Глава 15

31 декабря, когда хозяйки готовили салаты и накрывали на стол в ожидании гостей, Арина собрала чемодан и вернула ключи Зое Мухиной.

– Вот и правильно, поезжай домой. – Хозяйка квартиры даже не пыталась проявить сочувствие. – Москва не резиновая.

– Я еще вернусь! – Арина схватила чемодан и с вызовом вздернула подбородок. Бой еще не проигран, и она не собиралась отступать. Только возьмет временную паузу.

– Ну-ну. – Мухина насмешливо взглянула на нее и вытеснила за порог, захлопнув дверь.

Арина с досадой дернула на себя ручку чемодана – да так, что выдернула. Дешевая китайская подделка подвела в самый ответственный момент. Арина обхватила чемодан поперек и, пыхтя, потащила с лестницы. Да не удержала – чемодан покатился по ступеням, врезался в дверь Казимировны и раскрылся, выбросив на лестничную клетку нехитрые пожитки Арины.

– Кто ко мне ломится? – Казимировна выглянула за порог, с удивлением взглянула на ползающую по полу Арину. – Ариша, ты, что ли? А чего ты с вещами?

– Уезжаю, – с досадой рявкнула Арина, складывая обратно в чемодан стринги и косметику.

– Зойка выгнала? – посочувствовала соседка. – Прямо под Новый год? Вот бессердечная.

Только ее жалости Арине не хватало!

– И ничего не выгнала, я сама ушла! – Она собиралась уже высказать вредной старухе все, что о ней думает. Что теперь притворяться, если Казимировна уже никак ей не навредит? Арина уже открыла рот, когда соседка распахнула дверь шире и внезапно предложила:

– А хочешь, у меня поживи пока.

– Что? – Арина решила, что ослышалась.

– У меня хоть и тесно, но я с тебя денег не возьму. – Казимировна подслеповато сощурилась и улыбнулась, совсем как рязанская бабушка Арины. – Живи, пока не найдешь новую квартиру.

– Спасибо, – глухо выдавила Арина. Она не ожидала, что вредная старуха пожалеет ее, как родную. На миг закралась мысль – может, правда остаться?

И тут, словно почуяв ее сомнения, ожил мобильный.

– Доченька, я тесто на пирог поставила, – раздался издалека родной мамин голос. – Ты приедешь? Мы с бабушкой тебя ждем.

– Приеду, мама, – пообещала Арина. У нее еще оставалось время и она могла встретить Новый год дома.

– Спасибо вам, Любовь Казимировна. Но меня дома ждут! – Арина попыталась застегнуть чемодан, однако сегодня все было против нее – сломалась и молния.

– Возьми, Ариша. – Казимировна вынесла ей старый потертый саквояж – такой только в историческом кино снимать! Но деваться было некуда. Арина поблагодарила старушку за помощь, переложила свои вещи в допотопный саквояж, поздравила Казимировну с наступающим Новым годом и зашагала вниз по лестнице.

Вера Щеголькова заправила майонезом оливье в большом салатнике и взглянула на часы. Олег с Антошкой вернутся с детской елки через час, а пока есть время навести красоту. Новый год ведь!

Вера накрутила волосы на бигуди и как раз собралась смывать зеленую глиняную маску с лица, когда раздался звонок в дверь. Олег с Антошкой вернулись раньше! Не взглянув в глазок, Вера распахнула дверь и в изумлении уставилась на нежданного гостя. Славик Горемыкин, которого широкая публика знала как режиссера Гремиславского, окинул ее высокомерным взглядом и простуженным голосом сказал:

– Оксана Игоревна, а вы совсем не изменились. Вера дома?

«Какая я тебе Оксана Игоревна?» – хотела возмутиться Вера и уже открыла было рот, как почувствовала, что щеки стягивает глиняной коркой. Немудрено, что в таком виде – с глиной на лице, в бигуди и в поношенном халате – Славик принял ее за мать. Откуда ему знать, что мама вышла замуж за итальянца и теперь заправляет виллой на солнечной Сардинии?

– Подожди, позову! – рявкнула Вера, точь-в-точь как когда-то ее мама, недовольная тем, что одноклассник опять мешает дочке делать уроки и зовет гулять. А потом захлопнула дверь и бросилась в ванную смывать маску.

