Дмитрий Казаков. Адский червь

Генерал Макалистер был лыс, краснолиц и пучеглаз.

Мощный голос и привычка лупить по столу пудовым кулачищем объясняли намертво прилипшее к нему прозвище Тихоня.

Семен, хоть и служил в Управлении стратегической информации с начала войны, то есть более двух лет, сталкивался с высоким начальством не так часто, ну а уж в кабинете у него и вовсе находился впервые…

Оно и не по чину простому капитану.

Так что Семен нервничал, ожидая, когда очередь дойдет до него.

Совсем не успокаивало и то, что в соседнем кресле развалился его непосредственный командир. Майор Компрадор-Санта-Мария де ла Крус славился не только объемом пуза, но и отсутствием характера, а также готовностью похоронить кого угодно ради собственной горячо любимой кастильской задницы.

Он не упускал случая поименовать себя испанским дворянином, хотя чванливые идальго вряд ли бы стали гордиться таким потомком. Конкистадора или дуэлянта майор напоминал меньше, чем дистрофик грузчика, разве что во всякого рода интригах был экспертом не хуже предков.

– Раз уж вы позволили себе так обосраться, то хотя бы не мажьте дерьмом остальных! – закончил генерал длинную тираду, обращенную к крепкому, щеголеватому полковнику из шифровального отдела.

«Вот сейчас меня и смешают с этим самым дерьмом», – подумал Семен, глядя как полковник, за пятнадцать минут потерявший лоск и уверенность и даже вроде бы постаревший, бредет к своему месту.

– Так, что у нас дальше… – Макалистер отхлебнул из бокала коричневой жидкости, похожей на чай: что именно он пьет, никто не знал, и по управлению ходили легенды; в банальных версиях упоминались виски и ром, в изощренных – специальным образом приготовленная кровь бржудов. – Отдел семантических исследований, майор де ла Крус…

Семен облизнул пересохшие губы, отогнал искушение юркнуть под стол.

В конце концов, он не кадровый военный и оказался тут, в общем, случайно…

– Да, мой генерал! – Майор выскочил из кресла, как жирный чертик из табакерки. – Сегодня мы представим окончательный доклад по проекту «Адский червь»!

Названия самозваный дворянин любил звучные, броские, а термина «нелепость» в его словаре не имелось.

– Моим содокладчиком будет куратор проекта капитан Буряков.

Ну, все, деваться некуда… Семен поднялся, вытянулся, стараясь хотя бы на миг выглядеть не штатским хлыщом в военной форме, а настоящим офицером, достойным стандартов УСИ.

Генерал сморгнул, наверняка подгружая в оперативку досье на капитана, о котором до сегодняшнего дня если и слышал, то мельком: уроженец Архангельска, выпускник МГУ по специальности «ксенолингвистика», автор пяти монографий по семантике и когнитивной структуре бржудского языка, призван тогда-то, уровень допуска такой-то, в докладах отдела внутренней безопасности характеризуется таким-то образом…

Каким именно образом, знать Семен не мог, но надеялся, что все у него в порядке. Особо выдающимся порокам он не предавался, говорливостью не отличался, контактов с агентурой противника на Земле, если таковая вообще существовала, не имел.

– Докладывайте, – велел Макалистер. – Посмотрим, что вы там придумали.

С разных сторон донеслись негромкие смешки.

Офицеры прочих отделов полагали семантистов дармоедами и бездельниками – занимаются непонятно чем, а жалованье, награды и прочие блага получают на общих основаниях.

Ощущая, что у него вместо ног деревянные ходули, Семен вслед за командиром прошагал вокруг стола и оказался сбоку от генерала, непосредственно перед проектором: тот покажет то, что докладчик будет подгружать собравшимся офицерам, напрямую. Дублирующий канал передачи информации – просто на всякий случай.

– «Адский червь»! – с улыбкой объявил майор де ла Крус, на чем счел задачу выполненной и отступил в сторону.

Семен откашлялся и принялся докладывать.

Нервозность уменьшилась, когда он погрузился в хорошо известную ему область. Подгружал графики и таблицы, красочные, максимально упрощенные, чтобы их могли воспринять офицерские мозги, не искушенные во всякой лингвистической и когнитивной хрени. Термины вроде «конвергенции языкового и неязыкового мышления» или «структурного прайминга» встречались, но ровно в той мере, чтобы сообщение выглядело наукообразно. Экзотическая приправа для блюда из обычной курятины.

– Вы закончили, капитан? – спросил Макалистер, когда Семен замолчал.

– Так точно.

– Тогда давайте-ка уточним, что именно за чертову мутотень вы тут напредлагали. Собираетесь внедрить в активный лексикон бржудов слово, заменяющее обычное «да»?

