добросердечная, станет его верным помощником, утешением и талисманом. Откуда взялась такая уверенность, Дмитрий понять не мог. Но охотно поддерживал ее в своей душе – и это было приятно.

…В иллюминаторе плыли сказочные облака, их вид навевал думы легкие, позитивные, и будущее грезилось ясным и прочным. Юля нежно сопела сбоку, она немного устала от сборов, но все равно выглядела очаровательно. Дмитрий невольно залюбовался женой. Милая, сердечная. С ней хорошо. Даже сейчас, в самолете, она выглядит симпатичнее остальных женщин.

Подошла стюардесса, утомленная долгим перелетом; красивая, но веки припухли, белки глаз покрыты красными сеточками.

– Принести что-нибудь выпить? Чай, кофе? – спросила она.

– Чаю! – капризно произнесла сонная Юля, и Дмитрий почувствовал, что самолет стремительно падает. Несется вниз как сумасшедший. Откуда этот капризный тон?

– Будьте добры, чаю! – мягко уточнил он, и самолет резво взлетел вверх.

Дмитрий продолжал чувствовать неловкость, даже поежился. Стюардесса улыбнулась, с пониманием взглянув на него, и засеменила за чаем. Дмитрий повернулся к Юле: сидит, улыбается, мягкая, теплая, нежная. Просто показалось. Ну сказала и сказала. Может, что-то приснилось…

И Дмитрий успокоился, прислушавшись к гудению моторов. Ровный шум напомнил о собственном взлете. Скоро он станет главным. Лучше быть первым на деревне, чем последним в городе. Так бабушка говорила, причем повторяла это довольно часто, раз умная поговорка отложилась в детской памяти.

Снова возникла стюардесса. Она поставила чашки на столик и нерешительно предложила:

– Вам пледы положить?

В салоне было весьма зябко, но пледы никто не спрашивал.

– Давно пора! Чуть не закоченели тут у вас! – На этот раз помимо капризности в голосе Юли прозвучало явное высокомерие.

Дмитрия передернуло. «Черт возьми, да что это с ней? Как она разговаривает? Неужели не понимает, что ведет себя невоспитанно? Или она считает стюардессу прислугой – и потому не стесняется?..»

Дмитрий откровенно злился, недовольно поглядывая на Юлю из-под насупленных бровей. Положив плед на Юлины колени, стюардесса испуганно скрылась.

Что случилось? Дмитрий не узнавал свою жену. Они прожили вместе чуть больше года. За это время много чего произошло: устраивались в новой квартире, покупали мебель, оформляли кредиты, приглашали гостей. И все у них было по-человечески. Что же произошло? Может быть, Юля совсем не хочет жить в далеком незнакомом городе – просто так и не решилась признаться? А теперь ей страшно и она не может сдержать себя? Что?..

За окном все плыли и плыли пушистые облака.

– Ты мой свет в окошке! – сказала Юля своим обычным голосом, скинув плед с коленей. Теперь она проснулась окончательно.

Облака в иллюминаторе резко взмыли вверх. Самолет шел на посадку.

«Митенька, ты мой свет в окошке», – часто говорила в детстве бабушка. И Юля так мило повторяет эти слова.

Дмитрий нежно обнял жену. От знакомых с детства слов возникшее было отчуждение сразу пропало. Стало радостно, как тогда в предновогоднем ресторане – когда он увидел свою Юлю в первый раз.

…Позже он не раз вспоминал Юлиных родителей: обычные простые люди, без затей. Дали дочери высшее образование, чем безмерно горды, будто памятник при жизни себе поставили. Она вроде неплохо училась. Не высший свет, разумеется, но на людях держится, впрочем, «на людях» – громко сказано. Близкое окружение Дмитрия и Юлии составляли его и ее однокурсники, в разнородной компании часто сразу не поймешь, о чем идет разговор, кто ведет беседу. Все хором кричат, стараясь перекричать друг друга.

А в том городе, куда они так долго летели, все оказалось иначе. С первого дня стало понятно, что они попали в некое элитное общество, куда простых людей не допускают. Нужно было срочно перестраиваться, забыть об университетских привычках и привязанностях, а в разговорах тщательно подбирать слова.