Гремиславский ошарашенно посмотрел на дверь, которая закрылась прямо перед его носом. Давненько он не сталкивался с таким оскорбительным приемом. С тех самых пор, как влюбленным старшеклассником приходил домой к Верке. Мать одноклассницы, пышнотелая, вечно в бигуди и велюровом халате Оксана Игоревна, его недолюбливала и за порог не пускала – хорошо, если выпускала к нему Веру. Вера была тоненькая, как тростинка, большеглазая, с толстой до пояса косой. Больше всего на свете Славик мечтал распустить эту косу, чтобы шелк волос стекал между его пальцев золотой волной. Но Вера не позволяла. А после школы у Славика началась новая, волнующая жизнь студента ВГИКа, в которой были доступные русалки с локонами всех цветов, и они как-то быстро оттеснили в тень его первую любовь. Вера осталась в прошлом, на школьных фотографиях, стала голосом в телефоне – по привычке Славик раз в год поздравлял ее с днем рождения, хвастался своими профессиональными достижениями, которые росли год от года, и быстро сворачивал беседу, когда Вера заводила речь о своей семейной жизни…

В ее последний день рождения, когда он звонил летом, Вера устало поведала о разводе. Тогда он не придал этому значения, а когда недавно Вера позвонила сама и попросила об одолжении – посмотреть ее знакомую, Славе вдруг захотелось увидеть саму Веру. Даже удивительно, что могло объединять его школьную любовь с амбициозной бездарностью по фамилии Змеющенко… Он обязательно расспросит ее потом, а пока Гремиславский смиренно стоял на коврике под дверью Веры и ждал, когда, тоненькая как тростинка, его школьная любовь шагнет за порог. И, чем Дед Мороз не шутит, вдруг в его жизнь вернется любовь – та, о которой он снимает кино. Он не влюблялся сам с тех пор, как оставил Веру в прошлом. Под Новый год даже циничным режиссерам хочется верить в чудеса.

Дверь распахнулась, словно приглашая в новую жизнь. Гремиславский с надеждой подался вперед и сразу же разочарованно отпрянул. На пороге снова возникла пышногрудая Оксана Игоревна, только уже без бигуди, в вечернем платье в пол, и взглянула на него глазами его возлюбленной.

– Вера?.. – Режиссер ошеломленно взирал на одноклассницу, которая с годами сделалась поразительно похожей на мать. Тростинка раздалась в груди и бедрах, превратившись в сдобную пышку. Золотые косы, остриженные до плеч и завитые на бигуди, топорщились кудряшками. Только глаза и улыбка на лице этой чужой женщины остались прежними – теплыми и ласковыми. – Ты постриглась?

– Ты хотел сказать, поправилась? – Вера понимающе улыбнулась и повела полными плечами. И от этого ее знакомого движения Гремиславский вдруг потерял голову, как мальчишка, шагнул к Вере и заключил в объятия.

– Верунчик! Я так соскучился по тебе, – горячо зашептал он, шаря руками по ее сдобному телу. – Дай мне второй шанс, Верочка!

– Я тебе щас в глаз дам! – раздался позади ревнивый рев, и Олег Щегольков отшвырнул Гремиславского от жены одним ударом.

– Не надо, Олег! – Вера встала между ними, закрыв режиссера спиной.

– Защищаешь этого кренделя? – разъярился Олег и замахнулся на Гремиславского детским подарком в жестяной банке на веревочке. – Я, значит, нашего сына на елку веду, а ты тут… с ним!..

– А кстати, – всполошилась Вера, отбирая у него подарок, – где Антошка?

– Во дворе ждет. Я его на горку обещал сводить. За ледянкой пришел, а ты тут…

– Олег, не говори глупостей! – Вера обняла мужа и жарко поцеловала.

А Гремиславский бочком протиснулся мимо них и побежал по лестнице вниз. Ему было совершенно очевидно, что он тут третий лишний.

Он так торопился, что чуть не сбил с ног рослую дамочку в лохматой лисьей шапке с корзинкой в руках.

– Куда прешь?! – возмутилась женщина, а из корзинки показалась крошечная сморщенная мордочка и тихонько тявкнула.

– Щенок! – Гремиславский умильно наклонился к корзинке. – Купили?

– Продаю. – Женщина посторонилась и хотела его обойти.

