Глава 11
ВЫПЬЕМ ЗА ЛЮБОВЬ
«А после мы заехали в шоколадный бутик, там можно самому сделать все, что хочешь, из шоколада, и он написал белой глазурью: «Хорошая девочка Лида на улице нашей живет!» Правда, слово «живет» не поместилось. И насыпал сверху орехов. А я нарисовала ромашку. А потом мы все съели! – Лида уже целый час валялась на диване и взахлеб рассказывала Алине о свидании с Евгением Горелым. – Представляешь, я отказалась идти в ресторан – одета была ни к селу ни к городу: свитер, брюки чуть ли не лыжные, в чем в фитнес пошла, в том и встретились. Женя говорит: «Ерунда, сейчас зайдем в магазин и купим все, что надо: туфли, платье». Я, как старая английская дева, оскорбилась: за кого вы меня принимаете? Такие подарки обязывают. Тогда он сообщает: «Лидия, вам, как лучшему сотруднику месяца, полагается премия в размере половины оклада». Я опять замахала руками: «Еще не хватало, чтобы в студии начали сплетничать: шеф своей подруге за наш счет выписывает бонусы». Тогда он звонит нашему бухгалтеру и говорит: «Забыл вам в пятницу сказать: в понедельник оформите всем сотрудникам материальную помощь – люди должны достойно встретить Новый год. Нет, тринадцатая само собой, в конце декабря».
«Слушай, разоришь мужика», – вставила Алина.
«В общем, я согласилась, и сейчас на мне такая блузка, такие брючки! – шепотом тараторила Лида. – Атласные, черные. А блузка цвета морской волны с черным кружевом!»
«Настоящая бессребреница, – похвалила Алина. – Ничего личного, только бизнес».
«Издеваешься?» – подозрительно спросила Лида.
«Ни в коем случае!»
«С блузкой все совершенно случайно вышло. На самом деле я хотела, чтобы Женя подарил мне роскошную книгу о Москве. Он сказал: у нас обоих должно остаться что-то на память о первом свидании. Я предложила этот фотоальбом, давно о нем мечтала, но денег не было. Книга продавалась в большом магазине «Подарки», на Тверской. А там, как нарочно, и золото, и посуда, и одежда. Я не удержалась, примерила брюки с блузкой…»
«И он купил их себе на память о вашем первом свидании», – невинно предположила Алина.
Лида нахмурилась.
«Знаешь, теперь мне кажется, зря я согласилась взять все эти подарки».
«Лидочка, я пошутила, – пошла на попятный Алина. – Прекрати заниматься самокопанием. Что за привычка? Сперва сделать, а потом поедом себя есть».
«Кстати, я уже не ем себя поедом, – встрепенулась Лида. – Когда мы уточек кормили – пол «нарезного» батона стрескали, крякуши! – я вдруг подумала: «Скоплю эти жуткие десять тысяч долларов и верну хозяину». И так стало на душе легко, камень свалился! Как я раньше не догадалась? Пусть хоть десять лет придется экономить. Когда-нибудь приду в тот дом и скажу: это я украла, но все вам возвращаю».
«Правильно!» – похвалила Алина подругу.
Лида вдруг примолкла и глубоко задумалась. А потом с сомнением прошептала:
«Знаешь, мне теперь кажется, весь этот кошмар случился в какой-то другой моей жизни. Или вообще – не со мной? Как будто я смотрю фильм, в котором случайно сыграла главную роль. Это очень плохо?» «Что именно?»
«То, что после вчерашнего дня с Женей меня перестала мучить совесть?»
«Кто я такая, чтобы судить? – уклончиво ответила Алина. И деликатно перевела разговор: – Чем сейчас заниматься будешь? Спать ляжешь?»
«Ой, – вскрикнула девушка. – Мне же совершенно некогда на диване лежать: нужно помыть голову, завтра после работы едем с Женей к кому-то в гости».
«Рассказывала про свидание целый час, а теперь ей некогда! – возмутилась Алина. – Ладно, мой свою голову!»
Лида стояла под душем, снова и снова вспоминала события этого дня.
Впервые за последнюю неделю город не пугал Лиду скрежетом, гулом и стонами. Он ровно и деловито гудел, звенел, рассыпался трелями.
– Какой приятный шум, – мечтательно улыбаясь, сказала Лида Евгению и указала на стеклянный пресс для заварки чая на низком столике: они зашли в китайское кафе на чайную церемонию. – Лепестки разворачиваются, словно рыба в ночной заводи плещется. Если бы не этот ужасный грохот в подсобке! Что там делают? Звуки как в тире.
Евгений склонил голову, прислушиваясь к «грохоту»: полная тишина, не слышно даже, как за столиком в углу разговаривает юная парочка любителей чая.
