Глава 20
— Это, конечно, умопомрачительное зрелище. Кажется, что ты на вершине мира. Прямо раскинула бы руки и обняла его. Или схватила бы, слепила бы из него шарик, вроде как снежок, и бросила бы вдаль…
— Из кого? — спросил Артем, заводя машину.
— Из мира. — Девушка удивленно смотрела на него, мол, что ж тут непонятного.
— Снежок из мира, — усмехнулся Артем, — оригинально. А куда бы ты его бросила?
Девушка вопросительно подняла брови.
— Ну, я о том, — сказал Артем, трогаясь с места, — что раз ты из всего мира слепила снежок, то ничего не осталось, даже места, куда его можно бросить. Или нет?
— Ха! — воскликнула девушка. — Это в вас закостенелый материалист проснулся.
— Да он никогда и не засыпал, — пробормотал Артем. — А вот «вы» можно смело заменить на «ты». Мы ж договорились.
— Ну-у, — протянула кокетливо девушка, — не зна-аю…
— Не знаешь? — переспросил Артем. — А что смущает-то? Мой преклонный возраст?
— Нет, конечно нет! — замотала головой девушка. — Просто так вот сразу…
«Надо же, — подумал Артем, подъезжая к светофору и притормаживая, — для этой сразу и «ты» много, а некоторые сразу в постель норовят забраться. Сюрприз». Приятный ли? Пока непонятно.
— Так что там видно с вершины мира? — спросил он.
— Там здорово, — вздохнула девушка.
Вершина мира находилась на Тибете, куда девушку занесло прошлой осенью. «В Европе скучно, — безапелляционно заявила она, — то ли дело такие места, как, к примеру, Мексика или Тибет». И надолго застряла на этой теме. Артем не перебивал ее — рассказывала она интересно, эмоционально, размахивая руками и то и дело округляя глаза. Так под тибетские воспоминания они вышли из кафе, сели в автомобиль и теперь катили по направлению к площади Восстания.
— Куда направим свои стопы? — поинтересовался Артем.
— Может, просто покатаемся? — несмело предложила девушка.
— Это как?
— По городу. Я ужасно люблю кататься по городу вечером. Смотреть по сторонам и удивляться…
— Чему?
— Вроде уже знаешь каждый камень здесь, а все равно что-нибудь да новое увидится.
«Мечтательница», — классифицировал Артем. С одной стороны, любопытно, потому что мечтательницы — особы изобретательные, с ними не соскучишься. С другой — иногда бывает напряжно, поскольку, если ты не реагируешь на окружающую действительность с той же степенью восторженности, контакт рано или поздно утрачивается. «А может, не ждать этого «рано или поздно», — внезапно подумал Артем. — Может, завершить все, не успев еще толком начать. На черта мне вообще все это сдалось?»
Они познакомились два часа назад. В кафе. Сидели рядом за стойкой у окна, глазели оба на улицу, на которой малыш рассыпал попкорн и теперь стоял и страдал над утраченным лакомством и выглядел таким несчастным, как будто в этом попкорне заключался смысл всего его существования. Артем не удержался и улыбнулся, девушка как будто в ответ рассмеялась. Они переглянулись, Артем подмигнул, девушка засмущалась. Ему не оставалось ничего другого, как познакомиться с ней.
Девушку звали Лерой, ей было двадцать четыре, она закончила биофак университета и трудилась на каком-то косметическом производстве. «Скучно», — тотчас же пожаловалась она. «Скучно» было у Леры словом явно ругательным. Отсюда и Тибет, и Мексика, и вся остальная Лерина жизнь, которая, как уже успел понять Артем, строилась по принципу: «Каждый новый день должен быть из ряда вон».
«Лет через десять ей и это приестся», — думал Артем, сидя в кафе и слушая ее веселую болтовню. У него было немало знакомых, похожих на Леру, — охотников за впечатлениями и приключениями. Как только им исполнялось тридцать, все в их жизни менялось по той простой причине, что все, что раньше будоражило кровь, теперь начинало утомлять.
Но Лере пока до этого было далеко. Слишком молода девчонка. Господи, зачем ему все это? О чем он думал, когда подмигивал ей? Да ни о чем. Рефлекс, усиленный осознанием того, что теперь он свободен. А свободный мужчина «тридцати с чем-то лет» должен заигрывать с девушками «слегка за двадцать». Таков закон природы. Даже если мужчине это не нужно.
