Архимандрит Сильвестр. «Ответ православного на схему старокатоликов о добрых делах». «Труды Киевской духовной академии», 1875

Так как древние толковники в своих изъяснениях повествования евангелиста Матфея о богатом юноше представляют ту особенность, что расходятся во взгляде своем на искренность, правдивость и другие нравственные свойства души этого юноши, отчего, поэтому, должен был зависеть тот или иной характер самого изъяснения, то, сообразно с этим, мы разделим древних толковников вышеозначенного места евангелиста Матфея на два разряда, из коих к первому отнесем тех, кои в богатом юноше, вызвавшем Спасителя на беседу с ним о нравственном совершенстве, видели человека пытливого, высокомерного и хвастливого, а ко второму отнесем тех, которые в том же юноше не предполагали ни хитрости, ни лукавства и обмана и видели искреннего, правдивого и сравнительно честного человека. К первого рода толковникам должны быть отнесены все известные нам на Западе толкователи вышеозначенного места евангелиста Матфея, каковы были: святой Иларий, святой Амвросий, блаженный Иероним и блаженный Августин.

В богатом юноше святой Иларий видит образ целого народа иудейского и в этом смысле изъясняет весь рассказ о нем евангелиста. Этот богатый юноша, или народ еврейский, по изъяснению святого Илария, получив в наследие закон Моисеев, до того пленился и возгордился этим духовно-нравственным богатством, что на нем одном стал сосредоточивать все свои надежды и упования, не желая знать и не предполагая самого существования другого какого-либо, более лучшего и совершеннейшего сокровища, каким и была вера Христова. Но, заметив в нем ставшие пробуждаться начатки желания лучшей и совершеннейшей жизни, Христос, чтобы вывести его на истинный путь жизни, отсылает к тому же закону, на который он так много полагался, с тем чтобы он чрез сопоставление своей жизни со строгими требованиями закона пришел к сознанию своего нравственного бессилия и несовершенства, а затем и потребности веры Христовой. Между тем этот далеко еще не доросший до полного нравственного возраста и в то же время самонадеянный юноша представляет себя совершенно правым пред законом, считает себя сохранившим все указанные ему Христом заповеди, задумываясь только над тем, что еще им, кроме этого, не сделано, тогда как на самом деле он не сохранил и этого. Так ему было предписано: не убий, а он избивал пророков; не прелюбы сотвори, а он наносил оскорбление вере и закону и чтил чуждых богов. Ему также заповедано было: не укради, а он варварским образом разорял предписания закона. Заповедано было: не лжесвидетельствуй, — а он отвергнул воскресение Христа из мертвых. Поведено было чтить отца и матерь, а он готов был отречься от родственного единения с Богом Отцом и матерью — Церковью. Заповедано было ему, наконец, любить ближнего своего, как самого себя, а он готов был Самого Христа, сделавшегося чрез принятие на Себя плоти нашей ближним нашим, предать страданиям и смерти. Поэтому-то Христос уже прямо предлагает радикальное, долженствующее сопровождаться чувствительною болью, но тем не менее действительное и единственное средство для уврачевания его духовного недуга нравственной горделивой самонадеянности и самохвальства и получения новой, лучшей и совершеннейшей жизни. Он говорит ему: Иди, продай имение твое, то есть откажись от всего унаследованного тобою богатства, заключающегося в законе, и раздай нищим, то есть язычникам, которых ты отчуждал доселе от всякого участия в этих благах как не бывших чадами Авраама, — и получишь сокровище на небеси; и прииди и следуй за Мною, то есть и чрез этот разумный оборот ты получишь взамен вместо благ стихийного свойства блага небесные, что все может быть достигнуто не иначе, как если последуешь за Мною. Но богатый юноша, олицетворявший собою весь народ иудейский, пристрастившийся к закону, не мог без скорби и подумать о расставании с своим богатством, к которому привязано было сердце его, и потому, предпочитая остаться с ним, оставил Господа. Посему-то Господь, обращаясь к Своим ученикам, сказал: Неудобе богатый внидет в Царствие Небесное… удобее есть велбуду сквозь иглины уши проити, нежели богату в Царствие Божие внити (). Это значит то, что в Царствие Небесное неудобно войти иудею, не расстающемуся со своим богатым сокровищем закона, и что даже язычнику, при его готовности к повиновению (похожему на повиновение верблюжье), смирению и терпению, удобнее войти в Царствие Божие, путь к которому тесен, чем иудею, гордящемуся своим законом и привыкшему ходить по широким путям его.

Святой Амвросий Медиоланский рассказ о юноше изъясняет по евангелисту Луке, в смысле более нравственном, чем аллегорическом. В богатом юноше видит он знатного иудейского законника, только с одними пытливыми видами обратившегося ко Христу за разрешением вопроса о средстве к наследию вечной жизни, на самом же деле гордившегося и надмевавшегося своим законом, в котором одном полагал найти свое оправдание, а также фарисейски хваставшегося всецелым соблюдением тех заповедей, на которые указал ему Христос. Почему, по мнению святого Амвросия, Христос, предлагая ему Свое наставление об отречении от своего имущества, имел в виду не что иное, как только то, чтобы обличить его высокомерие и самохвальство, предложив ему то, чего не знал он и чему не научился из ветхого закона, — заповедь о милосердии. Как чуждо было юноше расположение к выполнению этой новой для него христианской заповеди — он обнаружил это тем, что отошел от Христа со скорбью, не желая расстаться с своим большим богатством ради дел милосердия. По-этому-то удобнее войти в Царствие Божие всякому смиренно сознающему свои грехи грешнику, чем надмевающемуся своею законною праведностью иудею, равно как горделивому богачу. Удобнее войти смиренному мытарю, чем гордому фарисею, хвастающемуся своею праведностью, но не знающему и чуждому милосердия.

