Глава 8

Сестра свалилась как снег на голову. Лавина. Перед самым обедом дверь кабинета распахнулась и…

— Ну, здравствуй! — Маринка скользнула к столу, за которым Яна в который раз пыталась сосредоточиться на бюджете.

— Что? — Яна ошеломленно взирала на нее.

— Я… — заикаясь бормотала у двери секретарша, — пыталась…

Она пыталась! Нет, ни на что девица не годится. Конечно, задержать Маринку ей бы не удалось, но хотя бы предупредила, что надвигается буря.

— Ладно, — рявкнула Яна, — идите!

— Кофе, — обернулась к секретарше сестра, — со сливками и двумя кусочками сахара. И печений каких-нибудь.

— Мы не держим печенья, — буркнула Яна.

— Да брось ты, — подмигнула сестра, — наверняка у твоей замечательной помощницы все есть. Верно ведь, душечка?

— Ну, — замялась Олеся-Оксана, — в общем-то…

— А кто тебе сказал, что тебя тут будут поить кофе? — Яна продолжала мрачно смотреть на Марину. — Мне некогда.

— Интуиция, друг мой, — пропела сестра, усаживаясь в кресло по правую руку от Яны, — интуиция.

— Принесите все, что велено, — замороженным голосом сказала секретарше Яна.

Та скрылась с глаз в мгновение ока. Правда, через секунду вновь возникла на пороге.

— Ну, что там еще?

— А вам… — топталась секретарша, — что-нибудь…

— Да. Как обычно.

Секретарша кивнула и вновь исчезла, на этот раз окончательно. Яна перевела взгляд на сестру. Та сидела в кресле откинувшись на спинку и едва заметно улыбалась.

— Какими судьбами? — сухо спросила Яна.

— Соскучилась, — ответила сестра.

Яна поморщилась. Маринка в своем репертуаре. Несет всякий вздор. «Соскучилась»! Кто ей поверит? Они с сестрой терпеть друг друга не могли.

— Ладно чушь-то пороть, — сказала Яна.

Сестра сделала удивленные глаза:

— Почему это чушь? Не могу соскучиться по сестренке?

Яна не мигая смотрела прямо ей в глаза. Маринка стерла с лица наигранное удивление и усмехнулась:

— Помечтать даже не дашь.

Ей всегда хотелось, чтобы они были не разлей вода. Вечно болтала о том, что близняшкам положено быть неразлучными, как пальцы на одной руке. Вечно донимала Яну расспросами: а что там у тебя, а как там у тебя? И вечно надоедала рассказами о собственной жизни. За школьные годы Яна так устала от нее, что уже не чаяла, когда сможет освободиться. Как только поступила в институт, сразу стала снимать квартиру. Пришлось подрабатывать для того, чтоб ее оплачивать, но Яна готова была и не на такие жертвы, лишь бы избавиться от Маринкиного присутствия в своей жизни.

— Неплохо тут у тебя. — Маринка обвела взглядом кабинет и одобрительно покивала. — Кто дизайнил?

— Что? — Яна непонимающе уставилась на нее.

— Дизайном кто, спрашиваю, занимался? — пояснила сестра.

Любила она придумывать всякие словечки. Идиотские по большей части.

— Кто-то, — буркнула Яна. — Я не знаю.

— Понятно, — улыбнулась Маринка. — Контора все заказывала?

— А что, бывает по-другому? — спросила Яна, бестолково вороша бумаги на столе.

«Зачем приперлась?» — вертелось у нее на языке. Денег попросить? Маринка любила перехватить у нее пару-тройку тысяч, отправляясь по магазинам. Вроде и кредитка у нее всегда с собой, причем с солидным балансом, но забежать и подзанять у сестры немножко наличности было для нее обычным делом. Любопытно, что Маринка деньги всегда отдавала, иногда — буквально на следующий же день. Зачем ей нужны были эти набеги на Янин кошелек, было совершенно непонятно, но заниматься поисками ответа на этот вопрос было некогда. А кроме того, многое в Маринкином поведении вообще не имело никаких логических объяснений, возможно, и эти странности с деньгами тоже.

— Бывает по-другому, — проговорила сестра и погладила пальцами столешницу. — Хороший стол.

— Стол сама выбирала, — сказала Яна.

— Да что ты! — Сестра скользнула по ней насмешливым взглядом.

