Глава 17
Дома Лару ждал страшно довольный собой Сергуля. Он сообщил, что у поставщиков что-то не срослось и завтрашняя встреча отменилась, а потому он вообще решил прогулять службу, и Димону уже позвонил, и их ждут на выходные! Завтра раненько и выедем, чтобы до пробок успеть. Лара как-то апатично покивала и пошла в душ. Мысли расползались, как тараканы, и она решила, что ляжет в постель и в темноте и тишине все хорошенько обдумает. Когда Сергуля пришел из ванной, она уже спала, свернувшись калачиком, одетая в старую Данькину футболку, вместо кружевной ночной рубашки. Он с нежностью посмотрел на жену, накрыл ее одеялом и решил, что еще часок может посвятить тому отчету, который зам прислал сегодня в конце рабочего дня. Что-то они там намудрили…
Ларе снился сон. Она плещется в воде, только теперь это не Москва-река. Все как в кино, и вокруг расстилается сине-голубая гладь океана, по которому плавают рыбки. Рыбок вообще много, и они перемещаются по воздуху, по поверхности воды и там, в глубине, тоже. Вроде это как-то не совсем правильно, озадачилась было Лара, но потом решила не заморачиваться: рыбки пестрые, красивые, так почему бы им не плавать где хочется? Вот совсем рядом проходит роскошная белая яхта, она приближается к острову, уже виден золотой песок пляжа и бунгало под пальмами, полускрытое зарослями пышных экзотических цветов. С берега машет Рустем, и Лара про себя думает, что вот его тут видеть не очень-то и хотелось. Потом ей становится интересно, кто, собственно, ведет эту яхту? И словно в ответ на вопрос на борту появляется человек. Лара щурится и никак не может разглядеть… Человек одет в белые брюки, синий клубный пиджак, на шее – шелковый платок от Гуччи, на голове – белая же фуражка… но кто же это? Такое мучительно знакомое, хоть и не симпатичное лицо. Черт, да ведь это Гиршман! Или Ривич? Короче, кто-то из адвокатской конторы по соседству с их офисом! Вот это да! И принесла же нелегкая. Вслед за первой яхтой к острову подходят другие суда, яхтсмены все как один шикарно одеты, но лица их знакомы только смутно, и нет ни одного человека, к которому она могла бы обратиться по имени. Женщины, загорающие на палубах, по большей части роскошные блондинки, и они не обращают на Лару совершенно никакого внимания. Между тем вода становится холоднее, и Лара понимает, что нужно вылезать, но до берега оказывается дальше, чем казалось сначала, и она подплывает к яхте Гиршмана (или Ривича?) и стучит по борту, потому что лестницы нет. Мужчина смотрит на нее с палубы и качает головой. «Ищи своего принца, – говорит он. – Ты без него как без ног».
«С ума он сошел, что ли?» – сердито думает Лара, и тут вдруг взгляд ее упирается в тень, что шевелится под водой прямо под ней. В первую секунду ей становится страшно от мысли, что это какая-то большая и, возможно, хищная рыба подплыла так близко, но потом… потом она понимает, что это хвост. Красивый, покрытый зеленовато-серебряной чешуей хвост, и он… он является естественным продолжением ее собственного тела. Русалка? «Я русалка?» Она бросает тоскливый взгляд в сторону бунгало на берегу и судорожно пытается вспомнить, что там нужно было сделать несчастной Русалочке, чтобы обзавестись ножками. Кажется, в аутентичном сюжете присутствовала некая ведьма, потребовавшая в обмен на ножки голос… или глаза? Нет, глаза у кого-то отобрали в другой сказке! Черт бы побрал этого Ганса Христиана Андерсена! Что за мрачный был человек! Лара терпеть не могла этого сказочника и его страшненькие, с грустным концом истории. Взять хоть девочку со спичками, которая насмерть замерзла на улице, – у кого повернулся язык назвать этот ужас детской сказкой? Лара прекрасно помнила, как в детстве рыдала над книгой, и потому никогда не читала Даньке ничего из Ганса Христиана, кроме «Гадкого утенка». Есть же другие истории, написанные скандинавскими писателями, среди которых имеются и шведы. Так что дело не в северной суровости края и не в национальном характере. Просто этот Андерсен был мрачный тип с диагнозом что-то вроде депрессии. Или депрессивного психоза. Или маниакально-депрессивного психоза. Знать бы, какой из этих диагнозов существует в действительности. Хотя на фига ей это знать?
