Глава 11
Еще одна ночь при ярком свете
Девушки прошагали в холл и оказались в толпе возбужденно гомонящих начинающих актеров и актрис. Варя едва успела подержать в руках бланк договора, а вся съемочная группа уже знала – на главную роль вместо неудачно взбрыкнувшей Галаниной взяли актрису из массовки, без году неделя!
Попутчики по автобусу с надписью «Киносъемочный» смотрели на Варю с ревнивым восхищением и нескрываемой завистью. Девчонки сплоченно поджимали губы: «Так мы и поверили в вашу сказочку – увидел режиссер эту провинциальную курицу на лестнице и обомлел! Волосы, глаза? Да ладно вам!.. У нас в городе в каждом ларьке такие сидят. Нет, точно по знакомству пролезла!»
– Обратите внимание, господа артисты массовки: на месте Кручининой мог оказаться любой из вас, – посыпал соль на раны «господам артистам» бригадир. – У каждого есть шанс, надо только думать не о деньгах, а о роли, об интересах съемочной группы и проекта.
– Ага, еще ты нас деньгами попрекнешь! – прошептал кто-то за спиной Вари. – В ведомости расписываемся за шестьсот рублей, а на руки утром выдают пятьсот.
– Я еще в первый день в автобусе вам всем показал на Кручинину: костюм подобрала, прическу, вжилась в роль. Руководство это заметило вслед за мной, – наслаждался своей прозорливостью бригадир. Затем приобнял Варю за плечи и душевно сказал: – Поздравляю, Варвара, молодец!
Варя смущенно поблагодарила и виновато поглядела на коллег: сейчас, когда на нее практически случайно свалились невероятные деньги, было особенно стыдно видеть дешевые кроссовки, потрепанные бейсболки и дармовые корпоративные футболки. В глаза бросились растоптанные туфли дежурной, жилетка из кожзаменителя на осветителе, длинные седые волосы техника, неопрятно заложенные за уши… Рядовые сотрудники явно не купались в золоте, и Варя застыдилась внезапно нагрянувшего богатства.
– Ребята, с первой получки приглашаю всех-всех в ресторан, – робко объявила Варя. – Отдых за мой счет!
– О-о! – встрепенулась массовка.
Договорить Варя не успела – Вика развернула ее за талию и повела в костюмерную. Костюмер окинула Варю оценивающим взглядом, помолчала, прикидывая что-то в уме, уточнила:
– Рост какой?
– Сто шестьдесят девять.
– Ну и отлично: Галанина была сто шестьдесят восемь, значит, ничего не придется подгонять. Сегодня репетиция, можно без костюма.
– Ага, спасибо, вы извините, что так получилось… – принялась оправдываться Варя.
– Некогда, потом распинаться будешь, – оборвала ее Вика и потащила прочь, на лестницу, а затем в коридор этажом выше. Там отперла небольшую комнату с окном под потолком, включила свет, толкнула Варю на диванчик и приказала: – Варвара, прекрати оправдываться, что ты перед каждым извиняешься? Еще у уборщицы попроси прощения за свои сто пятьдесят тысяч.
– Ой, ты знаешь, да? – виновато вздохнула Варя. – Мне так неудобно, такие деньги!
– Какие «такие»? Твоих пяти тысяч баксов не хватит, чтобы купить бутылку коньяка в ночном клубе, где отдыхает от трудов наш продюсер.
– Вика, честное слово, я даже не рада… Я как увидела, у меня в глазах потемнело… Да и не верится до сих пор: у нас в Кириллове люди за пять тысяч рублей месяц работают. Стыдно мне перед всеми.
Вика вздохнула, провела рукой по Вариным волосам, поправила растрепавшуюся прядь и печально улыбнулась:
– Тебе сколько лет?
– Двадцать один.
– Понятно… Хорошая ты девчонка, Варюшка. Я в двадцать один такая же была, всех жалела, смотрела на мир широко раскрытыми глазами.
– А тебе сколько? – уточнила Варя.
Вика покачала головой:
– Двадцать восемь. Такая же, как ты, приехала в Москву за славой и деньгами.
– Но ведь у тебя все хорошо: творческая работа, заработок.
– Слишком многое Москва за все это забирает… Сама увидишь… Ладно, чего пристала с расспросами?
Варя удивленно посмотрела на девушку: «Я пристала?»