Блаженный Иероним уже приблизительно к буквальному смыслу изъясняет евангельский рассказ о богатом юноше. В богатом юноше видит он человека гордого и расположенного к суетному совопросничеству, который вступил в беседу со Христом не с тем, чтобы чему-либо научиться от Него, а с тем только, чтобы испытать Его, — каковое представление о юноше блаженный Иероним, вероятно, обосновал на подобном же замечании евангелиста Луки (10:25) о некоем законнике, с которым, как видно, он смешивает юношу. Руководимый этим представлением о юноше, он самый вопрос его: какия, последовавший за наставлением Спасителя: соблюди заповеди, объясняет в смысле лукавой уловки человека, прикидывающегося не знающим заповедей, которые он должен был очень хорошо знать, и предполагающего, что Христос мог повелеть делать что-либо противное Богу. Затем по поводу слов юноши вся сия (заповеди) сохраних от юности моея (ст. 20) делает следующее замечание: «Ложь говорит юноша. Ибо если он на деле исполнял предписанное заповедями: возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе, то отчего бы после того, как услышал: иди, продаждь имение твое и даждь нищим, отошел с печалью, имея большое имение?»

21-й стих блаженный Иероним так изъясняет: «В нашей власти заключается то, чтобы захотеть быть совершенными. А кто захотел бы быть совершенным, должен продать все имение, — не часть его продать, как сделали Анания и Сапфира, а все продать и, продав, все раздать нищим, приготовляя себе таким образом сокровище в Царствии Небесном. Но этого для совершенства недостаточно, если после презрения богатства не последовать за Спасителем, то есть если, оставив злое, не сотворить благого. Ибо легче пренебречь имуществом (sacculus), чем душевными привязанностями. Многие из оставляющих богатство не следуют за Господом. Следует же за Господом тот, кто становится подражателем Его и идет по стопам Его. Кто говорит о себе, что верует во Христа, тот должен и сам так поступать, как Он поступал ()».

Се мы оставихом вся и вслед Тебе идохом, что убо будет нам (ст. 27)? «Большая уверенность: Петр был рыбарь, богатым не был, пищу себе снискивал руками и искусством и, однако, с уверенностью говорит: мы оставили все. Но так как недостаточно только оставить все, он присовокупляет то, что составляет совершенство: и последовали за Тобою — сделали то, что Ты повелел».

Печаль, с какою юноша оставил Господа, была печалью, которая ведет к смерти. Причина же печали зависела от того, что он имел большое имение, то есть те терния и волчцы, которые подавляют доброе семя Господне.

Блаженного Августина на ст. 21. Иди, продаждь имение твое, и даждь нищим (). «Кому заповедует это Господь? Тому именно богачу, который желал получить совет, как наследовать жизнь вечную; ибо он сказал это Господу: что я должен сделать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же ему отвечает не так: если хочешь войти в жизнь, иди, продай имение твое, а так: если хочешь войти в жизнь, сохрани заповеди. Только тогда юноша, когда сказал, что сохранил те из заповедей, какие были припомнены ему Господом, и спросил, чего ему еще недостает, — получил ответ: если хочешь быть совершен, поди, продай имение твое и раздай нищим. А чтобы он не подумал, что чрез это совершенно потеряет то, что много любил, (Господь) говорит: и будешь иметь сокровище на небеси. Затем к сему присовокупляет: и прииди, и следуй за Мною, — дабы кто-либо не подумал, что могла бы быть какая-либо польза от того, если бы он то исполнил, а между тем за Христом не последовал. Но между тем с печалью отходит юноша, который должен был увидать, в какой мере сохранил он те заповеди закона; ибо я думаю, что он говорил более высокомерно, чем правдиво, утверждая, что сохранил (их). Но во всяком случае Благий Учитель отличил здесь заповеди закона от превосходнейшего совершенства, ибо там Он сказал: если хочешь войти в жизнь, сохрани заповеди, здесь же (говорит): если хочешь быть совершен, поди, продай имение твое, и проч».

«Но совершенство заключается не в самой по себе нищете, равно как само по себе богатство не есть несовершенство; совершенство же в бедном и богатом есть благочестие, равно как несовершенство в том и другом есть нечестие. Нищий Лазарь удостаивается быть ангелами вознесенным на лоно Авраамово не за свою нищету, а за свое благочестие; богатый же заслуживает муки вечные адские, но опять не за богатство, а за свое нечестие. Авраам, Исаак и Иаков, по свидетельству Писания, немалые имели богатства, но вошли в Царствие Небесное. И по непреложному обетованию Господа многие от востока и запада возлягут с ними в Царствии Небесном. Многие из богатых и знатных обоего пола украсились даже венцами мученичества, достигши таким образом самого высшего совершенства в подражании Христу. Потому-то те, которые избрали путь совершенства, продавши все свое имение и милосердно раздавши его, если бы они были и поистине нищими ради Христа и собирали не для себя, а для Христа, не должны судить других, слабейших членов Его, прежде чем удостоены будут чести восседать на судилищных седалищах».

