Катерина прислушалась — закрылась входная дверь, Александр ушел на работу. Улыбаясь, она свернулась калачиком и натянула на себя одеяло. Настенька еще спит, и можно просто полежать, прислушиваясь к приятным ощущениям, все еще наполнявшим ее тело. Сладкая истома после занятий любовью вообще одно из самых приятных чувств на свете. Александр любил заниматься сексом по утрам. По вечерам, впрочем, тоже. Но утром это всегда было как-то особенно нежно, как перед расставанием, хотя он уходил всего лишь в офис. Но, помня строки стихотворения Кочеткова, «…и каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг…», молодая женщина старалась провожать мужа так, чтобы ему хотелось как можно скорее вернуться.

Катерина зажмурилась — лучик солнца пробился между портьерами и щекотал глаза. Пора вставать. Сон ушел, и нарастало нетерпение — этот день будет чудесным, почему бы не начать его наконец. Она соскользнула с кровати и, утопая босыми ногами в густом ворсе кремового ковра, подошла к окну, раздвинула портьеры. Солнце, по-осеннему нежаркое, но все еще ласковое, залило спальню. Щурясь, разглядывала пруд внизу и пыталась осознать то странное ощущение счастья, которое наполняло ее душу. Словно ожидание чуда. Может, она забыла, а сегодня какой-нибудь праздник? Катерина подошла к бюро, перелистала ежедневник в красивом бархатном переплете — подарок мужа. Нет, никакого праздника сегодня не значилось, и особых дел запланировано не было. Пунктом первым на сегодняшний день была записана уборка квартиры. Как ни странно, ничего против она не имела. Это дом, о котором она столько мечтала, — и даже убирать его было в радость.

Сначала они жили с родителями мужа — просторная трехкомнатная квартира позволяла вести мирное сосуществование, хотя было совершенно очевидно, что Нина Станиславовна недолюбливает невестку. Подруги — в основном жены дипломатов, с которыми служил отец Александра, — сочувственно выслушивали рассуждения о том, что Сашенька мог бы подыскать себе более достойную партию. Правда, не все соглашались. А лучшая подруга Зинаида как-то раз заявила:

— Дура ты, Нинка. Радоваться должна на свою скромницу. И где он только выкопал такое сокровище? Не курит, лишнего рубля ни разу не попросила… Готовить не умеет? Ну так научи. Вон у Н-ских — какая девочка была — сплошные кудряшки и веснушки. Три иностранных языка, манеры как у великосветской дамы — ангел, а не ребенок. Ну и что из нее выросло? Недавно она вернулась из санатория в Швейцарии, и все без толку. Говорят, она опять колется… Так что тебе грех жаловаться на невестку.

Нина Станиславовна только поджимала губы. Отсутствие дурных привычек и независимость невестки как раз и выводили ее из себя. Она действительно ничего не просила. Но и не считала себя обязанной принимать советы и указания, даже если они сопровождались обычными в таких случаях заявлениями: «Я о вас же забочусь» и «Поверьте моему опыту». Когда Александр купил квартиру, Нина Станиславовна воспрянула духом — теперь-то им не обойтись без ее советов, а еще лучше — это сейчас так модно — пригласить дизайнера, чтобы он разработал единый стиль для квартиры. Конечно, это дорого, но зато все будет со вкусом и по последней моде, учитывая даже философию фэн-шуй. Но молодые захотели сами обставить свое жилище, отказавшись и от субсидии, и от советов. Сначала из всей мебели были только кухонный гарнитур и матрас на полу в спальне. И куча коробок с книгами в гостиной. Катерина улыбнулась, оглядывая выдержанную в персиковых, бежевых и кремовых тонах спальню. Может, все это и не удивительно стильно, но зато очень уютно. А детская — сколько радости доставили им эти покупки! Вместе с мужем они сотворили чудесный мир для девочки — светлый, яркий, мягкий, где можно ползать по полу и рисовать на стенах, где полно мягких игрушек, а с потолка свисает обезьянка и держит в лапах матовый шар люстры. Кто сказал, что это мещанство? Девочка должна расти среди цветов, бантиков, кукол, кружевных платьиц и добрых плюшевых зверей.

— Мама!

Тишина кончилась. Катерина поспешила в детскую:

— Кто тут шумит? Где моя дочка?

Из-под подушки доносилось громкое сопение, но ведь, если найти сразу, будет неинтересно, поэтому мама стала обходить комнату, заглядывая во все углы и приговаривая:

— Где же она? Убежала, наверное… А кто же будет кашу есть? А пылесосить маме помогать? Придется позвать соседскую девочку… — Катерина еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться, краешком глаза поглядывая на маленькую попку, торчащую из-под подушки, и розовые пяточки, нетерпеливо елозившие по простыне.

Наконец терпение ребенка лопнуло — показалась смеющаяся рожица, и, подпрыгивая на кровати, Настя завопила:

— А-а, не нашла! Не нашла!

