Глава 12
Открыв эту тайну, а вместе с ней и тяжелую крышку бункера, Маргарет еще долго не могла прийти в себя. Спустившись вниз, она обнаружила небольшую, темную, холодную комнатку со спрятанным за ширмой подобием канализации напротив лестницы слева и с исходящими прямо из смежной стены четырьмя крупными заржавевшими цепями. Стены были заставлены различными консервами и банками с какой-то пищей. На полу лежали матрац и пять теплых пуховых одеял. Рядом с этой импровизированной кроватью лежала стопка перевязанных кнутом толстых старых тетрадей. Поговаривают, что тогда к Маргарет и пришла эта жуткая, заставляющая стынуть кровь в жилах идея.
Присев сверху на расправленные одеяла, она принялась развязывать веревку, крепко сдерживающую, казалось бы, рвущиеся на волю чьи-то бушевавшие мысли. К своему великому удивлению, она обнаружила тот же самый кривой и плохо разборчивый почерк на итальянском. Тетрадей было ровно сорок, как и лет, которые дедушка Маргарет прожил в одиночестве.
Усевшись поудобнее, девушка с нескрываемым интересом начала читать. Не ощущая ни чувства голода, ни желания спать, она проглатывала страницу за страницей, все больше понимая тайну, ставшую причиной распада семьи. Все больше она понимала и своего деда – и находила с ним много общего: в его мыслях, рассуждениях, то, как он писал, то, что он чувствовал. Не замечая, как граница между реальностью и потусторонними рассказами дедушки стирается на ее глазах, погруженная в сочинения сицилийца, девушка уснула.
Один мой знакомый журналист утверждает, что когда дневники Маргарет были найдены, то самым первым, что там было написано, была благодарность ее дедушке за «желание начать писать собственную жизнь», мол, это он вдохновил ее описывать все, что произошло далее. Но дневники Маргарет запретили к публикации после семи скандальных статей, закрепивших уверенность в жителях города о сумасшествии женщины. Дневники были изъяты из рук журналистов федеральными властями и, по утверждению одних, были помещены в особый секретный архив; другие же заявляют, что письмена были уничтожены, сожжены. До сих пор нет достоверных фактов, подтверждающих хоть одну из версий, но легенда эта до сих пор порхает в воздухе над нашим не успокаивающимся городом; самый лакомый кусок для любого из журналистов – это обнаружить дневники погибшей Маргарет.
Не нашли также и дневников Лукаса Агостини. Все, что я описал, было со слов его внучки в тех провокационных статьях, что вездесущие журналисты таки успели опубликовать. Поговаривают, что Сицилийка, как ее негласно стали называть уже после смерти, боясь вслух произносить ее имя, запрятала куда-то эти дневники и нарочно не упомянула об этом на страницах своих записей, оставив на закуску народу еще одну покрытую мраком загадку.
Итак, Маргарет, проснувшись на следующее утро и обнаружив себя в темном холодном помещении, поднялась наверх, и как вы думаете что, месье Шварц? Нет, она не пошла обратно в дом, не кинулась бежать прочь, она плотно закрыла дверь сарая, затем закрыла дверцу погреба изнутри, а потом опустилась вниз и, по разным источникам, провела там около недели, зачитываясь безумными откровениями своего спятившего дедушки.
Выйдя на свет энное количество дней спустя, ослепленная и преображенная мрачной серьезностью, Маргарет лишь слегка прикрыла рукой глаза от яркого солнца и, пошатнувшись от глотков опьяняющего свежего воздуха, поплелась к зданию вокзала. В голове у нее роилось безумное количество самых изощренных мыслей, сводивших ее больное воображение с ума. Вернувшись домой, в свою съемную квартирку, она обнаружила письма от ее взволнованных коллег, подсунутые под дверь. В тот день Маргарет, появившуюся на работе как ни в чем не бывало, уволили, а ее столик отдали какому-то ехидно улыбающемуся клерку. Развернувшись на высоких каблуках, ни капли не расстроенная, она вышла из офиса и уверенной походкой прямиком зашагала к общежитию, где жил ее бывший возлюбленный.
Подкараулив его, она увидела весело шагающего и, к огорчению женщины, не убитого горем потери Мартина Криси, с самодовольной улыбкой на лице и без капли сожаления.
Одна женщина внутри Маргарет расстроилась, снова чувствуя дикую боль, царапающую ее вздымавшуюся от частого дыхания грудь. Напуская на свои медового цвета глаза полупрозрачную пелену слез, другая Маргарет, закрыв веки девушки, открыла их полностью почерневшими и лихо мерцающими дьявольскими огоньками.
Решение было принято. Окончательно и бесповоротно.
