Глава 3
Томас Мауд

Давид читал у себя в кабинете, в старинном здании, которое занимало издательство на мадридской улице Серрано. Утреннее солнце било в окна и нежно пригревало затылок, а глаза Давида быстро скользили по страницам, аккуратно скрепленным металлической спиралью. Это был один из сотен тех романов, какие издательство ежегодно получало «самотеком» от жаждущих писательской славы. Кто они были, эти люди, неизвестно. Давид представлял то сантехника в чьей-то ванной с разводным ключом в руках, обдумывающего диалоги своих персонажей, то студента-филолога, которому так наскучило чтение книг по обязательной программе, что он решил: «Хватит читать, пора писать. Смогу не хуже их! Не так уж трудно».

И все они, студенты и сантехники, засучив рукава, рьяно брались за дело – кто очертя голову, а кто тщательно проработав материал, перед тем как взяться за перо. Но разве не был Стивен Кинг учителем литературы, когда опубликовал свою первую книгу? А Конан Дойл – врачом? Патрисия Хайсмит писала комиксы, Набоков был энтомологом, Кафка – юристом, Томас Пинчон редактировал технические документы для компании «Боинг», Лео Баэла служил бухгалтером на обувной фабрике. Да что там говорить, если сам Чак Паланик работал на какой-то фабрике, производящей контейнеры!

В истории литературы полно примеров того, как писатель сделал себе имя первой же своей публикацией. Молодые претенденты на эту славную судьбу старались изо всех сил, не ленились, рьяно переписывая по двадцать раз те абзацы, которые Давид читал сейчас, сидя в удобном кресле. Претендент, исполненный надежд, вкладывал в рукопись всего себя, а в издательстве его рукопись вкладывали в аккуратные и очень высокие стопки в шкаф, стоявший в кладовке, где хранились запасы канцелярских принадлежностей.

Каждый сотрудник издательства, независимо от ранга, был обязан сделать ежемесячный отчет хотя бы об одной прочитанной рукописи из кладовки. Идея принадлежала лично Коану. Он говорил, что рукописи, приходящие к ним по почте в замусоленных пакетах и брезгливо засунутые в шкаф в чулане, – эти-то рукописи их и кормят. Это первичное сырье их производства. Хотя в издательстве безупречно функционировало специальное бюро по отбору текстов, где каждый являлся профессионалом, способным с первых страниц отличить годный материал от макулатуры, – Давид работал именно там, пока не стал редактором, – все равно все работники издательства «Коан» педантично представляли свой ежемесячный отчет о прочитанных книгах. Какие из них отличные, какие хорошие, какие просто терпимые…

Хороших или просто терпимых находилось очень мало, а некоторые были откровенно ужасны. Но даже если одна-единственная из них, одна из тысяч, стоила публикации – все усилия окупались. Где-то в замызганной комнатушке перед монитором, или за пишущей машинкой, или просто склонившись над тетрадкой с карандашом в руке – где-то работал писатель. И «Коан» искал этого писателя тоскливо и страстно, а искать надо было единственно возможным способом: перечитывая одну за другой все рукописи, что лежали в кладовке.

Одна из них могла быть рукописью Томаса Мауда.

Когда Давид начинал работать в издательстве, семь лет назад, каждую присланную папку он открывал с надеждой на великий роман. За семь следующих лет он прочел только шесть рукописей, которые стоили прочтения. Из них четыре потом опубликовали, причем одна была романом Лео Баэлы «Боги осени». Две из четырех опубликованных книг продавались хорошо, две – плохо. Теперь, после стольких лет чтения, стольких отчетов о стольких непригодных к редактированию текстах, Давид брался за очередную рукопись из чулана привычно, но неохотно, как человек, который заранее знает обо всем, что сейчас произойдет. Менялись лишь имена все тех же и все так же поступавших однообразных персонажей.

В первые месяцы работы он истово верил, что именно его ждет следующая счастливая находка. Шел на работу так, словно летел на крыльях, и просто мечтал скорее зайти в кабинет, закрыть за собой дверь и читать, читать, наслаждаясь сознанием, что вот наконец держит в руках книгу, о какой пока никто не знает, но скоро она войдет в жизнь миллионов. Этот счастливый день так и не наступил. Теперь Давид был меньше уверен, что он когда-либо наступит.

– Давид!

– Да? – Он поднял голову.

– Тебя к сеньору Коану.

– Спасибо, иду.

Не надо уподобляться собачке, которая бежит на свист хозяина. Он заставил себя помедлить пару минут, прежде чем встать и направиться к двери.

Перед тем как войти в приемную перед кабинетом Коана, Давид поправил воротничок и одернул манжеты. Сразу за дверью стоял заваленный бумагами стол секретарши Коана Эльзы Карреро, сорокалетней сильно накрашенной женщины, цвета волос которой никто не мог определить под толстым слоем лака, всегда покрывавшим ее прическу. Но даже так было видно, что в своей пока еще недавней молодости она была красива. Внимательный глаз замечал и хорошенький курносый носик, и прекрасные карие глаза под густо накрашенными ресницами.

Давид знал ее только в лицо. Эльза работала третью неделю, заняв место ушедшей на пенсию старой секретарши Коана. Он ей слегка кивнул.

– Сеньор Коан вас примет через несколько минут, сеньор Перальта.

– Спасибо, – ответил Давид.