– Извините за глупый вопрос: мне очень интересно, что у вас в подсобке происходит? Чем стучат? Не могу определить, – обратилась Лида к девушке в китайском наряде за стойкой.
Та подозрительно поглядела на Лиду и Горелого, повела глазами в сторону закрытой двери с надписью «Служебное помещение»:
– Стучат? Не знаю, там только Хабиб сам с собой в нарды играет, и то у черного хода, в будке.
– Точно! – воскликнула Лида и повернулась к Евгению: – Просто я нарды толком никогда не видела, поэтому не могла понять, что за звук?
– Ты слышишь, что происходит в какой-то будке за закрытыми дверями? – недоверчиво спросил мужчина.
Лида сделала удивленное лицо, мол, сама поражаюсь, и покивала.
– Кстати, этот Хабиб там не один, разговаривает с кем-то. И колбасу режут.
– Опять земляков притащил! – возмутилась девушка в китайском халате. – Караван-сарай! Я им сейчас покажу колбасу!
– Вы нам сначала чайку зеленого принесите, – попросил Евгений. – И вообще, мы церемонию хотим.
– Да, конечно, извините, проходите за столик.
Лида и Евгений повесили верхнюю одежду на резные морды драконов и уселись за приземистый квадратный стол.
«Китаянка» с улыбкой поставила на подставку глиняную спиртовку, на нее водрузила чайничек, наполненный горячей водой.
– Такой смешной пузырек поднимается, торопится, – улыбнулась Лида.
Через секунду в чайнике звонко булькнуло.
Горелый уставился на Лиду.
– Первая цепочка пузырьков называется «жемчужная нить», – сообщила «китаянка».
– А котят у вас здесь сколько? – спросила Лида.
– Три, – машинально ответила специалист по чайным церемониям. – Этот пузырь называется «рыбий глаз».
– Пищат так забавно, – умилилась Лида. – Евгений Алексеевич, вы любите котят?
– Лидочка, давай на «ты», – бросив быстрый взгляд на «китаянку», прошептал Евгений. И громко спросил: – И где сейчас эти замечательные котята?
– В коридоре, в коробке, – ласково ответила «китаянка». – Смешные! Приятного чаепития!
– Ты хочешь сказать, что слышишь, как за стеной щенки, в смысле, котята пищат?
– Да, – беззаботно ответила Лида.
– И давно у тебя такие необыкновенные способности? Это какой-то диагноз? – неосторожно спросил Евгений.
Лида сжалась и как ребенок, сломавший дорогую вещь, принялась неловко прятать свою ужасную тайну.
– Не знаю, наверное, с рождения, – неохотно ответила она.
– А когда обнаружилось? – не отступал Евгений.
– Я думала: все так слышат, поэтому не жаловалась. А потом врачи как налетели, по институтам всяким меня таскали. Замучили!
– И что сказали?
– Ничего, науке такой медицинский факт неизвестен.
Евгений взял Лиду за руку и с интересом спросил:
– Что ты сейчас еще слышишь?
Лида попыталась выдернуть ладонь.
– Ничего.
– Ну, пожалуйста!
Девушка вздохнула и на мгновение задумалась:
– У вас… у тебя в кармане пальто лежит глянцевый календарик, у него своеобразный, гладкий, многослойный звук.
Горелый отпустил Лидины пальцы, быстро сунул руку в карман пальто, висевшего на деревянной драконьей морде, вытащил слегка помятый блестящий прямоугольник.
– Точно, на улице рекламу всучили, неудобно было сразу выбросить, сунул в карман и забыл. Не могу поверить! А еще?
Лида задумалась.
– На часах крутится много маленьких стрелок, только не понимаю, почему?
– Время в Лондоне и Нью-Йорке показывают, – ошалело пробормотал Евгений и приподнял рукав, демонстрируя часы с несколькими крошечными циферблатами поверх основного, большого.
– У меня за спиной должен стоять цветок: бутон вянет, да? Лепесток сейчас опадет.
Горелый выпучил глаза:
– Невероятно! Ты волшебница? Ясновидящая? Или фея?
Лида недоверчиво посмотрела на Евгения.
Иван всегда считал способность Лиды если не уродством, то изъяном, чем-то вроде волчьей пасти или шести пальцев на руках. И она почти поверила ему!..
* * *
Утром на рабочем столе девушку вновь ждал бумажный пакет с двумя пончиками в лимонной глазури.
Увидев Лиду, продюсер подошел к ее столу, наклонился, заговорщически прошептал:
– Привет, летучий мышонок!
– Спасибо за доброе слово, – слегка обиделась на «мышонка» Лида. – Я такая же страшная?
– Нет, у тебя такие же ушки на макушке.
– Да, как у эльфа, – печально вздохнула Лида.
