Пятница, 9 октября 2009 года

– Сегодня для вас есть два новых лица. – Пруст постукал ручкой по белой доске с фотографиями. – Вернее, одно лицо и одна попытка нашего художника ухватить возможное сходство. Женщина на фотографии – это Сара Джаггард. Некоторые из вас, возможно, слышали о ней.

Примерно пятьдесят на пятьдесят, подумал Саймон. Половина присутствующих кивнула, половина сидела с непроницаемыми лицами.

– В две тысячи пятом году она была осуждена за убийство Беатрис Фернис, дочери своей подруги, – сообщил Снеговик. – Ее оправдали. Она связана с Хелен Ярдли, причем самым разным образом. Во-первых: Хелен вместе с СНРО участвовала в кампании за ее освобождение. Во-вторых: Лори Натрасс – думаю, все уже слышали о нем – до недавнего времени работал над документальным фильмом о трех случаях убийства грудных детей, в двух из них обвиняемыми были Хелен и Сара Джаггард. В-третьих – и это третье тесно связано с первыми двумя пунктами, – наша «звезда», доктор Джудит Даффи, постоянный свидетель обвинения, дала в суде показания против Хелен Ярдли и Сары Джаггард. В самое ближайшее время Генеральный медицинский совет вычеркнет эту Даффи из своего реестра как нарушившую профессиональную этику.

В комнате повисла напряженная тишина. Взгляды всех до единого были прикованы к карандашному наброску рядом с фотографией Сары Джаггард. С рисунка на них смотрел бритоголовый тип с кривыми зубами. Кроме Пруста, лишь Саймон, Сэм Комботекра, Селлерс и Гиббс знали, почему этот урод, чья личность еще не установлена, вывешен на доску. Неужели Саймон – единственный, кто возражал против того, чтобы его причислили к избранным? «Национальная сборная», как называл их Рик Лекенби и несколько других, – впрочем, без всякого ехидства.

Сразу после брифинга было назначено еще одно совещание, на сей раз для избранных лиц, – в кабинете Пруста, в каморке-кубышке со стеклянными стенами, отгороженной в углу общего зала. Все, кто занимался расследованием убийства Хелен Ярдли, смогут увидеть, но не услышать, как инспектор раздает ценные указания своим приближенным. Расследования убийства так не проводятся.

– В прошлый понедельник, двадцать восьмого сентября, за неделю до убийства Хелен Ярдли, на Сару Джаггард было совершено нападение возле ее дома в Вулверхэмптоне. Кто это был – неизвестно. Его примерный портрет мы видим на этом рисунке. – Пруст указал на доску. – Вполне понятно, что после своего ареста в две тысячи четвертом году миссис Джаггард страдала от депрессии и принимала антидепрессанты. Двадцать восьмого сентября она пошла к своему врачу за новым рецептом. После посещения врача направилась в ближайшую аптеку, что на Мун-стрит. Когда она уже подходила к двери и ее можно было увидеть изнутри через аптечную витрину, на нее сзади набросился какой-то мужчина. Одной рукой взяв в замок ее шею, а второй обхватив за талию, он отволок ее в соседний переулок. Затащив ее туда, он развернул миссис Джаггард к себе лицом, чтобы та могла посмотреть ему в глаза, достал нож и прижал ей к горлу.

Миссис Джаггард не помнит точно, что он сказал, – что-то вроде: «Это ведь ты убила того ребенка, верно? Живо говори правду». На что миссис Джаггард ответила, что она не убивала Беатрис Фернис. Но он гнул свою линию. «Ты ведь ее трясла. Признайся, ведь так и было. Если скажешь мне правду, останешься жива. Мне нужна только правда». Миссис Джаггард снова сказала ему, что не трясла ребенка, никому не делала зла и никогда бы так не поступила, но его, похоже, такой ответ не удовлетворил. Незнакомец продолжал повторять, что если она не скажет ему правду, он ее убьет. В конце концов миссис Джаггард была так напугана, что решила: если она не скажет ему то, что он от нее требует, этот псих с ножом наверняка ее убьет, и потому солгала. «Ну, хорошо, я убила ее, я затрясла ее до смерти».

