Глава 24
Волков столкнулся с Гришиным, о чудо, на пороге детского дома. Надо же было случиться такому! А Гришин до сих пор не верит в неслучайные случайности. Утверждает, что это все происходит как-то само собой, просто и банально. А он вот – Волков – верит. Верит, что все в этом мире случается упорядоченно и закономерно. И их вот: одного из пункта «А», а другого из пункта «Б» кем-то там наверху было сподоблено столкнуть лбами именно в точке «Д».
Значит, правильным путем они все это время двигались, решил тут же Волков. Правильным!
А Гришин тут же подумал, что Волков снова выделывается. Снова хочет лавры умника себе присвоить. И машинально убрал блокнот с карандашом в карман куртки. И решил промолчать пока про то, что Сячин Иван Николаевич свою дочь учил в тридцать восьмой школе. Вот расскажет ему приятель, на какой машине ездил семнадцать лет назад господин Сячин, тогда уж…
Нет, еще приятель обещал по городу пробить крутые джипы на тот период. А Гришин должен будет собственников со списком сверить. Вот тогда уж…
Они коротко кивнули друг другу на пороге детского дома и вошли внутрь.
Поразительно! Ни тебе драного линолеума, ни тебе обшарпанных стен и дверей, и никакой старой мебели. Дорогой ремонт. Пол выложен кафельной плиткой под мрамор. Стены выкрашены в позитивный абрикосовый цвет. Двери недорогие, но новенькие и красивые, с цветными стеклышками. В коридоре вдоль стен диванчики, столы с тематической литературой. Дети, встретившиеся им на пути к директорскому кабинету, не выглядели озлобленными, неухоженными, голодными.
Дети как дети, подумал Гришин, провожая взглядом двух пареньков в добротных кроссовках и джинсовых комплектах – штаны и куртка. У него во дворе такие же гуляют. При отцах и матерях, между прочим. Девочка, попавшаяся им на лестнице между первым и вторым этажом, вообще была одета нарядно. Дорогая по виду курточка. Высокие кожаные сапожки. Юбка в тон куртке.
– Мы куда с тобой попали, Гришин? В семейный детский дом? Даже не думал, что так теперь все, – с удовольствием улыбнулся Волков. – Бедные дети совсем не бедные. Это хорошо! Это просто замечательно!
– Думаю, так не везде, – отозвался Гришин. – И тут не всегда так было.
Надо же, оказался прав!
Директор – мужчина лет под шестьдесят в добротном классически черном костюме, с обширной лысиной, обнажающей угреватый череп, с темными узкими глазами и осторожной улыбкой – столкнулся с ними возле дверей своего кабинета.
– Ой, простите, жутко некогда! – затараторил он тут же, внимательно рассмотрев их удостоверения. – Поговорите, пожалуйста, с моим заместителем. Женщина умница! Все расскажет!
– Замечательно, – согласно кивнул Волков, но дорогу к бегству директору отрезал. – Она давно у вас работает?
– Да, да, – авторитетно выпятил второй подбородок директор. – Лет десять уже.
– А вы давно работаете в этом детском доме? – Волков продолжал стоять у него на пути.
– Да уж почитай двадцаточку отмотал, – странным голосом и со странной интонацией ответил директор.
А Гришин тут же подумал, что так обычно о сроках заключения говорят.
– Замечательно! – повторил Волков с очередным кивком, вцепился в рукав добротного черного пиджака и поволок директора в его кабинет, благо тот двери не успел запереть. – Вы-то нам и нужны.
– Позвольте, позвольте…
Директор семенил рядом с Волковым и тщетно пытался вытащить ткань рукава из цепких пальцев майора. Он сильно гневался, понял Гришин. Но не понял почему: из-за пиджака или из-за того, что ему не удалось улизнуть.
– Вас зовут Владимир Николаевич, если не ошибаюсь? – спросил Волков, дождавшись, когда директор отряхнется и усядется на свое рабочее место за широким дорогим столом о двух тумбах.