– Заменяемая лексическая единица в языке противника имеет куда большую семантическую нагрузку, чем в нашем. Каждое предложение бржудского должно быть маркировано позитивно, негативно или вопросительно с помощью специальной частицы, как если бы мы вставляли «да», «нет» и «нет уверенности» в начало…

– Не выделывайтесь, капитан! – взревел генерал, шарахнув кулаком по столешнице. – Вы тут не телке мозги пудрите, чтобы за титьки ее полапать!

– Эй, капитан, вы не заснули?! – Голос Макалистера шилом вонзился в ухо.

– Виноват. – Семен обнаружил, что бессмысленно пялится в стену рядом с окном. – Да, мы предлагаем заменить бржудское «да» на что-то вроде «нема базара», «зуб даю», «мамой клянусь». Смысл, в общем, тот же, но второе намного длиннее первого, а поскольку бржуды, включив это слово в лексикон, будут вынуждены пользоваться им в каждом утвердительном предложении, причем не только вслух, но и в мыслях…

– И это замедлит скорость их… э… ментального процесса? – Генерал оглянулся на проектор, замерший на финальном графике, что походил на симпатичную горную систему с пиками разного цвета.

– Так точно. Эксперименты, проведенные нами на подопытных из числа обитателей кейптаунского лагеря для пленных и интернированных лиц, дают однозначный результат.

– А внедрить это слово предполагается?..

– С помощью бржудского аналога Поля. Мы сделаем это словечко модным. Спутники-вещатели, что используются в данный момент почти исключительно для пропаганды, начнут транслировать специально подготовленные ролики, аудио и видео. Совершенно безобидные, но при этом содержащие новое слово в понятном контексте.

– Бржуды станут не только говорить с помощью этого самого «нема базара, зуб даю», но и думать, в том числе и пилоты боевых кораблей, командиры и даже навигаторы. – Голос Макалистера звучал тихо и задумчиво, а наморщенный лоб выдавал, что за ним шевелится нечто похожее на мысль.

– Так точно, – вновь подтвердил Семен. – Справка аналитического отдела находится в приложении. Прогнозируется увеличение потерь истребителей, крейсеров и прочих средств активной космической войны противника на три-пять процентов при сохранении ТТХ для обеих сторон на том же уровне.

– И для этого нужен всего лишь объем трафика на вещатели?

– И ресурсы на создание роликов, – влез майор де ла Крус, начавший опасаться, что лавры заберет подчиненный.

– Хорошо. Вы сумели меня удивить, капитан, – сказал генерал, издав не привычное гневное рычание, а нечто вроде одобрительного хрюканья. – Оставьте материалы. Решение по вашему «Червю» будет принято в понедельник, как и по бюджету вашего отдела на следующий квартал… Так, что у нас дальше?

К своему месту Семен не шагал, а практически летел на крыльях облегчения и радости. Даже неприязненный взгляд майора, что жег спину через мундир и рубаху, не мог испортить настроения.

Бар «Черчилль» был велик, но темен и грязноват.

Увидев вывеску, обсиженную мухами и обтрепанную ветрами еще в те времена, когда жил политик, давший заведению имя, случайный прохожий наверняка покрутил бы головой и пошагал бы дальше. И совершил бы большую ошибку, поскольку внутри смешивали изумительные коктейли, а также наливали хорошее пиво, и по смешным для столицы ценам.

Распоряжался в «Черчилле» ушедший на пенсию растаман по имени Боб. От прежних времен у него осталась прическа в виде вороха дредов, а также любовь к цветастым вязаным шапочкам.

Семен задержался на работе из-за доклада по «Адскому червю», и когда приехал в бар, тот оказался полон. От двери махнул Бобу, что ухитрялся одновременно наливать пиво, трясти шейкером и беседовать по душам с лежавшим мордой на стойке чуваком в дорогом костюме.

Атмосфера в «Черчилле» царила обычная субботняя.

Пару раз пожав по дороге руки, получив с полдюжины хлопков по плечу и услышав несколько приветственных окриков, Семен протолкался наконец через толпу. Вздохнул с облегчением и плюхнулся на свободный стул около углового стола под портретом Черчилля в гусарской форме.

Под ним по выходным обычно собиралось «архангельское землячество», а на самом деле компания приятелей, которым повезло родиться в одном городе и даже учиться в одной школе.

Антон и Сашка были на месте, но помимо них присутствовал лобастый обладатель новенькой формы штурмового пехотинца, как раз опустошавший бокал «огненного цветка». Фирменный коктейль Боба не только выглядел красиво, но и взрывал мозг, оставляя при этом в глотке слабенький фруктовый привкус без намека на алкоголь.

– Колян? – недоверчиво сказал Семен, вглядываясь в лобастого. – Ничего себе! Откуда ты взялся?

Поле, информационная сеть, пронизывающая и окутывающая планеты, обжитые человечеством, с началом войны оказалась слегка обрезанной. Почикали в том числе возможность автоматически отслеживать местонахождение друзей и знакомых, поскольку сведения эти для слишком многих стали очень-очень секретными.