Саймон заметил растерянность на лицах некоторых присутствующих, другие же пожимали плечами, как будто говоря «да любой на ее месте сказал бы такое, присунь ему нож».

– Сара Джаггард не трясла Беатрис Фернис. Ребенок умер от естественных причин, – с нажимом произнес Пруст, обводя пристальным взглядом присутствующих в поисках несогласных. – Ей угрожал смертью какой-то ненормальный.

Ненормальный, который, как оказалось, был не в своем уме, потому что как только она солгала и сказала, что да, она виновата в смерти Беатрис, он заявил, что она этого не делала. Он произнес примерно следующее: «Не ври! Я же сказал тебе, мне нужна правда. Ты ведь не убивала ее, верно? Ты ее не трясла. Ты лжешь!» В этот момент Сара Джаггард снова попыталась сказать правду – что она не трясла Беатрис и сказала это лишь потому, что опасалась за собственную жизнь. Незнакомец разозлился, точнее, еще больше разозлился. «Ты сейчас умрешь! – прорычал он. – Ты готова?»

Миссис Джаггард от страха потеряла сознание, но прежде чем лишиться чувств, услышала сердитый женский голос. Слов она от страха не разобрала. А когда очнулась, поняла, что лежит на спине, напавший на нее тип куда-то исчез, а над ней склонилась какая-то женщина. Это была миссис Каролина Финнеран, которая, выйдя из аптеки, заметила в соседнем переулке потасовку. Это ее голос миссис Джаггард услышала перед тем, как потерять сознание.

Излагая события, Пруст расхаживал взад-вперед по кабинету свой характерной походкой – медленно и осторожно ставил одну ногу перед другой, как будто спускался по трапу. Жаль, что внизу нет океана, куда он мог бы свалиться.

– Не появись миссис Финнеран и не спугни она нападавшего, можно с уверенностью утверждать, что двадцать восьмое сентября стало бы для Сары Джаггард последним днем ее жизни, – заявил Пруст. – В любом случае, учитывая, что она неким образом связана с Хелен Ярдли, мы не можем оставить без внимания тот факт, что нападение произошло за неделю до убийства Хелен, даже не имей мы более конкретного свидетельства связи между этими двумя происшествиями… Ну хорошо, я не стану держать вас в напряжении.

Снеговик остановился перед увеличенным фото карточки, найденной в кармане Хелен Ярдли после ее убийства. На нем были отчетливо видны шестнадцать цифр.

– Как только миссис Финнеран помогла Саре подняться на ноги, первое, что сделала последняя, это сунула руку в карман за бумажным носовым платком, чтобы вытереть лицо. Вытащила она из него то, чего совсем не ожидала: карточку, похожую на ту, что вы видите на доске.

Пруст протянул руку. Колин Селлерс, стоявший позади него, как цирковой дрессированный тюлень, вручил ему две прозрачные пластиковые папки. Начальник поднял их над головой, чтобы все могли видеть вложенные в них карточки.

– Те же цифры, тот же почерк, хотя это пока еще официально не подтверждено теми людьми, чья с избытком оплачиваемая работа состоит в том, чтобы говорить нам то, что мы уже знаем. Расположение цифр идентичное – четыре колонки по вертикали и четыре ряда по горизонтали. Больше ничего нет, только эти цифры. 2, 1, 4, 9 и так далее.

По комнате пробежал шепот. Подождав, пока шум уляжется, Пруст продолжил:

– Миссис Джаггард решительно утверждает, что, когда она вышла из дома и отправилась к врачу, этой карточки у нее не было и та никак не могла попасть к ней в карман иначе, как от нападавшего. Эти цифры ей ничего не говорят – во всяком случае, она так сказала детективу Уотерхаусу. Она сохранила карточку в надежде на то, что сможет понять, что значат эти цифры. Ей казалось, что они наверняка что-то значат. Она не стала сообщать о нападении ни мужу, ни местной полиции.

По кабинету пробежал недоверчивый ропот. Снеговик в предостерегающем жесте поднял руку.