– Продайте мне! – неожиданно вырвалось у режиссера. – Всю жизнь мечтал о собаке.

– Этого уже обещала, – возразила дама с собачкой. – Хозяевам несу. Но у меня дома еще два щенка есть. Хотите посмотреть? – Она с жадным женским интересом взглянула на него. Гремиславский был уверен, что она не узнала в нем режиссера. Это ли не чудо, что он кому-то стал интересен сам по себе? Не как режиссер, не как знаменитость, как мужчина?

– Хочу. – Он протянул ей руку. – Вячеслав.

– А я Зоя. – Она счастливо заулыбалась и заторопилась. – Вы меня подождите, я щенка отдам и мигом вернусь.

Зоя взлетела вверх по лестнице, а Гремиславский прислушался и даже не удивился, когда услышал голоса Веры и ее ревнивого мужа, которые умилялись щенку и благодарили Зою. Случайных встреч не бывает. Пусть не вышло с Верой, судьба дает ему новый шанс на счастье. Зоя, конечно, грубовата и не красавица, зато она далека от киношной среды и ее обещанием сделать звездой в постель не затащишь. Придется проявить фантазию.

– А вот и я! – Зоя спускалась к нему с пустой корзиной, смело глядя ему в глаза, и хвост на ее лисьей шапке нетерпеливо подрагивал. – Поехали?

– Поехали! – Гремиславский взял ее под руку и почувствовал, как Зоя затрепетала. Не потому, что он известный режиссер, а потому, что он ей нравился сам по себе. Как когда-то давным-давно он, простой мальчишка, нравился Вере.

Гремиславский не загадывал, выйдет ли что-то серьезное из этого случайного знакомства. Но ведь Новый год, почему бы не попробовать?

– С Новым годом! С Новым счастьем! – Под волшебный бой курантов хрустальные бокалы со звоном встретились над праздничным столом, и каждый поспешил загадать заветное желание.

Полина с Иваном загадали одно на двоих. Как и Клара с Носовым – Егора выписали из больницы вечером, и Клара привезла его прямо к застолью. Мама, бабушка и сама Полина чуть не задушили его в объятиях – так живописно и по-писательски красноречиво Клара описала его подвиг и свое спасение. Теперь, поднимая бокалы с шампанским, мама и бабушка были счастливы счастьем своих девочек, и их желания были просты и извечны.

Отец Ивана впервые за долгие годы искренне радовался наступлению Нового года и верил в то, что новая цифра в календаре принесет долгожданные перемены к лучшему. Они уже начали происходить – здесь, в гостиной дома Полины, с кривоватой, но с любовью наряженной елочкой в углу, за столом с домашними кушаньями, за которым собрались самые близкие и те, кому вскоре предстояло стать одной дружной семьей. А Командор ничего не загадал, он просто лежал под елкой, как большая плюшевая игрушка, и радовался тому, что, кроме большого и сильного хозяина, у него теперь есть красивая и веселая хозяйка, с которой не соскучишься.

– Съешь оливье, сама делала. Впервые в жизни! – Клара положила салат в тарелку Носова.

И он оценил кулинарный подвиг своей любимой писательницы – дочиста смел салат и всем другим нахваливал.

– Полина. – Иван, волнуясь, протянул деревянную резную шкатулку. – Это для тебя.

Полина с трепетом взяла в руки шкатулку. Она была теплой на ощупь, а внутри лежало старинное золотое кольцо – с зеленым, как хвоя, изумрудом.

– Какое красивое! – Полина восхищенно замерла, не решаясь его примерить.

– Это кольцо бабушки Вали, – объяснил Иван. – Она хотела, чтобы я подарил его своей суженой.

– Суженой? – срывающимся голосом спросила Полина.

– Полина, ты выйдешь за меня замуж?

Мама громко ахнула. Бабушка расплескала шампанское. Отец Ивана с улыбкой смотрел на сына и его невесту. А Клара громко захлопала в ладоши, заглушая тихое «да» Полины.

Иван надел кольцо на палец Полине, и оно село как влитое. Кто бы сомневался? У Ивана не было никаких сомнений в том, что его выбор верный, ведь он сделал его сердцем.

– Поздравляю, сестричка! – воскликнула Клара, разглядывая кольцо Полины, и потянула за собой. – Пойдем, пошепчемся.

