Глава 13

Четвертый курс — как четвертый год затянувшейся экспедиции. Экзотические пейзажи не будоражат глаз, бурные события не трогают сердца, а усталое воображение и вовсе норовит улечься спать. Ветер вольной жизни все больше напоминает сквозняк. Народ начинает потихоньку обзаводиться скарбом, привычками и предпочтениями. Если на первом курсе девчонки, как мотыльки, готовы были лететь на самый призрачный огонек, сулящий неведомые радости и приключения, то теперь они выглядели настоящими привередами. Прежде при одном упоминании о дискотеке толпа разновозрастных девиц превращалась в растревоженный улей: торопливо сновали разведчики, на беспокойные лица наносилась боевая раскраска, повсюду разносился мускусный запах предстоящей охоты. Ремешки на осиных талиях затягивались на последние дырочки, груди воинственно топорщились, а в расширенных зрачках бушевал огонь. Прежде.

Теперь события разворачивались медленно, не торопясь, предоставляя массу времени для того, чтобы к ним привыкнуть.

Субботним днем в комнату, где жили Саша и девушка Сулима из Йемена, зашла Галка. Высокая упитанная вальяжная брюнетка из Чернигова толкнула дверь, царапнув по ручке отполированными ногтями, остановилась на пороге, цепким взглядом обвела комнату и, выждав драматическую паузу, заявила:

— Чувствую себя просто невыносимо!

Мелодичное, хорошо поставленное контральто шевельнуло роскошную, умело подчеркнутую грудь.

— Привет, Галина, проходи, не стой на пороге! — жизнерадостно отреагировала Саша, оставляя без внимания Галкины сетования, так как прекрасно понимала их назначение.

Маленькая округлая Сулима, позвякивая браслетами, взвилась с красного атласного покрывала и бросилась к подруге. Принимая дружескую руку, «изнемогающая» крупная Галя облокотилась на нее с чуть большим воодушевлением… Йеменка дрогнула, но выдержала. Тесно обнявшись, подруги двинулись по направлению к кровати. Усадив, а то и установив монументальную Галю на кровати, Сулима нетерпеливо метнулась за стулом, поспешной рукой придерживая распахивающиеся одежды. Устроилась напротив жеманно обмахивающейся гостьи, откинула со лба густые волосы, черные настолько, что они отливали изумрудными искорками, наподобие гладкого воронова крыла. Сулима сложила руки в умоляющем, почти молитвенном жесте и на выдохе произнесла:

— Ну?

В напряженно затухшем голосе слышалось раздраженное страдание. Так могла бы стонать девушка, в полуденный зной привязанная к столбу влажными, набухшими от пота веревками, нещадно натирающими нежную кожу. Саша тряхнула головой, ну не было на Сулиме никаких веревок, да и Галка ничуть не походила на истязательницу… Ну, или совсем чуть-чуть походила.

Галина «жестокосердо» опустила глаза на носок туфли, покачала полной ногой, выдержала очередную паузу и… вздохнула. В этом вздохе смешалось все: затаенное торжество, притворное сожаление, возвышающая гордость и даже подначка. Не так ли медлит палач, перед тем как освободить жертву от сковывающих ее пут?

Сулима поперхнулась от возбуждения, затем сокрушенно охнула, прижала одну руку к сердцу и бурно выдохнула. Палач и жертва пропали неизвестно куда, зато в маленькой общежитской комнатке вырисовалась другая, не менее живописная картина с теми же участниками, принявшими новые обличья. Согбенная Сулима в ниспадающих белоснежных одеждах, царственная Галина, чуть откинувшаяся на пурпурном ложе. Ожившая в роскоши цвета иллюстрация к восточной сказке: «Прекрасная Галя-джан, рассказывающая подруге своей Сулиме необычную историю, что с ней приключилась»… Обе девушки были совершенно поглощены действием и немилосердно достоверны в нарочитых позах.

Саша вдруг хихикнула.

Подруги обдали ее преисполненными негодования взглядами. Девушка прихлопнула смешок ладошкой, но он не сдался и засверкал в разноцветных глазах. Сулима набычила лоб и шевельнула смуглым, покрытым пушком ухом в сторону невоспитанной соседки, отчего Сашу одолела совершенно неприличная икота. Сулима подчеркнуто нейтральным голосом обратилась к Галине с неожиданным вопросом:

— Что такое?