– Только не говорите мне, что вы поступили бы иначе. Ее опыт общения с законом и правосудием был негативным. Перспектива вновь впустить в свою жизнь правоохранителей, когда они уже покалечили ей судьбу, казалась ей, мягко говоря, малопривлекательной. Она также опасалась, что если напавшего на нее поймают, он может заявить, что она-де призналась ему в убийстве Беатрис Фернис. И потому решила, что будет лучше вообще не выходить из дома. Ее муж Гленн заметил ухудшение ее психического состояния, но не мог понять, что тому причиной.

– Значит, мы имеем серийного убийцу или претендента на его роль? – уточнила Клэр Уильямсон.

– Давайте остережемся употреблять это слово, пока у нас нет на то оснований, – ответил Пруст. – Зато есть активный интерес к этим шестнадцати цифрам. Из Брэмсхилла или Центра правительственной связи пока никаких известий. Равно как и с факультетов математики нескольких университетов, куда я обращался. Сейчас я подумываю о том, не передать ли эти цифры прессе. Если ради того, чтобы выяснить, что означают эти цифры, нам придется потолковать с тысячей чокнутых, – что ж, мы это сделаем. И еще одна плохая новость: моя просьба выделить нам психолога-профайлера не нашла благосклонного отклика. Как это ни прискорбно. Отговорка обычная: нехватка денег. Будем делать психологический портрет преступника, так сказать, собственными руками – по крайней мере, до тех пор, пока спад не уступит место подъему.

– Я думал, никаких спадов больше нет, – выкрикнул кто-то.

– Это ложь, и сказана она таким же преступником, как и этот бритоголовый тип, который держал нож у горла Сары Джаггард, – оборвал его Пруст. – Который… – он постучал ручкой по карандашному наброску, как бы подчеркивая свои слова, – по словам миссис Стеллы Уайт, проживающей в доме номер шестнадцать на Бенгео-стрит, может быть тем самым незнакомцем, которого она в понедельник утром видела у дома Хелен Ярдли.

У него вполне могла быть бритая голова, даже если, по ее первоначальному описанию, у него якобы были темные волосы. Ее сын Диллон утверждает, что это определенно другой человек, но он же говорит, что в понедельник шел дождь и у человека, подошедшего к дому Хелен Ярдли, был мокрый зонт. Мы знаем, что это неправда – дождя в тот день не было, как не было его и в прогнозе погоды. Даже если убийца Хелен Ярдли спрятал пистолет в сложенном зонте, тот никак не мог быть мокрым. Думаю, нам не стоит полагаться на Уайтов, мать и сына. Это крайне ненадежные свидетели и, по сути, только мешают нашему расследованию. Иное дело карточки в карманах – они надежное связующее звено между Лысым и убийцей Хелен Ярдли, так что в данный момент он – наша главная версия.

Лысым? – подумал Саймон. Похоже, Снеговик давно не гляделся в зеркало.

– А почему тогда Хелен Ярдли он убил из пистолета, а Саре Джаггард угрожал ножом? – спросил молодой детектив из Силсфорда. – И почему на одну напал в доме, а на другую – на улице рядом с магазином? Это как-то не вяжется с карточками в карманах жертв. На первый взгляд типичный серийник, но изменение метода и места…

– Это два разных человека, – сказал Гиббс. – По словам Стеллы Уайт, у него темные волосы. Она дважды сказала это сержанту Комботекре, а затем – мне.

– Побрейте себе вечером голову, Гиббс. Посмотрим, будет ли у вас через неделю достаточно волос, чтобы вас можно было назвать брюнетом.

– Вы ведь это не серьезно, сэр?

– Неужели я произвожу впечатление легкомысленного шутника?

– Нет, сэр.

Саймон поднял руку.

– Могу я высказаться по поводу серийника?..

– Я не знаю, Уотерхаус, можете ли вы. Вы сами как думаете?

– Нападение на Сару Джаггард для преступника оказалось неудачным. Ему помешали прежде, чем он успел с ней разделаться. С Хелен Ярдли убийца решил поступить иначе, лучше, надежнее. В ее доме, когда муж на работе. В его распоряжении целый день, никто не помешает. В конце дня он убивает ее выстрелом из пистолета. Повторяющаяся деталь, почерк серийного убийцы – карточки с цифрами. Для него это самое главное. С одной стороны, это обеспечивает нужную ему непрерывность, с другой – позволяет быть гибким в деталях.