И вот он уже сидит в машине и везет девушку «кататься по городу». Это еще не самое страшное. Куда хуже было бы, если бы поступила заявка забуриться в ночной клуб и танцевать там до утра. Этого бы ему точно не пережить. Не та уже закалка. Да и интереса нет. Лучше уж про Тибет.
— …а еще, — щебетала Лера, — там необыкновенный воздух…
«Разреженный», — подумал Артем и усмехнулся — произнеси он это вслух, опять был бы уличен в неуместном в данный момент материализме, хотя чем тот плох, непонятно.
Интересно, что кроме Тибета крутится в этой коротко стриженной головке? Хватит ей сегодня просто прогулки по Питеру — или непременно подавай продолжение? И в чем это продолжение должно заключаться? И зачем оно? Он ей определенно понравился… (Артем поморщился: словечко из шестого класса.) Или она просто сочла его удачным кандидатом с перспективой серьезных отношений? А то и вовсе на ЗАГС? И почему женщины так зациклены на замужестве? Даже самые независимые и самостоятельные. Хотя, наверное, им виднее. Может, замужество дает возможность делать то, что нельзя делать будучи одинокой? Господи, да что это может быть, в наше-то время? Надо было бы спросить у кого-нибудь. Лучше всего у Яны, потому что очевидно, что она как раз и выходила замуж для чего-то, а не почему-то. Что она делала на Лиговке? Почему оказалась на этом светофоре? Впрочем, у нее своя жизнь, о которой он знает далеко не все. Не надо о том забывать. А он иногда забывает.
Артем знал об ультиматуме, или как там это можно было назвать. Алина доложила, спасибо ей большое. Она же небось отчиталась генеральному и об их отношениях с Яной, больше некому. Генеральный держал всех на дистанции, только Алине дозволялось секретничать с ним. Так что движение конторской сплетни обычно выглядело так: ее приносили в клюве Алине, Алина оттаскивала ее генеральному. А тот все выложил Свирскому с Рыбкиным, иначе зачем тем заводить с Яной разговор о ее личной жизни? Хотя… может, это просто так, выстрел наугад? Почему-то об этом он не подумал. Сразу начал выстраивать в голове свою тактику на случай, если и его начнут доставать с этой темой. Да-да, конечно, это могло быть просто частью обычной процедуры, дескать, мы вас принимаем в команду, а у нас такие вот правила, будьте добры с ними считаться… Вполне, вполне… Артем даже кивнул в такт своим мыслям. И тут же услышал:
— Да, вы тоже согласны?
— Что? — дернулся он, поворачиваясь к Лере.
С чем это он успел согласиться, не услышав ни единого слова?
— Я говорю, — сказала Лера, — вы тоже согласны с тем, что «Духлесс» — это перепевы с Бегбедера?
— С кого? — окончательно ошалел Артем.
— Бегбедера, — Лерины брови поползли вверх, — вы не читали Бегбедера?
— А должен был? — усмехнулся Артем.
— Ну-у… — смутилась Лера, — не должен, конечно…
«Но мог бы, — мысленно закончил за нее Артем. — Наверное, подумала, что я полный болван и невежа. И еще подумала — как обманчива внешность! Почему это на молоденьких девушек я всегда произвожу впечатление утонченного интеллектуала?» Это действительно был не первый случай, когда его принимали за знатока модной литературы и философствующего мыслителя. В предыдущие разы девушки демонстрировали сильное разочарование, обнаружив, что прокололись. Интересно, как оно будет сейчас?
— А, — махнула рукой Лера, — не важно! Главное: «Духлесс» — полный отстой! — И расхохоталась.
Артем улыбнулся и спросил:
— Ну что? Теперь куда поедем?
Они стояли на пересечении Невского и Литейного. Лера покрутила стриженой головкой и скомандовала:
— Вперед!
— А потом?
— Я вам покажу одно место, — затараторила Лера, — просто обалдеете…
«Уже обаддел, — подумал Артем, стартуя с перекрестка. — Смешные эти девчонки: мешанина из высокого стиля и «клевско-классного» лексикона. Нет, мне это не переварить, нечего даже и пытаться». Покатает, может быть, еще пару раз посидит с ней в какой-нибудь кафешке — и баста. Главное, чтоб она не успела втрескаться в него. У девушек ее возрастной категории это происходит стремительно. Кто знает, может, уже и произошло? Он с опаской взглянул на Леру.
— Что? — спросила она. — Чем-то вымазалась?
— Нет, — покачал он головой, — все нормально.
Наверное, еще не успела. Иначе бы не было этого непосредственного: «Вымазалась?», иначе украдкой достала бы из сумочки зеркальце и долго всматривалась бы в него, выясняя причину пристального взгляда.