– Да, Владимир Николаевич, – осторожно кивнул тот, и тут же его трясущийся палец ткнул в сторону книжных шкафов, набитых папками. – И там у меня полный порядок! С документами полный порядок, я имею в виду! И я тут уже двадцать лет и…
– Владимир Николаевич, – мягко перебил его Волков. – Нас не интересует ваша бухгалтерская отчетность. Мы и так видим, что в вашем детском доме полный порядок. Не ослепли еще!
– Тогда я не понимаю! – возмущенно воскликнул директор и покосился на свой рукав, который так беспардонно хватал майор.
– Нас интересуют два ваших бывших воспитанника, которые учились в тридцать восьмой школе семнадцать лет назад.
И Волков беспомощно умолк. Фамилий воспитанников он не знал. А Гришин пока молчал. Ему жуть как хотелось кролика из шляпы достать.
– Их там училось всего двое. По слухам, были одаренными мальчишками. Поможете с информацией?
Не случилось ни кролика, ни шляпы, черт побери! Директор встал с места, подошел к одному из шкафов. Нашел там нужную папку с личными делами и принялся листать ее прямо на весу.
– Вот! – ткнул он пальцем в разворот. – Два парня у нас в тридцать восьмой учились. Илья Незнамов и Сережа Луков.
– А остальные где?
– Все по разным школам. – Директор с папкой вернулся на свое место. Шмякнул ее на стол, с досадой крякнул. – Считалось тогда, что так будет лучше для детей. Разбросать их по разным школам, чтобы адаптация к жизни лучше шла. А так они в стаю сбивались, по их понятиям.
– По чьим? – спросил Волков.
– По их! – И директор потыкал в воздух пальцем над своей головой. – У них там программа за программой. Эксперимент за экспериментом!
– Понятно… – Волков помолчал. Потом спросил: – Что можете сказать о мальчиках? Привыкли они к жизни в социуме?
– Что могу сказать… – Директор с печалью покачал головой. – Илья Незнамов состоялся. Молодец. Сейчас в Москве. Шлет оттуда сообщения, фотографии. Работает. Семьей недавно обзавелся. Молодец мальчишка!
– А Луков?
– Луков… Это… Это горе наше луковое было, а не мальчишка! – воскликнул с горечью Владимир Николаевич. – Он ведь подкидыш. Ни отца, ни матери никогда не знал. Незнамов-то осиротел, потому к нам и попал. А этот… В общем, бедовый мальчишка был.
– Был? – удивленно вскинул брови Волков. – А почему был? Он что же…
– Ой, да ладно вам! Тьфу-тьфу-тьфу! – воскликнул директор и руками в сторону Волкова замахал. – Жив небось и здоров где-нибудь!
– Не понял! – Волков тряхнул головой. – Ни разу на связь с вами не вышел после выпуска из детского дома, так я понимаю?
– Да не совсем… Бегал он, Сережка наш Луковый!
– В смысле, бегал?!
– В том самом! Любил удрать и где-нибудь скитаться. Неделю мог пропадать, а то и две.
– А учителя тридцать восьмой школы утверждали, что он подающим надежды мальчиком был, – вставил свое слово Гришин.
Не просто же так он перед работницей архива расшаркивался. Он тоже сведения добыл. Просто пропустил возможность ими козырнуть. Перемудрил, так сказать.
– Поначалу был. Где-то лет до десяти, – согласно кивнул директор и снова ткнул пальцем в разворот папки с документами. – Потом связался с этим… Кажется, Смородин его фамилия была.
– Совершенно верно. Удивлен! – похвалил Волков.
– А чему удивляться?! Ребят немного. Каждый через сердце проходит. А Сережка так вообще, – директор махнул рукой, – хорошим мальчиком был. Очень хорошим. А потом как с цепи сорвался. Начал убегать. Школу пропускать. Его ведь из тридцать восьмой едва не выгнали за неуспеваемость и пропуски. Пришлось суетиться, н-да… Перевели его в другую школу. И с Ильей Незнамовым разлучили. Кстати, Илья сам попросил. Говорил, он на меня дурно влияет. Попросил. Сделали. Только Сережку окончательно упустили. Вообще в охламона превратился. Хулиганил. Попадал в милицию. Протоколов на него было о-го-го сколько! Может, и сел все же с дурной своей головы!