Пока Лара предавалась литературно-маниакальным реминисценциям, все вокруг изменилось, причем в худшую сторону. Налетел ветер, и на потемневшей глади моря поднялись волны. Они вскипали пеной, и брызги летели Ларе в лицо. Ближайшая яхта прыгала и раскачивалась, ветер трепал паруса и скрипел в снастях. Матросы метались по палубе, задраивая люки, и боцман, крепко держась за ванты, отдавал команды хриплым голосом. Минуточку, какие снасти, какие паруса? Это не яхта, это настоящий парусник, каравелла, наверное, такая у Даньки на шкафу стоит, они ее с папой почти год клеили…
Лара рывком вынырнула из сна и села на кровати. Первым делом пошевелила пальцами ног и вздохнула с облегчением. Услышала, как скрипнула дверь ванной («Месяц уже прошу Сергулю купить смазку, а ему все некогда!»), прошлепали по палубе, тьфу, по полу босые ноги, и что-то плюхнуло. Потом голос мужа произнес несколько печально-матерных слов. Сообразив, что происходит что-то странное, Лара спрыгнула с кровати, выскочила в коридор и заглянула в кухню. Муж отжимал в таз большое махровое полотенце. На полу навалены были все остальные полотенца, включая новый красивый набор небесно-голубых с вышитыми ромашками… и еще его махровый халат. На голову ей капнуло, и, подняв глаза, Лара увидела протечку. Вторая образовалась в углу комнаты, и вода текла по стенке, заливая кухонный стол, и уж оттуда водопадиком перекапывала на пол. Добавив несколько своих выражений к мужниному матерному пыхтению, Лара подхватила полотенца и принялась помогать собирать воду.
– Не хотел тебя будить, – виновато сказал Сергуля. – Хотел сам справиться.
– Что случилось-то? Ты к соседям наверх ходил?
– Ходил! Коза эта, белобрысая такая, стала ванну наливать, а тут хахаль ее пришел. Ну, они про ванную и забыли, чухнулись только, когда я в дверь ломиться стал.
– А в ванной у нас что?
– Да ничего! В их квартире перепланировка была, так что ванная у них над нашей кухней.
– Вот черт!
– Ладно, не переживай, лишь бы шкафы не покоробились. Потолок у нас пластиковый навесной, на нем ничего не видно будет, да и помыть его можно. Пол и та стена – кафель.
– Все равно черт!
Разбудил их звонок сына. Пока Сергей общался с Данькой, Лара понеслась смотреть на свою кухню. Слава богу, следов залива практически не осталось: полотенца, разложенные на шкафах, остались почти сухими, пятно на потолке отмоется, все остальное в норме. Она взялась за кофеварку, и по квартире уже поплыл чудесный запах кофе, когда на пороге возник муж.
– Ребенок наш возвращается, – возвестил он. – И напрашивается с нами к Димону. Будем ждать или прокатим?
– Да ладно тебе, давай возьмем его с собой.
– Тогда мы перехватим его на вокзале – они, оказывается, доехали до Ярославля, а там сели на электричку. Собери ему вещи какие-нибудь, что ли… А что у нас на завтрак?
Лара покормила мужа. Наделала в дорогу бутербродов и налила большой термос с крепко заваренным шиповниковым настоем, так что Данька, забравшийся в машину возле Ярославского вокзала, тоже получил питательный завтрак.
Лара потянула носом и поморщилась: пахло от сына поездом и дымом, но ничего не сказала: чистые вещи она взяла с собой, а у Димона роскошная баня, так что отмоется ее мальчик, никуда не денется.