– Как у волшебного эльфа! Кстати, что новенького слышат самые красивые в мире уши?
– За стеной анекдот рассказывают.
– Смешной?
– Про тещу.
– Значит, смешной.
Горелый погладил кончиком пальца Лидину щеку, хмыкнул и бодро пошел в свой кабинет.
Менеджер студии откинулась в кресле и подозрительно поглядела на Лиду из-за перегородки.
На лице девушки блуждала улыбка.
* * *
В семь вечера, по очереди, с интервалом в четверть часа – Лида категорически потребовала сохранять отношения в тайне от коллег, – пара покинула студию.
Горелый ждал девушку в машине в соседнем переулке.
– Ты не сказал, куда едем?
– Погоди, лучше расскажи, что слышно за окном? Меня это в такой восторг приводит!
Они медленно ехали в сияющей, как бусы, веренице машин. Преодолели Третье транспортное кольцо, пересекли Кольцевую, вскоре за окном замелькал темный лес.
На «Радио Джаз» играл саксофон.
«Раздоры», – прочитала Лида надпись на дорожном указателе.
– Раздоры, смешное какое название. Надеюсь, мы не туда едем? Я не хочу никаких раздоров!
– Не туда, – улыбнулся Евгений и бросил взгляд на Лидино отражение в зеркале. – К тому же совершенно не могу представить, что ты можешь с кем-то повздорить, поругаться. Ведь ты ангел! Только ангел может слышать, как Бог высыпает вечером звезды из мешка.
Лида недоверчиво взглянула на Горелого, ей все еще казалось: Евгений просто утешает ее, как утешают некрасивого ребенка.
За окнами, вспыхивая в свете фар, падал редкий снег.
«Барвиха», – неожиданно прочитала девушка.
– Та самая Барвиха? Где крутые пацаны из правительства обитают?
– Не только, еще артисты, музыканты, продюсеры.
– Продюсеры? Хочешь сказать, у тебя дом в Барвихе?
– Нет, – усмехнулся Горелый. – Мне до такой роскоши далеко. Разочарована?
– Наоборот! Здесь звуки какие-то пафосные, даже снег падает с солидным шорохом. Это не по мне!
Машина свернула с главной дороги, проехала между высокими заборами, через поднятый шлагбаум, преодолела еще один темный от глухих кирпичных и металлических оград проезд, остановилась перед воротами.
Евгений достал мобильник и через несколько секунд весело сообщил:
– Гостей пускаете? Это Горелый. Да, уже здесь.
Ворота раскрылись плавными рывками и вновь закрылись, когда машина въехала на площадку перед ярко освещенным домом.
Они поднялись на крыльцо, вошли в стеклянный тамбур, затем в незапертую дверь. Яркая прихожая – смесь хай-тека и версальской роскоши – перетекала в гостиную.
– Ой, как я рад! – сообщил откуда-то сбоку смутно знакомый мужской голос.
Перед Лидой появился Борис Моисеев в черном шелковом халате и джинсах, отстроченных люрексом.
– Молодцы, что оторвали задницы и заехали к Боре. – Хозяин улыбнулся в полный рот, продемонстрировал белоснежные зубы и младенчески розовый язык.
Лиде стало весело.
– Что смеешься? – сказал Борис и потрогал хохолок на своей голове: – Цыпленок Цыпа, он спасет мир, да? Ну как там мой герой? Название анимации уже придумали? Как там мой волнистый попугайчик?
– Борис Михайлович, мы немного переиначили: попугайчик – это Филипп Киркоров. Познакомьтесь, это наш звукооформитель, возможно, вы в студии виделись. У нее необыкновенное имя – Лидия!
– А главное – редкое, – с интонациями героев «Иронии судьбы» сообщил Борис. – Нет, какого хрена: как попугайчик, так Киркорову. А я – кто?
– Хотите фламинго? – предложил Евгений. – Или журавля перелетного?
– Какой я на хрен фламинго? Я – павлин. Впрочем, я подумаю.
– Какой у вас потрясающий дом, все такое необычное, – с жаром похвалила Лида, разглядывая лежанку с экзотической шкурой и табурет в виде слона.
– Давайте я вам все покажу: уверяю, Лувр отдыхает!
– Да, действительно отдыхает, – восхищенно согласилась Лида, ни разу не бывавшая в Париже, и осторожно обошла узор на сияющем наборном полу. – А у меня дома одна «Икея», ничего эксклюзивного.
– Девочка, у тебя все впереди. А мальчик Боря уже не мальчик, пора пожить в комфорте.
– Вы заслужили, – согласилась Лида, потрогала подушку на резной лежанке в стиле Людовика и с чувством пропела: – Черный бархат, а под ним душа, за душою нет ни гроша.