Юля снова развернула бурную деятельность по устройству семейного гнезда. В казенной, ничем не примечательной квартире быстро навела уют, развесила картины и занавески, отмыла стены и потолки, чем очень удивила Дмитрия: он ни разу не видел, чтобы кто-то мыл потолки в квартире. С обустройством жилья справились быстрее, чем предполагали, теперь нужно было устраивать жизнь. По должности Дмитрию полагалась служебная машина. Водитель приезжал всегда вовремя, минута в минуту. К его приезду Дмитрий уже завязывал галстук. Оставалось только поцеловать жену и отправляться покорять карьерные вершины.

– Ты когда будешь? – однажды утром спросила Юля, и Дмитрий поморщился: снова этот капризный тон. – Мне надоело сидеть в этой тюряге!

– Что за тон, Юлия? – ужаснулся Дмитрий. – Какая «тюряга»?

– Здесь все – тюряга! – заявила Юля и расплакалась.

Дмитрий не стал ее утешать, спрашивать, что случилось. И это стало началом конца.

Он просто вышел из квартиры и аккуратно закрыл за собой дверь.

В тот раз он так и не поцеловал Юлю.

Вскоре их пригласили на прием по поводу очередного государственного праздника. Заодно местная элита решила посмотреть, кого же прислали им из центра страны для усиления вертикали. И Юля опозорилась: громко смеялась, ходила курить с кем попало, всех угощала жвачкой, изо всех сил старалась понравиться и подружиться. Но никто не пошел на контакт с новенькой: жены местных князьков хранили гробовое молчание, не делая даже попыток исправить ситуацию. Дмитрий сразу догадался, в чем дело. Юле всегда нравилось носить декольте. Грудь для обзора она открывала с полным правом: грудь у нее была роскошная – хоть в журналах размещай для всеобщего обозрения. До журналов Юля не добралась, а вот в провинциальном городе решила продемонстрировать свои женские достоинства с размахом, и ее не поняли. Провинция отторгла то, что пыталась предложить ей Юля. Местная знать хотела жить по своим законам. Приезжие красавицы региональным матронам не указ. Точка была поставлена.

Больше Дмитрия и Юлию никуда не приглашали. Вместе они нигде не бывали. Праздничные мероприятия по долгу службы Дмитрий вынужден был посещать в одиночку, скрываясь от жены.

Постепенно они стали меньше разговаривать. Юля больше не называла его «светом в окошке», да и Дмитрию не хотелось слышать от нее эти ласковые слова. Пусть лучше молчит, думал он, все сильнее раздражаясь. Дальше – больше: он уже не хотел есть приготовленный Юлей завтрак, стараясь съесть что-нибудь из холодильника и умчаться. Потом стал испытывать отвращение к совместным ужинам. На работе для руководящего состава готовились обеды и ужины на отдельной кухне. Повариху взяли из лучшего ресторана города, положив ей хорошую зарплату, и она стояла у плиты с раннего утра до позднего вечера – пока последний руководитель не соизволит отбыть домой. У начальства был довольно жесткий распорядок дня. Все работали допоздна, редко кто уходил в девять вечера: служебные машины подавались этак часу в одиннадцатом. Дмитрий быстро втянулся в рабочую упряжку, легко справляясь с нагрузками, он не задумывался, чем занимается Юлия все то время, пока находится на работе. Возвращался поздно, сразу валился в кровать. Интимные отношения они, правда, сохранили, но сближались молча, без слов, непонятно зачем. Утром по-прежнему молчали. Юля стояла у двери, провожая мужа растерянным взглядом. В субботу-воскресенье Дмитрий тоже пропадал на работе, питаясь непонятно чем и как, потому что в выходные дни повариха не работала.

Первой заговорила Юля, пытаясь выяснить, в чем она провинилась, но Дмитрий не смог ей ничего объяснить. Да и как, какими словами можно объяснить человеку, женщине, жене, что она ведет себя не по правилам этикета? Не то говорит, не так живет. А кто знает, как правильно нужно жить? То-то и оно! Нет, невозможно сказать, все слова в горле застревают. Ведь засмеет, когда услышит. Точно засмеет. Будет хохотать как сумасшедшая.