– Сюрприз, – усмехнулся Антон, маленький и неприметный, тоже лингвист, но специалист по новому эсперанто, ныне редактор в каком-то армейском новостном листке. – Он мне брякнул вчера, сказал, что будет в столице нынче. Мог ли я упустить шанс?

– И я не мог! – Колян шарахнул по столу опустевшим бокалом, заморгал враз начавшими косить, осоловевшими глазами. – Здорово, братан, тысячу лет не виделись! Как дела на фронтах?

Вопрос этот за годы войны стал чем-то вроде приветствия и вызвал обычные смешки.

Конфликт с бржудами отличался от прочих войн, что случались в истории человечества. Бои шли одновременно в десятках звездных систем в разных уголках галактики, ничего похожего на «фронт» здесь и в помине не было, а общую картину имели разве что высокопоставленные шишки из армии, правительства и секретных служб.

Первый год простой народ надеялся, что будет получать что-то помимо официальных сводок, напоминавших стул больного запором, и диких слухов, что, наоборот, отличались мощью и содержательностью поносных струй…

Ну а потом люди начали стебаться.

– Враг бежит перед нашими мощными оборонительными линиями! – выдал Семен один из традиционных ответов и пожал лапу Коляна. – Какими судьбами в наших краях?

– Сам видишь, призвали, – отозвался тот, оглаживая рукав черной гимнастерки. – Отпустили в увольнение перед отправкой… Туда, ну… ведь понимаешь, куда именно. Завтра стартуем к дальним звездам, незнакомым планетам…

Колян бодрился, даже улыбался, но было видно, что ему не по себе.

Да, война гремела вроде бы где-то далеко от метрополии, и сражались в основном бездушные железяки, от крохотных, размером с пчелу, до огромных, с раскормленный астероид. Ощущалась больше как напрягающий, суровый, но все же фон, а не повседневная жестокая реальность.

Но похоронки на Землю приходили. О том, сколько точно, не знал никто, но немало, и все больше становилось тех, кто потерял близких.

Ну а штурмовую пехоту бросают туда, где надо брать врага за глотку руками без перчаток, и потери в ее рядах ничуть не меньше, чем в истребительных частях космофлота или в подразделениях биозачистки.

– Ладно вам, – вмешался Сашка, улыбчивый бабник, выходец из семьи рабочих, сделавший карьеру в МИД и навестивший за последний год больше экзотических планет, чем тот же Колян увидит за всю жизнь. – Давай лучше выпьем… Где там Боб и наше пиво? Мы и на тебя взяли, Семен.

Хозяин бара материализовался у стола прямиком в этот момент, словно выскочивший из лампы джинн. Тряся дредами и бормоча себе под нос, он принялся сгружать с подноса кружки, наполненные янтарным элем.

– Хорошего вечера, – пожелал Боб, и испарился.

Пиво вошло хорошо, настолько хорошо, что они повторили заказ, а потом занялись коктейлями. О серьезных вещах забыли, разве что Колян поинтересовался местом службы Семена, на что тот озвучил утвержденную «наверху» легенду. Переводчик с бржудского в Управлении стратегической информации. В общем-то даже не очень далеко от истины…

Потом к ним за стол подсел кто-то из знакомых по «Черчиллю», ему представили Коляна, пришлось выпить еще, за знакомство. Появились девчонки, Боб врубил музыку погромче, бодрые ямайские мотивы, что ложились на мозг не хуже, чем дельта-ритмы глубокого сна.

– Ну что, пора на охоту? – проговорил Сашка, склонившись к самому уху Семена, чтобы его было слышно. – Пощиплем цыпочек за их пышные бедрышки и яркие перышки.

– Это что? Стихи? – недоуменно поинтересовался Сашка, и Семен понял, что прочитал вслух просочившиеся в мысленный поток строчки.

– Э, да… – отозвался он. – Тань Аошуан… стихотворец такой… современный…

Интересоваться литературой в последнее время стало модно, в Поле буквально за год возникло несколько оригинальных поэтических школ, и никто не удивлялся, услышав рифмованные строки в общественном месте…

Но еще минуту назад Семен и не думал про Тань Аошуана!

Поймал на себе удивленный взгляд Антона и торопливо потянулся к стакану с «рыдающим Пьеро», показывая, что все в порядке, что слегка задумался, вот и выскочили запавшие в память строчки на язык.

– Ага, ну-ну, – буркнул Сашка. – Ну, я пошел…

Через мгновение он оказался у стойки, рядом с сочной блондинкой в красном платье. Но и Семену поскучать не дали, на нагретое место шлепнулась рыжая бестия – вся в черной коже в обтяжку, волна кудряшек на плечах, веснушки и озорные карие глаза.

