Женский вопрос
В 1990 году на «женском» корпусе Бутырки была пресечена попытка массовых беспорядков: арестанткам (в основном проституткам-«клофелинщицам» из гостиницы «Космос») удалось взять в заложницы двух женщин-контролеров. Подследственные намеревались обменять захваченных охранниц на свободу, но были остановлены при попытке покинуть этаж.
Видимо, вышеперечисленные инциденты, а также вопиющая антисанитария в Бутырке и явились главными причинами, которые обусловили строительство отдельного, «женского» сизо.
До 1995 года женщины-арестантки содержались на пятом этаже специально отведенного блока Бутырской тюрьмы. Женщины-подследственные составляли до 10 процентов от общего количества заключенных, занимая от тридцати до пятидесяти камер из четырехсот тридцати четырех, имеющихся в распоряжении администрации сизо № 2.
В 1996 году из Бутырской тюрьмы, из камеры № 314, успешно бежала С. Сорокина, обвиняемая в мошенничестве и хранении огнестрельного оружия. С. Сорокиной удалось выдать себя за сокамерницу, некую В. Воронцову, которая уже провела в сизо срок, назначенный судом, и должна была освобождаться.
Внешнее сходство и знание анкетных данных В. Воронцовой позволило С. Сорокиной беспрепятственно покинуть стены Бутырки. (Примечательно, что произошел этот побег в день выборов Президента России.)
Успешный побег с подменой ускорил перевод всего оставшегося женского контингента из следственного изолятора Бутырки в новый, только что построенный изолятор.
Следственный изолятор № 6, известный в просторечии как «Текстильщики» (названный так из-за близости к одноименной станции метрополитена), открыт в начале 1995 года и предназначен исключительно для содержания женского контингента.
Следственный изолятор «Текстильщики» – один из немногих в России, построенный почти полностью в соответствии со стандартами европейской пенитенциарной системы. При сооружении этой женской тюрьмы учитывались и санитарно-гигиенические требования, диктуемые спецификой контингента, и возможность проведения свиданий с детьми. Проектировщиками тюрьмы были предусмотрены даже так называемые «комнаты для психологической разгрузки», камеры отличаются значительно большим комфортом и меньшей перенаселенностью, нежели остальные столичные сизо – по условиям содержания женская тюрьма сравнима разве что с сизо № 5, «Водным стадионом».
Сизо № 6 находится на окраине Москвы, в микрорайоне, расположенном неподалеку от монастыря XVIII–XIX веков, между двумя гаражными кооперативами. Представляет собой пятиэтажное сооружение из бетона, облицованного белой кафельной плиткой.
Корпус в плане прямоугольный, со сторонами приблизительно 150 на 200 метров. По углам возведены башенки с винтовыми лестницами, ведущими в тюремные коридоры.
Персонал сизо смешанный: здесь работают как мужчины, так и женщины.
В настоящее время в сизо № 6 находится до 1000 арестанток, как гражданок Российской Федерации, так и представительниц ближнего зарубежья, чаще всего из постсоветских республик Средней Азии и Закавказья.
Есть женщины, рано или поздно осознающие: молодость преходяща, красота не вечна, а прелести, на которые так клюют мужики, – товар скоропортящийся. А время неумолимо бежит. Вот и одну подругу расписываться в загс увезли, и другую, только я, дура, мол, в старых девках засиделась.
Женщины, которые так считают, очень хотят выйти замуж.
И есть женщины, рано или поздно осознающие: за зрелостью неизбежно наступает старость, главное в бабе вовсе не красота, а ухоженность, да и мужика можно подыскать другого, покрасивше да побогаче, а не этого, сидящего перед телевизором пьяного урода в грязных носках, который копейки в дом принести не может… А ведь время неумолимо бежит. Вот и одна подруга развелась, и вторая, и обе сразу помолодели на десять лет, только я, дура, мол, всю жизнь за уборкой, стиркой да готовкой проведу.
Женщины, которые так считают, очень хотят развестись.
Наташа Степанкова относилась к первой категории.
(По просьбе фигурантки автор изменил ее фамилию.)
А как же не стремиться к замужеству, если тебе целых двадцать лет, если большинство подружек по школе да ПТУ уже катают по дворам детские коляски, если даже бабки, сидящие на скамейках у родного подъезда, шушукаются при твоем появлении: мол, засиделась Колина дочка в девках!
Да что там бабки!
Даже родной отец, вот уже полгода не получающий на своем заводе зарплату, однажды выпалил в сердцах: «Хоть бы замуж тебя кто взял, дуру такую. Копейки в дом не приносишь, а ведь кормить тебя да поить… Сдалась на нашу голову!»
Девушка не смела перечить – ни насчет дуры, ни тем более насчет копейки, которую она действительно в дом не приносила. Да и где ее в этом убогом райцентре взять, копейку-то: половина предприятий закрыта, а на тех, что еще работают, давно не выплачивается зарплата. Правда, после окончания ПТУ Наташа пыталась вступить в ряды торговок сигаретами и пивом на вокзале, но злые тетки, оккупировавшие перроны, не приняли ее в свой круг. Она пыталась работать самостоятельно, таясь от соперниц, но вскоре была повязана за безлицензионную торговлю милицией – несомненно, ментов натравили привокзальные торговки. Так девушка впервые познала законы конкурентной борьбы. Профессия же швеи-мотористки, полученная по окончании училища, в этом городке не находила спроса: из всего Наташиного выпуска на фабрике работали лишь две девчонки, да и то, по сути, задаром, без зарплаты.
Вот и оставался один выход: замужество.
Наташа стремилась замуж. Очень стремилась. Наверное, ни один солдат-срочник не стремился на дембель так люто и отчаянно, как она – покинуть родной дом.