Он забавлялся тем, как старательно она выдерживает деловой формат общения. Еще не привыкла, со временем освоится. Соображая, чем вызван нежданный интерес Коана к его персоне, Давид расхаживал по приемной. С тех пор как он здесь работает, беседовать с президентом довелось не более двух-трех раз, да и то в светском духе: «как дела, как жена, как погода, как работа». Может, его ждет выволочка за задержку романа Лео? Вряд ли. Они с Лео вышли из графика, но не настолько, чтобы об этом говорить. Даже в самом тяжком варианте, например, опаздывая к Лондонской книжной ярмарке, ну что ж… они в любом случае успеют во Франкфурт. Минуту Давид тешил себя мыслью, что его вызвали, чтобы объявить о повышении. Ах, как это было бы кстати… и Сильвия, и обеспечение ребенка, и его собственные честолюбивые притязания быть оцененным по достоинству – все проблемы решились бы разом. Неужели? Давид молча смеялся над собой: он чувствовал себя, как когда-то на филологическом факультете перед доской объявлений, где вывешивали списки с экзаменационными отметками.

В своем нервном блуждании по приемной он несколько раз натыкался взглядом на висевшие на стене в рамке оттиски корректуры. Первые страницы первого издания «Шага винта», знаменитой саги Томаса Мауда – самого известного автора «Коана». Просмотрев начальные фразы, он прочитал их вслух.

– Простите, вы мне? – Давид обернулся.

Эльза вопросительно глядела на него.

– Простите, я нечаянно прочел вслух.

– «Шаг винта»?

– Да.

– Вы не первый, кто так сделал. Я заметила, что люди, пока здесь ждут приема, очень часто подходят и читают начало вслух.

– Великая книга.

Эльза неловко заерзала на стуле и быстро отвела взгляд. Давид озадаченно уставился на нее.

– Вы ее читали? – спросил он.

– Нет, – ответила Эльза, – пока не успела.

Давид усомнился. Книгой Мауда зачитывались девяносто миллионов человек во всем мире – не успела к ним примкнуть только Эльза, секретарь того самого издательства, в котором печатается Мауд. Странно, что ее не прочитал человек, причастный к литературе. «Шаг винта» был «Властелином колец» XXI века, а сам Томас Мауд в мире жанра фэнтези был тем же, чем Агата Кристи – в детективе. Более того, Мауда читали и те, кто не жаловал его жанр. Давид встречал даже таких, которые прежде вообще чтения избегали. Написать шедевр непросто. Но Томас Мауд это сделал.

– Просто не верится. – Давид улыбнулся секретарше.

– Да, вы знаете, мне все советуют… но я, как сюда устроилась работать, постоянно занята. У сеньора Коана плотный график, у меня минуты свободной нет. Домой такая прихожу, что уже не до чтения.

– Понимаю. Значит, не читали? Я вам завидую.

– Вы ж сказали, что вам понравилось!

– Завидую вам, потому что хотел бы, но больше не могу прочитать ее в первый раз.

– Вот, значит, как сильно она вам понравилась…

– Есть книги, меняющие жизнь. Для меня «Шаг винта» стал одной из таких. Знаете, сколько миллионов экземпляров продано?

– Знаю. Девяносто.

– А каким был самый первый тираж?

– Нет.

– Менее пяти тысяч. Менее пяти тысяч, – взволнованно повторил Давид почти по слогам. – Продажи росли медленно. Но всякий, кто прочитал книгу, говорил о ней своим знакомым, и те тоже читали, восхищались и рассказывали в своем кругу, как им понравилось. Так и вышли сто изданий. Ее перевели на семьдесят языков.

– Вы здесь тогда уже работали? – спросила секретарша.

– Нет, и думаю, что никого от тех времен в издательстве не осталось, кроме самого Коана.

– Откуда же вы знаете?

– О «Шаге винта» ходит множество легенд. Я узнал о них сразу, как стал тут работать.

– А какие легенды?

Эльза становилась все оживленнее. Можно было подумать, что Давид пришел не по делу, а чтобы ее развлечь. Он придвинул стул поближе к столу, наклонился к ней и, понизив голос, произнес:

– Знаете, почему Коан настаивает, чтобы все читали рукописи из самотека?

– Нет… может, бюро по отбору рукописей перегружено и не справляется?

– Потому что «Шаг винта» пришел к нам по почте, в самотеке, и как раз когда издательство было на грани разорения. Коан лично читал все присланные рукописи. Говорят, он прочитал «Шаг винта» и, опередив всех, купил на него права. А вам известно, что он заложил квартиру, чтобы получить кредит на первое издание в пять тысяч экземпляров?

– Рискованный шаг. Как же он отважился?

– Если бы вы прочли роман Мауда, то поняли бы. Не книга, а финансовый рог изобилия. Но и это еще не все.

– А что еще? – Эльза тоже наклонилась к Давиду, и лица их едва не соприкоснулись.

– Думаю, вы все равно скоро узнаете.

– Что?

– Томаса Мауда, кроме Коана, никто никогда в глаза не видел.

– Да… я вроде читала, что он никому не дает интервью.

– Не в интервью даже дело, – возразил Давид, – а в том, что неизвестно, кто он такой. Даже адреса ни у кого нет – только у Коана лично. Вы вот видели здесь Томаса Мауда?

– Нет. Значит, он связывается только через Коана? А почему?

– Писатели вообще народ странный. Вероятно, Томас Мауд просто хочет сохранять инкогнито и заключил с Коаном такой договор. Это наиболее правдоподобно из всего того, что о нем говорят. А говорят разное – от предположения, будто таинственность Мауда не более чем рекламный трюк, до допущения, что автор просто умер, дописав роман.