– Привет. – Она подмигнула. – Не угостишь меня чем-нибудь?

– Конечно! – отозвался Семен, пытаясь вспомнить, как зовут барышню.

Они знакомились как минимум один раз и даже изрядно отплясывали как-то на танцевальном вечере…

Но ничего, если память не справится, то можно будет и спросить. Попозже, когда они окажутся в его квартире, на роскошной, огромной кровати, предназначенной как раз для таких визитов.

– За встречу, – сказала рыжая, когда Боб приволок две «искрящиеся бомбы».

– За встречу, – отозвался Семен и прикончил свою одним глотком.

В голове предсказуемо взорвалось, он даже услышал легкое «бабах» между ушами.

Спустя несколько минут, а может быть, и полчаса они очутились вдвоем в самом тихом и темном уголке бара. Семен осознал это, обнаружив над головой прижатой им к стене рыжей портрет Черчилля, произведенный на свет немецкой пропагандой, – хищная бульдожья физиономия, толстенная сигара в пасти.

Но про британского премьера он мигом забыл, поскольку губы барышни без имени оказались сладкими, а сама она на ощупь… он разом вспотел, а волосы на затылке встали дыбом!

Но затем Семен поднял взгляд и обнаружил, что человек-бульдог с портрета грозит ему сигарой!

Капитан невольно отшатнулся.

– Ты что? – недоуменно поинтересовалась рыжая.

– Я… э-э… – Ответить Семен не смог, поскольку Черчилль, непонятным образом сошедший с картины, замахнулся кулаком.

От удара капитан уклонился, но при этом врезался в стену и ушибся плечом. Равновесие удержать не удалось, и он шлепнулся на четвереньки.

– Да ты больной! Тебе лечиться надо! – воскликнула рыжая негодующе, отскакивая в сторону.

Она ушла, а Семен стоял на коленях и пытался осознать, что с ним произошло: вроде бы не напился до такой степени, чтобы поймать глюки; башка трещала неимоверно, и обстановка бара, знакомая до последней трещины на полу, выглядела искаженной, точно предметы вмиг изменились в размере, одни увеличились, другие уменьшились.

Вечер субботы оказался испорченным…

Отдел семантических исследований УСИ, в документах проходящий как «референт XII/I», оккупировал целых три комнаты.

В первой восседала туша майора Компрадор-Санта-Мария де ла Круса, постоянно нывшего по поводу того, что ему не положена секретарша. Вторую занимали офицеры, находившиеся у майора в подчинении, а третья именовалась «лабораторией», и стоявшее там оборудование даже время от времени пускали в ход, но много чаще бухали с девчонками-переводчицами или соседями из аналитического отдела. У них в отличие от «семантиков» народу было полно, а места маловато…

Причем комнаты располагались так, что вошедший первым делом оказывался в вотчине начальника отдела и только через нее мог попасть в офицерскую, ну а затем в лабораторию.

Утром понедельника Семен явился на службу в отвратительном настроении. Его субботнего позора вроде бы никто не заметил, кроме рыжей бестии, да и галлюцинации сгинули так же внезапно, как и появились, и он почти тут же уехал из «Черчилля»…

Но мерзкое послевкусие от события осталось, а кроме того, Семен целое воскресенье, единственный выходной, провалялся с жесточайшим похмельем, какого не испытывал очень-очень давно. Голова едва не лопнула от боли, несмотря на таблетки, а съесть хоть что-то он смог только к вечеру.

И все симптомы чуть не вернулись, когда он переступил порог.

Де ла Крус находился на рабочем месте, за огромным столом, под роскошным гербовым щитом, и вид у него был суровый, почти как у изображенного на щите геральдического льва. Не хватало только меча в лапе и золотистой гривы.

– А, вот и капитан Буряков… – протянул майор, улыбаясь притворно-ласково. – Уделите-ка мне несколько минут.

Семен вздохнул и послушно опустился на стул перед столом начальства.

Орать де ла Крус не любил, он унижал подчиненных, запутывая в паутине липких бессмысленных речей, из которых становилось понятно, что ты ничтожество и виноват во всем, начиная с первородного греха. В ответ полагалось сокрушенно кивать, горестно каяться и посыпать голову пеплом, от чего майор утихал и оставлял жертву в покое.

Ясное дело, что де ла Крус не забыл субботнего доклада, во время которого его оттерли на задний план, и что наглому выскочке-капитану не избежать непростого разговора с начальством…

Так что Семен терпел и слушал, поддакивая в нужные моменты, и давил желание послать майора подальше.

– Очень хорошо, я рад, что вы все осознали, – сказал де ла Крус в завершение. – Свободны.

Семен кивнул и покинул место экзекуции. Но только за порогом офицерской, закрыв за собой дверь, он позволил себе облегчить душу, причем на языке противника, да с помощью идиоматических выражений, чтобы майор, даже услышь он восклицание, ничего бы не понял.