По дороге они слушали рассказ про кайтинг и комментарии сына об особенностях провинциального быта.
– Прикинь, мам, пап, у них там в Переславле улицы уже почти на уровне первого этажа домов. То есть дороги. А тротуар ниже. Потому что асфальт они кладут просто тупо поверх старого, и кое-где прям видно слои, как в бутерброде… А еще с сыром есть? Ага, нашел… Вот и приходится сперва подниматься на дорогу, а потом спускаться с нее…
В городе вечером вообще реально делать нечего. Ни роллердрома, ни парка нормального. Все ходят, как пни, по дешевым кабакам и на улицах кучкуются…
Речка такая грязная – вообще отстой. А озеро ничего, нормально… Какой ботик? Петра Первого? Не-ет, не видели, ну ты, мам, чего, мы же не по музеям ходить ехали!.. Палатки поставили почти напротив Ярилиной плеши… это горка такая на берегу, там раньше святилище было языческое и идолы стояли. Кусок одного идола, Синий камень называется, до сих пор на берегу лежит. Ну, камень как камень, не слишком большой. Народу до фига вокруг вертится, все на него садятся или прям обнимают и желание загадывают… Мы туда вечером ходили, когда туристы рассосались. Зажгли факелы и через камыши… потом так потанцевали и полезли на Ярилину плешь… Ну, прикольно было…
Так за рассказами и разговорами они добрались до Ржева. Решили размять ноги и пройтись по рынку. Лара хотела поснимать. Сейчас фотографии провинциальных городков пользуются спросом у многих журналов и компаний: кто ищет тренды, кто использует снимки в рекламе, кто пропагандирует красоты провинциальной жизни. Данька вызвался сторожить машину, потому что в прошлый заезд местные удальцы зачем-то свинтили с капота фирменный значок «тойоты». Когда Сергей и Лара вернулись, сын крепко спал, кое-как устроившись на заднем сиденье.
После Ржева дорога была такая, словно фашисты отступили позавчера и все следы танков и бомбежек остались нетронутыми. Сергей крепко держал руль, Данька сопел, тихо мурлыкал диск с джазом, потому что радио потерялось где-то на ухабах Тверской области. Лара смотрела на дорогу и пыталась сосредоточиться на мыслях о вчерашнем разговоре с Игорем, который вдруг показался странным образом далеким и нереальным. Но ведь это было, было. Она украдкой глянула на мужа. М-да, так странно все получилось. Вот сидит ее Сергей, которого она знает как… да наизусть знает, потому что прожила с ним много лет. Вообще-то это были хорошие годы, грех Бога гневить. И впереди тоже бурь не предвидится. Сергуля надежен, как скала, он всегда будет рядом. И это прекрасно. Только вот самую малость скучно. И платье – такое красивое роскошное платье, которое она купила для вечеринки в Газпроме, надеть ей будет некуда. Впрочем, в компании мужа под Новый год устраивают корпоратив, так что пригодится. С некоторой тоской Лара вспомнила колье, которое так шло к платью. И она подумала, если посмотреть на возникшую ситуацию трезво и без сантиментов, то у нее появилась реальная возможность прожить еще одну жизнь, в которой будет много всего, чего не было в первой.
Лара закрыла глаза. Дом, у нее будет загородный дом, белый… нет, что-нибудь в стиле классической подмосковной усадьбы. Или лучше темный камень, отделанный деревом? Надо посмотреть, какие есть предложения на рынке. Игорь всецело доверится ее вкусу, тут она не сомневалась. Будет прислуга – не сможет же она обихаживать такой дом одна.
Придется научиться водить, шофер – это большой расход, да и прикольно будет крутить руль чего-нибудь симпатичного, жизнеутверждающе-желтого цвета. И платья, у нее будет много платьев, чтобы ходить на приемы, коктейли и наносить светские визиты. Салон красоты, пожалуй, можно оставить тот же… хотя их сейчас так много, вдруг есть еще лучше?