Юля была уверена, что у него появилась другая женщина. А у Дмитрия язык не поворачивался сказать, что Юля не умеет себя вести, употребляет жаргонные словечки; что она опозорила его, поставила под угрозу его карьеру. Что она мало читает, стихи не любит, в живописи не разбирается… Раньше он как-то не обращал на это внимания, а теперь будто упала пелена. Разве что квартиру неплохо обставила…

Так они прожили мучительные и долгие полгода. Затем Юля потихоньку засобиралась домой. Сначала под сурдинку, тихо, затем все громче и громче запросилась в Петербург, чему Дмитрий даже обрадовался. Ему хотелось пожить одному: понять, что же произошло с ним, почему жена вызывает в нем брезгливое отвращение. Нет, он не разлюбил ее, она по-прежнему была ему близка и дорога, он ценил Юлю как женщину и супругу, но не мог слышать, категорически не мог слышать, как она разговаривает. Неужели ее речь, замашки и наклонности там, в шумном суетливом Петербурге, были естественны и уместны, а здесь, в далекой провинции, стала видна истинная сущность человека? И сущность Юлина оказалась не очень-то…

Приняв окончательное решение об отъезде, Юля сразу повеселела, чем глубоко обидела Дмитрия. Он был уверен, что разлуку жена воспримет как испытание, но нет: ее глаза излучали свет – такой сияющий, такой ослепительный, что Дмитрий опасливо жмурился, словно боялся ослепнуть. Он проводил жену в аэропорт, где они молча и тоскливо ждали, пока начнется посадка. Потом помог донести сумку до регистрации и ушел не оглядываясь.

И опять потянулись дни, однообразные, монотонные, наполненные суетой. Пришлось самому следить за чистотой: Дмитрию предлагали домработницу, но он отказался, не пожелав чужого человека в доме. Юля изредка звонила – он тоже позванивал, но все по делу: как с квартирой, что со здоровьем? И еще поздравления, разумеется; поздравлял – вроде искал повод. А повод всегда находился: то религиозные праздники, то революционные, то обычные житейские даты – день рождения Юли, ее родственников, друзей. Общение короткое, но информативное.

Незаметно прошел год. Они по-прежнему считались семейной парой. Иногда Дмитрия тянуло к Юле, тогда он прилетал в Петербург без звонка, и Юля всегда была дома. Работу не нашла, да и не искала. Жила, как райская птичка, без забот, без хлопот. Дмитрий удивлялся такому образу жизни, но опять-таки мысленно, вслух ничего не говорил. Они сближались – наспех, как чужие, и тут же отворачивались друг от друга, словно их отбрасывало взрывной волной. Отчуждение очертило четкие границы: муж и жена перебрасывались словами, как теннисными мячиками, не впуская в себя другого, каждый мучился поодиночке. Вскоре поездки Дмитрия к жене стали реже, а после и вовсе прекратились. Дмитрий и Юля окончательно стали чужими.

А были ли они своими? – задавался таким вопросом Дмитрий. Зачем он выбрал себе такого неподходящего человека? Ведь никто не заставлял его жениться. Сам захотел расстаться со свободой, сам влюбился, сам очаровался, сам охомутался. А что Юля? Она, просто желая стать замужней женщиной, пошла на поводу его желаний? Или как? Дмитрий до сих пор не понимал, любила она его или нет. А так хотелось понять! Но просить об этом Юлю он не решался. Да если бы и просил, она наверняка ничего не ответила бы…

Иногда у Дмитрия появлялись другие женщины, но ни одна не стала по-настоящему родной: Юля по-прежнему оставалась единственной, волновавшей мужское воображение Дмитрия. Он часто вспоминал жену, в особенности по ночам, оставляя безнадежные попытки заснуть, перебирал в памяти разные кусочки из совместной жизни – их первую ночь, первую встречу – и явственно ощущал в своей руке тепло и энергию ее упругого крупного тела. Как наяву он ощущал, как это тело пульсирует, создавая впечатление чего-то надежного и мощного, будто в руки Дмитрия вмонтировали миниатюрную атомную электростанцию. С этим ощущением он быстро засыпал, и ему снилась Юля, которая во сне становилась совершенно другой – такой, какой бы он хотел ее видеть. Однако утром Дмитрий уже не помнил снов, а ночью все повторялось.