Переходим к тому разряду древних толковников, которые, изъясняя евангельский рассказ о богатом юноше, в нем видели не лукавого и высокомерного, а искреннего и честного человека, высказывавшего пред Спасителем свое искреннее желание знать, что нужно для наследия вечной жизни, и утверждавшего правду, что им сохранены указанные ему заповеди закона. Таковы все известнейшие толковники восточные; а именно Климент Адександрийский, святой Василий Великий, святой Иоанн Златоуст, Феофилакт Болгарский и Евфимий Зигабен.

Климент Александрийский написал особую книгу под заглавием «Какой богач спасется» с тою нарочитою целью, чтобы уяснить подлинный и истинный смысл слов, сказанных Спасителем юноше относительно богатства, поводом к чему, по его замечанию, послужило то, что это евангельское изречение многих смущало, быв понято поверхностно и ошибочно. Это не комментарий, а рассуждение с достаточною примесью экзегетического элемента; но, во всяком случае, для нас весьма важно встречающееся здесь по местам изъяснение главных и существеннейших черт и мыслей евангельского рассказа о богатом юноше, особенно если взять во внимание то обстоятельство, что оно первоначальнее и древнее всех прочих изъяснений. В каком же смысле изъясняет его Климент?

«Приятный, конечно, и самый приличный вопрос» был предложен (юношею) нашему Спасителю: «предложен вопрос Жизни о жизни, Спасителю о спасении, Учителю о главном из преподаваемых Им догматов, Истине об истинном бессмертии, Совершенству о совершенном успокоении, Нетлению о вечном нетлении; предложен вопрос о том, для чего Он и нисшел на землю, чему наставляет, чему учит, что дарует, — чтобы всем видно было, что главный предмет Евангелия — дарование жизни вечной… Ибо если бы закон Моисеев доставлял жизнь вечную, то без нужды бы приходил (на землю) Сам Спаситель и страдал за нас, совершив все поприще жизни человеческой от рождения до смерти. Без нужды бы и тот, кто от юности исполнил заповедь закона, прибегал еще к другому за бессмертием… Будучи вполне уверен в том, что в нем ничего не было недостающего по отношению к правде, в то же время столь же ясно он сознает потребность в жизни и потому просит ее у Того, Кто один и может ее даровать. В рассуждении закона он совершенно спокоен и смел, но при всем том умиленно припадает к Сыну Божию. К Спасителю обращается он, как стоящий на переходе от одной веры в другую и как чувствующий свое положение на зыбкой ладье закона непрочным и опасным».

Иисус не обличает его в том, чтобы он не исполнил всех предписаний закона, напротив, Господь возлюбил его и готов обнять за исправность в соблюдении тех правил, в которых был воспитан, — но для жизни вечной находит его несовершенным, как не исполнившего того, что есть совершенство. Ты (говорит) опытен в делах, ведущих к истинной жизни. Хорошо и то; что говорить об этом? Ибо заповедь свята (): доселе она, как пестунья, приготовляла чад Божиих страхом и предварительным обучением к законоположению и благодати Иисуса Христа (). Но кончина закона Христос в правду всякому верующему (), — Христос, Который уже не рабами нас соделывает, как раб, но чадами Божиими, братиями и сонаследниками Своими, творящими волю Отца. Аще хощеши совершен быти (говорит Господь) (). Итак, ясно, что человек сей не был совершен. Но с сим вместе Спаситель словами аще хощеши указал и на свободное произволение собеседовавшей с Ним души. Ибо человеку как существу свободному свойственно избирать, а Богу как Господу — давать; но Он дает только тем, кто желает, ждет и просит, чтобы, таким образом, спасение было и собственным нашим делом… Посему, если хочешь, а не обманываешь себя, стяжай то, чего тебе недостает: для тебя остается уже только одно, но такое добро, которое выше закона, которого закон не дает и не может дать, которое есть удел живущих верою.