С Игорем проблем не будет, потому что он сознательно идет на этот брак. Да и Лара успела неплохо изучить его за время знакомства. Она прекрасно представляет, как его нужно кормить, что он любит и что не очень, но все равно будет есть, потому что полезно… за весом придется следить, он склонен к рыхлости. Стиль в одежде классический, в качестве хобби – спортзал и вечера с коллегами за картами, словно у них нет времени поговорить на работе. Выходные в Вене, Париже и где-то еще. Летний отдых на Маврикии… Игорь человек статусный, поэтому он должен показываться там, где престижно и модно бывать в этом году.
И будет пляж в Ницце и холодный коктейль в высоком бокале… Нужно приглядывать, чтобы Игорь не сгорел, ведь у него очень светлая кожа. Она вдруг вспомнила, как в самом начале знакомства он заявил им с Ниной, что любит рыжих и грудастых девок, и поняла, что на работе или еще где-нибудь у него обязательно будет именно такая – глупая крашеная кошка. Ну и что? Пусть развлекается, к браку это не имеет ровно никакого отношения и ее, Лару, совершенно не трогает.
«Нужно запретить ему называть меня Ларочкой, – подумала она. – Просто Лара. Сергуля зовет меня Ириской, но ведь это только он… Потому что тогда, давно, он говорил, что она самая сладкая и…» Лара отбросила несвоевременные мысли и вернулась к раздумьям о собственном имени. Надо образовать что-нибудь такое уменьшительно-ласковое. Хотя, может, и не надо.
Она и не заметила, как задремала, и очнулась уже на подъезде к домам, когда Сергей притормозил у шлагбаума и охрана сверяла номер со списком приглашенных гостей.
Собственно, называть дом Димона дачей было бы не совсем правильно. Над одним из озер сенежской системы поднимается пологим холмом некрутой бережок, создавая песчаную косу, с которой хорошо купаться. Лес, преимущественно сосновый, скрывает несколько рубленных из финской сосны домов – добротных, двухэтажных, с центральными коммуникациями, спутниковым телевидением и прочими удобствами. Здесь пролегают сухие, засыпанные сосновыми иглами дорожки, условные заборчики меж просторно стоящими домами, вертолетная площадка и неподалеку поселок, где живут местные, нанимающиеся «на дачи» прислугой. Сюда же ведет со стороны «материка» прилично асфальтированная дорога, перегороженная шлагбаумом, вдоль сетки, ограничивающей несколько гектаров леса, круглосуточно дежурит патруль.
Кроме того, тут имеются многочисленные качели, пинг-понговые столы, теннисные корты и волейбольная площадка, поле, на котором летом играют в футбол, а зимой заливают каток, и под окошком любого дома, если сойти с дорожки, можно собирать чернику и грибы. Отдельным зданием на берегу озера стоит рубленная по всем правилам баня, хотя во многих коттеджах есть и свои сауны.
Димон, устав в Москве таскать детей по врачам и лечить от затяжных насморков и аллергии, вывез как-то сюда семью на лето, а потом просто не стал их забирать. Дети у него еще маленькие – четыре мальчику и годик девочке, жена вторая, молодая (первая семья живет в Москве на вполне приличные алименты).
Лара расцеловалась с Викой, женой Димона. Их усадили за стол, потому что подошло уже время обеда. Потом все отдыхали, вечером мужчины пошли в баню, а Лара и Вика – к соседям, где для малышей устраивали праздник по случаю дня рождения маленькой девочки (наследницы немаленького состояния). Зона празднования была предусмотрительно поделена на две части: в одной – дети с боннами и нянями, клоуны и маленькие лошадки. В другой половине тусовалась взрослая, празднично наряженная часть общества, стояли столы с закусками и напитками и гремела музыка.