Время не стояло на месте. Монотонная череда дней, недель, месяцев делала свое дело. Жизнь, как паук, потихоньку плела паутину, постепенно затягивая человека в свои сети. Вскоре Юля стала уходить из снов Дмитрия. Природа брала свое. Женщины в его постели менялись, но Дмитрий относился к ним как к новогодним игрушкам. Трогал, гладил, забавлялся. Дарил подарки. Выполнял просьбы. Помогал, продолжая общение лишь с теми, кто понимал эту игру и не заходил дальше.

Со скуки увлекся охотой. Правда, животных не убивал – жалел. Однажды, когда при нем стали потрошить застреленного лося, Дмитрий мигом ретировался за угол охотничьего домика, и его вырвало. Охотники повертели пальцем у виска, и с того дня увлечение охотой прошло.

В его жизни больше ничего не было – лишь меркантильные женщины и любимые книги. Бывая в гостях у сослуживцев, Дмитрий наблюдал за бытом семейных пар, и ему не нравилось, как они живут: и дети не так ведут себя, и жены крикливые, и вообще все ни к черту. Зачем было огород городить? Если уж заводить семью, то по всем правилам, и жить так, чтобы хотелось завтракать и ужинать только дома, а не в ресторане или в роскошной, но все же офисно-казенной столовой.

Впрочем, его карьера неслась вперед на всех парусах, и Дмитрий был доволен собственной жизнью: все происходило еще лучше, чем он видел в мечтах. На своем участке работы он имел право строить планету по собственному разумению, именно так, как он хотел. Ему подчинялись. Беспрекословное подчинение окружающих доставляло Дмитрию высочайшее наслаждение, и он искренне не понимал, почему у них не сложилось с Юлей. Ведь она сначала тоже ему подчинялась. Была покорной, послушной женой, что же произошло с ним? С ней? С планетой? Как только Дмитрий в мыслях начинал сравнивать семейную жизнь с планетарным устройством, он мигом прекращал размышления на эту больную тему. Постепенно он свыкся с положением незадавшегося семьянина. Вроде женат, вроде и нет. Ни два, ни полтора. Друзья звали его с собой на гулянки с девочками, в бани, на шашлыки, в ресторанчик, но Дмитрий отнекивался: его вполне устраивало новое положение вещей.

Вскоре его повысили, что придало Дмитрию еще большей уверенности в своей правоте. Мечты сбываются тогда, когда четко соблюдаются правила, по которым следует жить. И Дмитрий целеустремленно шагал к новым высотам, не задумываясь о тех, кого оставил позади. Теперь он вполне трезво осознавал, что интеллектуальный уровень Юли не совпадает с уровнем его развития и им не следует далее сохранять прежнее положение. Он не настаивал на разводе по одной лишь причине: бракоразводный процесс мог повлиять на карьерный рост, что никак его не устраивало. Лучше все пока оставить как есть, а там будет видно.

Вместо охоты Дмитрий стал посещать спортивный зал: тренажеры, бассейн и гантели заменили ему семейный очаг. Максимальные физические нагрузки расслабляли, избавляя от нервного напряжения, давая возможность отключить мозг от неправильных мыслей. Дмитрий хотел полностью избавиться от негативных проявлений жизни. У него все хорошо. Он считается женатым человеком, у него есть должность с вполне приличным окладом – многим известным топ-менеджерам не удается достичь такого уровня зарплаты, хотя они очень и очень стараются. Он отказался от служебного автомобиля, пересел на новенькую сияющую «Ауди», приобретенную по случаю.

А небольшой городок между тем клокотал от напряжения: все незамужние женщины хотели сблизиться с Дмитрием, получив штамп в паспорте, урвав столь лакомый кусок, которым им виделся Дмитрий. Особенно были усердны и изобретательны совсем юные девушки: с детских лет они успели усвоить мысль о том, что главная цель жизни – окольцевать мужчину с толстым кошельком, убедить его не жалеть на женушку денег, и чем старше кандидат в мужья, тем лучше. Ведь законной жене в случае летального исхода благоверного много чего достанется, так что и при жизни супруга, и после ее завершения правильно вышедшие замуж дамы всегда при финансировании. И если в мегаполисе девичьи облавы на богатых мужчин остаются скрытыми от посторонних глаз, то в небольшом городке все тайное быстро становится явным.