За обсценную лексику Семен удостоился одобрительного кивка сослуживца.

Капитан Чэн Лян, еще один ксенолингвист УСИ, был китайцем во многом крайне нетипичным.

Он мог похвастаться высоким ростом, отличался удивительной для офицера неряшливостью, а о слове «церемония» мог сказать лишь то, что оно начинается на букву «Ц».

В ответ на приветствие Семена коллега помахал рукой, в которой держал огромный сэндвич типа «супербигмак». Детальки, вылетевшие из наполовину уничтоженного бутерброда, валялись на полу и на столе Чэн Ляна – кусочки сыра, крошки, огрызки помидора, волоконца укропа.

Третий сотрудник отдела, капитан О’Доннел, на прошлой неделе укатил в расположенный под Кейптауном лагерь военнопленных, именуемый обычно «район № 9». Возвращение его ожидалось не ранее пятницы.

– Как дела? – спросил Семен, усаживаясь за стол.

– Как сажа бела, – отозвался Чэн Лян, в перерывах между словами продолжая вгрызаться в сэндвич. – Ты-то по своему проекту доложился, а мне еще пахать и пахать… Таскаю поэтические сборники и исторические труды, а ты сам знаешь, какая это задница! Опять все зависло на одном из ретрансляторов. Мертвяк!

– Но с таблицей изменяемых глаголов хоть закончил?

– Они мне по ночам снятся, – буркнул Чэн Лян. – В разных временах, ну их нах.

Проект, над которым долговязый капитан трудился более года, именовался «Тенета отчаяния». В его основу легло предположение, что глаголы, стоящие в предельной модальности действия, угнетающе действуют на психику бржудов и при регулярном использовании способны довести носителя языка до того, что он покончит с собой.

Во времена Второй и Четвертой Империй аристократы зачитывались поэмами сплошь в этой модальности, ну и число самоубийств меж тамошних «графов» и «баронов» превышало все допустимые нормы.

Бржуды, к счастью для семантиков, имели долгую историю общего языка, к которому обязательно приходит любая объединившаяся раса. Если за спиной нового эсперанто, каким пользовались люди, лежало всего два века, то враг говорил на одном наречии, когда в Европе еще жгли ведьм и считали латынь венцом лингвистики.

Это помогало найти массу информации для любого проекта, но добывать ее приходилось в любом случае из бржудского Поля, а это задача была та еще, даже при возможностях Управления. Шпионские спутники, висящие в пространстве звездных систем врага, «засасывали» трафик с мощью Пылесосов Апокалипсиса и передавали его на Землю, понятно, что не напрямую, а через сеть трансляторов-посредников.

Ясное дело, что в такой сложной системе постоянно что-то залипало и ломалось, и серфить по просторам вражеского Пространства-Отражения с той же скоростью, что и по родному Полю, удавалось нечасто. Порой офицеры часами ждали, пока скачается нужный материал…

– Ну и чем развлекаешься? – поинтересовался Семен, думая, чем заняться самому.

Все равно, пока нет решения по «Адскому червю», перспективы – в густом тумане…

– Да вон. Стихи читаю, – Чэн Лян проглотил остатки сэндвича и прокашлялся. – Неплохо написано, кстати…

В первый момент Семен не уловил, что слышит эти слова не внутри головы, а ушами. А затем почувствовал себя странно, возникло желание совершить некое действие, перемешанное с ощущением, что в хорошо знакомых строчках не хватает чего-то очень важного.

– Тань Аошуан… – промямлил он, с трудом двигая одеревеневшими губами и занемевшим языком.

Из памяти всплыло, что сам озвучил этот стих позавчера, но Семен поспешно отогнал неприятное воспоминание.

– Он и есть. Клево пишет, и совсем не в китайском стиле, хотя и из наших.

– Откуда он хоть?

Ответить Чэн Лян не успел, поскольку в офицерскую заглянул де ла Крус.

– Так, Буряков, ко мне! – распорядился он в необычном для себя приказном тоне.

Поймав сочувственный взгляд коллеги, Семен дернул плечами и поднялся со стула.

– Только что мне звонили из секретариата Тихони! – воскликнул майор, едва подчиненный закрыл за собой дверь. – Наш «Адский червь» принят к исполнению! Поздравляю вас, капитан!

– Служу Земле, – по-уставному отозвался Семен, ощущая легкое головокружение.

Выходит, его позвали вовсе не для нового разноса?

И вообще новости отличные – не зря пахал как проклятый, общаясь с уродливыми бржудами из «района № 9» больше, чем с сексуально привлекательными столичными девушками! А там, глядишь, медаль подкинут или повысят в звании, особенно если де ла Крус уйдет на полковничью должность.