Странным образом эта тусовка напомнила Ларе недавний юбилей Газпрома. Возможно, причиной тому было повышенное содержание блондинок на единицу площади или стремление народа отметиться рядом с определенными людьми. Лара как-то не рассчитывала попасть на прием, а потому пришла в джинсах и курточке и старалась держаться поближе к детям, которые в силу малого возраста лишены пока были всяческих предрассудков и пачкались шоколадом, ревели и смеялись совершенно искренне и с удовольствием.
Четырехлетний Вадим скоро устал и раскапризничался. Лара подхватила его на руки и сказала, что они пойдут домой, там няня присмотрит за ним и маленькой Аней. Вика благодарно сжала ей руку и со счастливой улыбкой упорхнула к группке молодых мамаш и девиц, которые плотным кольцом окружили известного актера – томного, молодящегося мужика лет сорока, которому очень хотелось казаться тридцатилетним.
Лара с малышом вернулась в коттедж. Вадим обнимал ее за шею и что-то сбивчиво говорил про лошадку, на которой только что катался. Пахло от него по-младенчески сладко, и Лара, не вслушиваясь, поддакивала, получая удовольствие от этого нетяжелого человечка, который уже вытер перемазанные шоколадом губы о ее куртку и теперь накручивал на палец ее локоны, приговаривая, что «у лошадки грива длиннее, но у тебя мягче, и я тебе бантик подарю…».
Лара поднялась в детскую, помогла няне искупать детей, почитала Вадиму книжку и послушно полюбовалась страшненьким монстриком, которого малыш потянул с собой в кровать.
Уложив детей, она вернулась в комнату, отведенную им с Сергеем, включила было телевизор, но потом решила пройтись к озеру.
Лес уже потемнел, и меж сосен сгущались сумерки. Музыка и огни остались позади, впрочем, вдоль дорожки стояли не слишком яркие, но отчетливо видные фонари. Она вышла к воде и остановилась, глядя на стелющийся над гладью пар. Здесь вились неизбежные комары и слышались голоса птиц. На другом берегу мерцал огнями поселок, еще дальше – монастырь. Как-то они ездили на катере к островку, затерянному меж просторных озерных берегов. Там стоит маленькая деревянная церковь и живет одинокий монах. Он, говорят, дал обет молчания и, когда видит, что к берегу пристают лодки или катера, уходит в дом и крепко-накрепко запирает двери. Носит он черную длинную одежду и почти всегда опущенный на лицо капюшон. Местный люд, не в силах смириться с полным незнанием, кто такой этот таинственный монах, рассказывал про него всякое. Говорили, что он бывший авторитет и приехал сюда замаливать грехи, после того как ему было видение какой-то из убиенных им душ. Другие утверждали, что лицо мужчины изуродовано и потому он скрывает его и не хочет общаться с людьми. Якобы он спас из огня любимую девушку, то ли сразу после свадьбы, то ли накануне, а она, когда увидела, что лицо его пострадало от огня, сбежала к другому. А сегодня нянька в детской рассказала свежий вариант истории. Якобы отшельник этот – известный политик, большой человек. Так он вроде умер, удивилась Лара, услышав произнесенную шепотом фамилию. А вот и не умер! А принял постриг, и теперь здесь его место, потому что ему был глас Божий…
Она стояла на берегу и смотрела на темнеющие воды. Неуютно и грустно было думать, что там, среди этих сумеречных берегов и темных деревьев, сидит в маленьком доме человек. Он один, и в прошлом его что-то осталось. Скорее всего, и боль там была, и радость. А теперь – только это озеро и одиночество.
Лара вдруг спохватилась, что пришла сюда размышлять о своем будущем, а думает о каком-то отшельнике. Она рассердилась на себя и, зажмурившись, спросила шепотом:
– Сергей или Игорь? Синица или журавль?
Ну, насчет синицы и журавля – это не совсем правда. Слава богу, они с Сергулей не бедствуют, и если бы она не маялась дурью, а работала как собиралась – в полную силу, – так и денег в семье было бы больше. Но с другой стороны, Серегин кетчуп никогда с газовой трубой рядом не встанет, это ясно.