Дура, ругнула себя Яна. Зачем похвасталась? Перед кем? Перед этой язвой, которая мнит себя крутым специалистом в дизайне, а Яну считает в этом деле полным чайником? Дура.

— Так какими судьбами? — Яна встала из-за стола и шагнула к окну.

— Хорошая идея, — прожурчала Маринка. — Чуть-чуть воздуха впусти.

«Боже мой, — подумала Яна, приоткрывая пошире окно, — я ее когда-нибудь убью. Вот именно за ЭТО». Яна с детства ненавидела ЭТО. А сестрица знала и не упускала ни единой возможности, чтобы не потеребить больное место. Маринка крала ее мысли. Самым наглым образом. Стоило только Яне чего-нибудь захотеть, к примеру мороженой клубники, Маринка уже неслась на кухню и вопила: «Хочу клубнику! Хочу клубнику!» Или кино… С Маринкой просто невозможно было смотреть фильмы. Она постоянно бормотала себе под нос какие-то комментарии, точь-в-точь повторявшие Янины мысли. «Мы близнецы, — уговаривала себя Яна. — Мы вполне можем думать одинаково». Просто Маринка всегда успевала высказываться первой. Как Яна ни старалась, она никак не могла опередить сестрицу. Ни разу ей это не удалось. Маринка конечно же видела, что Яну это бесит, но только ухмылялась. Никогда не уступила, не помедлила — всегда лезла вперед. Язва.

Дверь открылась, и вошла секретарша, неся поднос с кофейными принадлежностями.

— Ура! — хлопнула в ладоши Маринка. — Живительный напиток!

— Спасибо, — сухо промолвила Яна, когда секретарша поставила перед ними чашки с кофе и вазочку с печеньем.

— Приятного аппетита, — пробормотала секретарша и удалилась.

— Неплохо, — одобрительно сказала Маринка, пригубив кофе. — Где взяла?

— Кофе? — подняла на нее глаза Яна.

— Секретаршу.

— А-а, эту… — Яна пожала плечами. — Кадры прислали.

— Не сама выбирала? — удивилась сестра.

— Нет. А зачем?

— Секретарь — дело интимное, — заметила сестра.

— Ерунда, — сказала Яна.

Сестра молча усмехнулась.

Не было нужды спрашивать ее, к чему эти усмешки. Яна и так знала, что у сестрицы в голове. Считает ее высушенной воблой, не способной ни на какие страсти. Чушь собачья! Прекрасно она на все способна. Вот только не видит необходимости в этих самых страстях тонуть, как Маринка. Все воспринимает преувеличенно, во всем видит мистические знаки, не может ни на чем сосредоточиться. Странно, что при таком бестолковом характере ей так повезло в жизни. Вот уж действительно, дураку привалило. Отхватила себе отличного мужика: симпатичного, денежного, интересного. Не иначе приворожила. Теперь живет в свое удовольствие. Слегка балуется дизайном, но в основном духовно совершенствуется, а это, как известно, занятие бесконечное. Муж смотрит на это безобразие совершенно спокойно, похоже, даже одобрительно. Яну всегда это удивляло. Вроде здравомыслящий мужик. Впрочем, у каждого свои стандарты. Может, Косте всю жизнь мечталось именно о такой жене: чуть-чуть с прибабахом, беззащитной и безалаберной, — чтобы опекать и исполнять все ее прихоти. Синдром отца. Тем более что детей у них нет. Вот Костя и нянчится с Маринкой. Да уж, свезло так свезло балаболке.

— Так все-таки, — прервала затянувшееся молчание Яна, — зачем ты пришла?

Сестра посмотрела на нее долгим взглядом и низким голосом спросила:

— Что случилось?

Яна изумленно воззрилась на нее:

— Случилось? С чего ты взяла?

— Перестань, — махнула рукой Маринка, — ты же сама знаешь…

Ну вот, мысленно застонала Яна, началось. Маринкины любимые разговоры об их близняшной близости. Она, дескать, ее чувствует, как бы далеко друг от друга они ни находились. Просто ночью просыпается, садится в постели и судорожно пытается сообразить, отчего вдруг вскочила. И не находит ответа. Потому что его нет. Все в ее жизни прекрасно. Но уснуть никак не может. И тогда она понимает, что есть только одно объяснение происходящему — Яна. Что-то с ней. И надо к ней бежать. Срочно. Теряя носки и тапочки на бегу. Сколько раз Яна слышала эти бредни! И вот опять начинается. Хотя… сегодня-то Маринка попала в точку. Случилось. Вот только признаваться в том, что это действительно так, Яне страшно не хотелось. Особенно Маринке.