Сперва со свойственным возрасту максимализмом девушка мечтала, чтобы избранником стал благородный и красивый мужчина, с внешностью Алена Делона, с сотовым телефоном, пачками баксов, распирающими карманы дорогого, непременно бордового пиджака, и непременно на иномарке. Она даже трахаться начала много позже сверстниц, не с двенадцати-тринадцати лет, как было принято в городке, а лишь в восемнадцать, вызывая насмешки и недоумение подруг.
Насмешливые подруги не понимали глубины Наташиного замысла: при знакомстве со стоящим, перспективным мужчиной девственность всегда можно продать подороже!
Правда, всматриваясь в действительность, девушка постепенно избавлялась от иллюзий: мужская часть населения городка, где Наташа жила с рождения, выглядела на удивление плюгавой, гадкой и как будто даже застиранной, чем-то напоминая затасканные шмотки из секонд хэнда, где семья Степанковых одевалась уже третий год. Сотовый телефон в этом городке никто в глаза не видел, равно как и стодолларовую купюру, а самой навороченной иномаркой считался «Опель» двадцатилетней давности, на котором раскатывал азербайджанец Мамед, держащий в городе торговлю цветами, а по слухам, и наркотиками.
И что самое печальное, до обидного не наблюдалось в городке мужского благородства! Местные пацаны даже в глаза обзывали девчонок не иначе, как «поревом» и «телками» – в глазах таких юношей особа прекрасного пола могла служить лишь объектом совокупления. Ну не идти же за такого замуж! К тому же едва ли не все население городка от четырнадцати и старше пило водку, вино, самогон, спирт и даже технические спиртосодержащие жидкости, некоторые прочно «сидели на игле», и оставалось лишь удивляться, где эти нищие берут деньги на алкоголь и наркотики.
К восемнадцати Наташа наконец осознала: мечты об Алене Делоне с баксами, сотовым телефоном и иномаркой надо отставить как несбыточные и попытаться подыскать что-нибудь попроще, поближе. Круг развлечений в маленьком городке, как правило, невелик, и единственным местом, где можно было отыскать перспективного мужчину для замужества, оставался Дом культуры, в котором в будни по вечерам крутили фильмы из жизни суперменов да терминаторов, а в субботние вечера устраивали дискотеки, или, по-местному, «дискач».
Наташа хорошо запомнила тот «дискач», на который она впервые пошла с твердым намерением «сняться». Вечером забежала к подруге Таньке: покурить, посплетничать, а если повезет – выпросить на пару часов ее самое крутое платье, с декольте до самого пупа и блестками. Подруга отличалась понятливостью и проницательностью и, сдергивая с вешалки наряд, одобряюще улыбнулась: все правильно, Натаха, гулять надо, пока молодая, а не целку свою лелеять! Ну что это за жизнь, в самом-то деле?
Вот на «дискаче» действительно жизнь: слепящие блики цветомузыкальной установки, песни не по-нашему, зажигательный русский «Казачок» под ритмы чикагского рэпа и вообще веселье через край.
Пусть пьяное, истеричное и искусственное, но все-таки веселье.
А главное – «медляк», то есть медленный танец, на который пацаны приглашают девчонок… Правда, пользуясь полутьмой, ребята нещадно лапают своих партнерш, но ведь, может, среди парней тоже есть порядочные?! В смысле – которые замуж предложат.
В тот же вечер она и познакомилась со своим первым парнем, студентом местного политехникума. Правда, до Алена Делона ему было далеко, да и баксов, сотового телефона и иномарки не наблюдалось. Зато было место для встреч – комната в общаге, где молодой человек почему-то жил один.
Наташа отдалась ему лишь на второй день знакомства. Акт великого таинства любви совершился на железной казенной койке; при этом панцирная сетка жутко скрипела, и девушка боялась, что услышат соседи за стеной.
Конечно же, Наташа понимала: этот ее замуж не возьмет. А если и возьмет, то только в общагу.
Впрочем, теперь о замужестве она думала уже меньше, чем прежде. Почувствовав вкус настоящей жизни, она начала гулять. Да и самой ей это дело нравилось.
Прыщавого студента сменил его однокурсник, затем появился солдатик из местного гарнизона, затем какой-то пожилой, но богатый мужик, то и дело наезжавший в городок из Иванова, затем – бывший одноклассник, затем – его друзья, затем еще какие-то пацаны, имен которых она и не упомнит.
Наташе нравилось гулять, к тому же некоторые партнеры щедро накрывали девушке «поляну», то есть стол с выпивкой и закуской.
Она изменилась, и сильно: о желании выйти замуж почти не вспоминала, а если и вспоминала прежние мечты, то лишь для того, чтобы упрекнуть себя: «Какая же я была дура!» Мнение общественности теперь вовсе не волновало гулящую. Правда, определению «блядь», которое зловредные дворовые бабки иногда бросали ей вслед, она предпочла бы модное заграничное слово «путана».
Как ни странно, даже старики-родители без проблем отпускали дочь «ночевать к подруге»: а может, и впрямь кто замуж возьмет?
Так прошло почти три года…
Менялся репертуар дискотеки, менялись знакомые, подруги, партнеры, но жизнь в городке оставалась прежней.
Время словно остановило свой ход. Унылое полуголодное существование, хроническое отсутствие работы, денег и всяческих перспектив… Настоящая жизнь начиналась лишь по субботам, когда к пяти вечера со стороны ДК гремели первые аккорды «дискача».
Правда, в начале 1997 года в Наташиной жизни произошло событие, круто повлиявшее на всю ее судьбу. Как-то январским утром в ее «хрущевке» появилась подруга Танька – та самая, у которой она когда-то платье одалживала.
– Послушай, Натаха, такое дело, – начала она, глядя, как подруга накручивает на бигуди смоченные пивом волосы, – ко мне брат троюродный из Питера приехал, Лехой зовут. Такой пацан, крутизна неописуемая, без базара! Мы тут вечером собраться решили, девчонок почти нет, так, может, ты к нам придешь?