Она так ничего и не решила и отправилась в обратный путь по темному и загадочному лесу, чувствуя себя героиней какой-нибудь волшебной сказки, где путь из чащи освещается добрыми, но не очень мощными светлячками, а полчища комаров подосланы злой феей, чтобы не дать героине сказки добраться до замка, то есть до коттеджа. Ведь там ее ждет прекрасный принц… ну, предположим, принцу сейчас не до нее, они с Димоном пьют пиво и обсуждают какие-то свои мужские дела. Но это ничего, героиня подождет, главное, чтобы конец не оказался как в сказке Андерсена.
Она проснулась на следующий день и не нашла в доме ни мужа, ни сына. Спустилась в столовую, где вкусно пахло кофе и Вика с глубоким отвращением ела очищенный грейпфрут.
– А мальчики где? – поинтересовалась Лара.
– На рыбалку смотались. Так что мы с тобой вполне свободные девушки. Тебе завтрак какой? Французский, английский?
– Мне бы кофе и сыр.
– Калорийно, – осуждающе протянула Вика, оглядывая ее фигуру.
– Ничего, переживу. Вот хлеб могу не есть, а без сыра чувствую себя просто-напросто несчастной.
Лара, которую теперь весьма занимали мысли о загородных коттеджах и прислуге, принялась расспрашивать Вику о ведении хозяйства в одном отдельно взятом загородном доме. Та оживилась и принялась жаловаться на мужа, который загнал их в эту глушь… да, врач здесь есть, это входит в коммунальные платежи – оплата охраны и врача, потому что детей много, а место глухое. Воздух, и что воздух? Скукотища! До магазина и за полдня не доедешь, сходить можно только в гости к таким же бедолагам. Есть тут поселок городского типа недалеко, но там даже кафе приличного нет. Ужас, а не жизнь. И няне приходится переплачивать, потому что кто же сюда за городскую зарплату поедет?
Потом Вика с интересом спросила:
– Никак твой Сергей в гору пошел?
– С чего ты взяла?
– Ой, да ладно! Раньше ты не больно-то интересовалась, где прислугу нанимать. Значит, возможности появились.
– Ну-у, – протянула Лара. – Это пока так, если один проект выгорит. Не буду говорить, а то вдруг сглажу.
А вечером позвонила мама. Долго вздыхала в трубку, расспросила обстоятельно, как Сергуля, как Данька, пожаловалась на свое здоровье. Лара терпеливо ждала. Она по тону поняла, что у матери что-то случилось или она расстроенна. Но спросить сразу и в лоб значит нарваться на возмущенное «С чего это ты взяла? Все у меня нормально». Наконец мать неуверенно сказала:
– Мне тут звонила Марина… Помнишь ее, жена Андрея, папиного аспиранта?
– Конечно помню, – отозвалась Лара, вспоминая крупную рыжую Марину. Само собой, и она и Андрей были уже почтенными и не слишком молодыми людьми, а Андрей и вовсе давно защитил докторскую и стал профессором, но для мамы он всегда оставался «папиным аспирантом». После того как отец пропал, Андрей и Марина не забывали Елизавету Николаевну. Марина часто ей звонила, и женщины были весьма дружны.
– Так вот, она мне такую странную историю рассказала… Я уж не знаю, что и думать. Ты бы позвонила ей, а?
– А в чем дело?
– Кто-то сказал им, что видел твоего отца…
– Отца? Но… где?
– В горах. Я не слишком поняла, и у меня давление сразу подскочило. Ты бы поговорила с ней, а? Хотя, знаешь, она и сама-то не очень, мне кажется, уверена.
– Ладно, – растерянно сказала Лара. – Телефон дай, а то я не в Москве, а книжка дома.
Она ушла в комнату, служившую хозяину кабинетом, прикрыла за собой дверь, отсекая звуки веселья и застолья, и набрала номер, который назвала мама.
– Марина? Здравствуйте, это Лара, дочь Тимура Таймасовича… Мне позвонила мама и сказала, что у вас есть какие-то сведения об отце.