Вскоре они уже сидели в кухне и дружно ели овсянку из миски, на донышке которой был нарисован толстощекий заяц. Потом мама и дочка вместе убирали квартиру, а вскоре пришла Таня, няня-гувернантка. Катерина собиралась в спортзал, а Танечка, одевая Настю гулять, торопливо рассказывала хозяйке последние новости о своем романе с преподавателем. С точки зрения Катерины, роман был несколько односторонний, то есть состоял в основном из Таниных вздохов и переживаний.

— Танечка, я не люблю разговаривать на пороге, вернусь к обеду, вы мне все как следует расскажете, хорошо?

— Я не доживу до обеда, — жалобно протянула девушка, — я умру… Умру от…

— Неразделенной любви? — подхватила Катерина.

— Нет, скорее от голода, я утром не позавтракала. Худею.

— По-моему, вы делаете глупости. Ведь ваш организм еще растет, и ему нужны витамины. А то испортите обмен веществ — волосы потускнеют, ногти будут ломкими, а ваш Вячеслав Алексеевич (так звали объект Таниной страсти) даже смотреть не будет в вашу сторону.

— Ой, как страшно! — Таня округлила глаза, и, поколебавшись, спросила: — Вы правда думаете, что мне не нужна диета?

— Правда. А лучше спросила бы свою маму — она очень разумный человек.

— Ну, в общем, мама сказала то же самое, — призналась Татьяна. — А можно я тогда быстренько сделаю себе спасительный бутербродик, а то у меня урчит в животе и уже, кажется, ногти ломаются.

Через десять минут Таня и Настя, каждая с бутербродом в руках (как выяснилось, у Насти тоже урчало в животе — она предлагала послушать всем желающим), отправились наконец гулять. А Катерина поспешила в спортзал.

Теперь поход за собственной фигурой стал привычным. Когда Катерина кормила дочку — до полутора лет грудным молоком, не слушая никого и не настаивая на прикормах, — она смотрела на толстенькие розовые щечки, ясные глазки и, даже не имея специального медицинского образования, понимала: все разговоры о том, что ребенок чего-то там недополучает, — чушь. Малышка ела, когда хотела. Спала с мамой, не выпуская сосок изо рта, и была абсолютно счастлива. Александр, правда, коротал ночи по большей части на диване, но переносил лишения мужественно. Кто не слышал страшилки друзей и родственников про беспокойных детей, которых бедные, измученные родители носят на руках ночи напролет? Так уж лучше пусть спит с мамой, зато крепко и не плачет. Катерина, счастливая, ела за двоих, гуляла с коляской и не особенно обращала внимания, что из одежды теперь носит только легинсы и просторные пуловеры. Но когда Насте было уже полтора года, Катерина подхватила тяжелую простуду, которая дала осложнения, и врач, качая головой, сказал:

— Антибиотики, милочка, и никаких возражений. Кормящая мать? И сколько вашему ребенку? Сколько? Не смешите меня. Что она ест еще?

Катерина неохотно призналась, что ест дочка практически все и молоко ей нужно только ночью или если нездоровится.

Врач покачал головой:

— Мамаша, теперь надо подумать о себе. Ей молоко нужно меньше, чем вам серьезное лечение. Папа занимается с девочкой? Да? Вот пусть он ее уложит сегодня. Почитает, споет. Скажет, что мама болеет и ее надо пожалеть. Посидит с ней. Увидите, день, два — и она не вспомнит о молоке.

К удивлению Катерины, врач оказался прав. Первый вечер дочка плакала, второй поканючила, а на третий спросила: где папа с книжкой? Катерина же переживала шок. Ей казалось, что у нее отобрали что-то, принадлежащее ей одной. Она никогда даже мужу не рассказывала, что самые счастливые моменты были именно во время кормления — дочка словно вновь становилась с ней единым целым; маленькие ручки крепко держали грудь, глаза — зеленые, как у мужа, — внимательно разглядывали мать, и вдруг она улыбалась — губы раздвигались, и молоко лилось мимо, пузырилось вокруг ротика. Настя сразу спохватывалась и, сопя, вновь принималась за еду. Катерина сильно располнела. И, обнаружив это, впала в панику. Ей казалось, что она выглядит ужасно. Муж никак не понимал, в чем дело — жена вдруг стала избегать его ласки. А Катерина теряла всякое желание от одной мысли, что его руки лягут не на упругую кожу, а на солидный слой подкожного жира. Иришка, всю жизнь морившая себя голодом, сказала:

— Ну теперь в полку неудовлетворенных желудочно прибыло. Будешь ходить и облизываться. Главное — не сорваться вечером. Это самое кошмарное время. Муж приходит с работы, садится и начинает есть, есть… Мясо с картошкой, салат с майонезом — ненавижу!

— Может, мне попить чего-нибудь? Тайские таблетки, говорят, помогают. — Катерина достала из шкафа очередную юбку, приложила к себе и поняла, что и она тоже не налезет.