– А сколько ему? – поинтересовалась Наташа.
– Двадцать четыре, институт закончил. Он у меня крутой-крутой: иномарка, долларов много-много… Сама сегодня видела. Да что доллары – у него даже свой пейджер есть!
– А это что такое? – не поняла девушка.
– Ну, что-то типа сотового телефона. – Заметив, как заблестели глаза собеседницы, гостья извлекла главный козырь: – И прикидываешь, такой парень, а до сих пор не женат.
– А он хоть не урод? – на всякий случай осведомилась Наташа.
– Да ты что – смеешься? – обиделась подруга. – Стану я тебя под урода подкладывать… Так что, ждать или я вместо тебя Наташку Шилову приглашаю?
– Где, во сколько собираемся и что надевать?
И был вечер, и была «поляна», наверняка накрытая за доллары гостя, и был сам гость.
Питерский Леха превзошел все самые смелые ожидания. Он был высок, светловолос, обходителен, «круто прикинут» и, что самое странное, почти не матерился. К тому же к троюродной сестре он действительно приехал на иномарке. Наташа никогда не видела таких машин: белая, длинная, с узкими фарами, а главное – с кнопочками на дверях: захотела стекло поднять – одну кнопочку нажала, захотела опустить – другую… Хитрое устройство называлось «электрический стеклоподъемник», но не это, не иномарка и даже не загадочный пейджер поразили Наташу: Леша действительно не был женат. Со слов гостя, он жил в Питере восьмой год, занимался серьезным бизнесом и (девушка просто не верила своим ушам!) давно уже подумывал обзавестись семьей.
– А почему вы в Питере невесту найти не можете? – памятуя о хорошем тоне и светских манерах, Наташа сперва упорно говорила Леше «вы». – Там ведь такой выбор…
Слова питерца прозвучали столь же загадочно, сколь и обнадеживающе:
– Еще со времен Тургенева известно: самые лучшие девушки живут в провинции, в маленьких русских городках. Вроде вашего. Есть еще женщины в русских селеньях!
Давнишние мечты с новой силой всколыхнули ее душу. Вот он, ее принц из сказки, вот он, Ален Делон на белой иномарке!
– Вы надолго к нам? – глаза девушки влажно заблестели. – И вообще: по делам или как?
– Недели на две. Считайте, что так. Надо же поддерживать родственные отношения! Слушай, Наташа, говори мне, пожалуйста, «ты». Идет?
Наташа поняла: это судьба. А за судьбу надо драться отчаянно и безжалостно, выгрызая свой кусок счастья зубами. И, поняв это, сделала все, чтобы обратить внимание Лехи на себя.
Обольстительница и танцевала азартней всех, и улыбалась томней всех, и жеманнее всех оттопыривала мизинец, когда пила шампанское… Больше всего она боялась, чтобы за эти две недели Леше никто не нажужжал в уши насчет ее дискотечных «съемов». Наверное, Наташа только теперь осознала очевидное: грустную участь бляди – платить за минутные удовольствия возможностью устроить жизнь достойно.
Однако все обошлось, во всяком случае, в тот счастливый вечер.
Во-первых, две соседские девки, бывшие за столом, большой опасности не представляли: старые (обеим по двадцать), безо всякой косметики (жрать нечего – какая уж там пудра!), и вообще – кикиморы болотные.
Во-вторых, кикиморы очень быстро нажрались «Столичной», и через полтора часа после начала застолья обеих можно было выносить ногами вперед.
А в-третьих, перспективный молодой человек обращал внимание исключительно на Наташу.
…Наташа отдалась ему лишь на четвертый день – удалось уломать уезжавшую в деревню родственницу оставить ключ от квартиры. Как девушка неглупая, осознающая серьезность поставленной цели, она поняла: ни в коем случае не стоит демонстрировать свой опыт. Леху надо было укатать не опытом, а целомудрием.
– Лешенька, ты ведь у меня только второй мужчина, – вздыхала она, деловито расстегивая бюстгальтер.
– А первый кто? – Леха не мог отвести от нее взгляда.
– Да изнасиловали меня год назад, – едва не расплакалась жертва бытовой преступности, кладя под подушку вывернутые колготки вместе с трусами, – у нас ведь уголовников ужас сколько! Шла я как-то вечером от подруги, мне нож показали – и в кусты. Даже закричать не успела. А ведь я с тех пор с парнями даже не целовалась.
Неизвестно, поверил ли Алексей в эту историю, но в постели Наташа ему, кажется, понравилась. И не только в постели: понимая, как тяжело одинокому мужчине, девушка вызвалась стирать его рубашки, носки и даже трусы. Слабые попытки Лехи сослаться на троюродную сестру, которая тоже умеет стирать, не принимались: мол, Танька работает, не до стирки ей. Да и вообще: есть кому за тобой стирать!
Молодой человек не возражал: мол, если хочется, твое дело…
…И светил месяц над сонным городком, и падали звезды на крыльцо Дома культуры, и была она счастлива, потому что знала: мечты сбываются. Еще немного, еще чуть-чуть, и заберет Леша ее из этой мерзости запустения в свой волшебный Питер, и будет катать на своей роскошной иномарке по Невскому, и будет она присылать подругам письма и фотографии, чтоб те дивились и завидовали.
А пока Леша катал ее на своей дивной тачке с «электрическим стеклоподъемником» только по городку, подруги злобно шипели, исходя слюной. Телефон звонил не переставая: интересовались, стервы, выпытывали, но счастливица отвечала туманно и загадочно: «Потом, потом…» Несколько особо бестактных стерв попытались было набиться в гости, разузнать, как оно и что, но были отшиты безжалостно и беспощадно.
Конечно, ей очень хотелось похвастаться успехами, но она сдерживала себя, понимая: еще не время.