Непредсказуемая фраза усилила напор на крепко сжатые губы, Саша громко фыркнула, чувствуя себя лошадью, всхрапнувшей под натянутыми удилами. Пытаясь остановить рвущийся вместе с икотой наружу смех, Саша принялась гладить живот против часовой стрелки. Этому нехитрому фокусу ее научила смешливая Леночка, и обычно он помогал переключить внимание. Но не сегодня. Саша кусала губы, усердно чесала живот, уже теряя соображение, какое из направлений нужное. Для того чтобы лучше сообразить, она закрыла глаза и другой рукой взялась за воображаемый кран. Покрутила, представила себя со стороны, и… смех победил окончательно. Саша сидела на стуле, левой рукой гладила себя по животу, правой вращала невидимый кран и хохотала, прерываясь лишь на судорожную икоту. Слезы лились из прикрытых глаз, и больше всего Саша страшилась их открыть, понимая, что недоумение в глазах соседки и ее гостьи лишь подбросит топлива в разгорающийся костер. Она всхлипывала и стонала, смех выходил булькающими звуками, придушенным шипением, сопением и даже гусиным «га-га-га».

Никакой театр не в состоянии перенести землетрясения. Когда изнемогшая Саша открыла, наконец, глаза, во взгляде Сулимы читалось некоторое сочувствие, а Галка посмеивалась, словно смех, ураганом пронесшийся над головой, задел и ее.

— Что такое… — начала было опять Сулима.

Но Галя, узрев в Сашиных глазах предвестников новых сотрясений, торопливо ее прервала:

— Я сдала анализ крови.

Галя протянула Сулиме палец, та округлила глаза в притворном ужасе и принялась сосредоточенно рассматривать крошечную красную точку на безымянном пальце. Саша икнула и поторопилась выйти из комнаты. В ванной она тщательно ополоснула лицо прохладной водой и сказала себе в зеркало:

— Не смешно!

Лицо в зеркале сморщило нос в улыбке, всем своим видом демонстрируя несогласие. Какое-то время Саша говорила со своим отражением, пытаясь убедить себя не портить людям удовольствие от взаимного общения. Когда Саша вернулась в комнату, девушки чинно пили чай, и разговор уже не носил «судьбоносного» характера. Сулима снова превратилась во флегматичную толстушку, а Галка перестала застывать в неестественных позах.

— Ты зачем кровь сдавала? Болеешь? — поинтересовалась Саша.

— Можно и так сказать, — хитро сощурилась Галина, — беременность — тоже своего рода недомогание…

— Ой! — Саша посмотрела на гостью широко раскрытыми глазами, а затем осторожно поинтересовалась: — Тебя поздравлять или как…

— А вот это скоро выяснится, — задумчиво проговорила Галя, откусывая кусок хлеба белыми зубами, и неожиданно добавила: — В холле между корпусами дискотека началась…

— Что это за жизнь, — неизвестно чему поддакнула Сулима.

Галя повела безупречной бровью:

— Музыка еще ничего. Только народа нет. Захожу, а там никого.

— Совсем никого? — удивилась Саша. — Пустой зал?

— Я имею в виду, никого приличного, — Галя звучно прихлебнула чай, — негры и… вьетнамцы. Да, — спохватилась она, — дискотеку устроили вьетнамцы. Так что их там было много.

— Может, лаосцы? — покачала головой Саша. — Не помню, чтобы музыкой заведовали вьеты.

— Может, и лаосцы, — Галя равнодушно пожала плечом, — кто их разберет?

Сулима покраснела:

— А латиноамериканцы там были?

— Ты что, Сулимка, латиносами интересуешься? — удивленно заморгала Галка.

— Не-ет! — Смуглая йеменка стыдливо побагровела. — Какой там! Нам нельзя! Замуж не возьмут! — Она замахала смуглыми руками с фиолетовыми ногтями, словно отгоняя от себя бесов.

— После латиносов и наши не возьмут, не переживай, — «подбодрила» подругу Галина.

Саша поглядела на их лица, разгоряченные то ли беседой, то ли горячим, нестерпимо сладким чаем, каким обычно поила гостей радушная Сулима. И на этот раз диспозиция выглядела по-новому.

Две подруги приняли свой обычный вид. Галина напоминала крестьянскую девушку, втиснувшую в узкий корсет свои упругие обильные телеса. Сквозь бархатистую тональную пудру, обильно наложенную на лицо, просвечивал неукротимый наливной румянец. Никакие усилия не смогли придать ее южному выговору требуемую тональность, и в нем ликующе переливались спелые, ласкающие слух звуки. Она все еще томно шевелила плечами, слишком могучими для такого жеста. Складывала руки, красивые, но чуть великоватые, в изящный по задумке замочек, но выходило тяжело и напоминало солидный амбарный замок. Она улыбалась во весь рот, позабыв сложить губы в брезгливую гримаску, и как две капли воды походила на лукавую кустодиевскую купчиху. В ее глазах плескался огонь, а в усмешливых уголках губ таилось сладкое обещание.