— И не думай! Травиться только! Уж мне ты поверь. Я лежала в Институте питания и как врач тебе говорю — диета и еще раз диета. Ну и физические нагрузки. Массаж, тренажеры…

— Ой, я даже в школе физкультуру все время прогуливала, какие там тренажеры…

— Да ты что, мать? Не какие там, а всякие и не менее трех раз в неделю!

— Может, лучше велотренажер домой купить?

— Да. И будет он у тебя стоять в углу, а ты на него вещи складывать станешь. Это мы тоже проходили. Кроме того, если все время на одном сидеть, тоже переборщить можно. Нагрузку должен определять специалист — а то накачаешь себе бедра и будешь как… не знаю кто. Значит, так, одевайся, пошли гулять. Заодно осмотрим окрестности на предмет фитнеса и спорта.

Так Катерина оказалась в спортзале. Но занятия, хоть и изматывали порой, были все же чем-то новым, а потому конструктивным и давались гораздо легче, чем диета. Что делает женщина, сидя дома? По большей части ест. Пробует, пока готовит, кормит ребенка и доедает за ним — ну не выбрасывать же. Потом ужин с мужем. Как-то Катерина поймала себя на том, что достала из холодильника рагу в кастрюле и положила себе солидную порцию. Ей стало обидно. Есть хотелось ужасно, но это значит — пойти на поводу у своей слабости. Тогда… Тогда она решила найти компромисс. Стресс, сказала себе Катерина, вреден. А голод для организма есть стресс. Поэтому мы его — организм — покормим. Только немножко. Она полезла в шкаф и скоро вынырнула оттуда с симпатичной подарочной сумочкой. На недавний день рождения кто-то из гостей принес столь модный нынче подарок в японском стиле: несколько маленьких керамических подносиков и палочки для еды. Вещь была очень милая — нежно-кремовые прямоугольные тарелочки расписаны зелено-коричневыми побегами бамбука. Катерина положила на тарелочку поменьше мясо, на тарелочку побольше — салат. Взяла палочки. Честно говоря, есть она ими не умела, но на упаковке была картинка. Промучавшись минут сорок, она съела все подчистую и то ли устала, то ли все же наелась. С тех пор она взяла за правило — есть только из маленьких тарелочек и палочками — дольше и меньше получается. Потом Иришка посоветовала устраивать кефирные дни — через день. День ешь нормально, день — только кефир и обезжиренный творог. Все получилось не быстро, но через год Катерина влезла в платье, которое носила до родов. Крутя педали велотренажера, Катерина думала — как бы убедить Татьяну не спрашивать у нее советов по всякому поводу. У девушки есть на редкость разумные и понимающие родители, и Катерина считала себя не вправе указывать ей, как вести себя. Вообще-то и девушка и ее семья ей нравились. Когда Настеньке исполнилось три года, Катерина решила, что часть времени за ней может присматривать кто-то кроме матери. Свекровь посоветовала ей солидное агентство, молодая женщина отправилась туда и попросила подобрать няню-гувернантку. Ей предложили на выбор несколько человек, но все это были солидные дамы за сорок, отягощенные педагогическим стажем. Закрыв последнюю папку с резюме очередной фрекен Бок, Катерина с недоумением спросила:

— Неужели у вас нет никого помоложе?

— Ну почему же, конечно есть. У нас полно девочек-студенток, желающих подрабатывать бебиситтерами. Но обычно мы не предлагаем их солидным клиентам.

— Почему?

Снисходительно улыбнувшись ее наивности, представитель агентства объяснил, что студентки, как правило, не знают иностранных языков, да и какой прок от девчонки семнадцати — восемнадцати лет в воспитании ребенка? Солидности никакой, в детях ничего не понимают…

Но Катерина была уверена, что девчонки бывают разные. Она долго объясняла, что ей нужно, и в конце концов ей принесли несколько папок, отобранных по трем критериям — девушка должна быть из семьи служащих, она должна жить в том же районе, что и Катерина, и у нее должен быть младший брат или сестра. Так она и нашла Татьяну. Они встретились, поговорили, а потом Катерина беззастенчиво напросилась к ней в гости. Отец девушки был военный, мама — врач. А еще у нее имелись два младших брата, которыми она занималась, пока не поступила в институт. Здоровье мамы ухудшилось, и она ушла с работы, денег не хватало. Тогда дочка перевелась на вечернее и стала искать работу.

Нина Станиславовна была озадачена и недовольна выбором невестки. Она устроила сцену Александру. Вечером, сидя в кухне и наблюдая, как жена моет посуду, Александр осторожно спросил, почему Катерине не понравились кандидатуры, предложенные агентством.

— Ну почему же, я нашла вполне подходящую няню.

— Но она же совсем еще девочка!