— Ты опять за свое, — буркнула Яна, допивая кофе.

Маринка промолчала, только вновь окатила ее внимательным взглядом. И так странно улыбнулась, что Яна вздрогнула. Что это было? Она тряхнула головой, прогоняя наваждение. Какая-то несуразная мысль о том, что роднее у нее никого и нет, так почему бы и не…

— Расслабилась бы ты, — шелестела сестрица, — и поговорили бы…

Яна почувствовала, как по всему телу пробежали волны тепла. Она откинулась на спинку кресла и пристально взглянула в Маринкины глаза. Светло-карие, с болотной прозеленью. Это было их единственное отличие — глаза. Серые у Яны и каре-зеленоватые у Маринки. Мамины и папины. Яна всегда завидовала сестре — свои серые глаза казались ей такими обычными. Серые у всех, ну, хорошо, у многих, а вот пятнистые, такие, как у Маринки, Яне не встречались ни у кого. Когда сестра щурилась, глаза темнели и зелень совсем уходила из них, Маринка становилась похожа на японку. Сколько раз в юности Яна пробовала повторить это. Гримасничала перед зеркалом и так и эдак — ничего не получалось. Прищур, конечно, выходил, но восточная загадочность не проступала, как ни старайся. И оставалась она сероглазой простушкой. А ведь в остальном — одно лицо с Маринкой.

— Перестань, а, — поморщившись, предложила Яна.

— Вересова, — усмехнулась Маринка, — меня твое упрямство поражает. Не хочешь смириться с неизбежным.

— Это с чем, интересно было бы знать? — вяло спросила Яна.

— Я чувствую тебя, — ответила сестрица. — Как бы ты этому ни сопротивлялась. — Она сделала крохотную паузу и добавила: — И ты меня чувствуешь. Разве нет?

Яна отрицательно мотнула головой. Хоть режь ее — они никогда не согласится с Маринкой. Во всяком случае вслух.

На самом же деле Маринка была права. Есть что-то между ними. В слова никак не оформишь, оно витает в воздухе, кажется, стоит только руку протянуть, и поймаешь, сожмешь в кулаке, потом приоткроешь его, а оно там колотится… Никогда, никогда Яна руки не протягивала и ничего ловить не пыталась. Ей было страшно, как страшно все необъяснимое. Маринка же безбоязненно обращалась с этими невидимыми процессами, безбоязненно, небрежно, как с кастрюльками на кухне. Вертела их и так и сяк, вглядывалась в них, теребила их и все время пыталась навязать их Яне, по бестолковости своей думая, что раз ей самой без этого никак не обойтись, значит, и Яне это нужно позарез.

А Яна прекрасно жила и без этой мистики. Реальная жизнь, сегодня и завтра — вот что существует, все остальное — выдумки. Игра воображения. И если теперь Яна промолчит в ответ на Маринкины расспросы, та уйдет не солоно хлебавши. И через пару часов забудет о том, что ей привиделись проблемы у любимой сестрицы. По-другому и быть не может. Потому что все эти видения Маринка выдумала. Вот только Яна внезапно почувствовала странное желание признаться сестре, что да, случилось. Не успела она даже додумать эту мысль до конца, как губы ее сами произнесли:

— Димка исчез.

— Что? — удивленно воззрилась на нее Маринка. — Какой Димка?

— У нас их что, — огрызнулась Яна, — много?

— Твой Димка? — Маринка недоверчиво разглядывала ее.

— Да.

— Куда исчез?

— Никуда. То есть, — поправилась Яна, — я не знаю. Когда говорят: «он исчез» — это значит, что не знают, где он. Или нет?

— В общем, да, — согласилась Маринка.

Вся придурь моментально ушла из ее лица, она серьезно и даже как-то грустновато смотрела на Яну.

— Давно? — спросила Маринка.

— Похоже, что позавчера, — ответила Яна, отводя глаза в сторону.

Не упустит ведь, чтоб не подколоть…

— Похоже? — переспросила сестрица.