– Вообще странно для писателя скрываться, правда?

– И до него многие знаменитости сторонились публичной жизни. От Сэлинджера, автора «Над пропастью во ржи», до Томаса Пинчона.

– Но зачем?

– Да ведь от людей порой просто на стенку лезешь. Толкину читатели звонили в любое время дня и ночи рассказать, в каком они восторге от его «Властелина колец». Находились и такие, что тайком проникали в его оксфордский дом, надеясь стащить там что-нибудь на память. И все же я думаю, что причина отшельничества многих писателей совсем не в навязчивости людей.

– А в чем же?

Давид просто не знал, что и думать об этой женщине. Как Коан умудрился найти секретаршу, которая совсем ничего не знала ни об издательстве, ни о его гордости – «Шаге винта»? Она сидела на рабочем месте, к нему, естественно, стекались все издательские новости, именно ей первой становились известны местные секреты. А может, догадался он, Коан искал как раз такую, как она, – нелюбопытную простую женщину без особого интереса к внутренним делам издательства.

– Ну, порой необходимо одиночество. Люди бегут от толпы. Писательство – дело непростое, тонкое, требует уединения, страдает от настырного внимания людей.

– Теперь понятно, почему Мауд пробуждает у людей подобный интерес.

– Да. И не будем забывать, что первые пять книг его саги просто великолепны.

– Но она еще не закончена…

– Мы издали пятую из семи заявленных автором, но мне кажется, что единственный человек, который точно знает, сколько их будет, это Коан.

– Да, мне надо все-таки прочитать ее.

– Обязательно. Хотя бы потому, что именно эта книга спасла издательство, в котором мы с вами работаем.

– Подумать только, какая-то книга может так повлиять на жизнь!

– Она не какая-то. Когда прочитаете, то поймете, что она влияет на вас, как уже повлияла на миллионы людей.

– А вы не преувеличиваете, сеньор Перальта?

– Нет. Разве с вами так не бывало, что прочитанная книга словно говорила вам что-то… совсем как живой человек?

– Никогда.

– Со мной тоже не случалось, – признался Давид, – до тех пор, пока я не прочитал «Шаг винта». Вот почему я завидую вам. Ведь вам еще предстоит ее прочитать.

Секретарша тихонько хихикнула:

– Вам надо возглавить рекламный отдел, сеньор Перальта. Вы хорошо обрабатываете покупателя.

Дверь кабинета открылась, и выглянул Коан. Эльза и Давид отпрянули друг от друга, как ученики, которых застали на контрольной списывающими задачку. Коан сделал вид, будто ничего не заметил.

– Давид, прости, что заставил ждать.

– Что вы, сеньор Коан!

Проходя от стола к двери, Давид снял с полки книгу и протянул ее Эльзе. Оба знали, какая это была книга, даже не глядя на обложку.

– Возьмите, читайте и наслаждайтесь.

– Спасибо, – кивнула Эльза.

Кабинет Коана занимал не менее шестидесяти квадратных метров. Его собственная квартира могла поместиться здесь целиком. На полу стояли столбики и башенки из книг и разнообразных рукописей. На столе громоздились в невообразимом беспорядке горы бумаг. Вдоль плинтуса тихо, как боязливая мышь, крался телефонный провод. Давида удивили, однако, не беспорядок в кабинете и даже не осунувшееся, вдруг постаревшее лицо главы издательства, которого последний раз видели вполне благополучным и здоровым, а присутствие в кабинете чужого – человека с громоздким электронным прибором. Давид никогда его прежде не видел. Человек ходил вдоль стен, таская прибор на себе, и длинной, как у миноискателя, ручкой водил по ним, не пропуская ни сантиметра, словно что-то хотел обнаружить. Коан дал знак подождать, пока человек не закончит работу.

– Все чисто, сеньор Коан. Беспокоиться не о чем. На всякий случай еще скрамблер вам подключил, чтобы исключить дистанционное прослушивание.

– Отлично. Спасибо. Чек получите у секретарши.

Тот вышел, а Коан закрыл за ним дверь и задумчиво побрел к столу. Давид, сохраняя невозмутимость, умирал от желания узнать, что происходит и почему для их беседы понадобились чрезвычайные меры безопасности. Коан долго выравнивал на столе стопку бумаг и наконец проговорил:

– Давид, эта встреча будет не совсем обычной. Я хочу тебе кое-что рассказать, а ты для этого сначала должен согласиться на определенные условия.

– Конечно. Не беспокойтесь. Какие условия?

Давид не решился обращаться к Коану на «ты».

– Прежде всего напомню тебе о нескольких пунктах трудового договора, который ты подписал, устраиваясь в издательство. О конфиденциальности всей рабочей информации. Помнишь?

– Разумеется. Я никогда не нарушал их.

Коан улыбнулся:

– Там написано, что ты не должен доверять конфиденциальную рабочую информацию никому, включая собственную супругу и авторов, с которыми работаешь.

Давид кивнул.

– Так вот, – продолжил президент, – никогда еще не было так важно соблюдать данные пункты договора, как сейчас. И тебе, и мне. Тебя, кажется, заинтересовало, кто находился у меня в кабинете, когда ты вошел.

– Это не в моей компетенции.

– Оставь! Нам сейчас не до протокола! Заинтересовало?

– Ну да.

Давид никогда не видел президента взволнованным. О Коане со смесью иронии и почтения говорили, что в падающем на землю горящем самолете он будет все так же хладнокровно заполнять клетки своего кроссворда.