— Девочки бывают разные. Не важно, что она плохо знает английский и никак — французский. Зато она порядочная девушка из хорошей семьи, добрая и ответственная. У нее два брата-близнеца — фактически она их вырастила. Я думаю, это достаточный опыт, чтобы справиться с одной, даже очень шустрой девочкой. Мне совершенно не нужна здесь чужая тетя со сложившимся образом мыслей, привычками и массой неизбежных в ее возрасте предрассудков. Девочкой я буду руководить и командовать, а бороться здесь с авторитетной матроной, которая все знает лучше, не собираюсь. Давай дадим ей испытательный срок — три месяца. Если она не справится с Настей или не понравится нам, обещаю — я соглашусь на любую фрекен Бок, которую нам подберет твоя мама.

Татьяна и Настенька чудесно поладили и очень привязались друг к другу. С хозяйкой девушка поначалу держалась несколько официально, но потом привыкла и теперь относилась к ней скорее как к подруге, чем как к работодателю.

Катерина вернулась домой, когда Настенька спала после обеда. Молодая женщина прошла в спальню. На бюро стоял огромный разлапистый букет осенних листьев. Осень в этом году выдалась теплая и золотая. Завороженная шуршанием и разноцветьем, Настенька собирала листья в букеты и букетики. Они стояли по всей квартире, источая тонкий горьковатый аромат. Этот запах пьянил Катерину, почему-то он воспринимался как запах идущего времени и как запах счастья.

— Катерина Сергеевна! — На пороге стояла Татьяна. Светлые волосы заплетены в две недлинных, но толстых косы. Золотистая челка до самых глаз — больших, серых и совершенно детских. Губы поджаты жалобно. — Катерина Сергеевна, он вчера был такой мрачный…

— Подожди минуточку, присядь.

Татьяна опустилась на стул у бюро. Катерина лихорадочно думала, как бы избежать очередного экскурса в Танины душевные переживания — рассказывая о них, девушка начинала и впрямь расстраиваться. Катерина представила себе семинар — небольшая университетская аудитория с вечно обшарпанными столами и доской в меловых разводах, и как преподаватель, пытаясь что-то рассказать, все время чувствует на себе обожающий взгляд этих больших серых глаз, и там, в этих глазах, мысли вовсе не об истории правовых учений. А если там не одна такая глупышка? Бедный Вячеслав Алексеевич!

— Танечка, я тут подумала, мы с вами совсем забросили наши занятия. Давайте вы мне все это расскажете на английском языке.

В целях совершенствования Таниного английского няня и хозяйка разговаривали часть дня исключительно на этом языке — по крайней мере, старались.

Девушка послушно перешла на английский и некоторое время честно сражалась с лексикой и грамматикой, пытаясь передать свои душевные муки. Через несколько минут она сказала, удивленно округлив глаза:

— Знаете, по-английски это все как-то… не страшно…

— Ну и слава богу, — рассудительно сказала Катерина.

— Нет, правда. Как будто я рассказываю не про себя, а пересказываю вам отрывок из какого-нибудь романа. И получается какая-то чепуха.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ну и ладно, — махнула рукой Таня. — Раз страдания не получились, придется заняться делами.

Она принесла Настенькины вещи — ворох разноцветных, словно кукольных одежек. Хозяйка и няня раскладывали вещи на кучки: это пойдет на следующий год на лето, это на зиму, а из того девочка выросла окончательно… В четыре руки дело шло быстро, и вскоре Таня удовлетворенно оглядела аккуратные стопочки и сказала:

— Нужны новые колготки, и рубашки с длинными рукавами, и еще одни рейтузы — на смену.

— И зимние сапоги, — добавила Катерина.

Но Таня замахала на нее руками:

— И не думайте. Только ножки портить этой импортной обувью. Что они понимают в нашем климате? Я принесу вам валеночки — нам из деревни привезли, когда мальчишки были маленькие. Они с калошками — мягкие, легкие и не промокнут. — И, отмахнувшись от благодарностей хозяйки, указала на стопку вещей, которые были признаны маленькими. — Убрать на будущее или отдать кому-нибудь?

— Лучше отдать, — торопливо сказала Катерина. В душе, как и многие женщины, она была суеверна относительно будущих детей — нельзя загадывать.

Татьяна понимающе кивнула:

— Я отдам Анне Петровне. У нее, правда, мальчик, но тут в основном штанишки, колготы да рубашки, так что это не важно.

— Они бедно живут? — спросила Катерина, вспомнив темноволосого улыбчивого мальчика с ямочками на щеках.

— Да уж. — Таня собирала вещи в пластиковую сумку и рассказывала вполне обыденным тоном страшную в общем-то историю: — Мать у него умерла полгода назад, а отца и не было. Бабушка — Анна Петровна — растит его одна. У нее никого нет. То есть где-то существуют какие-то дальние родственники, но это, похоже, дела не меняет. Они живут на ее пенсию, пособие, да еще она подрабатывает секретарем на домашнем телефоне, но это очень небольшие деньги. Бабулька молодец — хваткая.