– Но это не значит, что мы с вами должны почивать на лаврах. – Майор перевел тумблер «строгость» в положение «Вкл.». – Нас ждет очень-очень много работы, капитан. Прямо сейчас мы должны прикинуть, что нужно сделать в первую очередь, каких сторонних экспертов пригласить…

Но испортить благодушное настроение, в котором оказался Семен, в этот момент не смог бы и боевой астероид класса «Фаэтон», вздумай он обрушиться прямиком на штаб-квартиру УСИ.

Переговорную для общения со сторонними экспертами де ла Крус урвал высшего разряда. В уютной комнате вкусно пахло хорошим кофе и сигарами, из окон открывался вид на столицу, на парки вдоль реки и транспортный узел на другом берегу, а мебель вовсе не напоминала о «казенщине».

– Теперь вам понятно, капитан, почему я не стал приглашать гостей к нам? – заявил майор, с удовлетворением на круглом лице изучая обстановку. – Тут дело не только в наличии допуска соответствующего уровня… Люди искусства, они же нас уважать не будут, если увидят нашу лабораторию. Воинская простота им не может быть по нутру!

Семен кивал и поддакивал, слушая оду самому себе в исполнении начальства.

«Людей искусства» нашли в управлении пропаганды Министерства иностранных дел. Чтобы и допуск к секретам не оформлять заново, и на бржудском хоть как-то говорили и писали, и культуру противника знали достаточно хорошо, чтобы грубых ляпов не допустить.

Ну а зачем им придется снимать всю эту чуму, гостям знать не обязательно.

– Ну что, время? – сказал де ла Крус, наморщив лоб, и тут дверь открылась.

В переговорную вошел лейтенант из безопасности, приставленный к сторонним специалистам «ради их собственной безопасности», следом вплыл мужик в клетчатом пиджаке, еще толще майора. А за ним шагнула, блеснув глазищами из-под копны рыжих кудрей, девица из «Черчилля»! Пусть не в черной коже в обтяг, а в строгом костюме цвета морской волны, она все равно выглядела так, что Семен мигом взопрел… Нет, он, конечно, видел в списке гостей женское имя, но и представить не мог!..

– Добро пожаловать! Проходите! – залопотал майор, изображая дворянско-кастильскую галантность. – Господа Прачек и Кван, как я понимаю? Госпожа Соренсен?

«Магда Соренсен, сценарист», – вспомнил Семен.

Эх, если бы она еще не вспомнила, где и когда они встречались в последний раз!

Но рыжая уже направлялась к нему, задорно цокая каблуками и улыбаясь, немного ехидно, немного призывно.

– Э… привет, – сказал он, надеясь, что если и покраснел, то не слишком сильно. – Рад… э… видеть…

– Я тоже, – отозвалась Магда. – Ты в порядке? Чертей сегодня ловить не будешь?

– Пока не планирую. – У Семена отлегло от сердца: если она обратила дело в шутку, то все нормально, барышня не обижается, а ведь будет и следующая суббота, и тот же бар. – Мы теперь работаем вместе?

– Похоже на то. – Она оглянулась туда, где народ столпился вокруг кофемашины. – Рада этому, честно. Ладно, пойду чашечку выпью… Не скучай.

Прежде чем отойти, она протянула руку и пальчиком мазнула Семена по щеке. Обдала тонким, едва уловимым запахом духов, от которого закружилась голова, и зашагала прочь. Вот кому надо стихи Тань Аошуана читать!

Кофе-брейк оказался коротким, через пять минут де ла Крус решил, что пора заняться делом. Толстый режиссер уселся, развалился в кресле так, что фалды пиджака разошлись, обнажив рубаху на брюхе. Магда с корейским коллегой-сценаристом расположились по сторонам от него. Лейтенант-безопасник опустился на стул у двери.

– Поздравляю вас с началом общей работы в нашем проекте, – сказал майор. «Адского червя» перед сторонними экспертами он упомянуть постеснялся. – Моим содокладчиком будет куратор проекта капитан Буряков… Прошу вас.

Как обычно, де ла Крус надувал щеки, а дело оставлял подчиненным.

Семен поднялся, встал рядом с проектором.

Ситуация нынче куда проще, чем в кабинете Тихони на прошлой неделе, – объяснить задачу гостям, ответить на вопросы, пообещать всю помощь, какую отдел только может оказать, и поставить четкие сроки на каждый этап – написание сценариев, подбор бржудов-актеров в «районе № 9», съемки, монтаж и постобработку. И при этом не сбиться, глядя на приятные выпуклости, что вырисовываются под узким пиджачком Магды.

– Нам необходимо… – начал Семен и тут же сбился.

– Эй, капитан, что с вами? – в голосе де ла Круса прозвучала тревога.

Семен обнаружил, что отправил четверостишие всем, кто находился в аудитории, что оно намертво зависло на экране проектора, но не смог вспомнить, каким образом провернул этот трюк…

Да и зачем он это сделал?