…Как-то утром Леша заявил, что завтра ему надо срочно ехать в Питер.
– Как? – не поверила Наташа.
– Да так… Дела у меня там, – пояснил молодой человек.
– А ты меня с собой заберешь? – наивно спросила девушка и тут же поняла всю бестактность своего вопроса, потому что Леша, нахмурившись, отрезал:
– Извини, давай об этом в другой раз поговорим.
– Когда? – несчастная с трудом сдерживала слезы.
– Потом, потом…
– А ты еще приедешь? – Наташин голос предательски задрожал.
– Куда же я денусь! Приеду, как только с делами управлюсь.
Девушка поняла: ситуация может выйти из-под контроля.
Надо что-то делать, надо придумать какой-нибудь ход, чтобы привязать его к себе окончательно. Уедет в свой Питер, найдет себе какую-нибудь… Там, между прочим, тоже носки стирать умеют. И не только это. Все мужики одинаковы: дай лишь до сладкого дорваться, а потом ищи его, кобеля шалого.
Она размышляла весь день, и лишь к вечеру ее осенило: ребеночка заделать надо, вот что! В будущем это даст неоспоримый козырь – я, мол, тебе потомство рожаю, так что будь любезен, вези меня на своей замечательной иномарке в санкт-петербургский Дворец бракосочетания.
Тот последний вечер вроде бы ничем не отличался от предыдущих, но девушка то и дело утирала платочком глаза; ей на самом деле было себя предельно жалко.
– Лешенька, любимый, – ворковала она, подсознательно подражая интонациям героинь латиноамериканских сериалов, – скажи мне, только честно! Ты меня любишь?
– Люблю, – вздыхал молодой человек.
– Нет, ты честно-честно скажи: любишь или нет?
– Честно-честно: люблю.
– Ты будешь звонить мне? Будешь писать?
– Буду, – морщился Леша.
– А можно будет на твой пейджер позвонить?
– Я оставлю номер, – обещал любимый.
А дальше – как обычно: скрип кровати, сбившиеся простыни, вздохи, охи, поцелуи…
– В меня, в меня кончай! – стонала девушка, закусывая нижнюю губу. – Сейчас в меня можно!
Наташа не заметила, как заснула, а проснувшись, пришла в ужас: Леша уехал, и она так и не успела проводить любимого.
Правда, любимый оказался заботливым: на столе, между тарелок и стаканов с недопитым шампанским, лежала стодолларовая бумажка.
Но ни телефона, ни адреса, ни даже абонентского номера своего дивного пейджера Леха почему-то не оставил. Впрочем, тогда она не слишком расстроилась: и то, и другое, и третье можно было узнать у подруги Таньки, его троюродной сестры.
Последующий месяц в жизни Наташи Степанковой был отмечен тремя важными обстоятельствами.
Во-первых, она объявила всем и каждому, начиная от стерв-подруг и заканчивая мамой-папой, что скоро выходит замуж и уезжает в Питер. Это вызвало неоднозначную реакцию: от скрытой и явной зависти стерв до совершенно искреннего родительского: «Ну, наконец!»
Во-вторых, она уже совершенно точно знала, что беременна.
Правда, ни о беременности, ни о желании сохранить ребенка она благоразумно никому не рассказывала.
А в-третьих, за все это время Леша так и не позвонил.
Конечно, это вызывало смутную тревогу. Но о тревоге она также никому не рассказывала.
Попытка выяснить питерские координаты Лехи у троюродной сестры не увенчались успехом: Танька знала лишь номер и абонент пейджера. А может быть, и адрес с телефоном знала, но по каким-то причинам не называла.
– А он тебе что, координат своих не оставил? – деланно удивилась подруга.
– Оставил, да при уборке потеряла случайно, – выкрутилась Наташа. – Как, говоришь, на этот самый пейджер звонить?
Танька долго объясняла всю последовательность: мол, наберешь номер, там возьмет трубку девушка…
– У него что – девушка есть?
Дремучесть подруги едва не вывела Таньку из себя.
– Да нет, это оператор, как на телефонной станции. Скажешь ей, что хочешь, номер абонента назовешь. Ага, вот этот, а она ему на пейджер и передаст.
В тот же вечер Наташа принялась названивать в Питер. Она посылала по пять сообщений за раз, притом слова «милый», «любимый» и «единственный», естественно, повторялись много чаще других, путанных настолько, что девушка-оператор в далеком Питере переспрашивала раза по три.
Реакции не было никакой.
Через несколько дней послания ее стали лаконичными, осмысленными и даже приобрели некоторую логическую завершенность: «Срочно позвони мне, у меня для тебя очень хорошая новость. Мой телефон… А если не можешь позвонить, напиши письмо и сообщи свой обратный адрес». И лишь последние слова «Твоя девочка Наташенька целует и любит тебя по-прежнему» в конце сообщений оставались неизменными.
Реакции снова не было.
Зато через три недели пришел счет за переговоры – увидев его, отец девушки чуть не упал в обморок. Пришлось пойти в сберкассу, где находилась единственная в городе обменка. Но она продолжала звонить на питерский пейджер – от ста долларов сперва осталось восемьдесят, затем шестьдесят, затем сорок…
Леха по-прежнему молчал.
А время неумолимо бежало, и только на пятом месяце беременности, когда пуговица джинсов перестала застегиваться на животе, Наташа поняла, что обманута.
Надежда на счастье ушла окончательно, и все возвращалось на круги своя: унылая и однообразная жизнь, полуголодное существование, змеиное шипение дворовых бабок: «Вишь ты, как ветром надуло! Догулялась…» Просмотр телевизионных сериалов становился единственной радостью бытия. Ни Питера тебе, ни восторженных писем домой, ни фотографий с иномаркой, ни высокого статуса замужней женщины.