– Так вот, человек искал прослушивающие устройства и ставил защиту от возможных попыток подобного рода. Я специально показал это тебе, чтобы ты осознал важность того, что здесь прозвучит. Что бы я тебе ни сказал, что бы ни произошло в дальнейшем, что бы ты об этом ни думал – при всех обстоятельствах сказанное должно остаться тут, в этих стенах.

– Буду нем как могила.

– Вот и хорошо. Я и не сомневался. Знаешь, Давид, ты еще не вернулся из Лиссабона, а мне уже позвонил Лео Баэла.

Давид занервничал. Что такое, зачем он вздумал звонить в издательство?

– Он признался мне, что у него были неприятности – и личные, и творческие, и рассказал, как ты помог ему выйти из них. Как ты, не жалея себя, увел его с вечеринки, которая бы его непременно скомпрометировала. Более того – ты помирил его с женой. Это правда?

Давид саркастически представил, как Лео, страшно преувеличивая, живописует грозных великанов в виде мельниц, против которых выступает отважный Давид с мечом в руке, спасая бедного пьяного Лео… увозя его в такси… укрывая собственным пиджаком. А вот что Инес вернулась к Лео, это хорошая новость.

– Ну, я бы сказал, что у Лео был кризис и он благополучно миновал.

– Хорошо, что в издательстве есть такие люди, как ты. Практичные, трезвомыслящие, изобретательные, умеющие решать проблемы прямо на месте действия. Работать легче, и чувствуешь себя более защищенным, когда такой человек есть под боком, правда? Я уверен, что наши авторы чувствуют то же самое. Они смотрят на нас в надежде, что у нас имеются ответы на все их вопросы. По природе своей уязвимые, не уверенные в себе и практической стороне жизни, они могут погибнуть, если мы ослабнем или отступимся. Им нужен тот, кто будет рядом и поможет в трудную минуту.

– Это о любом человеке можно сказать. Никто не отвергает помощь в трудную минуту, и все готовы потом поворчать, что помощь была недостаточной.

– Точно! – воскликнул Коан. – Ты прав! Я тебя пригласил… я хочу тебе сказать, что… ты помнишь про конфиденциальность?

– Разумеется, сеньор Коан. Вам не о чем беспокоиться.

– Хорошо. Рад слышать.

Коан снова сделал паузу, которая длилась для Давида целую вечность.

– Наш разговор, Давид, будет о Томасе Мауде.

Давид слегка опешил от резкой смены темы. Какое он имеет отношение к Томасу Мауду? Он-то ждал, что сейчас ему объявят о повышении и он отправится к Сильвии, сообщит, что все их проблемы решены. Что у них наконец родится ребенок.

– Ты наверняка знаешь, что Мауд не любит публичной жизни и живет отшельником, скрывая свою личность. При всем желании невозможно отрицать, что именно его сага поставила на ноги наше издательство, принесла нам успех. У нас теперь много хороших авторов, но звездой на нашем небосклоне, главной читательской приманкой остается Мауд.

– Несомненно, – кивнул Давид.

– О Мауде и его отношениях с нашим издательством ходит много слухов и легенд. Одни придуманы досужей, падкой на сенсацию публикой, другие – завистливыми коллегами. Я хочу рассказать тебе все как было, с самого начала. Тогда мне будет легче объяснить остальное.

Он усадил Давида и сам развалился напротив, заскрипев черной кожей своего огромного кресла.

– То, что мы сегодня называем «Издательство Коан», начиналось девятнадцать лет назад. Нас было трое, и каждый внес свой пай. Частью собственными деньгами, частью добытыми в боях кредитами мы подняли дело – тогда под названием «Наутилус». Если ты думаешь, что это предел безвкусицы, я первый соглашусь с тобой.

Давид слушал так напряженно, что не открыл бы рта не только для осуждения названия «Наутилус», но и для вздоха.

– Мы опубликовали шесть книг, почти не получив с них прибыли. Маленькое никому не известное предприятие… новые авторы предпочитали, сам понимаешь, солидные издательства с репутацией. Это было время ожесточенной бедности. Мы экономили на всем. Авторы не получали авансов, взамен мы им давали проценты с продаж. Не прошло и полугода, как мы уяснили одну неприятную, но бесспорную истину: никто и никогда о тебе не узнает, если ты не сделаешь какой-нибудь сильный ход. Твои авторы должны получать престижные премии. Или еще что-нибудь. В общем, надо мощно вложиться в продвижение издательства.

Это были годы учебы, и причем жестокой. Мы вышли из этой драки все в шрамах. Часть авторов той поры сейчас канула в забвение, другие ушли в издательства, которые могли платить им по их действительным заслугам. Пойми, я никого не осуждаю и не хвалю. Время было трудным для всех – и для нас, и для них. Третий год сплошных битв и провалов оба моих компаньона не пережили – ушли из дела, и я выплатил им их доли – надо сказать, ничтожные, даже для того времени. Не потому, что я такой крутой негоциант, просто издательство тогда ничего не стоило.

Я сохранил иллюзии и верил, что уж следующая-то книга принесет большой успех. Тут появился автор, да… мы с ним проработали над романом три месяца – у меня дома, поскольку помещение издательства я сдал и на эти деньги просто-напросто жил, больше не на что было. Кроме того, единственным сотрудником предприятия в ту пору являлся я сам. Секретарши сбежали в другие издательства – помню, как я обрадовался, когда они мне об этом сообщили. И вот после трех месяцев такой работы у нас появился отличный роман.