Но ужели Он повелевает всякому, как некоторые полагали, непременно оставить свое имение и бросить богатство? Нет. Он велит отрешиться душою от предрассудочных мнений о богатстве, от пристрастия к деньгам, превращающегося часто в болезнь души, от излишних забот о приобретении имуществ, которые, как терние, подавляют в нас семя жизни. Не великое и не стоящее уважения само по себе дело — быть лишенным богатства, если это бывает по пустому, не из видов жизни (вечной). Иначе и тех людей, которые ничего не имеют, нуждаясь даже в насущном хлебе, и нищенски скитаются по распутиям, не ведая ни Бога, ни правды Божией, следовало бы, потому только, что они крайне бедны и терпят нужду во всем, считать блаженнейшими, самыми богоугодными и единственными наследниками жизни вечной. Не новость отказаться от богатства или раздать имение бедным и нищим: так поступали и многие прежде пришествия Спасителя или по особенной любви и совершенной преданности к ученым занятиям и мертвой мудрости, или из суетной пустой славы, каковы Анаксагоры, Демокриты и Кратесы… Что же нового возвещает (Христос) — такого, что поистине божественно и животворно в деле спасения и не было известно древним? Какой особенный урок преподает Сын Божий новозданной им твари? Конечно, заповедует Он не то внешнее, что исполнялось и прежде, а нечто другое, гораздо возвышеннейшее и совершеннейшее, а именно: Он знаменательно внушает нам совершенно очистить душу от страстей и с корнем исторгнуть и выбросить из нее всё чуждое ее назначению. Такое учение есть учение подлинно приличное верному и вполне достойное Спасителя… Сам Господь принял угощение от Закхея и Матфея — этих двух мытарей (; 19:55); и когда Закхей изъявил только готовность уделить часть имущества своего бедным, ему сказано было, яко днесь спасение дому сему бысть, зане и сей сын Авраамль есть. Таким образом, (Христос) одобряет пользование богатством, и под сим (конечно) условием заповедует дела милосердия — утолять жаждущего, насыщать алчущего, вводить в дом странника, одевать нагого. Ибо если никто не может иметь возможности выполнить этих обязанностей без достав ка, то как бы мог Господь заповедовать одно и воспрещать другое? Не значило ли бы это, что Он в одно и то же время велел подавать милостыню бедным и не подавать, питать их и не питать, быть гостеприимным и не быть?.. Итак, Господь, уча относительно пользования внешними благами, повелевает отрекаться в них не того, что служит к поддержанию жизни, а того, что делает дурное употребление из них — то есть душевных недугов и страстей. В последнем смысле богатство для каждого смертоносно, и если оно погибает — то к его спасению. Освобожденная от него, то есть Нищая и чистая душа будет более готова предстать пред Спасителя и услышать Его слова: Прииди, и ходи вслед Мене ().

Удобее есть велбуду сквозь иглине уши проити, неже богату в Царствие Божие внити (). Невозможность для богатого войти в Царствие Божие не в богатстве, а в том, что богатый порабощает Свою душу страстью к богатству до забвения Бога. Ученики Спасителя изумились и ужаснулись, услышавши (сказанное) (). Отчего? Разве они имели большие богатства? Но они давно уже оставили и то, что было для них единственно ценного — недорогие сети, уды и рыбачьи лодки. Чего же ужасаясь, они говорят: то кто может спасен быти ()? Очевидно, что они, как ученики, внимательно выслушали, что было сказано Господом приточно в прикровенном смысле, и поняли возвышенную Его мысль. Будучи совершенно покойны относительно отречения ради спасения от имущества, они чувствовали, что еще не вполне отрешились от страстей и недостатков, а потому и были поражены страхом, опасаясь в наследии жизни вечной и за самих себя, как и за того богача, который имел большие богатства и был душою привязан к созданному. Их ужас, следовательно, вызывало то, что если в числе богатых должен был считаем, как тот, кто имеет богатство, так и тот, кто отягощен страстями, то они могли опасаться лишиться Царствия Небесного, так как спасение предназначено только душам свободным от страстей и неповинным в падении. Вот почему блаженный Петр с решительностью сказал: Се мы оставихом вся и вслед Тебе идохом (). Но если бы он выражал этим только решимость отказаться от одного своего вещественного имущества, от каких-нибудь четырех ободов — то не значило ли бы это чрезмерно тщеславиться и надеяться на получение Царствия Божия в награду за такое ничтожное пожертвование? Если же он вместе с этим соединял ту невысказанную нами мысль, что он и другие последовали по стопам Господа, оставивши ветхое имущество души — духовные ее недуги и пороки; то это было бы то, что достойно неба. Ибо истинный последователь Его есть только тот, кто, подобно Ему, ведет жизнь беспорочную и совершенную и кто, смотря на Него, как в зеркало, и сам становится во всем в своей жизни подобным Ему.

Заповедью Спасителя отречение от отца и матери и других родных () требуется только условно, именно в том случае, если родные стоят как враждебное препятствие на пути ко спасению. «Бог мира, Тот, Кто поставил нам в обязанность любить даже врагов, конечно, не заповедует положительно ненависти к самым дорогим для нас людям и разрыва с ними. Если мы обязаны любить и врагов, то тем более, разумеется, тех, которые по самому естеству нам близки. И наоборот, можно сказать: если не грех ненавидеть родных, то тем более врагов. Казалось бы, таким образом, одна заповедь подрывает другую, но на самом деле они друг друга не подрывают и нет между ними никакого противоречия. Одним и тем же чувством, мыслью и правилом будет руководиться в выполнении заповеди о возненавидении отца и любви врага и тот, кто не будет мстителен по отношению к врагу, и тот, кто не будет любить отца больше Христа. Одною заповедью воспрещается ненависть и мстительность, другою же излишнее пристрастие к родным, которое могло бы повредить спасению. Посему, если у кого из нас есть неверующий отец, или сын, или брат и если кто-либо из них препятствует нам жить по вере и достигать жизни на небе, то с ним должно прервать единение и общение — здесь кровная и плотская любовь должна уступить место духовной нелюбви… Будет ли говорить тебе богопротивное брат, или сын, или жена, или кто-либо другой — пусть над всеми ими в лице твоем одержит победу Христос, ради тебя подвизавшийся. Так можешь относиться и к богатству, руководясь тою мыслью, что Христос собственно не воспрещает владеть им, так как Господь не завистлив. Но если заметишь, что овладевает тобою страсть к нему, лишая тебя самообладания, тогда оставь его, брось, возненавидь, отрекись и беги. И если правое око соблазняет тебя, тотчас вырви его… Рука ли, нога ли, душа ли соблазняет, возненавидь».