— А что же случилось с его матерью?

— Не знаю. Кажется, она болела… Я особо не расспрашивала. Правда, Анна Петровна сама любит поговорить, но как-то ничего конкретного она не рассказывала.

— А как мы отдадим вещи? Вы знаете, где они живут?

— Дом знаю, а квартиру нет. Да я просто возьму завтра сумку с собой, когда пойду гулять, — они каждый день приходят к пруду.

Катерина немного помолчала, а потом спросила:

— Послушайте, а может, ей и денег дать? Все-таки ребенку нужны соки, питание… Как вы думаете, возьмет она?

— Не знаю. Вещи возьмет, ведь все так делают — отдают знакомым, когда дети подрастают. А деньги — это другое. Вы лучше сами.

На том и порешили.

Но на следующий день пошел дождь, и прогулки отменились. Катерина ездила с мужем на официальное мероприятие — ужасно устала. Она не любила эти деловые обеды: мужчины говорят о делах, и тогда жены молчат или пытаются вести светские разговоры. Все это, как правило, было скучно и утомительно. Правда, в этот раз получилось немного повеселее. А все благодаря Иришке, которая позвонила утром, горя желанием увидеть Катерину на обеде:

— Не вздумай сачкануть. Я знаю, что ты не любительница светских раутов, но сегодня ты просто должна быть. Понимаешь? Пообещай мне.

— Обещаю, раз это так важно, но что хоть случилось-то? Ты поссорилась с Артуром?

— Э-э… Нет, собственно, пока нет. Но мне может понадобиться твоя моральная поддержка.

Больше Катерина так ничего от нее и не добилась.

Иногда Катерина удивлялась, как они — две столь непохожие женщины — могли стать подругами. Но должно быть, тут как в любви — взаимная привязанность либо есть, либо нет. Впрочем, вначале они решили, что у них мало общего: Катерина приехала из провинции, где нравы не отличались московской раскрепощенностью, и одевалась скромно, даже консервативно. Ирочку воспитывала мать-одиночка, всю жизнь посвятившая научной работе, но Ирочка же, наоборот, была в курсе последних новинок, перепробовала все модные цвета и приколы, включая тату и пирсинг — над бровью у нее сверкала крохотная бриллиантовая капелька, а бедро украшал цветок нарцисса, выполненный в нежно-сиреневых и зеленых тонах.

Ира не пропускала ни одной модной тусовки. Ее даже пару раз показывали по телевизору — среди толпы ярких и красочных представителей богемы на презентации какого-то шикарного бутика или нового музыкального проекта вдруг мелькало кукольно-красивое личико с огромными голубыми глазами и прической а-ля Мэрилин Монро.

Как она умудрялась при маминой зарплате научного работника и своей стипендии одеваться стильно и броско, никто не задумывался. А Ирочка не спешила рассказывать. Она, к удивлению однокурсников, оказалась золотой медалисткой и без труда попала на отделение политологии, твердо решив сделать предметом своего изучения становление партийной системы в России. Ибо, как ни странно, будущее свое девушка видела именно на родной кафедре в качестве минимум доктора наук.

В общем, народ тихо млел, видя такой синтез противоположных качеств в одном флаконе.

Познакомились девушки случайно. Вернее, они шапочно общались, посещая общие лекции, но как-то в университетском буфете, грея озябшие руки — из широких окон немилосердно дуло, — Ира спросила, зачем Катерине карта Москвы (та сидела, уткнувшись носом в эту самую карту).

— Я хожу гулять. Но Москву знаю не очень хорошо, поэтому заранее выбираю маршрут… Хотя не всегда. Иногда лучше специально заблудиться… Особенно в старых переулочках. Там так… словно и не Москва это — липы, дворики. А однажды я забрела в подвалы под Варваркой — там так страшно.

— Там есть подвалы?

— Ну да. Видимо, они идут под Гостиный Двор. Скорее всего, раньше там были склады, а теперь даже не знаю что. Похоже на декорацию к фильму о Средневековье — толстые своды над головой и свет такой призрачный…

— Здорово! Возьмешь меня с собой?

— Тебя? — несказанно удивилась Катерина.

— Ну да. Я там ни разу не была. А я за это покажу тебе, где есть самый настоящий лютеранский костел. Там чудесно играют на органе. Идет?

— Хорошо… А когда пойдем?

— Да давай смотаемся с физкультуры — и пойдем.

Так начались их совместные прогулки. Пока девичьи ножки мерили не слишком ровные московские улочки, они много разговаривали. И в конце концов крепко подружились. Вдруг оказалось, что Катерина прекрасно умеет слушать и вовсе не является таким уж синим чулком, как показалась Иришке на первый взгляд. А Катерина выяснила, что бесшабашная девица подрабатывает учительницей английского в семье состоятельного соседа — учит папу-бизнесмена и сына-оболтуса. Да много чего еще выяснилось. А самое главное — вдруг оказалось, что они обе очень хотят встретить своего единственного, самого лучшего, самого замечательного… А вы не хотели? Все мы ждали и мечтали, вглядываясь в окружающие нас мужские лица — может, это он?