Напротив нее Сулима. В почти черных глазах арабки таился темный страх, немая готовность пасть под градом камней, пущенных меткой рукой единоверцев. Мусульманская вера строга к женщинам, и Сулима знала это не понаслышке. Старшая сестра, красавица Зульфия, любимица отца, не переступала порога родного дома с тех пор, как стало известно о ее преступной связи с чернокожим марокканцем. Зульфия как будто умерла для семьи, перестала существовать. Было строго запрещено упоминать ее имя, а в душе Сулимы поселился тайный страх. Черный любовник, с глянцевой кожей, жадным красным ртом и… огромным, чудовищно огромным членом. Он приходил в ее сны и стоял в темном углу, призывая ее к себе утробными звериными звуками. Сулима кричала… и просыпалась. Над ней склонялась Саша в ситцевой ночной рубашке и участливо спрашивала:

— Опять кошмары?

Сулима облизывала пересохшие губы и садилась на кровати, тревожно вглядываясь в темноту. Самое ужасное состояло в том, что богобоязненная Сулима оказывалась одна-одинешенька перед лицом искушения, не в силах освободиться от грязных, преисполненных неясного, преступного томления снов. Разве можно было с этим обратиться за успокоением к великому и милосердному? Нет, нельзя признаваться никому, а особенно тому, кто близок к Аллаху! Девушка представляла мамино лицо, бескровные темные губы, шевелящиеся в молитве, и молча обливалась безнадежными тихими слезами…

Галя и Сулима сидели за столом, сблизившись головами, щеки их пылали, а в лицах трепетало притворное негодование, сквозь которое пробивался… жгучий интерес.

Саша задумалась. Сколько же молодых людей разных национальностей, рас, исповедующих разные религии, имеющих противоположные убеждения, живут и учатся только в одном Петербурге, не подозревая, что существует одна общая черта, один признак, который объединяет их всех. И Галя, и Сулима едины во мнении, что эта особенность является самой важной. Все эти люди — чужаки!

Мужчина другого внешнего вида, разреза глаз, цвета кожи — это чужак. Потенциальный враг, носитель чего-то чуждого, непонятного и… запретного. Саша усмехнулась. Старая поговорка про запретный плод красноречиво светилась в растревоженных девичьих лицах.

Раздался сильный стук в дверь. Три длинных, два коротких, пауза и снова три длинных и два коротких. Костя! Саша понеслась к двери, разрывая плечами липкую паутину размышлений. На пороге возникла крепкая фигура. Константин стоял небрежно привалившись плечом к косяку, засунув обе руки в карманы. Светловолосый, с крепким, коротко остриженным затылком. Упрямые сероголубые глаза, слегка кривоватый, типично боксерский нос. Константин повел плечами в сторону девчонок, буркнул:

— Здрасте! — и заулыбался всем лицом навстречу Саше. — Привет, Шуркин!

Сулима стыдливо занавесила глаза длинными ресницами и робко кивнула, зато Галина расправила плечи и нацелилась левой грудью в сторону привлекательного незнакомца. В ее голосе зажурчали игривые нотки.

— Проходите, молодой человек, не стесняйтесь!

— Спасибо, девчонки, мы торопимся! — Константин не отводил глаз от Саши. — Ты готова?

Он оглядел Сашу, по-собачьи поворачивая голову на крепкой шее. Когда внимательный взгляд достиг уровня оголенных Сашиных коленок, на его щеках заиграл нежный румянец, который очень ему шел, придавая что-то детское.

— Ты, того, одевайся потеплее, я тебя внизу подожду. — Костя, не глядя, улыбнулся в сторону Гали и Сулимы. — Пока, девчонки!

— Пока-пока, — разочарованно проговорила Галка.

— До сбидания! — пробормотала Сулима, метнула в сторону светлокожего здоровяка быстрый взгляд и покраснела.

Костя чуть задержался на пороге, снова одарил Сашу сияющим взглядом:

— Пацаны в машине сидят. Давай по-быстрому, ага?

Едва за Константином закрылась дверь, Галя приступила к расспросам:

— Кто такой? Куда это вы собираетесь? Что за пацаны такие на колесах?

Саша поглядела в озадаченное Галино лицо, нетерпеливо подрагивающие от любопытства ноздри и от души рассмеялась, радуясь перспективе вырваться из напудренной, душной, томной атмосферы в мир простых отношений.

— Пацаны — спортсмены из Лесгафта, Костины друзья. Сегодня у него бой. Познакомились мы недавно. Я осталась на стадионе после физкультуры, чтобы размяться, а у них там тренировка была, или что-то вроде того. — Саша весело подмигнула Гале лукавым голубым глазом: — Хочешь, возьму тебя с собой, когда поеду в следующий раз на стадион?

Галина разочарованно вздохнула:

— Ну что ты, дорогая, мышцы меня не интересуют. Мне нравятся умные мужчины.

Саша пожала плечами:

— Спортсмены — не означает тупые!

— Конечно, — Галка ехидно вздернула аккуратно выщипанные брови, — особенно умными они становятся после того, как их лупят по голове! Посмотри на Мохаммеда Али, ты видела, как у него руки и голова трясутся? А какой у него взгляд? Ну просто кладезь ума!

Саша внимательно поглядела на Галю. В сказанном был определенный смысл, но что-то внутри мешало согласиться.