В тот день несчастная, обменяв еще двадцать долларов, отправилась в кабак, где, напившись в дым, материла все человечество, но больше – мужскую его часть. Ночью она отправилась к Таньке и, благоухая перегаром, предъявила претензию: мол, подруга ты моя родная, какое говно ты мне подсунула? Но родная подруга вполне резонно возразила: я, мол, тебя только перепихнуться с братаном пригласила, а что ты потом себе в голову вбила, меня не колышет. Слыхала я твои байки, что якобы за Леху моего замуж выходишь, да только не разубеждала никого, потому что не из трепливых. А если наезжать на меня будешь – все узнают, спалю тебя, блядюгу.
Наутро, с трудом взяв себя в руки, Наташа поняла: следует как можно быстрей исчезнуть из этого городка, чтобы избежать разоблачения и позора внебрачной беременности. И потому, оставив родителям записку «Звонил Леша, срочно выезжаю в Питер», дочь выгребла из дома все семейные сбережения и спешно отправилась на вокзал. Но в Питер не поехала – что ей там делать, где подлеца этого искать? Решила пересидеть и собраться с мыслями у подруги по ПТУ. Лиля Пономарева, так звали эту девушку, вышла за москвича замуж, потом развелась, но так и осталась в столице, устроившись торговкой на рынок. Лиля была бабой бойкой, ушлой и неглупой, и, по мнению Наташи, на ее помощь вполне можно было рассчитывать.
– …У вас пять месяцев беременности, и аборт делать поздно. Можете одеваться.
Отойдя от гинекологического кресла, пожилой врач стянул резиновые перчатки и, включив кран, подставил руки под струю воды.
– И что же мне делать? – послышалось с кресла.
– Рожать. – Осторожно скосив взгляд на правую руку беременной и не заметив обручального кольца, гинеколог понимающе кивнул. – Ничего, не вы первая, не вы последняя. По закону об охране материнства и детства вы имеете право на дотацию государства. В конце концов, ваш ребенок – будущий российский гражданин. Вы где прописаны? В Ивановской области? Вот и отправляйтесь туда рожать. Девушка, я вообще не понимаю, чем вы расстроены? Вон сколько бездетных женщин о ребенке мечтают! Это я вам как врач говорю.
Одевшись, пациентка с трудом подавила в себе тяжелый вздох и вышла из кабинета. В коридоре ее ждала подруга – высокая, с волевыми чертами лица и алым шрамом на подбородке.
– Ну что, Натаха? – спросила она.
Та обреченно вздохнула.
…Вот уже вторую неделю Наташа Степанкова жила в московском районе Измайлово. К счастью, подруга Лиля оказалась не только бойкой, ушлой и неглупой, но и понятливой, а главное – душевной: выслушав рассказ землячки, она предложила: мол, поживи пока у меня, все равно я одна тут, а потом что-нибудь придумаем.
Первую неделю приезжая осваивалась в столице. Москва не понравилась провинциалке: шумно, народу много, да и дорого все. А деньги-то кончались.
«Ничего, я тебя на работу устрою, – пообещала Лиля Пономарева. – Торговать на рынок пойдешь? Не торговала никогда, только на вокзале сигаретами? Ничего, невелика премудрость».
За какую-то неделю Наташа решила две главные проблемы: жилья и средств к существованию.
Оставалось решить третью – именно потому подруга и потащила ее сюда, в поликлинику к знакомому гинекологу.
И вот – такой облом.
– Ага, рожать, – всхлипывала обманутая и брошенная. – А потом куда я этого ребенка дену? К родителям отправлюсь? Так ведь я им уже написала, что платье свадебное выбрала. Да и не знают они ничего.
– Ладно, оставайся пока тут, придумаем что-нибудь…
Сколько ни думали подруги, ни к какому решению не пришли. Да и какое может быть решение?
– Слушай, может быть, родишь все-таки? – вздыхала Лиля.
– А потом что? Даже если и тут где-нибудь в общаге приткнусь, жить на что, а? На пособие?
– Ну, живут ведь некоторые…
– Да не в том дело, – всхлипывала будущая мать. – Я этого козла, Леху, ненавижу уже… Понимаешь, ненавижу! Дали б мне автомат – рука бы не дрогнула. И ребенка от него не хочу!
– Ребенок-то твой неродившийся чем виноват? – не понимала подруга.
– А ничем! Ненавижу его, и все! Потому что от него ребенок.
Неизвестно, чем бы закончился этот этап в жизни Наташи Степанковой, если бы вскоре Лиля Пономарева не уехала из Москвы: где-то под Новосибирском скончался ее дядя, по слухам, очень богатый, и подруга, бросив торговлю, помчалась оформлять наследство.
Так Степанкова осталась одна…
А живот все рос, и вскоре она ощутила первые толчки. Ребенок подавал о себе знать, просился на волю, и Наташа, думая о своей горькой участи, заливалась горючими слезами. Она действительно ненавидела свое будущее дитя, она готова была проткнуть себе живот хоть сейчас, лишь бы избавиться от ненавистного бремени.
К девятому месяцу она уже знала, как поступит. Живет одна, свидетелей никаких, во время родов постарается не кричать. Главное, сделать все по науке, правильно тужиться, дышать, и как только малыш появится на свет – придушить к чертовой матери. Тело спрятать, закопать, выбросить, что угодно! Если спрятать труп подальше и не оставить свидетелей, все, может быть, и обойдется. На акушерском учете она не стоит, к гинекологу на консультации не ходит.
Как ни готовилась она к родам, начались они неожиданно. С вечера почувствовала схватки и, поставив рядом с кроватью тазик с водой, улеглась в постель. Рожать оказалось не так страшно, как она думала: чуть больше часа мучений, закушенная зубами подушка, и неожиданный крик младенца:
– Уа-а-а-а-а!
С трудом приподнявшись на мокрой простыне, роженица дрожащими руками взяла ребенка, это был мальчик. Младенец был мокрым, с неестественно большой головой и рельефно-выпуклым животом с нитью пуповины.