Потом в жизни Катерины появился Александр, и она сразу решила — это ее мужчина, ее половинка.

— Нет, я не понимаю, как ты можешь быть так в этом уверена? — кипятилась подруга. — Вы знакомы всего месяц — это просто смешно! Я встречалась с Артемом — ну, помнишь, художник — год… Год! Я только тогда узнала, что он женат и у него семья в Новосибирске. А вдруг у него тоже… не знаю… двое детей в Пензе.

— Почему в Пензе?

— Да по кочану! Это просто для примера. Ну, скажи, что в нем особенного?

— Не знаю… — На лице Катерины появилась мечтательная улыбка. — Все особенное… Глаза, губы… Руки… И он такой, какой должен быть.

Подруга только руками всплеснула.

Но должно быть, они и впрямь были созданы друг для друга, потому что в один прекрасный день именно Иришке Катерина позвонила, чтобы рассказать потрясающую новость — они помирились с Александром после двух лет разлуки и непонимания.

— Мы уезжаем завтра, представляешь?

— Куда?

— Ко мне.

— Зачем?

— Ну как зачем? Он хочет, чтобы мои родители его увидели и не беспокоились. И еще он сказал… он надеется, что они не будут против нашего брака.

— Да ты что? Он сделал тебе предложение?

— Да. Так смешно получилось. Мы лежали… ну, в смысле сидели…

— Я поняла, в каком смысле вы сидели, дальше давай, а то сейчас звонок будет.

— Короче, мы разговаривали. О том, что было бы здорово поехать в Питер. А потом он говорит: «Когда мы поженимся, я обязательно отвезу тебя в Париж. И тогда у нас с тобой будет свой Париж — тот, где были мы двое. А потом мы поедем туда с детьми, и тогда он будет другим — уже для всех нас». Знаешь, он вообще-то не очень любит говорить о чувствах, поэтому я так растерялась. Представляешь, «с детьми»… А он вдруг сел, схватил меня за плечи и спрашивает: «Мы ведь поженимся? Почему ты молчишь?» А я от растерянности ничего сказать не могу. Тогда он просто словно испугался: «Ты разве меня не любишь?»

— А ты?

— А я сказала, что люблю, и разревелась, как дура.

— Ну а потом?

— Потом… Ну, потом уже все.

— Понятно. И теперь он собирается ехать к твоим родителям.

— Да.

— А со своими он говорил?

Катерина вздохнула. Она несколько раз встречалась с отцом Александра и была совершенно очарована импозантным мужчиной с седыми висками и веселыми морщинками в уголках серых глаз. Потом последовало приглашение на ужин в кругу семьи и друзей. Это был вечер в ресторане по поводу помолвки дочки одного из коллег и друзей Андрея Николаевича.

Ресторан подавлял. Честно сказать, до того дня Катерине не приходилось бывать в столь дорогом месте. Перелистывая страницы книг и фотоальбомов, глядя на экран телевизора, Катерина как-то не задумывалась, что где-то до сих пор существует такое великолепие. Или, вернее, учитывая прошлое и настоящее нашей непредсказуемой страны, вернее будет сказать так — такое великолепие существует вновь и гордится своей пышностью. Мраморные лестницы плавно текли вверх, лениво расталкивая панно из натурального камня — яшма и малахит загадочно поблескивали в свете многочисленных хрустальных люстр и светильников. Под ногами наборный паркет сменялся ворсом туркменских ковров. Катерина прижалась к своему спутнику. Здесь было все слишком — богатство, свет. Она вдруг испугалась, что поскользнется на блестящем паркете или будет выглядеть глупо среди дам в роскошных платьях. Пока они шли мимо залов, она заметила несколько потрясающих туалетов — шелка, голые плечи… На Катерине была черная юбка чуть выше колен, туфли-лодочки и вишневая кофточка из ангорки. Катерина потратила бездну времени, чтобы освоить прическу — высоко зачесанные и тщательно уложенные волосы для солидности, но Александр приехал за ней на пятнадцать минут раньше… Ну не могли же они потерять целых пятнадцать минут! Девушка забыла о прическе… Короче, чтобы не опоздать окончательно, девушка просто распустила волосы, и они мягкой волной обняли ее плечи.

— Мне так больше нравится, — сказал Александр, и она была вполне счастлива.

Но сейчас и здесь чувство собственного несоответствия окружающей пышности острыми коготками начало царапать душу. А вдруг кто-то посмеется над ней? И ее мужчине будет за нее неловко? Сомнения грызли девушку все сильнее, и она замедляла и замедляла шаги, пока Александр не спросил, что это она вдруг решила поиграть в баржу.