Вика сдвинула выщипанные брови, хлопнула на угол подзеркальника ключ:
– Ну вот, теперь у тебя своя грим-уборная, медицинская страховка, абонемент в фитнес-центр и личный микроавтобус до метро, в ночное время – до подъезда. На репетицию – через пять минут, я пошла народ собирать.
Вика поправила крошечный микрофон возле щеки, вышла, и через секунду Варя услышала в коридоре ее вопль:
– Перекур заканчиваем!!!
«Странная эта Вика, вроде не злая, а весь мир у нее во врагах. Стоит с кулаками на изготовку, словно из-за каждого угла ждет подлостей», – мельком подумала Варя, но тут же вскочила и с любопытством оглядела «личную» гримерку. Ух ты! Душ, телевизор, телефон, диванчик с креслом и столиком, зеркало, палас на полу, сплит-система под потолком, большая фотография сияющего огнями ночного города на стене.
Девушка с наслаждением, словно комната была наполнена утренней свежестью, вдохнула застоявшийся воздух, закрыла дверь и помчалась в съемочный павильон.
Едва перескочила порог цеха, ассистент крикнул в холл: «Тишина, не входить, репетиция!» – и запер железную дверь на задвижку.
Ассистент режиссера сунул в руки Варе вывернутый сценарий и молча указал пальцем на декорацию школьного актового зала, в котором уже стояли «старшеклассники».
Варя шагнула на обозначенное скотчем место на полу и посмотрела на режиссера.
Он поддернул рукава пиджака цвета морской волны, надетого поверх футболки, поправил на запястье магнитный браслет «от давления», прикрыл глаза, приложил кулаки к груди и вдохновенно простонал в микрофон:
– Варвара, сыграй мне такое ожидание счастья, какое бывает только в семнадцать лет, когда у тебя горячие загорелые коленки, в животе плещутся волны солнечной речной отмели, а единственное платье пахнет луговыми травами! Давай, ты сможешь!
Варя поглядела в сценарий и схватила за руку «подружку Татьяну»:
– Кто это идет?
– Где? А-а, этот… Володька из первой школы, шпана, кто его только пустил? – с придыханием ответила подруга.
«Несет меня течение сквозь запахи осенние, и лодку долго кружит на мели, сплетают руки лилии…» – запел Юрий Антонов.
– Белый танец! – объявил ведущий.
– Потанцуем? – Татьяна положила руки Володе на плечи.
Людмила и Володя встретились взглядами.
– Я люблю смелых, – с намеком сказала Татьяна юноше и переместила ладонь ему на шею.
Людмила и Володя не отрываясь смотрели друг на друга.
Варя сияла маленьким солнцем, софиты исчезли, и брызнул летний дождь, небо дрожало, как парус в далекой дымке, счастье звенело россыпью серебряных капель.
– Молодцы! – крикнул в микрофон режиссер. – Сохранить эту же струну, сохранить!
* * *
В перерыве Варя расписалась в договоре, взяла из картонной коробки в холле пластиковый контейнер с пюре и котлетой и побежала в «свою» грим-уборную – не терпелось пролистать сценарий и узнать, что случится дальше с ее героиней?
Водой из кулера в гримерке она заварила пакетик чая, подцепила пластмассовой вилкой котлету, обмакнула в подливку и жадно откусила половину.
«Название: «Вся правда о моем отце», – прочитала на обложке, весело хмыкнула, чавкнула котлетой и открыла первую страницу.
«Титры чередуются с мужским голосом за кадром.
«Мой отец родился в 1960 году. Родители назвали его Володей, в честь Владимира Ульянова-Ленина. Первым словом, которое сказал отец, было слово «спутник».
«Надо же, прямо как про моего папулю», – загребая пюре, засмеялась Варя.
«В тот год вместо привычного «Где часики тик-так?» у всех малышей спрашивали: «Где спутник?» Отец вытягивал вверх руку и пальчиком указывал в потолок. Родители ликовали».
«Это точно, так все и было, папочка рассказывал мне то же самое. – Варя облизала вилку. – Очень забавно!»
Сценарий соскользнул с колен и шлепнулся на пол. Варя подняла его одной рукой и, продолжая жевать, пробежалась глазами по случайно открывшейся странице.
«Людмила и Володя стоят в тесном коридорчике районного ЗАГСа».
«Надо же, какое совпадение: Людмила и Владимир, прямо как мои мама с папой, – проглотив остаток котлеты, заулыбалась Варя и погладила листок. – Ага, что тут у нас дальше?»