В голове царила звенящая пустота, внутри черепа что-то шевелилось, будто там завелись червяки.

– Я… – прохрипел Семен пересохшим ртом, а затем осознал, что не может говорить.

Что-то случилось со зрением, цвета исчезли, остались лишь черный и белый, зато очертания предметов приобрели бритвенную остроту, каждый угол, всякая грань болезненно кололи глаза.

Он повернулся, вскинул ладони ко рту, словно надеялся с их помощью разогнать немоту.

Увидел изумление на личике Магды, что сейчас казалось чужим, нечеловеческим, искаженную от страха круглую физиономию де ла Круса, вскочившего со стула лейтенанта-безопасника. А затем переговорная закружилась, превратилась в набор бело-черных полос, напоминающих рисунок на боку танцующей зебры, и поплыла в сторону.

– Код тринадцать! Код тринадцать! – закричал лейтенант, и на этом внутри Семена что-то испортилось окончательно.

Комната, где он пришел в себя, была маленькой и сплошь белой, от пола до потолка.

Места тут хватало для кровати, на которой лежал Семен, для тумбочки у изголовья, табуретки и экрана медицинского комплекса на стене. Через раскрытое окно доносилось пение птиц, виднелись закутанные в туман кроны, но эту картину уродовала решетка, словно украденная из древней тюрьмы.

И еще не хватало допуска к Полю, что имелось на Земле всюду, от вершин гор до дна морей. Ну, кроме специально ограниченных мест вроде штаб-квартиры УСИ.

Когда он пошевелился, стало ясно, что на голову надето что-то плотное, шуршащее. Зеркало на стене отразило встревоженную бледную физиономию, круги под глазами и шапочку из блестящего серебристого материала, что слегка напоминала кипу.

«Где я?» – подумал Семен, и тут воспоминания хлынули потоком, заставив его содрогнуться.

Переговорная, гости, четверостишие… и припадок, иначе это не назовешь! Возникло желание соскочить с кровати и шапочкой вперед в окно, чтобы сломать решетку, и всмятку о землю…

– Где я? – повторил Семен вслух, и язык его послушался.

Ну, хоть это слава богу… хотя в голове все равно непорядок.

В чем именно он заключается, понять не удавалось, но ощущение возникало вроде того, что бывает, когда тебе удалят зуб – пустое место там, где недавно располагалось нечто осязаемое. Но тут «клыков» и «резцов» словно было с полдюжины, каждый размером с кулак, и все в мозгу. Как они только там помещались?

Но тут же об этом забыл, поскольку дверь открылась, и вошел человек, которого Семен менее всего ожидал увидеть в этот момент. Через порог шагнул не кто иной, как Антон, в скромном армейском мундире, с улыбкой на физиономии.

– Привет, – сказал он как ни в чем не бывало. – Как самочувствие?

– Э… Нормально… А ты что тут делаешь? И где я? Что это у меня на башке такое? – Раздражение и негодование прорвались лавиной вопросов.

– Успокойся, иначе придется вновь прибегнуть к транквилизаторам. – Антон говорил тихо, размеренно, почти шепотом, заставляя собеседника напрягать слух. – Блокиратор не снимай. Иначе может повториться то, что случилось в Управлении… Ты же не хочешь этого?

– Н-нет… – Семен, решивший уже встать, лег обратно.

– Так гораздо лучше. – На лице Антона появилась улыбка. – Теперь слушай меня. Какой именно семантикой ты занимался у себя в отделе, я в курсе, тебе же о том, где работаю я, знать не положено, но в определенном роде мы коллеги, если ты диверсант, то мы работаем над контрдиверсиями…

Слегка покалеченный мозг Семена закипел от вопросов, но в этот раз он прикусил язык, озвучил лишь один:

– Значит ли это, что бржуды тоже, как и мы?..

– Несомненно, – ответил Антон, усаживаясь на табуретку. – Они не глупее нас. Вышли в космос намного раньше, а это о многом говорит… У них есть аналог нашего УСИ, и кто-то там занимается новым эсперанто так же, как ты высокобржудийским.

– Ну, это логично, да…

– Переходя к тому, что случилось с тобой… Начнем с того, что человека по имени Тань Аошуан не существует. Стихи, что сделались модными в последний год, есть. Имеется аккаунт в Поле, множество записей от его имени, видео– и аудиофайлы, но поэта такого нет.

Семен поднял руку, чтобы почесать макушку, но наткнулся на ту же шапочку.

– Выходит… это диверсия? Семантическая? Вроде тех, какие мы придумываем? «Адский червь» по-бржудски? Но как он работает и чем опасны стихи? Они же обычные!

Он попытался вспомнить хотя бы строчку из тех, что не так давно написал на экране проектора, но не смог. Зато тут же заныла голова, гулко забилось сердце, и экран медкомплекса озарился багровыми сполохами.