– Не то чтобы ни гроша, но не олигарх, все тяжким трудом, – сообщил хозяин. Остановился возле картины со своим портретом и воскликнул, вскинув руки: – Россия! Любовь!
Гости обласкали антикварную вазу муранского стекла, полюбовались хрустальной люстрой, золотой маской хозяина дома, плазменной панелью, инкрустированной разноцветной смальтой, и перешли в столовую-кухню.
Лида уставилась на холодильник с кристаллами Сваровски.
– Борис Михайлович, человек вы состоятельный, с тонким вкусом, вас трудно чем-либо удивить… – начал Горелый.
– Да ладно! Я как раз один из немногих, кто не разучился удивляться, – сообщил Борис и засмеялся в своей замечательно-заразительной манере, в полный рот.
Рядом с Борисом Лиду охватывало беспричинное веселье, смех ударял в нос, как пузырьки газировки, удержаться было невозможно, она фыркнула.
Евгений вытащил из бумажного пакета деревянный ящичек, поднял крышку, и девушка увидела темную пыльную бутылку.
– Вино «Лидия» 1952 года, из запасов Сталина, – скромно сообщил продюсер.
Лида порозовела.
– Предлагаю выпить за любовь, – предложил Горелый и со значением поглядел на девушку.
– Замечательный тост, – согласился Борис, принял вино из рук Евгения и аккуратно поместил в сияющий никелем агрегат для откупоривания бутылок. – Пятьдесят второй год! Мальчика Бори еще не было на свете, он еще не огласил криком тюремную камеру. Да, Лидия?
Лида неуверенно кивнула и поглядела на Евгения.
– Борис Михайлович родился в тюрьме.
– Всю жизнь поступал не так, как все, – сообщил Борис, поднимая сияющий рычаг.
Пробка с хлопком вышла из бутылки.
Хозяин поставил на стол сверкающие бокалы.
На большом блюде лежали экзотические фрукты: разрезанные пополам манго, дыня, гигантские сливы, звездочки карамболи.
Выпили за любовь. Потом за успех новой анимационной картины студии «Архангел». После за творчество и художников. За новую Россию. Кажется, после бокала «Лидии» Лида выпила два фужера шампанского «Дом Периньон» из хозяйских запасов. Вроде бы уехали они из гостеприимного дома Моисеева в три часа ночи. И если Лиде это не приснилось, возле дверей ее квартиры они с Женей целовались, он говорил о любви.
Он ее любит!
Лида подскочила, села, запутавшись в одеяле.
Любит!
И она любит его…
Проспала на работу?
Девушка схватила мобильник: почти десять! Проспала на работу впервые в жизни!
Надо срочно позвонить, предупредить: задержусь!
Лида соскочила с дивана.
Ковер был теплым.
Ах да, впервые за зиму морозное небо за окном сияло солнечным светом.
Веселое треньканье уцепилось коготками за раму и деловито глянуло на Лиду круглым блестящим глазом.
За стеной под бодрый шум воды громко пел сосед.
На столе посмеивались конфетки в блестящих обертках, страстно вздыхала благоухающая дыня: кажется, ее почему-то вручил Лиде Борис.
По квартире, как у себя дома, бродила целая компания смешков, хихиканий, беззаботной болтовни и счастливых перезвонов.
Лида радостно, с песнями из репертуара Моисеева, принялась собираться на работу.
Жемчужные тени, серебристая заколка в волосы, атласная блузка с такими же пуговками.
«Наконец-то кончилась черная полоса, наконец-то впереди – солнечная дорожка. Он меня любит! Я верну эти проклятые деньги! И Лиза, наверное, уже поправляется!»
Лида принялась копаться в шкатулке, отыскивая любимое украшение: серебристая ажурная звездочка, издающая нежный звон и приносящая удачу!
Да где же она?
Зашумел чайник, Лида плеснула кипятка в кружку с растворимым кофе, схватила телефон.
Долго ждала ответа службы 09, елозя от нетерпения, выслушала рекламу, отпила кофе, вежливо отказалась приобрести новейшие «Желтые страницы» телефонов всех организаций Москвы и, наконец, записала номер справочной Института педиатрии.
Телефон долго был занят, Лида слушала забавную мелодию и просьбу оставаться на линии.
Наконец женский голос приветливо сказал:
– НИИ педиатрии, здравствуйте!
– Будьте добры, подскажите, как чувствует себя Лиза Гонсалес? – бодро спросила Лида. – Ей должны были сделать операцию. Или назначено на ближайшие дни.
– Гонсалес… Гонсалес… – Женщина застучала клавишами компьютера. – Да, есть: Елизавета Гонсалес, отделение кардиологии. Лизу не оперировали, и в плане на эту неделю она не стоит.