– И что, хорошо пошел? – спросил Давид.

Коан задумчиво молчал, глядя в окно и вспоминая что-то.

– Да, недурно, – ответил он. – Ты наверняка слышал о нем. Это был Хосе Мануэль Элис и его «Пора жасминов».

Давид растерялся. Он-то думал, что речь идет о Мауде и «Шаге винта». Конечно, «Пору жасминов» он прочитал восемь лет назад. Прекрасный роман.

– Я не знал, что вы публиковали Элиса. Изумительная книга.

– Да, хороший роман, – довольно улыбаясь, заметил Коан. – И успех был большим. Только не мой. Я-то опубликовал его за три года до того, как он прославился. Денег на рекламу не было совсем, и я просто сам рассказывал о нем всем, кто соглашался слушать, особенно критикам. Рецензии печатались блестящие, а продаж не было. Менее двух тысяч экземпляров в год, а через полтора года истек срок нашего договора и автор забрал свои права.

Давид наблюдал, как менялось лицо собеседника. Оно уже не было таким, как пятнадцать минут назад: приятное воспоминание разгладило глубокие, как борозды, морщины, ослабило напряжение мышц. Он снова, в целительной ностальгии, переживал лучшее время жизни.

– Да, Хосе Мануэль Элис. По-настоящему большой писатель. Мы и сейчас перезваниваемся. Он ушел от меня в издательство «Аранда», они опубликовали книгу с большой рекламной подготовкой. Вот тогда его успех был оглушительным. Когда все это произошло, я подумал, что моя издательская карьера пошла коту под хвост. Глядя правде в глаза, следовало признать: это был провал, разгром по всем пунктам. Я потерял пятнадцать миллионов песет на проекте, в который вложил, кроме них, время жизни, труд и множество иллюзий. Утрата такая же тяжелая, как пятнадцать миллионов, поверь мне.

Сейчас развелось множество издательств, которые успешно делают деньги на откровенно плохих книгах, – лишь бы имя автора было широко известно. Все сводится к цифрам: тиражи, продажи, количество языков, на которые сделаны переводы, количество стран, куда проданы права, количество премий… И мне искренне жаль того, чего у них совсем нет и что подвигло нас создать издательство «Наутилус». Я думаю, что этот дух утрачен, и навсегда. Рынок – это конкуренция, если продажи падают, ты тонешь вместе с ними… я думаю, мы нарекли себя со зловещей точностью. Пророчество сбылось, и я, как капитан Немо, пошел на дно вместе с «Наутилусом».

Однажды в пятницу я сидел у себя дома, в грязной рубахе, перед чашкой остывшего кофе, и читал в газетах страницы с объявлениями о вакансиях. В дверь позвонили. Почтальон принес здоровенный пакет, килограмма на полтора, который пришел на адрес бывшего помещения издательства – мне его оттуда любезно переадресовали нынешние его наниматели, разумеется, наложенным платежом. Клянусь, я едва не послал почтальона вместе с его почтой ко всем чертям. Если бы в бумажнике не нашлась одна из последних моих мелких купюр, я б так и сделал. А в пакете я обнаружил вот что.

Коан открыл сейф позади своего кресла и вынул оттуда пачку пожелтевших страниц в пластиковой папке. Сквозь ее прозрачную обложку Давид прочитал название и непроизвольно провел по нему пальцами – таким жестом касаются могильной плиты с именем любимого человека.

– В романе было около шестисот страниц. Название – «Шаг винта», автор – Томас Мауд, очевидный псевдоним. Я оставил распечатанную рукопись на столе и продолжил поиски работы. Был вечер пятницы, делать нечего, настроение – ложись да помирай, звонить работодателям поздно, звонить знакомым не хотелось. Я достиг самого дна отчаяния и не собирался ни с кем его делить. В общем, я принялся читать присланный роман, не ожидая ничего хорошего – просто чтобы отвлечься. Прочитал первую главу. Потом вторую. И, не заметив этого, третью, четвертую и пятую. За ночь я одолел около четырехсот страниц, а когда наступил день, продолжал читать не отрываясь.

Тебе, Давид, не надо объяснять, что я при этом чувствовал. То же, что и другие читатели этой книги, только во много раз сильнее. Потому что автор прислал эту книгу мне, а я был, что ни говори, издатель. Пусть и разоренный. Роман, который я держал в то утро в руках, значил для меня больше, чем деньги: он был возможностью опубликовать большую книгу. Я был уверен в успехе, как никогда. Невозможно было представить, чтобы кто-нибудь прочитал его и не почувствовал хотя бы сотой доли того же восхищения, что я сам.

Для издания пришлось просить еще один кредит. На сей раз квартиру заложил мой брат. Знаешь, как я его убедил? Дал прочитать «Шаг винта». Потом уговаривать не пришлось. Сейчас-то он отгрохал себе огромный дом, почти за́мок, и дает, что ни субботний вечер, приемы с барбекю. А тогда мы наскребли только на тираж в четыре тысячи экземпляров. Затем я пустился во все тяжкие, методично обзванивая тех, кто имел отношение к критике, журналистике, издательскому делу и литературе вообще, всучивая им по экземпляру с просьбой прочитать. Тогда я не оставил без звонка ни одного из тех, кто был в моей записной книжке. И вот в какой-то момент возник обратный процесс: мне звонили порой незнакомые люди и просили экземплярчик для знакомства и рецензии. С радио, из газет, включая региональные и местные многотиражки, из журналов и клубов. Очень скоро у меня иссяк запас, хранившийся дома, и я посылал их всех в книжный магазин. И они шли и покупали. Повалила и публика.