– Я принимаю это как заявку на должность профайлера, Уотерхаус.

– Мы гадаем о том, почему убийца мог прийти в дом жертвы утром, в двадцать минут девятого, оставаться там целый день и застрелить Хелен Ярдли лишь в пять часов вечера, – невозмутимо продолжил Саймон.

– Похоже, что она была застрелена именно тогда, – перебил его Пруст. – Вскрытие дает нам временные рамки в полтора часа: с половины пятого до шести часов вечера. Глухая Берилл Мьюри оказалась права.

– Исходя из того, что мы теперь знаем, зададим вопрос: мог ли убийца делать с Хелен то же самое, что он делал с Сарой Джаггард, только намного дольше? – предположил Саймон. – «Скажи мне правду! Ты убила детей, ведь так?» На что она ответила: «Нет, я невиновна». И повторяла это, покуда хватало сил, но потом поддалась панике. Он требовал от нее правду, если она хочет жить. И Джаггард решила, что нужно сказать, что да, она виновата. Что именно такое признание он от нее ждет. В той ситуации она сказала бы все, что угодно, и она говорит: «Да, я убила детей». А он ей в ответ: «Нет, ты лжешь. Ты не убивала. Ты говоришь мне то, что я хочу услышать. Ты их не убивала, слышишь?! Говори правду!» «Нет, я не убивала их. Я сказала вам, что не убивала их, но вы мне не поверили». «Ты лжешь! Я знаю, что ты убила их! Говори правду!» И так далее.

– И так все восемь с половиной часов? – удивился Сэм Комботекра.

– Душераздирающее шоу, Уотерхаус. Особенно мне понравился маниакальный блеск в ваших глазах, когда вы произносили строчки из роли психопата. Вы можете подробно изложить мне, где вы были в понедельник?

– Почему он так долго измывался над ней? – спросил Гиббс. – Ведь он уже за первые полчаса мог понять, что стоит ему выйти из себя и обвинить ее во лжи, как она тотчас меняет показания.

– Возможно, он думал, что если будет и дальше разыгрывать эту сцену, она поймет: если раз за разом менять свое объяснение, ни к чему хорошему это не приведет. Она не избавится ни от него, ни от своего страха, – сказал Саймон. – Он надеялся, что Джаггард остановится на чем-то одном – или она виновна, или нет, и не станет себе противоречить, независимо от того, чем он ей угрожает. На чем бы она ни остановилась, он будет знать, что это правда.

– И мы оказываемся в царстве фантазии, – съязвил Пруст.

– В подобной ситуации большинство людей не способно мыслить рационально, – заметила Клэр Уильямсон. – Попробуйте остаться спокойным и хладнокровно думать: «Похоже, бесполезно говорить ему то, что он хочет услышать, лучше я буду придерживаться правды».

Саймон с ней не согласился.

– Если кто-то приставит к вашей голове пистолет и станет требовать, чтобы вы сказали ему правду, иначе вам хана, в конечном итоге вы скажете правду. Пытаться лгать, чтобы угодить ему, – бесполезно, добра не жди. Очень скоро страх убедит вас в том, что правда ему известна, и вы больше не осмелитесь ему лгать. – Саймон довольно отметил, что несколько человек одобрительно закивали. – Мы слишком мало знаем об этом человеке и потому не можем не принять во внимание то, что он сам рассказал нам о себе через Сару Джаггард: ему нужна правда и только правда. Он якобы твердил эти слова. Если это тот же человек, который убил Хелен Ярдли – а я думаю, что это он, – то убийца весь понедельник пытался выбить из нее правду.

– И убил ее в пять часов вечера, потому что… – продолжил Рик Лекенби.

– Не добился своего, – ответил Саймон, пожимая плечами. – Возможно, Хелен отказалась ему отвечать. Может быть, она сказала: «Ну давай стреляй, если хочешь, но я тебе ничего не скажу». Или же она сказала ему всю правду, и эта правда ему не понравилась, поэтому он ее и убил.