– Он закончил школу? Выпустился из вашего дома?
– Куда там! Когда ему пятнадцать стукнуло, он снова убежал.
– Это где-то двенадцать лет назад, так?
Волков с Гришиным переглянулись.
– Да. Так. Двенадцать лет назад. Убежал он в очередной раз, да так больше и не вернулся. Мы и в розыск его подавали, и так по друзьям искали, бесполезно. Сбежал и больше не объявился. Илья нам сказал, что Серега будто в Казахстане родственников каких-то нашел и к ним собирался. Только не нашли мы его и в Казахстане. Год, наверное, ушел у нас на его поиски. Потом жизнь закрутила. А затем уж он и совершеннолетним стал. Как искать?
– А что Смородин говорил о его исчезновении?
– Смородин-то… – Директор хмуро оглядел гостей. – Тоже чего-то такое говорил про Казахстан. А потом… Потом сгорел при пожаре в дачном доме вместе с родителями. Так вот…
– Большой промежуток времени прошел с момента исчезновения Сережи Лукова до пожара? – спросил Волков.
И с таким остервенением принялся катать ладонью карандаш по столу, который отобрал у Гришина, что у того нервы разошлись от тихого шуршащего звука. И карандаш, между прочим, был его!
– Нет. Не могу вспомнить точно, но совсем мало. Дня, может, три, а то и два. Я же сам ездил к этому Смородину. Он в девятнадцатую школу тогда перевелся. Пять лет там отучился. Я к нему приехал. Канун майских праздников, помню, был. Говорю, рассказывай, что знаешь!
– А он?
– А он нагло так ухмыляется и говорит, что Сережа в Казахстан укатил и мы его никогда не поймаем. Я тогда понял, что он врет. Прятал он Серегу. Точно прятал. А потом узнаю про пожар и… И честно, на Сережу-то и подумал. Вспыльчивым он был, нервозным. Особенно в последние годы. Мог чего-то и натворить. Потому и не нашли мы его больше.
– У вас хороший детский дом, – неожиданно перевел тему разговора Волков и осмотрел кабинет директора. – Дети нарядные. Кто-то помогает?
– Конечно! – Директор выдохнул с облегчением, радуясь тому, что разговор свернул на другую тему. – И государственные деньги осваиваем полностью. И меценаты есть. Из очень, очень уважаемых людей.
– А список не могли бы мне показать?
– Список чего? – Директор округлил глаза, сделавшись похожим на старого испуганного филина.
– Не чего, а кого, – не совсем вежливо поправил его Волков. – Меценатов. Можно их перечень? Кстати… А Сережа Луков мог ведь и наказание отбывать где-то. Как считаете?
– Ой, да запросто! – фыркнул директор и заворочал шеей в тесном воротнике сорочки. И тут же написал что-то на листе бумаги, который вытащил из принтера. Протянул его Волкову: – Вот список. Только я прошу вас! Умоляю! Будьте деликатнее! Уважаемые люди все же!
– Я не собираюсь их привлекать к ответственности за то, что они помогают сиротам, – улыбнулся Волков. И снова: – Значит, Лукова никто из ваших больше не видел?
– Нет!..
– …А Угарова могла его где-нибудь встретить и узнать, а? Могла, товарищ майор?
– Могла, – согласился Волков и добавил с кивком: – Могла и, видимо, встретила. Так ведь бывает, капитан. Не видишь человека годами. Забываешь о нем. А он потом вдруг встречается тебе. И в самый неподходящий момент. Бывает?
– И еще как! – воскликнул Гришин и поежился, будто ему за шиворот горсть ледяных кубиков швырнули.