Так что в один прекрасный момент Дмитрий потерял бдительность – и ему попытались накинуть удавку на шею: в него влюбилась девочка, случайная подружка из бара. Имя у нее было странное, новомодное – Пелагея. Сначала Дмитрию казалось смешным, что по квартире бродит обнаженное тощее существо и отзывается то на Пелагею, то на Пелю, то на Палашу, но потом смеяться расхотелось. Острые ключицы вызывали недобрые ассоциации. Растрепанные волосы навевали тоску и мысли о другой, красивой жизни, в которой нет лохматых истощенных женщин. Напасть по имени Пелагея к тому же оказалась со связями: ее отец был местным начальником дорожной полиции. Когда Дмитрий об этом узнал, у него недобро засосало под ложечкой. Этого еще не хватало. Грозный папаша и «Ауди» отнимет, и заставит жениться. С такими связываться опасно. Дмитрий подсчитал, в который раз приходит к нему тощая Пелагея. Получалось, что в седьмой. Это уже срок. Жениться на ней вредно для здоровья. С такой женой жизни не увидишь. Будешь только на нее горбатиться. Дмитрий невольно поймал себя на мысли, что он тоже стал использовать разные некультурные словечки. Совсем как Юля. Недаром говорят, муж да жена – одна сатана. Дурные привычки имеют свойство прилипать…

И тут вдруг Дмитрий остро ощутил бесполезность собственного существования. Что он делает в этой дыре, в этой квартире, с этой безумной девчонкой? Зачем она ему? Зачем он ей? Где-то вдали блистал огнями родной любимый город. В юности Дмитрий любил бродить по блоковским местам, шепотом читая стихи великого поэта. Блок для него был близким, своим, почти родственником, а не каким-то великим замшелым классиком. В голове застучали знакомые и любимые стихи:

И потихоньку вновь забрезжил таинственный огонек. Свет в окне. В петербургских окнах тихие лампады… Где-то внутри сознания зазвучал ласковый голос бабушки. Потом явственно послышался Юлин голос: «Ты мой свет в окошке, Митенька».

«Неужели нельзя было подсказать ей, подтолкнуть, дать томик стихов, вместе почитали бы что-нибудь? – подумал тут Дмитрий. – Она бы поняла, наверное. Да нет, нечего печалиться, интеллект на дороге не валяется. Его годами наживают, с детства, с ранних лет, когда малыш еще разговаривать толком не научился. Люди перестали понимать друг друга. Пелагея не понимает меня, но хочет стать моей женой. Ей мало честного секса. Она хочет получить мое сердце, хотя зачем оно ей, что она с ним станет делать? Понятно, что Палашка мечтает заграбастать мой кошелек. А ее папаша под дверью крутится, дочку подстраховать хочет. Почему он дал ей такое имя? Ненормальный. И дочка у него тоже с приветом…»

– Пелагея, собирайся! – крикнул Дмитрий, неожиданно вскочив с кровати. Он надел джинсы и рубашку, предварительно стянув ее с Пелагеи. И постарался как можно более доходчиво донести до девушки мысль о том, что их отношения не могут больше продолжаться.

– Нет, я не уйду из твоей жизни, я останусь с тобой навсегда! – выслушав его, с вызовом ответила Пелагея, и сосок ее крохотной грудки вздернулся и посинел, как плод молодой непривитой вишни; голое тельце покрылось сизыми пупырышками, на куцых ягодицах кроваво заалела витиеватая татуировка.

Пелагея ударилась в забастовку. Такой вот модный тренд. Нынче все бастуют. От мала до велика.

Дмитрий поморщился. Да, видимо, придется уехать из города. Хотя бы на время. Пусть все успокоится…

Послышался странный шум, на столе завозился загодя приглушенный телефон. Дмитрий усмехнулся. Венец торжества цивилизации – гаджеты. Раньше ему нравилось приобретать новинки – одним из первых овладевать дорогостоящим зарубежным эксклюзивом. Однако очень быстро это наскучило: первые модели ничем не отличались от последних, цена падала до смешной цифры, амбиции усыхали. Или все перестало радовать по другой причине?

Дмитрий поднес телефон к уху, услышал приветствие жены. Ответил ей, охотно и даже радостно.

– Мне нужен развод, – сказала Юля. И, помолчав, добавила: – Ты не один?

– Что ты? – ловко ускользнул от прямого ответа Дмитрий. – Что ты? Я согласен!

– Приезжай. Если мы договоримся, проблем не будет. Разведут в течение трех дней.