– Ой, зря я, наверное, Ларочка, звонила Елизавете Николаевне… Просто от неожиданности, знаете, часто выдаешь желаемое за действительное, но потом, подумав, я поняла, как мало шансов… Да честно, никаких шансов, что это он, и нет!
– Но все же, я не понимаю…
– У меня есть подруга, она, знаете, такая фанатка буддизма: увлекается йогой, Рерихом, верит в Шангри Ла и все такое. И вот она в начале этого года ездила в Гималаи. И по дороге их – она с мужем ездила – занесло в один дацан.
– Куда?
– Дацан – это буддийский монастырь. Вот. Она привезла фотографии, и мы стали спорить, какие горы круче, где виды самые красивые… ну, не важно. Андрей достал снимки, сделанные в экспедиции, когда они ходили еще с Тимуром Таймасовичем. И тогда Светка говорит: «Я этого человека там видела» – и тыкает пальцем в фото Тимура. Типа того, что он монах в том дацане. Ну, мы ей объяснили, что быть того не может, но она сперва уперлась… потом-то, конечно, сказала, что да, не так уж и похож… И я так жалею, что позвонила Елизавете Николаевне… Андрей ругал меня. И ведь они правда пропали в Китае, а это Индия… нет, кажется, Северный Пакистан. То есть никак не те края. Вы уж извините.
– Да, я понимаю, ничего…
Лара положила трубку и молча сидела, уставившись в окно. По сосне прыгала белка, с неудовольствием поглядывая на бегающих внизу детей, но Лара ее не видела.
Отец пропал почти три года назад. Экспедиция геологов, в которой были русские, китайцы и еще, кажется, почему-то канадцы, попала под обвал в горах Восточного Китая. В экспедиции было двадцать два человека. Они добрались по железной дороге до города Куньмин, оттуда на машинах через Наньхуа до озера Эрхай. Здесь проезжая дорога кончилась, и дальше пошли пешком в горы. Там в узком ущелье вилась дикая речка, вдоль русла которой и нужно было пройти. Проводники утверждали, что там есть тропа, но, как выяснилось, она находилась в очень плохом состоянии. Геологи разбили базовый лагерь у входа в ущелье, и пять человек – два проводника, двое русских и китаец – с нетяжелыми рюкзаками отправились на разведку. И не вернулись. Слышно было, что в горах гремела гроза, потом прошел обвал, и недели через две местные жители нашли полупустой рюкзак, который прибило к берегу намного ниже по течению реки. Все это Ларе и Елизавете Николаевне рассказал один из участников той экспедиции, его привез Андрей, они сидели на кухне, и мать заваривала им крепкий чай, как всегда делала для тех, кто приходил с Тимуром.
– Я не могу поверить, что он умер, – пробормотала Лиза.
– Два месяца прошло, – негромко сказал Андрей.
– Что ж… – Мать пожала плечами. – Он и раньше не баловал визитами… Я думала: вот состарится, успокоится, будем на дачу вместе ездить. Но, видно, не судьба.
Она тогда даже не плакала. И как-то это так было… не по-настоящему. Лара тоже никак не могла поверить, что с отцом что-то случилось. Когда человек умирает, то есть тело, и гроб, и холмик земли на кладбище. И его оплакивают, как положено. А здесь… не то чтобы Лара и мать верили, что Тимур жив. Нет, все было очевидно: обвал, отвесная скала, бурлящий поток воды внизу. У людей не было никаких шансов выжить. Но что теперь делать? Поминать? Без похорон? Лара смутно припомнила, что есть какая-то юридическая процедура признания человека без вести пропавшим. Впрочем, можно, наверное, попросить на работе отца справку и по ней признать его умершим. Но ни мать, ни дочь заниматься этим не стали и просто жили как раньше, словно Тимур опять уехал в какую-то долгую экспедицию.