Второе издание потребовалось уже через два месяца. Издательство «Наутилус», впрочем, тогда уже издательство «Коан», впервые в своей практике делало переиздание. Потом еще и еще. Продали более двух миллионов экземпляров. С этой цифрой можно было уже ехать во Франкфурт, а там мы встретили толпу заинтересованных в правах на перевод. Я был не только издателем, но и литагентом Томаса Мауда, так что со всех продаж, во всем мире, мне полагался процент. Я мог расплатиться с братом и немедленно ему это предложил, но он не взял денег. Предпочел роль совладельца, и мы стали издательством «Коан». Я не возражал: в конце концов, разве брат за меня не поставил на кон свою шкуру? И фамилия та же, Коан. Мы переехали в более просторное помещение, а через пару лет в это здание на Серрано.

Нашли персонал: секретарей, редакторов, бюро по отбору рукописей… Все, что нужно издательству, чтобы развернуть работу по поиску авторов и публикации книг. Деньги, полученные от продажи первой книги Мауда, мы вложили в продвижение новых талантов. Другие издатели и критики смотрели на нас теперь иначе. Мы устраивались на рынке со всеми удобствами. Становились важной частью книгоиздательского и литературного дела в нашей стране.

Через два года вышел второй том, продолжавший сагу Мауда, и поднял еще одну волну успеха. Читатели не могли дождаться продолжения. Никто не видел ничего подобного с тех пор, как Гладстон опоздал на заседание британского парламента, потому что дочитывал «Женщину в белом» Уилки Коллинза. Разумеется, мы использовали тему вовсю – футболки, кофейные кружки, в общем, полный мерчендайзинг, как теперь говорят. Включая рекламу будущего фильма по роману. Со всего этого мы имели процент, а уж сам Томас Мауд… Ты не представляешь. Теперь он один из самых богатых писателей в мире. С ним, с нашим единственным автором, мы поднялись к самой вершине.

А для меня всего важнее, что его книги не только расходятся выше всяких ожиданий, но и входят в число по-настоящему хороших книг, книг на все времена. Ни одна многотомная сага не пользовалась таким бешеным успехом, сравнимым разве что с успехом «Трех мушкетеров» и «Властелина колец». Через два года вышел второй том, за ним, с интервалом в два года, – третий, четвертый, пятый. И публика требует еще и еще.

Давид терялся в догадках, зачем ему рассказывают все эти интересные, но не имеющие к нему отношения подробности. Коан уловил его недоумение:

– Давид, я ввожу тебя в курс дела с самого начала, потом поймешь, для чего.

– Конечно, сеньор Коан, – ответил он, решивший вооружиться терпением и спокойно слушать все, что ему скажут.

– Ну вот, я говорил, что мы издавали продолжение саги Мауда каждые два года. Вышли пять томов, и продолжение следует. Только оно следует вот уже четыре года. Четыре года – а следующей рукописи нет. Публика во всем мире ждет. Кинематографисты, литературные журналы, радиостанции, а главное, читатели – все обрывают мне телефон и давят, давят: где шестой том эпопеи, почему его нет уже четыре года? Они выбили из меня обещание, что книга выйдет в ближайшие полгода. Сам знаешь, видел наши анонсы. И вот тут-то ты и входишь в сюжет. Дело в том, что шестой том не готов.

– Что вы имеете в виду? Редактуру? Надо поработать над подготовкой текста к печати? – Давид едва сдерживал возбуждение.

– Не совсем так, Давид.

– Что же тогда? У Томаса Мауда творческий кризис, и вы хотите, чтобы я ему помог?

– Давид! Я хочу сказать, что книги нет! У нас шесть месяцев до выпуска текста, которого нет вообще! Я его в глаза не видел, представления о нем не имею, понимаешь? Что с нами будет, если мы не сдадим книгу в срок? Мы продали права во многие страны. Подписаны договоры, переводчики сидят и ждут. Если мы не добудем этот текст, нам конец.

Его лицо, на время смягчившееся, пока он рассказывал об истории издательства, снова стало жестким, прорезались глубокие морщины, провалились, потемнели глазницы. На лоб упали пряди волос. Давид, который пока не понял, чего именно Коан от него хочет, видел, однако, что тот в помощи отчаянно нуждается и ситуация сложная.

– Ну так скажите, – наконец решился Давид, – чем я могу помочь? Съездить к Мауду, выяснить, что там у него стряслось, в каком состоянии текст. Мне не впервой успокаивать неврастеничных авторов, не уверенных в себе и в совершенстве своего произведения.

– Не так это просто. Ты представления не имеешь, до чего непросто. То, что я тебе сейчас рассказал, знают очень немногие; то, что я скажу тебе сейчас, знают только два человека на свете.

Ты, конечно, знаешь, что Томас Мауд эксцентричен, капризен, нелюдим, помешан на полной приватности своей жизни. Никаких презентаций, интервью, встреч с читателями, автографов. Одни считают, что он житель большого города, ездит в метро и наблюдает жизнь, наслаждаясь анонимностью, другие – что Мауд закрылся от мира в глухой деревне и не выезжает в город, питая к нему нечто вроде фобии. Многие полагают, что он не желает контактов с другими писателями, ставит их ниже себя, чтобы не ронять своего достоинства. Часто слышишь о каких-то письмах, которые он кому-то якобы написал, но до обнародования их дело никогда не доходит. Наши конкуренты регулярно распускают слухи, будто сагу сочиняет никому не известный «литературный негр», которого я хитрым образом закабалил и обязал молчать об этом. Я слышал, как упоминались колоритные детали вроде цепи, какой он у меня прикован к столу с компьютером, ну и, наверное, плетки… В общем, сага создана путем угроз, насилия и шантажа.