«Отец Володи чрезвычайно оживлен, мать следит за происходящим, поджав губы. Родителей Людмилы нет. На Людмиле летние босоножки, надетые на подследники, и костюм из пестрого трикотина: юбка воланами и жакет с короткими рукавами. Володя в светлом костюме и рубашке без галстука.
– Ну чего, долго еще? – ни к кому не обращаясь, бросает Володя.
– А ты торопишься? – с двусмысленной интонацией спрашивает Людмила.
Володя высвобождает руку и, не глядя на Людмилу, говорит:
– Пойду покурю.
– Володь, не уходи, вдруг сейчас нас вызовут?
– Вызовут, так крикнешь, я на крыльце буду. – Володя уходит.
Открывается дверь в кабинет, появляется счастливая пара молодоженов, девушка радостно восклицает:
– Следующих приглашают, заходите, кто следующие?
– Мы следующие! – ойкает Людмила. – Ну где же он? Володя!
Людмила мчится на крыльцо:
– Володя!
На крыльце никого нет.
Она обегает маленький домик по тропинке, оглядывает кусты цветущей сирени, зачем-то приседает и смотрит под ветви дикой яблони. Володи нет. Он сбежал».
Варя вздрогнула и покрылась гусиной кожей.
В семье Кручининых часто вспоминали, как отец трижды сбегал из ЗАГСа. Первый раз – от девушки, которая приехала за отцом, когда он вернулся из армии.
«Да погулять мне еще хотелось!» – отмахивался отец на возмущенные упреки мамы.
Второй раз он улизнул из-под венца уже от мамы – отпросился в туалет.
Варя очень хорошо помнила эту историю. Два общественных туалета, мужской и женский, находились в торцах двухэтажного сталинского дома, через дорогу от ЗАГСа. Отец под бдительным маминым взглядом перешел дорогу, спустился по лесенке в подвальную уборную, а там попросил незнакомого парня поменяться пиджаками, сказал, мол, караулит меня одна на выходе, хочу смыться. Парень развеселился, с удовольствием махнулся одеждой, оба шалопая спокойно вышли на улицу, а во дворе снова переоделись. Мама полчаса простояла на другой стороне дороги, выглядывая отца. Вечером, во время бурного выяснения отношений, отец только хохотал и плел околесицу про внезапно встреченного товарища по работе, который сообщил, что всю бригаду ждут на стадионе для забега в эстафете заводских команд. А потом должна была родиться Варя, и мама стыдилась идти в ЗАГС «с животом». Расписались родители только через несколько месяцев после ее рождения.
Варя еще раз посмотрела в сценарий:
«Володи нет. Он сбежал. Голос за кадром:
«Отец трижды сбегал от женщин из ЗАГСа».
Сердце Вари сжалось, под лопаткой заныло.
«Это же про моего папу! Но откуда они узнали?! От чьего имени все это написано? Мужской голос за кадром… Почему – мужской? Ведь у родителей только один ребенок – я, их дочь Варвара? И я никому ничего не рассказывала…»
Тоска взметнулась под потолок печальным криком чайки.
Мерзко пахло остывающим пюре с отвратительной бурой подливой.
На раскрытой странице лежала серая крошка от котлеты.
«Это не может быть случайным совпадением, невозможно выдумать точно такую же историю, один к одному, – лихорадочно бормотала Варя. – Они откуда-то узнали историю нашей семьи. Но тогда вместо мужского голоса за кадром должен быть женский, мой голос, ведь все это написано о моем отце. Такой папа был только у меня – и больше ни у кого, он мой!»
У Варвары было ощущение, будто она стоит по пояс в ледяной воде и отчаянно пытается загородиться беспомощными словами от горького подозрения, вот-вот готового раздавить слабую надежду и обрушить на ее голову ужасную правду жизни.
Второй раз со дня смерти отца в жизнь Вари вошла беда и встала черной тенью в углу за спиной.
Варя почувствовала зловещий взгляд с холодной ухмылкой.
Стену отцовской любви, защищавшей от всех невзгод, прорвало, смело, в душе Вари родилась догадка: здесь, в Москве, у отца была… Да, у него была еще одна семья, а в ней – ребенок, мальчик. Отец весело, как и ей, Варе, рассказывал сыну истории своей бесшабашной жизни. Как и с ней, играл с сыном в горячо-холодно, рисовал ему зайцев, танки, шагающих солдатиков, завернув в одеяло, носил на руках, уговаривая потерпеть, когда жгли горчичники, вставал в пять утра, чтобы достать талончик к зубному врачу. И любил его? Любил так же, как Варю?!