В своей беседе к обогащающимся, касаясь евангельского богатого юноши, так рассуждает святой Василий Великий: «Юноша этот не одно лицо с законником, упоминаемым у Луки. Последний был пытлив, предлагал вопросы в насмешку, а тот спрашивал здраво, но только принимал не благопокорно — ибо не пошел бы от Господа, скорбя по поводу Его ответов, если бы вопросы делал Ему презрительно. Почему и нрав его представляется нам какою-то смесью: по указанию Писания, частью стоит он похвалы, а частью весьма жалок и находится в безнадежном состоянии. В нем заслуживает похвалу то, что он познал истинного Учителя и, не остановив внимания на гордости фарисеев, на самомнении законников, приписал это имя единому, истинному и благому Учителю. В нем хорошо и то, что, по-видимому, он был озабочен тем, как наследовать живот вечный. Но прочее — именно то, что, выслушав у истинного Учителя спасительные уроки, не написал их на сердце своем и наставлений Его не привел в исполнение, но отошел с прискорбием, омраченный страстью богатолюбия, — изобличает в юноше, что воля его не всецело обращена была к истинному благу, но имела в виду привлекательное для большинства людей; этим же обнаруживается неровность и несогласие с самим собою его нрава. Ты называешь Господа учителем, а не делаешь, что должно ученику? Исповедуешь благим, а пренебрегаешь даруемым от Него? Между тем Благий, без сомнения, подает блага. Ты спрашиваешь о вечной жизни, а на деле оказывается, что весь ты предан наслаждению жизни настоящей. В самом деле, какое трудное, тяжелое, неудобоносимое слово предложил тебе Учитель? Продаждь имение твое и даждь нищим (). Если бы возложил на тебя труды земледельческие, или опасные предприятия по торговле, или еще что-либо более трудного, встречающегося для ищущих прибытка; тогда естественно было бы опечалиться, огорчившись этим повелением. Если же таким удобным путем, не требующим ни труда, ни пота, обещает тебя сделать наследником вечной жизни, то почему не радуешься удобству спасения, а удаляешься с болезнующею и сетующею душою и делаешь для себя бесполезными все прежние свои труды? Ибо если ты, как говоришь, не убил, не прелюбодействовал, не украл, не свидетельствовал ни на кого свидетельства ложного, то старание свое об этом сам для себя делаешь бесполезным, не присовокупив остального, чрез что одно мог бы ты войти в Царствие Божие. Если бы врач обещал исправить повреждения в членах, какие у тебя есть от природы, или болезни, то не благодушно ли выслушал бы ты это? Но когда великий Врач душ хочет сделать совершенным тебя, у которого не достает существеннейшего, — ты не принимаешь милости, а сетуешь и становишься унылым. Мне кажется, что страсть сего юноши и подобных ему походит на то, как если бы какой путник при сильном желании увидеть какой-либо город, неутомимо дошедши до самого сего города, потом остановился в какой-либо гостинице под городскими стенами по лености сделать небольшой переход, обращая в ничто предшествовавший труд и лишаясь возможности видеть красоты города».

Обращаясь от юноши ко всем вообще привязанным к богатству, так рассуждает святой отец: «Знаю многих, которые постятся, молятся, воздыхают, являют всякого рода неубыточное благочестие, но не дают ни одного обола теснимым нуждою. Какая же для них польза от прочих добродетелей? Их не приемлет Царствие Божие. Потому и сказано: Удобее велбуду сквозь иглине уши проити, неже богату в Царствие Божие внити (). Но хотя приговор так ясен и Изрекший не лжив, однако убежденных немного. Говорят: «Как же будем жить, оставив все? Какой вид приимет жизнь, если все станут продавать всё, отказываться от имения?» Не спрашивай у меня разумения Владычних заповедей; Законодатель знает, как и невозможное согласить с законом. Испытывается же сердце твое, как бы на весах, куда оно наклоняется, к истинной ли жизни или к настоящим наслаждениям. Рассуждающие здраво должны держаться той мысли, что богатство можем употреблять, как приставники, а не как имеющие право им наслаждаться. И отказывающиеся от него должны радоваться, как уступающие чужое, а не огорчаться, как лишающиеся собственности. Для чего же скорбишь? Для чего сетуешь в душе, слыша: Продаждь имение твое? «Не продаю имения, (говоришь), не даю нищим по причине необходимых нужд в жизни». Следственно, не Господь — твой Учитель: не Евангелие служит правилом для твоей жизни, но сам ты даешь себе законы. Смотри же, в какую опасность впадаешь, рассуждая так! Если Господь предписал нам это как необходимое, а ты отвергаешь как невозможное, то не иное утверждаешь, а то, что ты разумнее Законодателя».