— Теперь направо, — сказала Лера.
— Где? — спросил Артем. — Здесь?
— Ну да.
— Здесь нельзя.
— Как нельзя? — удивилась Лера.
— Здесь поворот направо запрещен, — пояснил Артем. — Можем проехать до Садовой, а там уже…
Лера нахмурилась, подумала немножко и грустно проговорила:
— Нет, не надо… Не получилось — и ладно.
Но видно было, что она расстроилась, причем не на шутку. «Артистическая натура, — вздохнул про себя Артем. — Ранимая психика и все такое прочее. Тем более надо валить, пока не поздно».
— Ладно, — бодро сказал он, — тогда я вас повезу туда, где мне нравится. Идет?
— Идет, — кивнула Лера, все еще хмурясь. — А это где?
— А это рядом.
— А это что?
— А это — сюрприз, — рассмеялся Артем. — Любите сюрпризы?
— Конечно! — воскликнула Лера. — Сюрпризы все любят.
А это не факт. До сегодняшнего утра Артем тоже полагал, что любит сюрпризы. Но когда Алина подняла на него свои дымчатые глаза и сладким голоском сказала: «Яночке-то нашей Владимировне сегодня туго пришлось…» — он почувствовал, что предпочел бы прожить свою жизнь, не пережив ни одного сюрприза, чем стоять сейчас здесь и выслушивать все это.
Хорошо, что Яна отлично знает цену их морализированию. Не принимает его за чистую монету. Еще ладно бы кто другой был, а то Свирский с Рыбкиным! Больших бабников найти в конторе невозможно. Любопытно, что сами-то они думают, когда несут всю эту чушь? Неужели считают, что им должны поверить? А почему нет? Держать всех нижестоящих за дураков — это нормально. И не видеть полного отсутствия логики в своих действиях — тоже в пределах нормы. Где отсутствие логики? Ну, как же — а назначение Яны и беседы с ней на моральные темы? Если вы считаете ее достаточной дурой для того, чтобы она поверила в вашу озабоченность ее моральным обликом, то какого черта вы назначаете ее на должность, требующую недюжинного ума и прочих выдающихся способностей?
Яна… О чем подумала в тот момент, когда они начали излагать ей свои бредни? Наверняка ее перекосило. Яна — натура прямолинейная, ненавидит все эти вторые планы, подтексты и уловки. Однако использует их, и ой как хорошо использует в своей жизни. Они однажды говорили об этом.
«А чего ты хочешь, — сказала она в ответ на его недоумение, — рано или поздно понимаешь, что по-другому не выжить». — «Не выжить? — удивился он тогда. — Что за чушь? Масса людей прекрасно живут без этого». — «Весь вопрос в том, как живут, — ответила она. — Я хочу жить по-другому».
Это она о своей «великой идее». Артем относился к ней со скептицизмом. Не то чтобы он считал Яну лишенной предпринимательской жилки, нет, в ней определенно что-то такое наличествовало, но, как ему казалось, в весьма умеренных количествах. Взять хотя бы эту ее многолетнюю подготовку. Не так ведут себя люди, страстно мечтающие освободиться из пут наемного рабства. А Яна мечтала страстно. Конечно, это была страсть в Янином исполнении — молчаливая, со стиснутыми зубами, слегка отдающая остервенением. Но уж какая есть. И вот эта страсть мучительно и долго рожала Поступок — Янин уход в бизнес. «Что, интересно, делают, когда роды задерживаются? — подумал Артем. — Наверное, как-то стимулируют, иначе ведь можно неприятности нажить». Так и тут. Ему иногда очень хотелось сделать что-то такое, чтобы сдвинуть Яну с мертвой точки, придать ей ускорение. Впрочем, может, напрасно он так? Известно ведь: сколько людей, столько и вариантов. Не исключено, что он зря беспокоится, и у Яны все сложится хорошо. И пойдет она, и пойдет! Дай-то бог. Вот только похоже, что наблюдать за этим ему придется уже со стороны.