Где-то под потолком раздался громкий шорох, Варя, дрожа, медленно подняла глаза.
– Трехминутная готовность! – раздался вслед за шорохом голос Вики. – Все, занятые в репетиции, в цех!
Варя с трудом поднялась, с усилием, словно на плечи взвалили камни, вышла из гримерки.
Ассистент режиссера взял из ее рук сценарий, развернул и сообщил:
– Сцена проводов Владимира в армию.
Режиссер постучал по микрофону, задушевно сказал:
– Варюша, твой любимый уходит в армию. Вернется ли он оттуда живым, неизвестно. Варюша, плачь, как будто прощаешься навсегда.
Глаза Вари наполнились слезами, она зарыдала, сотрясаясь в ознобе.
– Ну что ты, Людочка, я же вернусь, два года – это так мало по сравнению с нашей жизнью! – испуганно глядя на Варю, завопил «Володя».
– Это неправда, все неправда! – прорыдала Варя и снопом повалилась на пол.
– Не совсем по сценарию, но мощно! – похвалил режиссер.
* * *
В холле на разномастных металлических стульях отдыхали и тихо переговаривались уборщицы:
– Я-то из института сюда рвалась попасть, думала: артисты, культура, чистой тряпочкой махну – и домой. Ой, все одно: что студенты свинячат, что артисты эти.
– Давеча в туалете фломастером написали…
Женщина наклонилась к товарке и прошептала на ухо.
С черного кожаного диванчика подняла голову Вика:
– Чего под нос себе шепчешь, думаешь, меня обидишь? У меня у самой вся эта съемка поперек горла!
Она сжала спицы с вязаньем и тоскливо сказала:
– В театр хочу… Погналась из-за Андрюшки за деньгами, сижу теперь здесь, сама никто и звать никак.
Уборщицы поднялись и пошли мести лестницу.
Варя молча опустилась на диванчик, слабо посмотрела на детский носочек, топорщившийся на спицах, бесцветным голосом спросила:
– Андрюше носочки?
– Ага, вместо домашних тапочек. – Вика любовно расправила вязанье.
– Давай косичкой мысок вывяжу, красиво будет, – тихо предложила Варя.
Вика посмотрела на девушку:
– А ты чего зареванная такая?
– Помнишь, ты говорила: Москва просто так славу и деньги не преподносит, за все придется платить…
– Я ведь театральное училище окончила, в дипломном спектакле Лизу играла, – лихорадочно дергая спицы, вздохнула Вика.
– Если бы я знала, что из-за роли в сериале придется пережить такое предательство… Вика, все рухнуло в одну минуту! Все, во что я верила!..
– Дотяну этот проект, и больше на съемки – ни ногой! Я уже в театре потихоньку договариваюсь, обещают даже в первый состав сразу…
– Дай косичку покажу.
– Отстань, не надо мне ничего, ничего не хочу от этой съемочной группы! – Вика дернула нитку.
Варя молча вытянула из ее рук вязанье и принялась считать петли.
– Вика, можно я весь сценарий домой возьму?
– Мне-то что? Уноси. Охота тебе еще дома о работе думать?
Вопрос прозвучал как утверждение, Вика явно не собиралась выслушивать Варино мнение.
– Смотри, сейчас пойдешь на уменьшение, через три петли просто перекрещивай, косичка сразу появится, – глухим голосом сказала Варя. – Андрюша-то у тебя сейчас с кем?
– С нянькой: зараза, перед телевизором ребенка усаживает вместо того, чтобы книжку ему почитать. А твоя где?
– С хозяйкой квартиры, – вздохнула Варя. – Я пошла?
– Куда? – рявкнула Вика, включила микрофон и крикнула: – Водитель микроавтобуса, на рабочее место!
– Да не надо… – промямлила было Варя.
– Слушай, Кручинина, хватит хорошую девочку из себя строить, положено ведущих актеров в ночное время до дому отвозить, езжай и не втирай, что тебе это не нравится. Все, до понедельника!
Варя засунула сценарий в сумку и, шаркая туфлями, поплелась на улицу.
Из темноты просигналила «газель». Водитель осветил дорогу. Варя села на переднее сиденье и назвала адрес.
Обессиленная, словно из нее, как из рекламного зайца, вынули батарейки, пустым взглядом смотрела на ночную Москву.