«Некоторые, — говорит Иоанн Златоуст, — обвиняют сего юношу в том, будто он подошел к Иисусу с хитростью и лукавством, и притом с намерением искусить Его. Но я скорее согласен назвать его сребролюбцем и невольником богатства; ибо в этом же самом и Иисус Христос изобличил его. Укорять же этого юношу в лукавстве я не намерен, ибо небезопасно быть судиею того, чего мы не знаем, и особенно судиею-обличителем. Да и Марк отдалил это подозрение, когда сказал о нем: Притек некий и поклонся на колену Ему, вопрошаше Его. И еще: Иисус же воззрев нань, возлюби его (). Подлинно немалое показал юноша усердие, когда сделал Иисусу Христу вопрос известный. Ибо тогда как одни приближались к Иисусу с намерением искусить Его, а другие по причине своих собственных или чужих болезней, он подходит к Нему и беседует о жизни вечной. Тучна была земля и способна к плодородию; но множество терния заглушало сеемое. Ибо смотри, как он доселе готов был к выполнению того, что бы ни повелел Иисус Христос. «Что мне делать, — говорит юноша, — чтобы наследовать жизнь вечную?» Вот готовность его исполнить повеление Учителя!.. Почему, когда Христос сказал: Аще ли хощеши внити в живот, соблюди заповеди (), он немедля спрашивает: какие? — и спрашивает не для того, чтобы искушать Иисуса, нет, а водясь тем предположением, что кроме заповедей закона есть еще другие (заповеди), которые могут быть его путеводителями в жизнь вечную. Так сильно было желание его спастись! Когда же Иисус перечислил ему заповеди закона, он говорит: Вся сия сохраних от юности моея, и на этом не останавливается, а опять спрашивает: Что есмь еще не докончал? И это самое было знаком сильного желания его вечного спасения. Ибо немаловажно и то, что он не почитал себя докончившим дело своего спасения, а думал, что высказанное им Иисусу недостаточно к получению желаемого. Поелику Христос намеревался предписать ему заповедь трудную для него, то сначала предлагает награду за исполнение ее; ибо вот слова Его: Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим, и имети имаши сокровище на небеси, и гряди вслед Мене (). Видишь ли, какую награду и какие венцы обещает Иисус Христос за подвиг сей? Если бы юноша искушал Его, то Он не сказал бы этого. Но Иисус Христос, чтобы привлечь юношу к Себе, обещает ему великую награду, предоставляет все собственной его воле, оставляя в тени трудную сторону Своего повеления. Посему, прежде чем говорить о подвиге и труде, предлагает юноше награду: аще хощеши совершен быти; и потом уже говорит: продаждь имение твое, даждь нищим; далее, опять награда: и имети имаши сокровище на небеси, и гряди вслед Мене, ибо следовать за Иисусом великая награда. И имети имаши сокровище на небеси. Речь идет о богатстве; Иисус Христос повелевает юноше оставить его, показывая при этом, что Он не только не отнимает у него богатства, но еще присовокупляет к нему новое, превышающее то, которое повелевает раздать, — столько превышающее, сколько небо превышает землю, и еще более. Сокровищем же обозначил превосходство воздаяния сравнительно с тем, что дается, представляя его неизменность и неотъемлемость юноше, сколько возможно по-человечески. Итак, недостаточно презирать богатство, а надобно еще употреблять его в пользу нищих, и, что особенно важно, последовать за Христом, то есть делать все то, что ни повелел Он, — готовым быть на страдания и даже на смерть. Ибо говорит Он: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой и последует Ми (). Конечно, заповедь проливать кровь свою больше заповеди оставить свое богатство; однако и исполнение последней немало способствует исполнению первой.

Слышав же юноша слово, отъиде скорбя: бе бо имея стяжания многа. Ибо не столько имеют препятствий на пути ко спасению те, кои имеют малое богатство, сколько те, которые погружены в его бездну, так как страсть к богатству тогда совершенно ими овладеет… Смотри, какую силу и теперь показала эта страсть. Того, кто с радостью и усердием подошел к Иисусу, так помрачила она и так отяготила, что, когда Христос повелел ему раздать имение свое, он не мог даже дать Ему на это никакого ответа и отошел от него молча, с поникшим лицом и печалью. Итак, теперь очевидно, насколько обширна власть богатства. Хотя бы мы в известных отношениях и были добродетельны, богатство истребляет сии добродетели. Посему справедливо апостол Павел назвал его корнем всех зол: Корень бо всем злым сребролюбие есть (), — говорит он.