Ты можешь узнать правду: ничего подобного. Если бы так… я, по крайней мере, давно знал бы, в каком нахожусь положении, и обошлось бы без бессонных ночей. Сначала я не возражал против подобных слухов, даже самых нелепых. Люди выдумали вздор и свято в него верят, ну так нам же легче: меньше опасного любопытства. Никто меня не тревожил, кроме пары самых неукротимых журналюг из таблоидов, да и те ничего не выяснили. А Томас Мауд на самом деле… Я столько лет молчал об этом, что сейчас просто не решаюсь произнести. Это прозвучит странно… и вообще это произносить опасно. То, что ты сейчас узнаешь, может в одну минуту пустить издательство «Коан» ко дну. Вот они, все эти премии, которые беспрерывно присуждали Мауду. – Коан указал на книжные полки, где громоздились небрежно расставленные награды. – Люди думают, будто я редактирую его, как ты Лео Баэлу, и помалкиваю. За эти годы как-то само собой установилось, что я – единственный, кто знает Мауда лично. Так вот: никто не знает Мауда лично. Я тоже.

Давид пытался собраться с мыслями. В висках тяжело стучало. Никто не знает? Невероятно. Он шутит? А главное, зачем его-то, Давида, сюда вызвали? Может, Коан предполагает, что ему, Давиду, известно что-нибудь важное?

– Никто не знает? – Голос Давида звучал почти обвиняюще, словно Коан был лично в этом виноват. Тут он осознал, что выговаривает шефу, и замолчал.

– Да, я лучше всех понимаю это. Ведь именно я уже четырнадцать лет ищу какого-то объяснения тому, как это дикое положение вещей могло сложиться. Ищу по сей день и не нахожу. Однако теперь размышлять над объяснениями поздно, надо действовать. Решать вопрос. Я умолчал о том, что еще нашел в пакете с текстом романа. Вот это.

Коан открыл сейф и показал Давиду письмо, упакованное в пластиковую папку. Положил его подчеркнуто четким жестом на стол рядом с рукописью. Как в суде вещественное доказательство, подумал Давид. Он вперил жадный взгляд в бумагу под слоем прозрачного пластика. На конверте надпись четким, тонким почерком: «Издателю».

– Извини, – произнес Коан, – я не могу дать тебе прочитать само письмо. По крайней мере, не сейчас. Но скажу, что в нем. Письмо адресовано любому издателю, который получит рукопись. В нем просьба прочитать роман, а в случае публикации положить причитающиеся автору суммы на его счет. Указывались точные реквизиты. Другая просьба – никогда не искать личных контактов. И все. Только подпись внизу страницы.

Порой мне кажется, что если бы я сначала прочитал письмо, то вряд ли взялся бы за рукопись. Согласись, есть нечто высокомерное в этом номере счета – словно он нисколько не сомневался, что роман будет опубликован. Позднее я уже не относился к этому жесту так нетерпимо. В конце концов, гениальный автор всегда знает, что именно он написал, отдает себе отчет в своей гениальности. Томас Мауд тоже хорошо представлял, что у него в руках и сколько оно стоит. И предугадывал, как станут развиваться события.

Вот так это и было, Давид. Я опубликовал «Шаг винта», не зная, кто его автор, не видев его в глаза, не обменявшись с ним ни единым словом. Опубликовал, потому что не опубликовать было просто невозможно. Когда пошли дивиденды, я перечислял их на указанный счет. И никогда не пытался связаться с автором лично – главным образом потому, что не знал, как это сделать. В письме не было обратного адреса и телефона, на конверте – почтового штемпеля. Чуть менее добросовестный человек просто опубликовал бы текст под любым псевдонимом, и не видать тогда Томасу Мауду своих денежек.

Но подобная кража дала бы вору меньше, чем мне – моя щепетильность. Первый роман оказался частью саги. Когда пришел успех – никто не ожидал, что он будет таким огромным, даже я – и люди потребовали продолжения, через два года по почте пришел еще один пакет. Я просто глазам не верил. Но было именно так. Рукопись второго тома. Письмо. От меня требовалось то же самое – чтение, решение, деньги на счет, тот же самый, и не искать контактов. Я опубликовал и перечислял автору все возрастающие денежные суммы. И так каждые два года: пакет, письмо, публикация, растущие читательские восторги во всем мире, перечисление денег.

Я подспудно понимал: все это как-то слишком. Неимоверный успех саги, неправдоподобный, однако длящийся уже десять лет фарс с Маудом-невидимкой… Когда каждые два года снова подходил срок появления следующей рукописи, я просто терял сон. Успех издательства, мой успех был так странно непрочен… словно подвешен на тонкой нити, которая скоро порвется. И тогда все рухнет. Это и случилось. Четыре года назад. Томас Мауд исчез с горизонта. Не писал больше писем, не присылал продолжение саги, никак не проявлялся. До конца повествования еще два тома. Я здесь сижу сложа руки и жду невесть чего – поверь, это были два года сплошной пытки, нет ничего хуже, чем бессильное ожидание, – сижу и не могу связаться с автором и узнать, в чем дело. Он перестал сочинять? Или просто пока не закончил шестой том? Обиделся на нас за что-то? Иногда я представляю, как эти две папки с продолжением саги пылятся в каком-то ящике… А вдруг он умер, а мы и не знаем? И не узнаем. Никогда ничего о нем не узнаем. Когда речь идет о Томасе Мауде, возможно все. Давид, я прошу тебя о помощи.