Глаза его были зажмурены, и из открытого рта вырывалось лишь это призывное и бесконечное «уа-а-а-а!..». Наверное, он так хотел припасть к материнской груди…
Новорожденный вызывал в молодой маме раздражение и еще больше – брезгливость. Неожиданно в сознании промелькнуло: неужели эту гадость я носила в своем животе целых девять месяцев?
А младенец кричал, кричал, кричал, и от этого крика Наташе становилось жутко и страшно. Да и за стенкой могли услышать. И она решилась…
В половине восьмого утра сосед по лестничной клетке, сухонький старичок-ветеран с мозаикой орденских планок на пиждаке, вывел выгуливать во двор любимого пса. Он видел, как молодая беременная девушка, вот уже пятый месяц жившая у Лили Пономаревой, выбрасывала в мусорный контейнер какой-то целлофановый сверток, а затем, пошатываясь, направилась в сторону дома. Он не придал этому значения: мало ли людей по утрам мусор выносят?! Вывел во двор своего сеттера, отцепил от ошейника поводок… Удивительно, но пес почему-то сразу понесся в сторону мусорки.
– Фу, Чарли, фу! – скомандовал старичок, видя, как собака, поднявшись на задние лапы, пытается забраться в контейнер.
Пес не реагировал.
Приблизившись, старичок заглянул в контейнер и едва не лишился дара речи: из целлофанового пакета выглядывали синеватые ножки младенца. Несомненно, новорожденный был мертв…
ИЗ МАТЕРИАЛОВ УГОЛОВНОГО ДЕЛА
Постановление о заключении под стражу
21 сентября 1999 г. в 7.45 гр. Кирилленко Э.В., позвонив на главный пульт ГОВД, сообщил, что в мусорном контейнере, стоящем по улице 1-я Прядильная, обнаружено мертвое тело новорожденного младенца мужского пола. К месту происшествия выехал милицейский патруль ОВД «Измайлово». Старший патруля, лейтенант Малышев, подтвердил обнаружение мертвого тела новорожденного, с явными следами насильственной смерти, что подтверждается актом последующего патологоанатомического вскрытия.
В результате оперативно-розыскных действий установлено, что новорожденного младенца умертвила мать, гр. Степанкова Н.Н., 1974 г.р., уроженка Ивановской области, нигде не работающая и проживающая по адресу 1-я Прядильная, д. 9, кв. 174 без регистрации.
Судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что гр. Степанкова Н.Н. является роженицей.
Деяния гр. Степанковой Н.Н. имеют все признаки преступления, предусмотренные ст. 106 УК РФ.
Учитывая тяжесть совершенного преступления, а также возможность скрыться от следствия, постановляю: избрать в качестве меры пресечения к Н.Н. Степанковой заключение под стражу и направление в сизо 48/6.
Прокурор Измайловской
межрайонной прокуратуры
советник юстиции Кравченко Н.А.
(подпись)
За свою жизнь в милицию Наташа попадала лишь однажды, в родном городке, когда базарные тетки натравили на нее, неожиданную конкурентку, долговязого сержанта. Милиции Наташа боялась и, попав сперва в камеру ИВС, а затем в кабинет следователя, приготовилась к самому худшему.
Впрочем, ничего страшного с ней не произошло. Задержанную не били, не пытали, на нее даже не кричали, хотя в глазах милиционеров читалось ни с чем не сравнимое презрение.
– Ну и зачем же ты это сделала? – стыдил ее следователь, пожилой мужчина с красными от бессонницы глазами. – Твой ведь ребенок, живой человек. Как только у тебя рука поднялась?
– А кормить этого человека ты будешь, что ли? – неожиданно даже для себя вызверилась роженица. – Одевать, ухаживать… Да и не хотела я его, понимаете, не хотела! Его ненавижу, – конечно же, под «ним» подразумевался беглый отец. – И сына от него не хочу!
– А аборт почему не сделала? – укорял следователь.
– Да так, долго рассказывать…
– Вот теперь и расскажешь. Короче, давай по порядку: фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения, у кого в Москве жила…
– А адвоката мне дадут? – осведомилась Наташа, вспомнив голливудскую продукцию и классическую фразу из детективного кинематографа «без адвоката разговаривать не буду».
– Закон предоставляет любому право на защиту. Даже если у вас нет средств оплатить защитника, таковой вам все равно будет предоставлен из городской коллегии адвокатов, – официальным голосом сообщил следователь, непонятно почему перейдя на «вы», и, разложив перед собой чистые листки протокола, вздохнул.
– Итак, слушаю…
ИЗ СТАТИСТИКИ МВД
Только раскрытых случаев детоубийства фиксируется до 150 в год. По всей вероятности, значительная часть подобных преступлений не раскрывается.
В изоляторе временного содержания Наташа Степанкова провела три дня. За это время ей не только предъявили официальное обвинение по 106-й статье Уголовного кодекса, но и нашли адвоката: по закону, окончательное обвинение можно предъявлять лишь в его присутствии.
Степанкова и не думала препираться, выкручиваться, не думала что-либо отрицать: вина была ясной, как божий день.
Она честно отвечала на все вопросы и лишь в конце попросила, чтобы «Леху из Питера», фамилию которого она так и не смогла вспомнить, отыскали и также привлекли к уголовной ответственности как соучастника.
– К сожалению, это невозможно, – вздохнул защитник. – В убийстве новорожденного обвиняетесь лишь вы.
Адвокат понравился Наташе с первого взгляда: молодой, высокий, с густой шевелюрой соломенных волос, в строгом пиджаке, белоснежной рубашке и при галстуке. И плюс ко всему – сотовый телефон из кармана торчит! А какой культурный, какой обходительный!
– Если хотите, могу сообщить вашим родителям, – предложил он.