Красные огни стоп-сигналов бесконечного потока машин – даже ночью на дороге возникали пробки. Фонари качались так, что Варю начало подташнивать.
В кафе, в супермаркетах – всюду были люди. «Газель» встала перед светофором, и Варя с равнодушным удивлением увидела салон красоты, в котором укладывали волосы клиентке. Зачем в три часа ночи делать прическу?..
– Москва хоть когда-нибудь засыпает? – поинтересовалась Варвара.
– Не-а, – с удовольствием заворчал водитель. – Ни днем ни ночью не проехать! По телевизору сказали, даже музеи ночные открылись. А про киносеансы, катания на катке я уж и не говорю. Книжный магазин на Тверской работает! Я не знаю, какой дурак ночью в книжный попрется? Чё там делать? До утра не дотерпеть? Вампиры какие-то, а не люди. Во, гляди на этот ночной трафик!
Водитель указал рукой на перекресток: из-за угла вытекал шевелящийся поток. Словно рыба, идущая на нерест, волной поднимался на препятствия, лестницы и парапеты, захватывал край дороги, поглощал машины и наконец приблизился к «газели». Пятно распалось на языки, в окно ворвался сухой треск, и Варя увидела, что странно передвигающиеся существа – роллеры. Они мчались, вспрыгивая на мусорницы и ступеньки магазинов, слетали с бордюров, выбрасывали на асфальт дорожки искр.
– Правильно, в цех-то с утра не надо, на стройке тоже не упахались, – опять заворчал водитель. – Дурью здесь, в Москве, народ мается. Кого ни спроси, чем занимается, все в рекламе, в пиаре, в этих… в фондовых биржах вкалывают. Ни дела, ни работы!
– Девушка, давайте с нами! – на ходу крикнул в окно «газели» парень с длинной челкой.
Варя посмотрела вслед: роллеры исчезли за углом так же внезапно, как и появились.
– А куда они едут? – спросила зачарованная Варя.
– А никуда! В полночь соберутся в центре и до утра, пока метро не откроется, нарезают круги. Острые ощущения им подавай. Горя-забот в жизни не знали, не ценят ничего.
– Мне кажется, вы не правы, – вздохнула Варя. – В Москву за тем и едут, чтобы жить необычной жизнью. За мечтой!
– За мечтой – это я согласен, – ответил водитель. – Только уж больно дорого мечта-то обходится. Я – здесь, семья – за тысячу километров, чем там жена занимается, пойди проверь.
– Значит, вы тоже расплачиваетесь? А ради чего тогда все это?
– Если бы у меня, как у вас, квартира на Плющихе была, ничего больше не надо было бы!
Варя промолчала и вдруг устыдилась собственного вранья. «Кого я обманываю, зачем? Неужели это и есть моя мечта: московская прописка любой ценой? Чтобы стать после этого такой, как Оксана? Чем больше жилплощадь, тем крепче любовь?»
Она поглядела на маленькую иконку на приборной доске, нахмурилась и сказала:
– Какая квартира, о чем вы? Я же понаехавшая, из Вологодской области, в Москве без году неделя. На Плющихе меня просто приютила хорошая женщина, москвичка. Я настоящих москвичей такими себе и представляла: интеллигентные, образованные, великодушные.
Водитель расслабился и перешел на «ты»:
– Ну и как квартирный вопрос решать будешь? Кредит брать?
Взгляд Вари блуждал по стеклу. Она помолчала и тихо сказала:
– Сначала я должна решить для себя другой вопрос… Мне ничего не нужно, ни деньги эти, ни Плющиха, такой ценой. Остановите, я выйду.
Варя схватилась за ручку.
– Да куда ты! Я должен тебя до подъезда довезти, иначе смену не засчитают.
– Честное слово, мне нужно поесть и продуктов купить! – взмолилась Варя, увидев светящиеся витрины кафе.
– Ладно, тут до твоего дома два шага: с Новинского на Смоленскую вон там свернешь, узнаешь место-то?
– Да-да, спасибо, я этот район знаю. До понедельника!
Варя выпрыгнула из машины и быстро пошла назад, к золотящейся витрине интернет-кафе. На крыльце глянула на трубку сценария в сумке и решительно сказала искусственной пальме в «старинной» амфоре:
– Я должна все узнать! И если это правда, если отец предал нас, я не буду сниматься в фильме, который разрушил все, во что я верила: вернусь назад, в Кириллов, и до конца дней буду рядом с мамой!