Ему ли теперь не знать о неслучайных встречах! Не захочешь – поверишь. Сегодня вот с Волковым столкнулся на пороге детского дома. А хотел один туда явиться и ему же потом доложить о результатах!
Пару дней назад, прогуливаясь с Варей по парку, что располагался неподалеку от их дома, совершенно случайно наткнулся на Маринку – свою бывшую жену. Ведь не видел уже черт знает сколько времени. И надо было наткнуться на нее именно вечером, именно когда был с Варей!
Волков бы сейчас стал рассуждать и дорассуждался бы до того, что встреча эта была предопределена кем-то свыше. А если нет, то Маринка специально их там подкарауливала для публичного скандала.
На что Гришин непременно возразил бы. Просто из вредности. Ничего сверхъестественного в этом, мол, он не видел. И караулить там Маринка их не могла. Они с Варей в последний момент решили там прогуляться. Возвращались из магазина и свернули. И тут бывшая жена Гришина нарисовалась. Навеселе, с сигаретой в руке, Маринка отдыхала возле лавочки с компанией каких-то отморозков.
Увидев Гришина с дамой, тут же сигарету швырнула прямо себе под ноги, не потрудившись бросить ее в урну, которая стояла в метре от нее. Оскалилась, как дура. И тут же взяла курс им наперерез.
– Какие люди, боже! Какие люди! Сереженька! Сколько лет, сколько зим!
Все заплетающимся языком, обдавая их запахом пивного перегара. Гришин, честно, чуть сквозь землю не провалился от стыда и неловкости. И за Маринку перед Варей было стыдно. И за себя, если честно.
Как он мог так ошибиться? Как мог сделать такой выбор? Разве можно их сравнивать – эту расхлябанную пьяную бабу?! Пусть все еще достаточно привлекательную, но такую расхлябанную!
И Варю! Милая, утонченная, воспитанная. Ей нравилось красиво накрывать на стол. Она без обиды, молча убирала вилки с голого стола, куда их клал Гришин. Стелила салфетку, а потом уже клала приборы. Любила готовить всевозможные салаты, смешивая, на его взгляд, достаточно странные, несовместимые продукты. Но так вкусно у нее получалось! И разговаривала она хорошо. Без пафоса. Но правильным русским языком.
И тут Маринка! Пьяная! Курточка коротенькая, как у девочки-подростка, расстегнута почти до пупка. Черная кофточка с таким глубоким декольте, что даже Гришин застеснялся. Короткая юбка, какие-то драные колготки с рисунком. Сапоги в грязи с такими стоптанными набойками на каблуках, что кожа задралась на них юбочкой.
– Это твоя девушка? – Маринка, изрядно покачиваясь, встала в метре от них.
– Да, это моя девушка, – впервые признался даже самому себе Гришин.
До этого все считал Варю своей соседкой, не более. Соседкой, с которой он неплохо проводит время.
– Приятная девушка, – произнесла Маринка, пытаясь сфокусировать взгляд на Варином светлом пальто. – И нарядная. Это ты ее так наряжаешь? Меня не наряжал, Гришин!
– Кто это?! – прошептала Варя.
Она стояла, вцепившись в его рукав, с красным от смущения лицом.
– А он не сказал?! – Маринка звонко щелкнула языком. – Я его жена. Он разве не сказал?
– Ты женат?
Варя попыталась убрать руку. Но Гришин не позволил, сцапав вовремя ее пальчики.
– Ты забыла добавить, что бывшая жена, – процедил он, так плотно сжав зубы, что едва было слышно, что он сказал.
– Ну да, да, бывшая. – Маринка с тяжелым вздохом провела рукой по растрепанным кудряшкам. И хихикнула, грустно глядя на Варю: – Бывшая непутевая жена… Береги его, девушка. Он хороший. За ним будешь как за каменной стеной.
– А что же вы-то? Не сберегли? – осмелилась на вопрос Варя, оставив свои пальчики на его рукаве.