— Чего ты упираешься? Хочешь, возьму тебя на ручки? — Он смеялся, а Катерина чуть не плакала. — Эй, котенок, ты чего? — перепугался вдруг он.

— Я… не хочу туда идти. Все в таких платьях… И вообще…

— Так, ну-ка не вздумай реветь и слушай меня. — Обругав себя идиотом, он принялся успокаивать девушку. — Малыш мой, ты у меня самая красивая! Кого ты испугалась? Этих раскрашенных кукол? — Он кивнул в сторону яркой группы девушек за столиком. — Они как Барби — все одинаковые. Ну же, котенок, улыбнись. Мы идем в малый зал, там будет всего человек пятьдесят — это же не свадьба, а помолвка. Никаких тебе громких речей и тостов. Родню почти не звали, только нужных людей с работы. Так что это почти деловая встреча. Одеты все будут соответственно — никаких бальных платьев. Вот если нас позовут на свадьбу, тогда мы купим тебе роскошное платье, и все умрут от зависти. А сегодня все просто и по-деловому. Так что не переживай. Представь, что это кино. Наблюдай, улыбайся и не бойся — я с тобой. — Он поколебался. — И не придавай значения тому, как будет вести себя моя мама. Она у меня женщина своеобразная. Лучше держись поближе к Зине.

— Кто такая Зина?

— Мамина подруга. Классная тетка.

Катерина немного успокоилась, глубоко вздохнула, выпрямила спину и вошла в зал с гордо поднятой головой.

Это помещение и впрямь было не столь помпезным: стены до половины отделаны деревянными панелями, а выше — затянуты тканью. Бархатные портьеры на окнах скрыли солнечный день, и в зале царил рассеянный неяркий свет — словно предвечерний час. У стены рояль — молодой человек с длинными, собранными в хвостик волосами играл мелодию Гленна Миллера. В зале было с десяток столиков, на каждом горела свеча. К ним немедленно подскочил распорядитель и провел на места. Пока Александр извинялся за опоздание и отодвигал Катерине стул, та чувствовала на себе неприязненный взгляд будущей свекрови. Все шло именно так, как она боялась. Время от времени Нина Станиславовна задавала ей вопросы — о семье, об учебе, внимательно выслушивала ответы, и каждый раз губы ее сжимались в тонкую линию. Андрей Николаевич и Александр пытались как-то разрядить атмосферу. Как только мероприятие приобрело менее официальный характер и народ принялся фланировать между столиками, Андрей Николаевич встал и решительно сказал супруге:

— Пойдем, дорогая, надо подойти к хозяевам, а затем мы должны пообщаться кое с какими нужными людьми.

Нина Станиславовна покорно поднялась и, сухо кивнув, удалилась. Катерина и не заметила, что ее вздох облегчения был вполне очевиден. Александр накрыл ее ладошку своей:

— Не обращай внимания, малыш.

— Тебе хорошо говорить…

— Всем нам иногда приходит в голову старая и глупая мысль — как жаль, что родителей не выбирают.

Их счастливое одиночество длилось недолго — у столика возникла высокая крупная женщина с вытравленными под блондинку волосами, кудрявой химией. Она гордо держала перед собой пышную грудь и бокал с вином. «Конь с…» — механически подумала Катерина. Конь был задрапирован в явно недешевый костюм цвета морской волны и украшен солидным количеством золота, и все же слово «дама» не шло на ум. Баба — и не важно, что ее муж посол и сейчас собирается к новому месту службы — в одну из процветающих арабских стран.

— Милая, познакомься — это Зинаида Аркадьевна. — Александр встал и нежно поднес к губам по-мужски крупную руку женщины.

Та усмехнулась:

— Смотри не переборщи, Сашка, а то решу, что пошел по папкиным стопам. Ладно, ладно, шучу. Что, детка, — подмигнула она Катерине, — не съела тебя Нинка? Ох, это ж не в последний раз. Еще покуражится. Да ты внимания не обращай. Ты, говорят, не москвичка?

Вопрос не обманул Катерину. Она поняла, что все, что можно о ней узнать, будущая свекровь с подругой уже обсудила.

— Ну так ты не забывай, что народ наш на язык быстр. Чуть что — рот открывай пошире и в выражениях не стесняйся. Нет? Не твое это?

Катерина испуганно покачала головой.

— Ах ты, котеночек, что ж ты такая зашуганная. Сашка, ты жену что, бьешь?

Она тяжело опустилась на стул и с недоумением взглянула на свой пустой бокал. В тот же миг рядом нарисовался официант, и бокал наполнился темно-красным кьянти.

Дальше разговор потек неожиданно естественно. И Катерина решила, что Зинаида — баба неплохая, хоть и шумная. Она с юмором рассказывала о буднях жены посла в азиатской стране. История о том, как ее перед каким-то приемом слуга с помощью повара и садовника драпировали в сари, собрала вокруг целую группу восторженных слушателей.

