Немецкий язык
Мы привыкли считать, что существует единый немецкий язык, и это кажется нам не менее естественным, чем, например, существование единого немецкого государства (а тот факт, что до 1871 г. его не существовало, а еще 30 лет назад оно было разделено на две части, вызывает у нас некоторое удивление). Тем не менее на протяжении очень долгого времени ни единого немецкого языка, ни единого немецкого государства не было. Баварцы, тюринги, швабы, франки, саксы, алеманны осознавали себя как близкородственные, но отдельные народы. В латинских источниках второй половины I тыс. н. э. часто встречаются германские слова, которые приписываются не немецкому языку, а языкам отдельных племен:
Si quis liberum occident furtibo modo et in flumine eicerit vel in tale loco eicerit, aut cadaver reddere non quiverit, quod Baiuwarii murdrida dicunt.
'Если кто-то исподтишка убьет свободного человека и бросит его в реку или в такое место, откуда не сможет вернуть труп, что баварцы называют murdrida' (Lex Baiuvaiorum, VI–VIII вв.).
Si quis homo hominem occiderit, quod Alamanni mortuado dicunt.
'Если человек убьет человека, что алеманны называют mortuado' (Lex Alamannorum, VII в.).
Обозначение theodiscus 'народный' (от древневерхненемецкого deota, theoda) в латинских текстах применительно к германским племенам начинает регулярно употребляться с IX в., а в текстах на собственно немецком языке это обозначение языка в виде diutisk (будущее deutsch 'немецкий') появляется у выдающегося ученого, просветителя и переводчика Ноткера около 1000 г. Немецкие земли впервые обозначаются этим словом около 1100 г. в «Песне о епископе Анно»; следует отметить, что выражение diutische lant, которое там встречается, – это именно множественное число, а не единственное, 'земли', а не 'земля'. Такое множественное число и продолжает употребляться на протяжении Средних веков, пока речь идет о самостоятельных небольших государствах, а не о единой Германии (в современном немецком – Deutschland).
Постепенно в каждом из таких государств вырабатывается свой стандарт – немецкий язык пражской канцелярии, немецкий язык венской канцелярии, немецкий язык саксонской (мейсенской) канцелярии. Однако с началом Реформации необходимость в унификации встала особенно остро. Мартин Лютер (1483–1546), взявшийся за перевод Библии на немецкий язык, сразу осознал, что для того, чтобы быть понятым, он должен пользоваться как можно более простым немецким языком, не подверженным латинскому влиянию. Вот как пишет он об этом в своем «Послании о переводе» (1530):
Не надо, как делают эти ослы [сторонники Папы Римского – А. П.], спрашивать у латинских букв, как следует говорить по-немецки. Об этом надо спрашивать у матери в доме, у детей на улице, у простого человека на рынке, смотреть им в рот, как они говорят, и так и переводить. Тогда они поймут и заметят, что с ними говорят по-немецки.
Однако проблема, с которой он столкнулся, заключалась в том, что ему предстояло выбрать, на каком из вариантов немецкого языка писать, ведь единого стандарта не существовало. В одной из своих «Застольных речей» он говорит:
В Германии есть множество диалектов, то есть говоров, так что люди в 25 милях друг от друга не могут понять друг друга. Австрийцы и баварцы не понимают тюрингцев и саксонцев, а особенно нидерландцев. Ja, jutha, ju, ke, ha – все это способы выражать согласие, их множество, и все разные. Арнольд и Эренхольд, Арнольф и Эренхульф, Ульрих и Хульденрайх, Лудольф и Лойтхульф…
Правда, прямо перед этим Лютер не удерживается от оценочных суждений:
Южнонемецкий язык – это неправильный немецкий язык. Он забивает собой весь рот и грубо звучит. А саксонский язык звучит тихо и нежно.
Лютер утверждает, что язык, которым он решил воспользоваться в переводе Библии, – не его «изобретение». Он подчеркивает, что употребляет язык саксонской канцелярии:
У меня нет отдельного, особого, собственного немецкого языка. Я пользуюсь общим немецким языком, чтобы меня понимали и южные немцы, и нидерландцы. Я говорю, как это принято в саксонской канцелярии, которой следуют все князья и короли Германии. Все имперские города и княжеские дворы пишут по образцу саксонской канцелярии нашего князя. Поэтому это и есть общий немецкий язык.