– И все же я не понимаю, как такое может продолжаться восемь с половиной часов, – возразил Сэм Комботекра. – Ну, час, ну, два…

– Давайте ближе к делу, – одернул их Пруст. – Пока Уотерхаус не добавил к своим фантазиям обеденный перерыв и полуденный сон для убийцы. Фелисити Бенсон, тридцать один год, незамужем. – Он постучал по имени на белой доске. – Известна как Флисс. Живет в Лондоне, в Килберне. Работает в телекомпании «Бинари Стар». Предполагается, что она продолжит работу над документальным фильмом Лори Натрасса, в котором, в числе прочих женщин, рассказывается о Хелен Ярдли. В среду, два дня назад, Бенсон вскрыла письмо, которое пришло ей на работу – на конверте стояло ее имя – и извлекла из него карточку с непонятными цифрами. Она показала ее мистеру Натрассу. Тот бросил карточку в корзину для мусора. К сожалению, в данный момент ее содержимое держит путь к городской свалке. Шансы найти эту карточку нулевые. Мисс Бенсон жива и здорова, но я решил подключить кое-какие ресурсы, чтобы она и далее оставалась в этом же состоянии. Начальство, как обычно, тянет резину. Пока же мисс Бенсон согласилась пожить у своей подруги и не оставаться одной, за исключением тех моментов, когда того требует зов природы, но и в подобных случаях подруга все равно должна находиться рядом. – Пруст сделал паузу, чтобы вздохнуть. – Мне кажется, что этой молодой женщине угрожает опасность.

Похоже, все были согласны.

– Однако, выступив в роли адвоката дьявола, добавлю, что в случае мисс Бенсон мы имеем и вариацию, и связь, – продолжил он. – Карточка – часть некоей модели, но мисс Бенсон нарушает ее. Она до сих пор жива и здорова, и на ее жизнь никто не покушался. По этой причине суперинтендант Бэрроу отказывается дать разрешение на ее защиту. Странная логика с его стороны. Ведь защита, как я понимаю ее, мера превентивная, нацеленная на будущее… Или, будь мисс Бенсон мертва, суперинтендант Бэрроу был бы готов выделить ей защиту?

Снеговик провел рукой по собственной блестящей лысине.

– На данный момент это всё. Не забывая о ранее поставленных задачах, нужно копать дальше в Вулверхэмптоне. Вдруг нам повезет, и мы обнаружим Лысого на записях камер видеонаблюдения. Необходимо также установить изготовителя карточек и место, где их можно приобрести. То же касается ручки и чернил. Первоочередная задача – подготовить заявление для прессы. Да, и вот еще что. Нам нужен телегеничный доброволец, которого можно поставить перед телекамерами. Им будете вы, сержант Комботекра, – сами виноваты. У вас чистые волосы и располагающая улыбка.

– А третья женщина, о которой говорится в документальном фильме Натрасса? – подала голос Клэр Уильямсон.

– Рейчел Хайнс, – подсказал кто-то.

– С ней кто-нибудь связывался, чтобы узнать, не посылали ли ей эти самые цифры? – уточнила Клэр.

Пруст собрал бумаги и, как будто не слышал ее вопроса, отправился в свой кабинет.

– Пусть лучше один из вас объяснит мне – причем быстро и на этот раз по возможности разумно – про Лори Натрасса и Рейчел Хайнс. Где они?

Хитро, подумал Саймон. Спихнуть вину на подчиненных – спешный отчет, который они предоставили Снеговику, был шит белыми нитками, так что Пруст не стал озвучивать его на совещании. Как он мог ответить на вопрос Клэр Уильямсон, когда информации у него кот наплакал? И кто в этом виноват?

Горстка избранных выступила в роли козлов отпущения.

– Я изложил вам все, что знаю, – ответил Саймон. – Натрасс сказал мне, что Рейчел Хайнс живет в Твикенхэме, Ангус Хайнс сообщил, что она у своих друзей, а Флисс Бенсон заявила, что не знает о ее местонахождении. После того первого и единственного разговора с Натрассом я больше не сумел встретиться с ним. Его нет ни дома, ни на работе. Ни на одной, ни на другой.

– У него их две? – удивленно выгнул брови Пруст.