Что же на это (сказал) Христос (когда юноша отошел)? Яко неудобь богатый внидет в Царствие Небесное (). Этими словами Христос не богатство порицает, а тех, кои к нему пристрастились. А если трудно войти в Царствие Небесное богатому, то что сказать о любостяжателе?.. Сказав же, что богатому неудобно войти в Царствие Небесное, присовокупляет, что это и невозможно, не говоря, впрочем, это прямо, а выражая сравнением, взятым из примера верблюда и игольных ушей. Ибо говорит: Удобее велбуду сквозь иглине уши проити, неже богату в Царствие Божие внити (). Отсюда видно, что немалая награда ожидает тех, кои при богатстве могут жить благоразумно! Посему (Христос) такой образ жизни признает делом Божиим, чтобы показать, что много нужно благодати тому, кто хочет так жить. Когда же ученики смутились, слыша Его слова, Он сказал: у человека сие невозможно, у Бога же вся возможна (ст. 26)… Если хочешь знать, каким образом и невозможное может сделаться возможным, то слушай. Не для того сказал (Христос): у человека сие невозможно, у Бога же вся возможна, чтобы ты ослабевал в духе и удалялся от дела спасения как невозможного, а для того, чтобы ты, сознавая высокость предмета, тем скорее принялся за дело спасения и в сих подвигах, призвав Бога в помощника себе, получил жизнь вечную. Итак, каким же образом невозможное сделается возможным? Если ты откажешься от своего имения, раздашь деньги (нищим) и оставишь злые вожделения… Но как, скажешь, возможно оставить это? Как сразу может освободиться от столь сильной страсти к богатству тот, кем уже она овладела? Пусть только положит начало раздаче имущества (в пользу бедных) и пусть для них отделяет свои избытки, а с течением времени сделает больше и легко пойдет вперед. Итак, если вдруг всего достигнуть для тебя трудно, то не пытайся все получить в один раз, но постепенно и мало-помалу восходи по сей лестнице, ведущей тебя на небо. Как страждущие горячкою при умножающейся внутри их острой желчи, если принимают какую-либо пищу или питие, то не только не утоляют жажды, а еще сильнее разжигают пламень; так точно и любостяжатели по мере удовлетворения своей ненасытимой страсти, которая острее самой желчи, более воспламеняют ее. И ничто так легко не прекращает страсти этой, как постепенное ослабление желания корысти, подобно тому как малое употребление пищи и питья уничтожает вредное действие желчи… Знай же, что не умножением богатства, а истреблением в себе страсти к нему прекращается зло… Итак, дабы не вотще нам мучить себя, да отвергнем постоянно терзающую нас и никогда не успокаивающуюся любовь к богатству и, возжелав небесных сокровищ, устремимся к другой (любви), которая и легче для нас, и может сделать нас блаженными. Здесь труд невелик, а польза бесчисленная, ибо никогда не может лишиться благ небесных тот, кто всегда бодрствует, трезвится, презирает земные блага, — тогда как тот, кто порабощен и совершенно предан сим последним, необходимо лишится их».

Феофилакт в своем изъяснении развивает следующие мысли: «Не с целью искушающего подошел юноша к (Иисусу), а с намерениями желающего научиться и наследовать жизнь вечную». «Некоторые сего юношу осуждают, но на деле он не таков: он был любитель богатства, но не искуситель. Послушай евангелиста, свидетельствующего, что воззрев на него, Иисус полюбил его. Приходит же он к Иисусу, чтобы научиться тому, как получить жизнь, но предполагая и в ней остаться обладателем богатства; ибо никто столько ни жаден к жизни, как сребролюбец. Он, таким образом, ожидал, что Иисус ему укажет такой способ, посредством которого он мог бы вечно наслаждаться обладанием своего богатства». «Почему же отвечает ему Иисус, говоря: никтоже благ? Потому что он приступил к Нему как к человеку и как к одному из учителей. Христос как бы так говорит: если ты Меня как учителя считаешь благим, то никакой человек не благ сравнительно с Богом; если же ты почитаешь Меня благим как Бога, то зачем Меня называешь учителем? Таким образом, этими словами Христос хотел выразить ту высшую мысль, что Он должен быть познаваем как Бог». «Вопрошающего же Господь отсылает к заповедям закона, чтобы не говорили иудеи, что Он закон презирает. Прежде всего закон исправляет то, в чем мы легко падаем. После же того, как юноша сказал, что все это сохранил он от юности, Господь предписывает ему во главу всего нестяжательность. Вот закон, достойный христианской жизни!» «Что, по словам твоим, говорит (Христос юноше), ты сохранил, сохранил по-иудейски; если же хочешь быть совершенным, то есть быть Моим учеником и христианином, то иди, продай все, что имеешь, и все тотчас зараз раздай, ничего не издерживая, для того, чтобы творить Мне непрестанную милостыню». «Ибо если что оставишь у себя, того и будешь рабом». «А так как из дающих милостыни есть много таких, которые при этом ведут жизнь полную всякого зла, то говорит: и приди, и последуй Мне, то есть: все другие добродетели имей, или во всем ином будь Моим учеником».

После того как Иисус сказал, что для жизни вечной необходимо отречение от богатства, юноша, как бы жалея о своем вопросе и ответе Христа, отошел. Ибо он, имея большие богатства, имел большое желание непрестанной жизни. Но когда потребовалось отказаться от богатства, тогда представилось ему, что за польза в жизни вечной, когда он должен будет остаться нищим… Как сребролюбцу (Христос) обещал ему сокровище небесное; но он не тронулся этим, потому что был рабом богатства. Посему, когда услышал то, что было ему сказано относительно лишения имущества, отошел печальный, так как он и вечной жизни желал для того только, чтобы можно было непрестанно наслаждаться богатством. Земля сердца его была глубока и тучна, но терния богатства заглушили ее».