И гаджет усох, словно уменьшился в размерах. Дмитрий бросил его на стол. Гадкий предмет. Кто его придумал? Стрелять таких мало. Они заслуживают тройного расстрела.

– Палашка, пошла вон! – сказал Дмитрий и попытался посмотреть на себя со стороны. Ему не было стыдно. Правильный поступок оправдывает неправильное поведение. – Пошла вон!

– Я? Я! Я… Да как ты со мной… Да я тебе… я тебе такое устрою!.. – не ожидавшая столь хамских криков от мужа неведомой невоспитанной Юли, задохнулась Пелагея.

– Не надо, Пелагеюшка, пожалуйста, не устраивай… – устало попросил Дмитрий. – Найди себе ровесника. Оставь меня по-хорошему, ладно? Я желаю тебе счастья. Нового. Правда.

Пелагея словно оцепенела, стоя посередине комнаты. Она ожидала криков, разборок, оскорблений – и была к этому готова. А тут вдруг «пожалуйста»…

Пока она осознавала произошедшее, Дмитрий собрал по комнате ее вещи, молча вложил ей в руки. Пелагея очнулась, вскрикнула и побежала в прихожую. Какое-то время оттуда слышалось злое сопенье, вздохи, проклятия, затем глухо хлопнула дверь, и все стихло.

Дмитрий достал чемодан и побросал в него вещи. «Надо бы секретарям позвонить, пусть отпуск оформят недели на две; съезжу, разберусь со всей этой белибердой, вернусь другим человеком. Слишком затянулся период противостояния с жизнью».

…Развели их и впрямь быстро. Судья зачитывала решение, низко опустив голову. Дмитрий не смог разглядеть ее лица, как ни пытался.

«Почему у нас все судьи сплошь и рядом одни женщины?» – подумал он и слегка наклонил голову, пытаясь зацепиться за судейское лицо, но оно ничем не выделялось, абсолютно бесприметное, как застарелое пятно на плаще.

Судья все бубнила и бубнила, проглатывая окончания слов, а Дмитрий мечтал поскорее выбраться из очага правосудия. Наконец чтение закончилось. Развод состоялся. А зачем его затягивать? Супругам делить нечего. Все кредиты Дмитрий взял на себя. На совместную квартиру Юля не претендовала. Мебель и посуду она оставила Дмитрию, сославшись на то, что получила наследство от тети. Теперь у нее все есть, а чужого не надо. Дмитрия слегка покоробило это пресловутое «чужого не надо», но он справился с раздражением. Юля по-прежнему сильно раздражала его. Все в ней было противно: запах, цвет глаз, тембр голоса. А ведь давно не виделись, должен был соскучиться. Нет, время не все и не всех лечит – видимо, оно выборочно помогает, только по спецсписку и спецзаказу.

Оставшиеся после развода дни Дмитрий провел за пределами страны, уехав далеко, почти полтора американских перелета. И впервые остался в запредельном одиночестве, вновь обдумывая свое положение. Он так и не вывел причинно-следственной связи между своим браком и разводом. Не понял, почему так случилось, что Юля стала раздражать его, и это не было минутным капризом: Юля явно действовала ему на нервы. В суде она стояла чуть поодаль, словно боялась попасться на глаза. А он и не смотрел на нее, он судью изучал во время процесса. Все думал, а есть ли муж у женщины в мантии, и если есть, то какой он и кто? Простой парень с комплексами или, наоборот, сложный мужик, но без комплексов? Потом он перевел взгляд на секретаря суда и думал, что она скажет, если он спросит, замужем ли судья, ведущая процесс? Ничего не скажет, ее же с работы уволят за правду. Дмитрий вышел из зала суда с душой, обремененной новой тайной, даже не оглянувшись на Юлю. А она, наверное, смотрела ему вслед.

На берегу океана отлично думалось, вспоминалось. Все тончайшие подробности супружеских отношений, все нюансы Юлиного поведения во время брака, с начала знакомства и до самого конца, когда уже наступило муторное раздражение от всего, даже от звука ее голоса, – все, все встало перед мысленным взором Дмитрия. Океан шумел перед ним, перекатываясь по песку бурными волнами, оставлявшими пышную пену, напоминающую старинные кружева. И вдруг Дмитрий ощутил в себе свободу – ту самую, о которой мечтают сотни тысяч мужчин. Он свободен. Он может жить без обязательств. Никто никому ничего не должен. Хочешь лежать на пляже – лежи. Хочешь пойти в бар – иди. Хочешь валяться на кровати в номере – валяй! Твоя жизнь – ты сам за нее в ответе. Главное, что рядом никого нет, кого ты мог бы обвинить в иждивенчестве.