– Что сообщить? – не поняла девушка.
– Что вы под следствием.
– Ой, только не это!
– Почему?
Наташа не ответила и, выразительно взглянув на адвоката, как бы невзначай поправила бретельку бюстгальтера.
– Как знаете, – поджал губы защитник.
– Извините, а сколько мне дадут?
– Потолок – пять лет. Но будем сражаться. Извините, вы на учете у психиатра никогда не состояли? – неожиданно спросил он.
– Не-ет… – растерялась подследственная. – А что?
– Может быть, вы совершили убийство в состоянии психического расстройства или аффекта? Мне кажется, вас теперь может спасти только это, – категорично заявил защитник.
– Вы что, в психи меня хотите записать? – не поняла девушка.
– Какая разница, в кого! Во всяком случае, я настаиваю на проведении экспертизы. Кстати, в случае убийства эта процедура необходима по закону. Так что?
– Делайте, что хотите…
Экспертиза не помогла: психиатры признали Степанкову Н.Н. абсолютно вменяемой.
«Она отдавала себе отчет в содеянном, – пояснил эксперт. – К тому же налицо подготовка к совершению преступления».
Впрочем, о заключении экспертов сама Наташа узнала лишь спустя несколько дней после того, как сменила тесную камеру ИВС на более просторную «хату» женского следственного изолятора в московском районе Текстильщики.
Камера, куда поместили Наташу, была небольшой и выглядела вполне комфортабельно. Светлые стены, высокие потолки, чистое белье, два цветных телевизора и японский магнитофон – о тюрьме напоминали лишь решетки на окнах. Стены пестрели картинками: тут были и дешевые иконки, и журнальные вырезки с Ван Даммом и Сталлоне, портреты каких-то мужиков, и даже снимки детей… Странно было думать, что у кого-нибудь из сокамерниц есть дети!
Единственным неудобством были духота и накуренность, и арестантки, особо не комплексуя, сидели на застеленных одеялами нарах в нижнем белье, а то и вовсе без него.
Никто не обратил на новенькую внимания, лишь староста камеры, дебелая баба лет сорока с какой-то странной фиолетовой татуировкой на плече, коротко кивнула в сторону нар у двери: мол, тут устраивайся.
Наташа всегда отличалась удивительной приспособляемостью, и потому на новом месте освоилась уже через день. В конце концов, тут было ничем не хуже, чем в больничной палате родного городка, где два года назад она лежала с аппендицитом: чище, просторней, да и питание, называемое тут «пайкой», куда лучше.
Правда, в отличие от больничной палаты, за дверь камеры, естественно, не пускали, но девушка довольно быстро нашла подруг: восемнадцатилетнюю Тамару из Коломны, обвиняемую в краже, и тридцатилетнюю Светку из Чертанова, подозреваемую в соучастии в убийстве собственного мужа…
ИЗ СТАТИСТИКИ МВД РФ
В подавляющем большинстве преступления, совершенные женщинами, носят корыстный характер.
Наиболее часто встречаются: подлог банковских документов, мошенничество, кража государственного и личного имущества, торговля наркотическими средствами, грабеж, разбой.
До 40 % преступлений, совершенных женщинами, направлены против личности: убийство, соучастие в изнасиловании, физические расправы.
За 1996 г. женщинами совершено 5658 убийств, нанесено 3347 умышленных тяжких телесных повреждений.
Преступления, совершаемые женщинами, отличаются обстоятельностью, обдуманностью и жестокостью. Женщины реже, чем мужчины, подвержены эмоциям, злости или ревности. Редки преступления, совершенные во время алкогольного или наркотического опьянения.
Большая часть преступниц до вступления приговора в законную силу была замужем. К концу срока подавляющее большинство из них разводятся.
До 50 % женщин, побывавших в учреждениях пенитенциарной системы (сизо и ИТУ), находятся под наблюдением психоневролога.
15 % женщин-преступниц имеют две судимости, 28 % – три и более 7 % признаны особо опасными рецидивистками.
Товарки по несчастью попались понятливыми – выслушав Наташин монолог о несчастной любви и подлеце Лехе, никто не осудил ее, и лишь Светка понимающе кивнула:
– Вот она, молодость… Нашла кому довериться! Надо было или в Питер его не отпускать, или сразу, как отпустила, аборт делать, или предохраняться. Впрочем, чего уж теперь…
– Да тут тоже люди живут, – вступила в беседу Тамара.
– Скучно только: сама понимаешь – бабы. Правда, месяца два назад куда хуже было: трех цыганок нам сунули. Суки такие – вороватые, грязные, гадкие… Били их всей камерой, за волосы таскали – слава богу, сбагрили. А так – ругаемся, интригуем, деремся даже иногда… А что еще делать – мужиков-то нету.
При упоминании о мужиках Наташа кстати или некстати вспомнила красавца-адвоката; она видела его лишь однажды в жизни, но еще в ИВС поняла, что влюбилась…
– Наталья Николаевна, ваше дело хрестоматийно, вы во всем признались, экспертиза установила вашу вменяемость, и боюсь, что вряд ли я чем-нибудь смогу вам помочь.
Сергей Васильевич, а именно так звали адвоката, вздохнул и, поправив дорогую заколку на галстуке, сочувственно взглянул на клиентку.
Как ждала этого момента Наташа!
Как к нему готовилась!
Ей так хотелось понравиться, так хотелось влюбить в себя этого мужчину, несомненно, порядочного и благородного!
Это не какой-то двадцатичетырехлетний малолетка Леха. Если бы от этого она ребеночка умудрилась забацать, Сергей Васильевич вряд ли бросил бы ее.
За те сорок минут, которые оставались у нее до встречи с защитником, она успела переодеться в самые лучшие шмотки, взятые на время свидания у Тамары и Светы, нанести макияж и даже наскоро помыть голову. Правда, голова еще не высохла, и мокрые пряди липли к шее, холодили лоб.