– Какой? – спросил молодой редактор.

– Вот уже месяца два, как я принял решение выяснить, кто такой Мауд и почему он больше не появляется. Решил не только из-за горящих сроков и грозящего нам разорения – из-за того, что я просто боюсь за свое душевное здоровье. Я нанял детектива, специализирующегося на поиске пропавших людей. Конечно, полностью обстоятельств дела я ему не открывал. Он узнал, что пакет был не отправлен с того почтового отделения, какое указано на штемпеле, а лишь переслан ими по получении откуда-то еще. Да, есть такая странная почтовая услуга – скрывать подлинный адрес отправителя. Прямо как в шпионских фильмах. В общем, детектив выяснил все же, откуда рукопись отправили первично. Это Бредагос, деревня в долине Аран, в Пиренеях. Четыреста человек населения. Среди них, как и следовало ожидать, никогда не был замечен никакой Томас Мауд.

Давид сообразил, чего от него хочет Коан. Он и боялся предложения президента, и ждал его всей душой. Коан сделал паузу, глядя в упор на молодого человека, как бы проверяя, хорошо ли тот его понял.

– Давид, необходимо, чтобы ты поехал в эту пиренейскую деревню и нашел Томаса Мауда.

Давид почувствовал себя персонажем типичного детективного сюжета. Со шпионско-политической окраской. Шакал, мы поручаем вам убить де Голля. Майор Ван Дамм, ваше задание – найти и обезвредить Алекса Вольфа. Джон Престон, вы должны выявить и задержать лицо, которое попытается провезти через границу радиоактивные материалы. А ты, Давид Перальта, отправишься в Пиренеи и найдешь в Бредагосе Томаса Мауда.

– Но почему я? – растерянно спросил он. – Разве тот детектив плохо справился с задачей?

– Да ведь найти Мауда лишь полдела. Надо с ним поговорить, а главное – привезти продолжение саги! Ты уполномочен издательством принять все его условия. Слышишь? Все. Деньги, если он хочет еще денег, – любые. Желает продолжать скрываться – пожалуйста. Нужна ли помощь в любом виде – немедленно будет. Только пусть пришлет следующий роман. Нам необходимо продолжение саги. Ты будешь с ним сердечен, искренен, будешь целиком на его стороне, намекнешь, что мы понимаем его проблемы и вообще свои в доску. Что может сделать бестактный сыщик? Только испугает. Нет, нужен человек с твоим опытом, который автора поймет, его проблемы разрешит, текст от него привезет. Разве смог бы я рассказать детективу то, что рассказал тебе?

– Почему нет?

– Ты работаешь здесь. Договор, который тебя связывает, определяет твою карьеру, репутацию, всю твою жизнь. А детектив сегодня принял мое предложение, а завтра – чье-то еще, более выгодное. Ищи потом ветра в поле.

– Ясно, – кивнул Давид.

Вот, значит, почему в начале беседы его похвалили за умелую работу с Лео Баэлой. В телефонном разговоре с Коаном Лео создал его идеальный образ, Коан преподнес его Давиду, тот польщенно согласился, и теперь поздно возражать: именно Давид и есть тот, кто нужен издательству в деле с Маудом. Ловко.

– Не захочет дать рукопись, упрется – слегка надави. Тип вроде него, погруженный в себя, созерцательный, должен панически бояться журналистов и поклонников, – так ты пригрози, что мы откроем его инкогнито, если не предоставит нам текст.

– Да что вы такое говорите! – воскликнул Давид.

– С чего ты взял, что мы действительно сдадим его публике? Самого богатого писателя в мире? Да и как мы сами будем при этом выглядеть? Хорошенькая выявится подноготная у издательства «Коан», нечего сказать. Нет, Давид, этого никогда не будет. Ты бы постарался меня понимать потоньше. Поточнее.

– Ладно, а как же мне его там искать? Приехать, пойти по домам и спрашивать Томаса Мауда до тех пор, пока кто-нибудь не ответит: «Да, это я»?

– Разумеется, нет. Приедешь инкогнито, внедришься в жизнь деревни, определишь его и проведешь беседу. Тонко. Без насилия.

– Без насилия, вы сказали?! – Уж не думает ли Коан, что он, Давид, мечтает о подвигах наемного убийцы?

– Я имею в виду, что ситуация не должна показаться ему угрожающей. Ты же знаешь писателей. Угроза должна быть последним, отчаянным средством. Только если не сработают ни просьбы, ни подкуп.

– Да я ничего о нем не знаю, даже как он выглядит. Кого мне искать? Положим, деревня невелика, но мы совсем не имеем его примет.

– А вот тут ты ошибаешься. Одну, но яркую его примету мы знаем. Очень редкая особая примета.

– Вы не устаете меня изумлять, сеньор Коан, – устало заметил Давид. – Я уж думал, сюрпризы на сегодня закончились – оказывается, нет.

– А ты как думал? Моя жена часто говорит мне, что с сюжетостроением у меня все в порядке. Поможешь мне, Давид?

Давида не обманула вопросительная форма последней фразы.