Следует признать, что Лютер здесь лукавит: к моменту, когда он переводил Библию на немецкий, язык саксонской канцелярии был еще очень далек от всеобщего распространения. Однако это утверждение стало чем-то вроде самоисполняющегося пророчества: авторитет Мартина Лютера и его переводов способствовал тому, что восточносредненемецкий диалект, которым пользовалась саксонская канцелярия, действительно лег в основу немецкого литературного языка.
Роль Лютера в формировании немецкого литературного языка по-разному оценивается разными исследователями. Романтический взгляд, восходящий к Якобу Гримму, ставит реформатора очень высоко: принято считать, что он фактически стал создателем немецкого литературного языка. Более современные германисты обычно относятся к этому мнению с легким скепсисом, подчеркивая, что один человек, даже выполнивший перевод Библии, но не оставивший после себя авторитетных предписательных грамматик, мог разве что задать направление движения, но не создать литературный язык. В любом случае лютеровский перевод Библии оказался очень влиятельным и популярным: с 1522 по 1533 г. вышло 85 изданий Нового Завета, а полный перевод Библии, изданный в 1534 г., за последующие 50 лет разошелся в 100 000 экземпляров.
Однако если бы Лютер только взял и выбрал один из существующих диалектов на роль литературного стандарта, едва ли стоило бы говорить о нем в этой книге. Однако он действовал куда более тонко: не просто использовал саксонские формы, но и подмешал к ним в удачной пропорции формы других диалектов, так что каждый находил в его Библии что-то свое и мог без особого недовольства перенять его язык. Особенно активно он ориентировался на юго-восточные (баварские) диалекты: например, из пары дублетов dicke / oft 'часто' он выбрал второе слово, чуждое лично ему, поскольку оно было представлено в баварских диалектах; на тех же основаниях Лютер сделал выбор в пользу второго варианта и в парах Minne / Liebe 'любовь' (а старое слово Minne сейчас осталось только в обозначении средневековых поэтов-миннезингеров и их творчества, которое называется миннезанг), brengen / bringen 'приносить' и так далее.
Смешанный характер немецкого литературного языка, легко вбиравшего в себя формы разных диалектов, виден и по сей день. Так, в южнонемецких диалектах в словах с прагерманскими сочетаниями звуков *-ukj– и *-ugj– гласный u не переходил в более передний ü под влиянием последующего j, а в средненемецких и северных диалектах – переходил. Это легко заметить, если посмотреть на географические названия: в Австрии, далеко на юге немецкой языковой области, мы находим город Инсбрук, а севернее, в Германии и в Бельгии, – города Саарбрюккен и Брюгге, при том что названия всех этих населенных пунктов восходят к германскому обозначению моста. В немецком литературном языке это слово звучит как Brücke, из чего видно, что южнонемецкий вариант был отвергнуть в пользу средненемецкого.
Но выбор не всегда делался в пользу средненемецкого варианта. Например, 'рюкзак' по-немецки будет вовсе не *Rücksack, как можно было бы ожидать, а Rucksack – и это несмотря на то, что буквально это 'наспинный мешок', а спина называется Rücken. Дело в том, что рюкзак – по своему происхождению альпийское снаряжение, а горные диалекты – это как раз те самые южные диалекты, где на месте прагерманского *-ugj– сохраняется u.
Еще один интересный пример – слова drücken 'нажимать' и drucken 'печатать'. Этимологически это одно и то же слово, происходящее от прагерманского *þrukjan; но поскольку книгопечатание в начале своего существования в XV в. в основном было распространено на юге, в тех местах, где перехода u в ü в сочетании *-ukj– не было, в терминологическом значении и закрепился вариант с u, тогда как в более общем значении 'нажимать' в немецком литературном языке сохранился средненемецкий вариант.
Все это наглядно свидетельствует о том, что созданная Мартином Лютером искусственная языковая система – средненемецкий с вкраплениями других диалектов тогда, когда это необходимо, – продолжает успешно функционировать вплоть до сегодняшнего дня.