– Я понимаю… – вздохнула она и неожиданно для собеседника улыбнулась; улыбка была до того некстати, что тот нахмурился.
– Наталья Николаевна, вы осознаете свое положение?
– Да-а, – хлопнув ресницами, произнесла она.
– Но я все равно буду бороться. Я внимательно изучил вашу биографию… Думаю, есть смысл просить смягчения приговора, учитывая вашу личность и социальную среду.
– А мне много дадут?
– Вы уже спрашивали об этом при первой встрече. Потолок – пять, но, думаю, вы получите не больше трех лет. Если суд, конечно, пойдет нам навстречу. А теперь, – Сергей Васильевич подался чуть вперед, и Наташа, ощутив запах дорогого парфюма, едва не застонала, – давайте кое-что уточним.
– Сергей… – на выдохе произнесла она.
– Васильевич, – напомнил защитник.
– Сергей Васильевич… – Девушка долго морщила лоб, как человек, который хочет сказать что-то очень серьезное, но по каким-то причинам не решается этого сделать.
– Вы хотите мне сообщить что-нибудь из того, что касается предстоящего суда или следствия? – в голосе собеседника послышались официальные нотки.
– Да нет. Сергей… Васильевич, простите, а можно один вопрос?
Адвокат приязненно улыбнулся.
– Конечно!
– А вы женаты?
– К нашему с вами делу это не относится, но если так интересно, сообщу: да, женат, и у меня двое детей, два сына.
– А жена ваша кто? – унылым голосом спросила Наташа.
– Это к делу не относится. Впрочем, скажу: журналистка она, в газете работает. Свою жену я очень люблю, она меня тоже. А теперь к делу. Итак, после окончания ПТУ, где вы получили специальность швеи-мотористки, вы пытались устроиться на работу?
– Да, – безучастно кивнула подследственная.
– И что?
– Не взяли.
– Почему?
– Да кому теперь швеи нужны? Вон все рынки китайскими да турецкими шмотками забиты. Брали меня на одно место, да там, как выяснилось, зарплату не платят. Так что мне, за «спасибо» работать? А жить как?
Сергей Васильевич спрашивал, Наташа автоматически отвечала. Мир уже не играл красками, он тускнел, сдувался, как дырявый воздушный шарик.
Оказывается, он был женат. Впрочем, все правильно: такие мужики на дороге не валяются. Их очень быстро к рукам прибирают. Да и не такие девки, как она, швея-мотористка…
– Простите, Сергей Васильевич, – произнесла она, когда беседа подошла к завершению. – А мы с вами еще хоть раз увидимся?
– Боюсь, что только на суде, – сухо кивнул тот. – Ну, всего хорошего…
…Спустя полчаса Наташа уже была в своей камере.
Подследственные женщины, уже знавшие все перипетии «романа с адвокатом», обступили товарку, едва за ней закрылась железная дверь.
– Ну, что он тебе сказал?
– Ой, бабоньки… – выдохнула из себя девушка, не замечая, как из глаз ее покатились крупные слезы, – ой, что было, что было! Ждать, говорит, буду, как из тюрьмы выйдешь, встречаться будем. Только жена у него и детишки малые – жену не любит, да только из-за детей бросить не может.
Подследственная провела в сизо почти полгода с момента ареста; как объясняли ей арестантки, провожая на суд, это было еще по-божески.
Исход судебного заседания был предрешен – подсудимая Степанкова Н.Н., естественно, признавала вину. Впрочем, она и не слушала ни судью, ни обвинителя. Наташин взгляд был прикован к красавцу-адвокату.
– Да, моя подзащитная виновна, – говорил Сергей Васильевич, – но все-таки я хочу попросить уважаемый суд о снисхождении. Да, она выбросила своего ребенка на помойку. Но разве не выбросило наше государство из жизни саму Степанкову? Как знать, если бы она имела работу, если бы ей были гарантированы социальные права и защита со стороны государства, может быть, все сложилось бы иначе.
Адвокат говорил страстно, красиво, жест его был скуп, но выразителен. Наташа слушала молча и трепетно, иногда ей казалось, что речь идет не о ней, а о ком-то другом; казалось, что все это – захватывающая серия латиноамериканского сериала из жизни бедных и богатых.
– Я очень прошу уважаемый суд учесть личность моей подзащитной и ту социальную среду, в которой она выросла, – закончил адвокат.
Наталья Николаевна Степанкова получила по приговору три года лишения свободы. Год она отбыла в Можайской женской колонии. Профессия швеи-мотористки, полученная когда-то в ПТУ, пришлась тут как нельзя кстати: Можайская колония специализируется на пошиве рабочих рукавиц и спецодежды. Таким образом, учреждение пенитенциарной системы оказалось первым в России, востребовавшим Наташин труд по специальности.
Осужденная Степанкова ровна со всеми, приветлива и спокойна, хотя арестантки и не любят ее: «детоубийство» пользуется в глазах зечек не лучшей репутацией, чем «изнасилование» в глазах зеков-мужиков. Правда, несколько подруг у Наташи все-таки есть.
Иногда, по вечерам, она вдохновенно рассказывает, какой очаровательный мужчина защищал ее на суде, какие умные слова говорил. Тюремная и зоновская жизнь обычно приучает к скрытности, но Наташа тем не менее утверждает, что этот адвокат не единожды признавался ей в любви и после окончания срока даже обещает сделать ее своей любовницей. Как ни странно, но некоторые товарки по несчастью верят этим словам. Впрочем, чего уж странного: иногда и самой осужденной кажется, что после окончания срока так оно на самом деле и будет.
Об убитом ребенке за все это время она не вспомнила ни разу: и питерский Леха, и младенец, которого она не успела даже назвать, стали для женщины только досадными эпизодами, которые надо как можно скорее вычеркнуть из жизни.