С тех пор Катерина считала Зинаиду кем-то вроде тетки и относилась к ней с большим уважением.

Что касается свекрови, то их отношения так и не стали теплее.

Зато ее собственным родителям Александр очень понравился. Мама испекла пирожки, отец вел с ним длинные разговоры о политике, сводил на рыбалку. А уж соседки проглядели все глаза и стерли языки, сплетничая о красавчике, которого эта тихоня оторвала в Москве.

Теперь свекровь Катерину больше не пугала, она научилась спокойно относиться к обязанностям жены бизнесмена и иногда даже получала удовольствие от корпоративных выездов и вечеринок. Надо отдать должное — в компании мужа работало много молодых людей, которые не ленились устраивать капустники, придумывать конкурсы и веселиться от души.

Они немного опоздали на прием: Настя пролила молоко на мамино красивое платье, расстроилась, разревелась. Катерина быстренько переоделась в универсальное черное «маленькое платьице», накинула на плечи шелковый палантин цвета «выдержанного бордо» — так отрекомендовала подарок свекровь. Вообще-то он был просто темно-вишневый, но бордо, да еще выдержанное, навевало некие ассоциации с Парижем и звучало гораздо более изысканно. Когда они приехали, народ уже роился и тусовался в зале с аперитивами. Катерина нашла Иришку; платиновое длинное платье, гладко причесанные на косой пробор пепельные волосы, перламутровая помада и тени в тон платью — само изящество и нежность. Вокруг, как всегда, вилось множество мужчин. Большинство подходило познакомиться с красивой женщиной. Так было всегда — мужики слетались, как мотыльки на свет, на улыбку кукольной блондинки, но большинство испуганно спешило прочь, как только с розовых губок срывался какой-нибудь перл вроде «Политическая парадигма общества за последнее время претерпела радикальную трансформацию…». Оставались те, кто не боялся женщин, сочетающих ум и красоту в «одном флаконе». Все это создавало вокруг нее некий непрерывный водоворот мужчин, который Иришку забавлял, а у ее мужа иногда вызывал недовольство.

На первый взгляд сегодня все было как всегда: мотыльки увивались вокруг затянутой в тускло мерцающую ткань фигурки. Но Катерина сразу заметила и слишком яркий румянец на щеках Ирины, и хмурого Артура в дальнем углу зала. Она направилась к подруге (в Александра вцепилась Светлана Игоревна — менеджер по кадрам, которой нужно было срочно решить какой-то вопрос). Иришка рванулась ей навстречу, схватила за руку и потащила в дамскую комнату.

— Да что с тобой? — недоумевала Катерина. — Нервничаешь, как Наташа Ростова на первом балу. Кстати, ты сегодня просто прекрасно выглядишь.

— Да?

— Да уж точно. Когда мы с тобой шли сюда, не было ни одного мужика, который не смотрел бы тебе вслед.

К ее удивлению, Иришка застонала и чуть не разревелась.

— Он меня убьет, точно убьет, — запричитала она.

— Да с чего это вдруг? На Артура что, ревнивчик напал?

— Смотри! — Ира повернулась спиной, и глаза Катерины округлились, а с губ сорвалось непроизвольное «О!».

Платье, классически строгое спереди, сзади имело отнюдь не классический и не строгий вырез. Он спускался от нежной шейки мимо лопаток туда, где начиналась талия, а потом и туда, где талия уже закончилась. Еще миллиметр, и начнется следующий овражек.

— Понимаешь, ты ведь тоже купила такое перевернутое платьице, — тараторила подружка, заламывая руки, — и когда я увидела это платье, я сразу подумала, что фасончик тот же, только в нем изюминка и шика больше. Я просто не могла его не купить. К тому же оно сшито словно для меня — ни одной лишней складочки.

— Но как же Артур тебя из дома выпустил в таком?

— Да я прямо из магазина. Косметику там подправила и как раз успела. А когда он с меня пальто снимал и увидел… — Иришка зашмыгала носом. — Что теперь будет?

— Не знаю. Мне кажется, что единственный способ не разозлить его еще больше — это сделать вид, что так все и задумано. Я, конечно, могу одолжить тебе свой палантинчик. Но ведь это глупо. Любой мужик в душе — тщеславный собственник, обожающий, когда его имущество или женщина — не важно — круче и лучше, чем у других. Тебе надо выйти и держаться с гордостью оттого, что ты у него такая замечательная.

— Я попробую. — Ирина попудрила носик и покрутилась перед зеркалом. — Действительно, ну разве я не чудо? Пусть попробует что-нибудь сказать! В конце концов, я покупала это платье, чтобы понравиться именно ему.

— Кстати, а сколько оно стоит?

— Знаешь, не будем сейчас об этом. Это будет вторая часть нашей трагедии.

И, смеясь, молодые женщины окунулись в шум и суету вечера. Деловая встреча постепенно переросла в менее формальную и гораздо более веселую вечеринку с танцами.