Войдя на кухню, писательница завороженно шагнула к окну, за которым кружила белогривая метель.

– Снег-то какой сказочный! – А затем повернулась к сестре и объявила: – Распишемся в один день, договорились?

– Если Иван согласится, – улыбнулась Полина.

– А чего ему не согласиться? По-моему, они с Носовым подружились! Поженимся в один день и будем дружить семьями. – Взгляд Клары мечтательно затуманился.

– Ты опять пытаешься спланировать жизнь наперед, как в новой книге? – шутливо нахмурилась Полина.

– Я же писательница, – лукаво глянула на нее Клара. – У меня это в крови. Но не переживай, сестричка, я вынесла урок из случая с Ариной. И подобного больше не повторится.

– Очень на это надеюсь.

В духовке подоспел бабушкин пирог с мясом и с капустой, и сестры, вытащив противень, переложили пирог на блюдо и понесли в гостиную. Почуяв запах мяса, Командор тоже подтянулся к столу…

На полпути пес остановился и обернулся к окну. За окном танцевала вьюга.

В круговерти снежинок вдруг проступило добродушное лицо старика с белой бородой, который с улыбкой смотрел в окно с высоты пятого этажа. Командор гавкнул, привлекая внимание людей к незваному гостю.

– Что, Командор? – Хозяин обернулся к окну, снежинки взметнулись, и старик словно отступил назад, скрываясь в метели. – Наверное, пирога хочешь?

Пес нетерпеливо завилял хвостом, разом позабыв обо всем остальном.

Хорошо, когда хорошие люди счастливы! Дед Мороз летел на волшебных санях, запряженных белогривыми лошадьми, над московскими крышами и над освещающими небо салютами. Время от времени он опускался ниже и заглядывал в окна. Раз в году люди забывали об обидах и невзгодах, впускали в свои дома праздник, а в сердца – надежду. Глядя на счастливые пары и любящие семьи, Дед Мороз чувствовал, как его сердце оттаивает под толщей льда, и вспоминал те годы, когда сам был юным и порывистым.

А вот и тот самый дом… Дед Мороз спустился к горящему окну, где в одиночестве коротала новогоднюю ночь седая старушка.

Мороз помнил ее смеющейся хохотушкой с черными косами. Тогда он и сам еще был мальчишкой, она притягивала его магнитом, а ее первый и единственный поцелуй еще долго горел на его губах ожогом – столь же сладостным, сколь мучительным. Мороз испугался этого огня и навсегда исчез из ее жизни, но продолжал наблюдать за ней – когда был в Москве, подлетал к ее окнам, а в Устюге заглядывал в волшебное блюдечко, катая по нему яблочко. Он видел, как она вышла замуж, родила сына, развелась с мужем и осталась совсем одна, когда сын вырос и уехал в дальние края.

До него донесся ее тихий смех. Она сидела за столом за открытым ноутбуком и беседовала с сыном и внуками. Пусть говорят, он не будет мешать. Только оставит поздравление на стекле…

Любовь Казимировна закрыла ноутбук и кряхтя поднялась из-за стола. Засиделись старые кости, пора дать им покой. Она мельком взглянула в окно, за которым взлетел фейерверк, и так и застыла. Не может быть! Это все старые глаза играют с ней злые шутки!

Казимировна водрузила на нос очки, подошла к окну и ахнула. Из причудливых морозных узоров на стекле складывался ее портрет – в молодости она была красавицей. А сверху знакомым размашистым почерком было написано: «С Новым годом, Любочка!»

– Чудеса! – пробормотала Казимировна и поднесла трясущуюся руку к губам, вспоминая, каким ледяным оказался поцелуй того смешного мальчишки на турбазе. Он еще написал ей новогоднее поздравление на горном склоне под окнами турбазы, а она все удивлялась – как ему это удалось. Как же его звали?

– Склероз! – пробормотала она. От ее теплого дыхания рисунок на стекле поплыл, превратился в бесформенные узоры, в которых уже было не узнать ни портрета, ни слов поздравления. – И маразм! – громко добавила она, ругая себя.

Привидится же такое! Ведь все взрослые знают, что чудес не бывает, а рисунки на стекле – просто обман зрения.

Казимировна выключила в кухне свет и заковыляла в комнату. На тумбочке ее ждал новый роман Клары Рассветовой – лучший подарок к Новому году.