Он знал, какое решение примет Яна. Полчаса на сборы — и свободен. Она и раньше-то его не очень сковывала, а теперь и вовсе отпустит на все четыре стороны, да еще и прикрикнет вдогонку, чтобы не звонил, не писал, встреч не искал и вообще забыл все, что было. Но это уж вряд ли. И не потому, что самолюбие его будет задето, самолюбием, как и любым другим хозяйством, можно управлять: захотел — достал из закромов, захотел — задвинул обратно. Кому-то это сложно представить, а ему это на раз-два. Дело не в самолюбии, просто…
— А вообще, на самом деле есть люди, которым сюрпризы не по душе, — услышал он Лерин голосок, — у меня есть подруга, которая любит, чтобы ее обо всем предупреждали…
«А тут еще эта барышня, — подумал Артем. — И Яна на переходе. Как специально. Кто всем этим распоряжается? Вломить бы ему за это!» И усмехнулся. Дурацкие мысли порой лезут в голову. И девушка совсем тут ни при чем. Сам виноват. А что такого? Подвезти девушку — это ж не в постель ее тащить. Но Яна, видно, рассудила иначе. Вон как рванула с перехода.
Теперь она явится и скажет: «Ладно. Баста». Ну, или что-то в этом духе. И он никогда не узнает, как бы все повернулось, если бы не было сначала Свирского — Рыбкина с их ханжескими разговорчиками, а потом девушки Леры с ее длинными ногами и широко распахнутыми глазами. Бросила бы его Яна, если бы все шло, как прежде? Ну ладно, надо честно себе признаться — он знал, что бросила бы. Вопрос в другом: как скоро? И если уж додумывать до конца: почему, собственно, в последнее время он постоянно возвращается к этой мысли? Почему бы ему не расслабиться, не выкинуть Яну из головы и не послушать, что там щебечет славная девушка Лера? Тем более, что у Яны своя жизнь, в которую она не очень-то его посвящает. Что вот она делала на Лиговке? Куда побежала? И где сейчас?
* * *
Яна медленно повернулась. Молодая дама, стоявшая у ее столика, всплеснула руками:
— Точно! Значит, я не обозналась! Ну, привет, Кукушкина.
— Лена? — пробормотала Яна. — Не верю своим глазам…
— А придется, — улыбнулась дама. — Я, честно сказать, тоже не сразу сообразила, что это ты. Обратила на тебя внимание, как только ты вошла, но… — она сделала паузу, внимательно оглядывая Яну с ног до головы, — ты здорово изменилась.
— Да? — забеспокоилась Яна.
— Прическа… — Дама подняла руку и провела ею по своим волосам.
— А, это, — с облегчением сказала Яна. — Решила немного отрастить. Плохо, да?
— Наоборот, — замотала головой дама. — Отлично!
«А ты вот совсем не изменилась», — хотела сказать Яна, но промолчала. В это было трудно поверить, но Мирошниченко выглядела абсолютно так же, как и пятнадцать лет назад, в тот день, когда они выпускались из универа. Правда, вместо джинсов на ней сегодня был ярко-лимонный костюм с длинной юбкой, но это ничего не меняло: та же узкая фигурка, тот же кудрявый беспорядок на голове, те же пухлые губы. «Эльф», — в шутку называли Ленку Мирошниченко в институте. Она иногда злилась, но чаще просто смеялась. У нее был легкий характер. И очень мелодичный смех. Как будто перебирают струны арфы. Интересно, сейчас она смеется так же?
— Садись, — вырвалось у Яны.
— Что? — спросила Мирошниченко.
— Ты здесь с кем-то? Или одна?
— Одна.
— Тогда, может?.. — И Яна сделала приглашающий жест в сторону диванчика по левую руку от кресла, на котором сидела.
— Да можно, — согласилась Мирошниченко. — Если не помешаю.
— Нет, конечно, — кивнула Яна, — не помешаешь.
— Момент. — Мирошниченко пошла за своими вещами.
Яна откинулась на спинку кресла. Поболтала ложечкой в чашке.
— Работаешь где-то здесь? — поинтересовалась Мирошниченко, усевшись на диванчик и бросив рядом объемистую оранжевую сумку.
— Нет, — качнула головой Яна. — С чего ты взяла?
— Подумала: забежала после работы тяпнуть кофейку, помедитировать, — пожала плечами Мирошниченко.
— Да нет, — ответила Яна. — Ходила тут… по делам.
Мирошниченко вопросительно смотрела на нее, ожидая продолжения, и Яна неожиданно для самой себя сказала:
— Была у частного детектива.
— Что?! — Мирошниченко подалась вперед. — Серьезно? И что ты там делала?
— Да знаешь…
И тут у Яны наконец-то включились тормоза. И не просто включились, а сработали в полную силу, заскрежетали так, что зазвенело в ушах. Перехватило дыхание, шею свело у самого основания. «Это же Мирошниченко!!! — заорал внутренний голос. — Ми-рош-ни-чен-ко!!!»