– Официально сегодня его последний рабочий день в «Бинари Стар», но его там нет. Похоже, он уже начал трудиться в новой компании, в «Хаммерхеде», – доложил Колин Селлерс. – Но Натрасса нет и там, и он не отвечает на звонки. Пока мы его не найдем, вряд ли сможем узнать, что это за друзья в Твикенхэме, у которых сейчас живет Рейчел Хайнс. Ее бывший муж дал нам список ее друзей, но никого из Твикенхэма в нем нет.

– Мы исключили Ангуса Хайнса из числа подозреваемых в убийстве Хелен Ярдли, сэр, – сказал Сэм Комботекра.

– В одном из его семи кабинетов, верно?

– Нет, сэр. В понедельник у него был выходной. С трех до семи вечера он вместе с Карлом Чэппелом сидел в пабе под названием «Убежище» в Бетнал-Грин. Я лично разговаривал с Чэппелом – он это подтвердил.

– Тогда как Джудит Даффи обедала в Примроуз-Хилл с Рейчел Хайнс? – Пруст поджал губы, отчего те превратились в ниточку. – Не понимаю, как можно пойти в ресторан с той, что своей ложью настроила против тебя одиннадцать присяжных и бывшего мужа, а саму тебя на четыре года упрятала за решетку?

И с какой стати Принципиальной Докторше делить трапезу с женщиной, которую она считала детоубийцей? Один из вас должен ее разговорить. Вдруг ей что-то известно про Твикенхэм?

– А что известно о двух ее дочерях и их мужьях? – спросил Саймон.

– О них говорить преждевременно? Нет, я так не думаю, – ответил Снеговик на свой собственный вопрос. – Я бы не удивился, если б они обвинили Рейчел Хайнс и Сару Джаггард в том, что те сломали жизнь их матери и теще. Кроме того, мы не можем позволить себе проигнорировать намек Лори Натрасса. Если окажется, что он прав, то конца этой истории мы никогда не услышим. Что, если Лысый – один из ее зятьев? Кто знает… Пусть один из вас этим займется. Что касается поисков Натрасса и Рейчел Хайнс – отследите любую связь, сколь слабой она вам ни покажется, поговорите с ее адвокатами, людьми, с которыми она познакомилась в тюрьме, его друзьями и контактами в журналистской среде. У обоих наверняка есть родственники.

– Да, сэр, – ответил Сэм.

– Если это месть тем, кто приложил руку к падению доктора Даффи, то Натрасс и Рейчел Хайнс будут в этом списке, вместе с Хелен Ярдли, Сарой Джаггард и Флисс Бенсон. – Пруст нахмурился. – Впрочем, Натрасс сказал Уотерхаусу лишь то, что Бенсон получила карточку с шестнадцатью цифрами; о себе он такого не говорил.

– Возможно, убийцу интересуют только женщины, – предположил Селлерс. – В таком случае карточку получила и Рей Хайнс.

– Если мы не знаем, где она, то, скорее всего, и отправитель карточек тоже, – сказал Сэм, – что делает ее поиски еще более насущными, прежде чем он отыщет ее.

– Это может быть другой вид мести, – сказал Гиббс, глядя на Саймона. – Крушение карьеры Даффи здесь ни при чем. Это месть детоубийцам и тем, кто выступал на их стороне, а не на стороне детей.

– Детоубийцам, детектив? – Снеговик встал и обошел стол кругом. Стоявшие слева от Саймона Сэм и Колин Селлерс застыли, словно участники игры «танцуй и замри». Саймон нарочно переступил с ноги на ногу и зевнул, бойкотируя окаменевших коллег.

– Детоубийцам? – повторил Пруст, выдыхая прямо в лицо Гиббсу.

– Я лишь озвучил точку зрения убийцы. Я не считаю…

– Вы убийца?

– Нет.

– Тогда говорите от своего лица. Скажите, что думаете вы: женщины, оклеветанные как детоубийцы, женщины, ошибочно осужденные за убийство детей!

– То есть то, что думаете вы, – пробормотал Саймон, однако достаточно громко, чтобы Пруст его услышал. Хочешь на свою задницу неприятностей, я доставлю их тебе. Ну, давай, тиран позорный! Не трать свою злобу на того, кто не посмеет даже пикнуть в ответ и будет стоять, поджав хвост.