Женщины, приехавшие на океан в поисках женихов, любовников и случайных связей, скользили мимо, пытаясь зацепиться за него хотя бы взглядом, но Дмитрий оставался равнодушным к призывным песням самок. Каждая из них пыталась заинтересовать его своим нарядом, внешностью, состоянием кожи, макияжем. Последнее смешило больше всего. Он попытался победить тоску алкоголем – не получилось: по утрам тошнило, при виде бокала становилось как-то неуютно. В общем, это утлое прибежище для слабых вызывало противоречивые чувства. Спрятаться от жизни в бокале невозможно, слишком уж он тесен и хрупок. Лучше всего «оттягивали» гаджеты. Социальные сети поглощали уйму времени, уводя в сторону от депрессии. Возникала видимость диалога. Незнакомые люди клялись в вечной дружбе, предлагали любовь на годы, обещали райское наслаждение. Дмитрий теперь знал, что социальные сети специально придуманы для ухода от реальности. В них спокойнее и надежнее, чем в действительности. Никто не ударит, не плеснет кислотой в лицо, не заденет, потому что не дотянуться. Могут оскорбить, выматерить, унизить словом, но ведь это все нереально, игрушечно, понарошку.

Вернувшись, Дмитрий резко переиграл жизнь, сбросив карту карьеры рубашкой вниз. Отказавшись от высокой должности в провинции, он вернулся в Петербург. Здесь были друзья, родители. Здесь было легче жить. Он был дома. И снова начался бег по кругу. Утро, завтрак, служба, вечерние посиделки с друзьями. Но ряды компаньонов стали заметно редеть: многие из друзей были давно и крепко женаты. Нет, встречи с друзьями остались, но это были уже не те посиделки, как раньше. Они стали короткими, почти молниеносными, скорее дежурными, нежели дружескими, а вскоре и совсем сошли на нет, и Дмитрий остался один на один с загадкой собственной жизни. Постепенно боль от разлуки рассосалась. Дмитрий привык к холостяцкой жизни. Он снова получил повышение на работе. Его все устраивало: никто не дергает, он предоставлен самому себе. Свобода радовала. Основное время забирала карьера, остаток свободных минут Дмитрий тратил на социальные сети. На полях Интернета убивали, взрывали, дрались, отнимали и никто ничем не делился. Ни имуществом, ни добротой. Все хотели только отнять.

В соответствии со служебными инструкциями Дмитрию запрещалось участвовать в виртуальных дискуссиях, поэтому он лишь тихо умилялся многочисленным высказываниям сталинистов, демократов, либералов и просто отчаявшихся людей. Дмитрия забавляла душевная простота комментаторов. Неужели они не понимают, как глупо выглядят? Но даже этой забаве Дмитрий уделял слишком мало времени, которого катастрофически не хватало для карьеры: ну не тратить же его на безделушки?

Однажды у него произошел странный диалог с одноклассником, который пожаловался на супругу:

– Как она включит эту дурацкую музыку, то ли Глюкозу, то ли Галлюцинацию, с ума сойти можно! Сама уже стала, как галлюцинация. Разругались в пух и прах!

– Разве можно поругаться с женой из-за нескладной музыки? – Дмитрий с недоумением воззрился на приятеля.

Тот долго рассматривал Дмитрия, словно увидел его впервые в жизни.

– Да ты что! – воскликнул он наконец. – Да за эту музыку ее убить мало!

И отвернулся, вконец расстроенный, и лицо у него было какое-то озверелое. Да, этот запросто убить может. С таким-то лицом…

Дмитрий задумался. Муж злится на жену из-за музыки, а она злится на него за другие грехи, более основательные. Все чем-то недовольны: он музыкой, она еще чем-то – каждый видит в другом одни недостатки. Поневоле возникает раздражение. И ничего с этим нельзя поделать. «А если Юлю тоже во мне что-то раздражало? Наверное, она страдала из-за моей работы. Я редко бываю дома. Прихожу только на ночь. Всю жизнь и все мое время забирает карьера, но я не могу без этого. Если отнять у меня работу, я погибну».