– Успокойся! – уже более настойчиво произнес Антон и небрежным жестом отослал заглянувшую в комнату медсестру. – Просто лежи и слушай, не напрягайся. Блокиратор подавляет опасную для тебя же активность мозга, и процесс его работы может сопровождаться неприятными побочными эффектами.

– Ага, да, понял… – Семен откинулся на подушку, заставил себя не думать ни о чем.

Через несколько секунд голова перестала болеть, да и сердце успокоилось.

– Так гораздо лучше, – повторил Антон. – Вам же читали нейролингвистику? Помнишь теорию «сенсорного мышления»? Тот факт, что при употреблении существительных, относящихся к телу, а также кинетических глаголов в мозгу человека активируются те зоны, что ответственны за соответствующие движения и части тела. Например, сказав «ударил кулаком», я привел в возбуждение те же нейроны, с помощью которых моя рука складывается в кулак и наносит удар. Причем активация произошла не только в моем мозгу, но и в твоем.

– Ну, слышал… Вроде было что-то такое…

– Теория доказана еще в начале двадцать первого века на материале ныне вымерших языков – русского и английского, – продолжил Антон. – Но в новом эсперанто, с его менее полисемантичными глаголами, совпадение по нейронным сетям еще выше. Цитировать Тань Аошуаня я не буду, это вредно, но напомню, что он употребляет кинетические глаголы: «пнуть», «нести», «тащить», «бросить». Частота использования сенсорных существительных вроде «кулак», «палец», «спина» тоже куда выше нормы. Прилагательные и те сплошь такие, какие можно ощутить телесно, – «шершавый», «холодный», «кислый»… Каждая строка порождает в мозгу некий сигнал, а четверостишие и целый стих – набор сигналов, простых стимулов, что складываются в один большой и сложный.

– Настроенный на то, чтобы спутать работу того же мозга, – сказал Семен.

– Хорошо иметь дело со специалистом. – Антон позволил себе одобрительную улыбку. – Не нужно разжевывать до манной каши… Но одних стихов недостаточно. Если бы они сами по себе вызывали фатальные сбои в мозгу человека, то никто бы не смог их читать. Нет, они должны войти в резонанс с набором стимулов, что возникли в мозгу по естественным причинам. Скажем, одна поэма сработает, если ее прочесть после того, как подпрыгнешь и ударишься, другая в сочетании со сладкой едой и уколом вилкой…

Семен поморщился, вспоминая… всякий раз, когда он «выключался», начиная с того случая в кабинете Тихони, он так или иначе воспринимал, мысленно или в реальности, один предмет, даже два, очень сенсорных и для мужчин значимых…

– Ну а если спусковой крючок дернуть, то может произойти что угодно… эхолалия и афазия, метаморфопсия и онейроидный синдром, фиксационная амнезия и амнестическая дезориентировка, иные неприятности вплоть до кататонического ступора и слабоумия.

«Шарики за ролики», – обобщил Семен про себя, а вслух же спросил:

– А почему вы до сих пор не уничтожили творения этого Тань Ашуаня?

– Сами во всем разобрались только неделю назад. – Антон пожал плечами. – Удаление его текстов из Поля началось мгновенно, но кто успел закачать себе, да прочитать не по разу…

– А что такое «код тринадцать»?

– А, ты слышал? Разработанная нами процедура действий в случаях вроде твоего. Обычных граждан уберечь мы не в силах, их слишком много, ну а тех, кто служит Земле на видном посту и кого прихватило на службе, мы можем спасти…

– И заодно изучить как следует, – буркнул Семен.

Антон хмыкнул:

– Это само собой. Глупо упускать такой случай. Полежишь здесь, под присмотром. Неделю так, затем, в случае положительной динамики, вернем допуск к Полю и разрешим посетителей… Только никакой литературы, особенно поэзии, особенно современной. Догадываешься почему?

Семен уныло кивнул. Неделя без Поля, в котором привык купаться едва не с рождения, куда заходишь ежеминутно, если ты не на службе! Без общения, без книг, в четырех стенах, да еще и с дурацким блокиратором на макушке! С ума сойти!

Хотя он и так чуть не сошел…

– А что будет с «Адским червем»?

– Ничего страшного. Месяц де ла Крус обойдется без тебя, а затем вернешься. Отдыхай пока, слушай докторов, а завтра я снова загляну. – Антон поднялся и выскользнул из комнаты, оставив Семена наедине с его кастрированными мыслями.

Он откинулся на подушку, но тут же обернулся на донесшийся от окна стук. За решеткой по подоконнику скакала толстая пучеглазая синица, немного похожая на генерала Макалистера. Простого червя она наверняка встретила бы с энтузиазмом. А вот адский ей только испортил бы аппетит…