Инспектор в упор смотрел на Гиббса.

– Выбор правильных слов зависит только от вас, детектив, – слов, которые недвусмысленно говорят о том, что вы всецело на стороне борьбы добра со злом.

Гиббс с обиженным видом разглядывал пол.

– Вы нападаете на женщину, но вас вспугнули, и вы оставляете в ее кармане карточку, – невозмутимо продолжил Пруст, будто ничего не произошло. – Спустя неделю вы убиваете выстрелом из пистолета вторую женщину и тоже кладете ей в карман карточку с цифрами. На следующий день после убийства вы отправляете такую же карточку по почте третьей женщине, которую вы не убиваете и на которую не нападаете. Почему? Что происходит в вашей голове? Уотерхаус?

– В моей голове, сэр? Или вы имеете в виду голову убийцы?

Выбор правильных слов – за вами, чтобы потом отказаться от них в пользу всех неправильных слов, Лысый.

– Мне не нужны ночные кошмары. Поэтому я предпочту последнее. – Снеговик улыбнулся и уселся на край стола.

Почему тебе неважно, что я говорю? Как смог Гиббс разозлить тебя, а я – нет? Саймон был не в состоянии понять, что это – фаворитизм или тщательно просчитанное пренебрежение? Он вспомнил предостережение Чарли: убийство Хелен Ярдли касается только Хелен Ярдли, а не Пруста. Нельзя найти правильный ответ на неправильный вопрос.

Чарли наверняка будет разочарована, узнай она, что он ведет себя как ребенок. И Саймон усилием воли направил мысли в нужное русло.

– Флисс Бенсон заверила меня, что Лори Натрасс уединился в своем тайном прибежище из-за нее, – сказал он. – Возможно, об этом не стоит упоминать, но… вчера они вместе провели часть дня в постели в его доме.

Может, следовало прямо сказать «занимались сексом»? Наверняка это прозвучало бы более естественно.

– Такого раньше не случалось, и ей кажется, что он сразу же пожалел об этом. По ее словам, Натрасс тотчас повел себя отчужденно и фактически выставил ее за дверь. Она несколько раз безуспешно пыталась дозвониться до него, но он не отвечает на ее звонки.

– Но на ваши звонки он мог бы ответить? – спросил Пруст. – Ему наверняка известно, что вы желаете говорить с ним о его намерениях в отношении мисс Бенсон.

– Он не стал бы… – Селлерс запнулся и покачал головой.

– Не держите нас в напряжении, детектив. Как бы вы поступили, если б только что выпихнули из своей постели прилипчивую особу и не хотите, чтобы она снова забралась туда?

– Ну, я мог бы… Я бы отключил мобильник, пошел бы в паб или пожил в доме друга или типа того… забыл на день-другой про телефон и не проверял входящие звонки и сообщения. Пока все не устаканится. То есть обычно я себя так не веду. Вообще-то я с удовольствием провел бы время с женщиной, если ей хочется большего, но… ведь начиная со вчерашнего дня она несколько раз пыталась дозвониться до него. От такого типа недолго впасть в спячку, сэр… даже секс того не стоит, сплошная нервотрепка.

– Вряд ли наша неспособность найти Натрасса как-то связана с Флисс Бенсон, я ей так и сказал, – произнес Саймон. – Просто нам следует помнить об этом, только и всего. Это говорит о Бенсон больше, чем что-либо другое. Похоже, она убеждена, что все это из-за нее. На мой взгляд, она склонна к навязчивым идеям. И вообще, какая-то странная.

– По себе су́дите, Уотерхаус.

– Я попросил ее приостановить работу над документальным фильмом до лучших времен, и она согласилась, но… мне показалось, она из тех, кто соглашаются с вами, глядя вам в лицо, а сами делают за вашей спиной что хотят.

– Ты имеешь в виду женщин? – уточнил Селлерс. Снеговик удостоил его тонкогубой улыбкой.