Елизавета Николаевна не рассказала дочери, но вечером после звонка Марины она вдруг схватила трубку и стала набирать написанный на стене номер, тот номер, который Тимур оставил для экстренной связи. «Я попрошу их связаться с ним, скажу, что это срочно, что мне плохо… и он завтра же приедет», – думала она. Но потом повесила трубку, так и не набрав последней цифры. Села на пол и долго плакала. Это оказалось ужасно тяжело: знать, что его нет и он не придет больше, пропахший костром, не устроит беспорядок в квартире, не спросит, как Лара и Данька. Не обнимет, и она не почувствует под ладонями по-молодому гладкую кожу, не нащупает привычные шрамы…
Звонок Марины не принес ничего, кроме горя, гипертонии и головной боли, поэтому Лиза позвонила дочери, и теперь Лара опять пыталась представить себе те горы и понять, можно ли выжить между скалами и водой, да еще попасть из Китая в Пакистан. И по всему выходило, что чушь это полная.
Она положила перед собой лист бумаги и набрала номер Марины.
– Марина? Это опять Лара. Вы не могли бы дать мне номер вашей подруги, которая была в том дацане? Пишу…
«Так, кнопочки тюк-тюк, и что я делаю? Зачем травить душу, спрашивается?»
– Света? Здравствуйте. Меня зовут Лара, и мне ваш телефон дала Марина. Я дочь Тимура Таймасовича, помните, вы говорили Марине и Андрею, что узнали его на фото? Нет-нет, я просто хотела спросить: а где находится этот дацан? Как? Черт, давайте по буквам. А как вы туда попали?
Итогом этого разговора стало название дацана и телефон турагентства, которое организовало поездку.
– На самом деле это просто пробивная такая женщина, – говорила Света. – У нее Агентство необычных путешествий. Или необыкновенных путешествий? Ну там, знаете, по лесам они группы энтузиастов водят, ищут снежного человека… нет, это не в наших лесах. Но у нас тоже кого-то ищут, змей, что ли, крылатых, не помню. Так вот, она нашла совершенно классного мужика: он буддист, любит горы, да еще и фрилансер. То есть ваяет какую-то рекламу или что-то в этом роде на дому. Судя по одежде и снаряжению, зарабатывает он неплохо и гидом работает больше для удовольствия, ну и билеты они ему оплачивают. Зовут его Нокс… ну, то есть зовут его как-то нормально, не помню, а это прозвище такое. Так что вам нужно позвонить Тане, хозяйке агентства, и объяснить, что вы, собственно, хотите. Она скажет, сколько денег это потребует, распишет вам маршрут и так далее.
Лара поблагодарила и отключилась. Света даже не удивилась, что она стала спрашивать, как проехать в Гималаи. Молодая женщина вскочила и подошла к окну. Уперлась лбом в холодное стекло. За окном такой мирный среднерусский пейзаж. Не собираюсь же я и в самом деле переться в этот чертов дацан?
Она спрятала листок с телефоном в карман джинсов и вернулась к столу. Сергей взглянул вопросительно:
– С матерью что-то?
– Нет, нормально все. Давление, как обычно, – отозвалась она.
– Так вот, – явно продолжая прерванный разговор, протянула Лиля (подружка Вики). – В этом году не модно ездить в Ниццу. Думаю, мы рванем куда-нибудь на Ибицу, оторвемся… а потом можно на Мальдивы, там поспокойнее. А вы куда собираетесь? – Взгляд ее светло-серых глаз, не замутненный мыслями и заботами, остановился на Ларе.
– Мы? Мы поедем в Гималаи. Сейчас это считается гораздо круче, чем всякая там Ибица, где от наших не протолкнуться, – заявила та не моргнув глазом. – В горах совершенно нетронутая природа, можно приобщиться к тайнам мироздания, и, в конце концов, там жил сам Рерих!
Вика и Лиля впали в ступор, не зная, что сказать. Воспользовавшись паузой, мужчины принялись обсуждать сравнительные достоинства русской бани, финской сауны, японской сэнто, а потом почему-то плавно перешли к тайскому массажу и массажисткам. Вика и Лиля, почувствовав угрозу их собственности, завертели головами, прислушиваясь.