Ну вот, так оно и вышло. Яна вздохнула и повторила то, что уже говорила Артему. Мол, спят в разных комнатах, заснула, думала, он еще не приходил, проснулась, решила, что он уже ушел.

— Нормально у вас, — усмехнулась Маринка.

«А у вас?» — хотелось спросить Яне. Обнимаетесь и целуетесь каждую минуту? После восьми лет брака? Впрочем, с Маринкой ни в чем нельзя быть уверенной. Может, и обнимаются, может, и целуются. Но это же не значит, что все должны жить так же.

— Мобильник? — деловито осведомилась Маринка.

— Вне зоны или выключен, — буркнула Яна.

— Что Анютка говорит?

— Анютка? — Яна удивленно взглянула на сестру. — Она ничего не знает.

— Плохо, — прищелкнула языком Маринка.

— То есть ты хочешь сказать, — Яна почувствовала, как злость потихонечку подползает к горлу, — что…

— Не напрягайся, — посоветовала сестрица, — мы же можем общаться телепатически. Не говори вслух того, что собиралась сейчас сказать. Я и так знаю, что именно, — и улыбнулась той своей улыбкой, которую Яна ненавидела больше всего.

Маринка всегда соображала быстрее. Умела видеть события в контексте, увязывать одно с другим, анализировать. У Яны так не получалось. Ее это бесило. «Она же на двадцать три минуты старше тебя, — утешала Яну в детстве мама, — поэтому чуточку быстрее». Яна дулась, но соглашалась с мамой. А позже, в студенчестве, вдруг задумалась: ну и что, что старше, разве дело в этом? Она, Яна, еще покажет этой зазнайке! Яна крепко взялась за себя. «Можно всему научиться» — вот что стало ее девизом. И действительно, она научилась мыслить, как Маринка. Видеть, увязывать, анализировать. Но все равно случались изредка мгновения, когда Яну как будто отбрасывало в детство, как будто она опять ничего не умеет. Как, например, сейчас.

Маринка брала все свои выводы как будто из воздуха. Естественно, без каких-либо усилий. Яне же приходилось все время быть начеку, чтобы не пропустить чего-либо, из чего потом эти выводы должны родиться. Вот и выходило, что Маринка всегда в чем-то превосходила ее.

— С ним могло что-то случиться, — сказала Яна.

Сестра рассмеялась:

— Ну да. Случиться!

— А что? — вскинулась Яна. — Почему нет?

— Ой, оставьте, Яна Владимировна, — пропела Маринка. — Мы же знаем, что это не так.

В общем, да. Яна знала. То, что называют интуицией, подсказывало ей: Димка жив и здоров. Тем более и синего джемпера нет…

В голове вертелось слово «баба» во всех падежах.

— Странно, — вдруг вымолвила Маринка.

Яна подняла на нее глаза.

— Я говорю, странно, что он ничего тебе не сказал, — продолжала сестра. — Не похоже на него.

Тут Яна была с Маринкой согласна. Муж любил всему давать пояснения. Считал, что в нашей жизни многие недоразумения случаются именно потому, что люди не смогли объясниться друг с другом. Но ведь это была лишь одна сторона его натуры. Если брать мужа в целом, найти объяснение его молчаливому уходу к другой женщине было проще простого. Муж был трусоват. Нет, он, конечно, и на горных лыжах бесстрашно катался, и змей голыми руками держал — речь не о такой трусости. Муж побаивался конфликтов, особенно с близкими людьми. Всегда избегал их. Либо переводил в шутку, либо уходил в себя, либо соглашался со второй стороной — но выйти на открытое выяснение отношений для него было сущей проблемой. Тут Яна могла собой гордиться. Ее конфликтами было не запугать. Иногда она даже специально лезла в них, чтобы не утратить квалификации.

Уход из семьи, которой уже шестнадцать лет, — здесь мужу пришлось бы повертеться как на сковородке. Конечно, он испугался. И сбежал.

— Хотя… — медленно проговорила Маринка, — Димыч у нас существо ранимое, ему все эти разборки как кость в горле…

Опять, подумала Яна. Опять она прочитала ее мысли. Убила бы. На кой черт сказала ей о муже? Сочувствия ждала? От Маринки? От этой безалаберной дамочки? Которая вечно занята только собственной персоной? Вот уж и вправду вы, Яна Владимировна, нюх потеряли!