Дмитрий загрустил. Давно его так не разбирало. Он вдруг посмотрел на свою жизнь с высоты будущих, еще не наступивших лет. «А что будет со мной через десять лет? Пятнадцать? – подумал он, уходя в мысли и выпадая из разговора. – Меня ждет полное отупение. Страшно. Неужели эти мелочи невозможно принять? Ведь и я чем-то раздражаю окружающих». Дмитрий сухо попрощался с приятелем, долго размышлял о сложностях современной жизни и вдруг понял, что он больше не хочет жениться. Ни на ком. И никогда. Пусть все будет как есть, как определила судьба. Он принадлежит самому себе, и этого достаточно. Честный налогоплательщик, законопослушный гражданин – разве этого мало? Можно оформить какое-нибудь ненавязчивое опекунство над сиротой, чтобы и времени как можно меньше тратить и совесть оставалась спокойной. Юлю он давно не видел, ничего о ней не знал, ведь они были из разных слоев общества и нигде не могли пересечься.

И снова потекли дни – иногда ровной рекой, чаще бурным потоком, и уже некогда было думать о прошлом и о несостоявшемся настоящем… Все у него было хорошо: работа, быт, встречи с друзьями, родителями, свидания с женщинами. Налаженная жизнь требовала контроля и дисциплины. Постепенно Дмитрий становился сухим и немного черствым человеком, о чем ему иногда намекали женщины во время редких свиданий, но он небрежно отмахивался: дескать, какой есть, тем и хорош. Любите меня таким, другого не дано. Он чувствовал себя счастливым.

…Перед Новым годом, в праздничной сутолоке, они снова столкнулись с Юлей в дверях, сразу узнали друг друга, замешкались. От неловкости положения она запнулась и пошатнулась, собираясь упасть, но Дмитрий снова ловко подхватил ее невесомое тело.

– Это уже становится привычкой, – сказал он, ощущая, как внутри его пляшет и радуется счастье – то самое, забытое, зацементированное временем и житейской суетой.

– Что? Наши предновогодние встречи? – сказала она, оставаясь лежать на его руке.

Он чувствовал, как ее тело вспоминает его ласки, отзываясь на тепло руки. Входящие и выходящие люди останавливались возле двери, забыв о предпраздничной спешке, недоуменно разглядывая странную пару, загораживающую выход, а они все продолжали диалог, словно находились на необитаемом острове.

– Нет, привычка падать при моем появлении, – засмеялся Дмитрий, крепче сжимая ее талию, не обращая внимания на столпившуюся публику.

– Это все из-за каблуков, я жертва моды, – улыбнулась Юля, и Дмитрий заметил в ней что-то новое; она стала другой за время разлуки. Такой он ее не знал: бывшая жена явно изменилась и, кажется, в лучшую сторону.

– Я думала, что мы встретимся в том ресторанчике, – сказала она, обхватывая рукой его предплечье: в таком перехвате они стали целым существом, и не различить было, где мужчина, а где женщина, настолько они были едины.

– Я тоже туда ходил каждый вечер, ужинал там, – смущенно признался Дмитрий, с радостью ощущая, как к нему возвращается жизнь в том виде и качестве, в котором она и должна существовать.

– И я каждый день, – призналась Юля. И захохотала, откинув голову. И этот смех больше не раздражал Дмитрия.

Он сильнее обнял Юлю, словно боялся, что ее у него отнимут, и не важно кто, люди ли, обстоятельства ли…

– Почему ты не звонила? – сказал он, вглядываясь в Юлино лицо, – оно светилось, как лампадка в ночи, как свеча в окне.

– Ты мой свет в окошке, Митенька, – сказала Юля бабушкиным голосом. – Я ждала, когда ты мне позвонишь. И дождалась!

Народу уже набилось много как с той, так и с другой стороны двери, но, несмотря на предновогоднюю суету, никто не осмеливался побеспокоить их, словно люди боялись нарушить что-то незримое, невесомое, и все терпеливо чего-то ждали. Ведь вряд ли кто-то осмелится погасить тот самый свет в окошке, который зажгла любовь.