– Не хочу всякий раз, когда мне придется кого-то допрашивать, слышать, что от них только что ушла Бенсон и ее съемочная группа, – заявил Саймон. – Я изучил возможность получить судебный запрет. Мне было сказано, что это абсолютно исключено. Документальная лента «Бинари Стар» повествует о старых судебных делах, а не об убийстве Хелен Ярдли, так что оснований нет.

– Придется полагаться на добрую волю, – вздохнул Сэм Комботекра.

– Добрую волю? – холодно посмотрел на него Пруст. – Я скорее поверю в существование Зубной феи.

– А что нам делать с Полом Ярдли, сэр? – спросил Сэм.

– Поговорите с ним еще раз, но очень мягко. Не забывайте, кто он такой и что ему пришлось пережить. Возможно, сам он уже об этом позабыл, что, по-моему, в данных обстоятельствах вполне простительно, однако нужно, чтобы он рассказал нам, почему не стал звонить в «Скорую помощь» сразу, как только обнаружил тело Хелен. Первым делом он набрал номер рабочего телефона Лори Натрасса в «Бинари Стар», потом позвонил ему на домашний и на мобильный. И лишь затем сообщил в полицию.

– То есть раз вы убиты горем, если полиция просит вас припомнить каждый ваш шаг, можно позабыть о том, что вы трижды набирали чей-то номер? – недоверчиво спросил Саймон. – Поговорить мягко – согласен, но то, через что прошел Ярдли, никак не связано с тем, что он лжет нам и путается у нас под ногами…

– Пол Ярдли – не подозреваемый, – оборвал его Пруст. – Когда убили Хелен, он был на работе.

– Его алиби – слова его коллеги, только и всего, приятеля, с которым они много лет работали вместе, – упрямо стоял на своем Саймон, причем не только ради того, чтобы поддразнить Пруста, хотя и ради этого тоже. – Прежде чем заявить в полицию о том, что нашел свою жену мертвой на полу в гостиной комнате, Ярдли предпринял три попытки связаться с Лори Натрассом – и не думал сообщать об этом кому-либо. По-вашему, в этом нет ничего подозрительного?

– Пол Ярдли – не лжец! – Пруст хлопнул ладонью по столу. – Не вынуждайте меня, Уотерхаус, снять вас с этого расследования, потому что вы мне нужны!

Вот именно: тебе хочется рявкать на меня, а не приглашать поужинать вместе.

– Я хочу лично допросить Стеллу и Диллона Уайта, – сказал Саймон. – Мы не имеем права игнорировать то, что сказал Диллон о мокром зонтике и дожде.

– Никак не можете угомониться, да? Сержант Комботекра, объясните детективу Уотерхаусу, почему в нашей работе мы иногда вынуждены не обращать внимание на то, что – как мы знаем – не относится к делу, вроде дождя в солнечный день или вины невиновных людей.

– Вы читали распечатку допроса Диллона, который проводил Гиббс? – спросил Саймон у Пруста. – Какой четырехлетний ребенок скажет «я видел его дальше» про человека, которого он видел на другой стороне узкого тупика?

– Он говорил как… – Гиббс наморщил лоб. – Кто такой ясновидец?

– Совещание окончено, – объявил Снеговик загробным тоном, какой большинство людей приберегли бы для того, чтобы объявить о конце света. – Лично я не стану оплакивать его кончину.

– Сэр, не могу ли я…

– Нет, Уотерхаус. Мое твердое «нет» всем вашим предложениям и просьбам, отныне и на веки вечные.

Саймон едва не вскинул вверх в триумфальном жесте сжатый кулак. Ага! Похоже, нездоровой прустовой тактике «ты у меня на особом счету» настал конец. Больше никаких доверительных бесед, никаких приглашений, никакой лести и никаких просьб. Восстановлена традиционная, ничем не залакированная враждебность. У Саймона словно гора свалилась с плеч, он вновь обрел способность свободно дышать и двигаться.

Увы, ощущение это длилось недолго.

– Захватите с собой ежедневник, Уотерхаус! – окликнул его Пруст, когда Саймон уже собирался шагнуть за порог. – Надо выбрать подходящую дату для вас и сержанта Зейлер, раз вы не можете прийти к нам на ужин завтра вечером. Жаль. Обсудите этот вопрос с ней вдвоем и сообщите мне день, который вас устроит, хорошо?