– Я-то? – Маринка вернулась к своим собутыльникам, снова закурила и крикнула с пьяной бравадой: – А я его, детка, пропила…
Они быстро ушли с Варей с этого места, из парка, с улицы. И потом не говорили об этом. Лишь ближе к ночи, когда уже убрали со стола всю посуду после ужина и готовились пить чай, Варя обронила:
– Ты назвал меня своей девушкой.
– Так и есть.
Гришин насторожился. Он ждал вопросов о Маринке. Но Варя вместо этого с улыбкой произнесла:
– Это приятно…
Ну и вот что ему теперь думать? Кто спланировал эту встречу? Какой-то судьбоносный характер она могла в себе нести? Маринка в любом парке могла им повстречаться. Она возле каждой скамейки могла пиво тянуть. Это все случайность! Не самая приятная случайность. Или все же нет? Или все же эта встреча нужна была для того, чтобы он назвал Варю своей девушкой?
Бред какой-то! И все равно случайность!
Так же и Угарова могла случайно наткнуться на пропавшего много лет назад Сергея Лукова. Она наверняка тоже его подозревала в поджоге. Недаром же ездила на пепелище и расспрашивала там всех. Видимо, тоже думала, что детдомовский пацан семью Смородиных сжег. Думала, что это не просто несчастный случай.
Годы прошли, она о мальчишке забыла. А потом в один прекрасный момент шла, шла себе по улице и, бац, столкнулась с ним нос к носу. И давай приставать. Угарова же тем еще была фруктом. Она бы мимо себя его ни за что не пропустила.
– И…
Гришин замялся. Он выстроил такую замечательную версию. Но взгляд Волкова, с которым тот его слушал, ему почему-то не нравился.
– Говори, говори, капитан, – подбодрил его Волков.
– Ну, зная ее повадки, можно предположить, что она устроила ему скандал посреди улицы. Парень перепугался и решил избавиться от свидетельницы его давних делишек.
– А Николаева при чем? – задал резонный вопрос Волков. – Зачем бывшему детдомовцу убивать бывшую директрису школы?
– Они же дружили, товарищ майор! – с обидой воскликнул Гришин. – Угарова, конечно же, поделилась с подругой информацией.
– Да, но Луков об этом мог и не знать.
– Мог не знать. Но думаю, Угарова скороговоркой выпалила все. И кому, и о чем расскажет.
– Резонно. А откуда у парня, последние двенадцать лет скитавшегося непонятно где, дорогой внедорожник?
– В смысле? – Гришин не понял.
– Николаеву сбила машина. Номеров не рассмотрели, свидетелей потому что не было, но! – Волков, остановившись у своей машины, задрал вверх указательный палец. – Но эксперты нашли на месте аварии стекло от разбитой фары со следами крови Николаевой. Это установили. И это дорогое стекло от дорогой фары, капитан. И эксперты даже установили от какой именно дорогой марки машины эта фара. Но…
– Что?
Гришин досадливо прикусил губу. И когда, интересно, он все это успевает узнавать?! Ведь эта авария вообще была не в их юрисдикции. Он думать о ней, если честно, забыл. А Волков помнил. И сведениями разжился.
– Нигде в угоне такая машина не значилась на тот момент. И в автосервис никто не обратился. Значит, что?
– Что?
– Машина не в угоне. И ее спрятали. Машина в собственности… – Волков опустил голову и минуту рассматривал крохотную лужицу возле переднего левого колеса своего автомобиля. Потом встрепенулся: – У кого она в собственности, Сережа? Не у Лукова же, помилуй господи! Я в такие метаморфозы судьбы не верю. Клад он точно не нашел. Зато нашел кого-то, кто…
– Кого, товарищ майор?
– Кто ему покровительствовал прежде. И кто поддержал его теперь. И мало того, снабдил его транспортным средством для выполнения опасного поручения.
– Но зачем ему это?
– Кому? Покровителю детдомовского мальчишки?
– Да! Зачем ему помогать пацану, который давно вырос? Зачем ему помогать скрывать его преступные тайны?
– Затем, капитан, что это и его преступные тайны тоже…