«После того как богатый был поражен скорбью, услышав о необходимости отвергнуть богатство, по поводу этого Господь вызывающим удивление образом говорит о том, как трудно имеющим богатство войти в Царствие Небесное. Не говорит, что им невозможно войти, а что только трудно. Ибо богатство прилипает крепче смолы, и с трудом расстается с ним тот, кем оно овладело. Почему немного спустя (Господь) и указывает, как это невозможно, говоря: Удобее есть велбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в Царствие Божие внити (). Ибо совершенно невозможно, чтобы уши игольные пропустили сквозь себя верблюда, разуметь ли под κάμηλον животное верблюда, или толстую корабельную веревку. Если же удобнее верблюду сквозь иглине уши проити, чем богатому спастись, то ясно, что тогда как одно невозможно, другое еще невозможнее! Итак, человеку, доколе он богат, спастись невозможно. Но у Бога это возможно; ибо Христос сказал: Сотворите себе други от мамоны (богатства) неправды (). Видишь ли, как становится возможным, если слушаем Бога? У человека же невозможно, то есть невозможно, когда мы мудрствуем по-человечески. Пока богатый будет иметь сам излишнее, тогда как другие ничего или необходимого, не войдет в Царствие Небесное. А когда все отвергнет, тогда и не будет богатым, и после этого войдет. Богатство не зло, но достойны порицания те, которые его имеют; ибо его не должно иметь, то есть удерживать при себе, а должно употреблять на необходимое. Самое наименование богатства χρήατα показывает, что оно должно служить людям на пользу — εις χρήσιν, а не должно быть удерживаемо. Посему-то трудно войти в Царствие Божие тем, которые его имеют или запирают. Не говори, что такой-то богач, раздавая, что имел, спасся. Не как богатый он спасся, а как бывший нестяжательным, или он спасся как распорядитель, но не как богатый. Ибо иное распорядитель, а иное богатый. Богатый сберегает богатство для себя, а добрый распорядитель смотрит на него как на вверенное ему для других. Итак, если он спасся, то, как мы сказали, спасся не как богатый, а как отвергшийся всего, что имел, или же воспользовавшийся им, как добрый распорядитель. Заметь, что тогда как (говорится) богатому невозможно спастись, имеющему богатство только трудно. Как бы так сказал (Христос): кого во власти имеет богатство, или кто покоряется ими служит ему, тот не спасется; а кто имеет богатство, или его есть господин, сам имея его во власти, а не находясь в его власти, тот спасется, только с трудом, вследствие человеческой немощи».

Не повелевает здесь Господь разделяться с родными безусловно, а только тогда, когда они препятствуют благочестию, подобно тому, как повелевает Он презирать душу и тело вовсе не в том смысле, чтобы кто-нибудь убивал себя самого. Останавливаясь на словах апостола Петра се, мы оставихом вся (), Феофилакт вот что замечает: «Хотя представляется, что Петр не оставил что-либо большое, так как был бедный, но знай, что и он много оставил. Ибо мы, люди, еще больше озабочиваемся, имея малое, Петр же оставил всякое пристрастие к мирскому и плотскую любовь к родителям. Ибо таковые страсти воюют не только против богатых, но и против бедных». «Итак, позаботься и ты о том, чтобы продать имение твое и отдать нищим. Имение же у гневливого — это гнев, у блудника — блудные вожделения, у памятозлобного же — злоба сердечная. Продай же и это и отдай демонам нищим и лишенным всякого добра — возврати страсти виновникам страстей, — и тогда будешь иметь сокровище, то есть Христа на небеси твоем, то есть в возвышеннейшей области ума твоего. Ибо небо в себе самом имеет тот, кто сделался небесным».

Юношу, говорит Евфимий Зигабен, Лука назвал начальником (ἄρχοντα), то есть иудейским. Не был этот юноша, как некоторые говорят, ни лукавым, ни льстивым человеком, иначе бы не полюбил его, посмотрев на него Иисус, как говорит Марк. Впрочем, хотя он был добр и желал вечной жизни, но терние сребролюбия заглушало почву его богатой души. Не с целью искушать Иисуса, когда Он сказал: Аще хощеши внити в живот, соблюди заповеди, спрашивал он, какия, а потому, что предполагал, что, кроме заповедей закона, есть другие, которые могут ввести в жизнь таковую (вечную). Может кто-нибудь спросить: могут ли указанные (Христом) заповеди закона привести к вечной жизни? Ему можем отвечать, что они могут привести, только не к такой жизни, к какой приводят заповеди евангельские. Ибо жизнь вечная должна быть понимаема как наслаждение небесное, которое различно и многообразно.

Спросит кто-либо: правду ли говорит юноша: вся сия сохраних от юности моея ()? Каким образом мог любить он ближнего, как себя самого, когда имел большое имущество? Разделял ли поэтому он его мало имеющим или ничего не имеющим? Что нужно сказать на это? То, что и сию также заповедь исполнял он, но настолько, насколько ему тогда было доступно. Он любил ближнего, как самого себя, но в том смысле, что не наносил ему никакого вреда, а не в том, чтобы делился с ним своим имуществом. Ибо это было делом высоким, и высшим почвы иудейства.

Чего еще недостает мне? (говорит юноша). Что есть необходимого, чего не имею? Это говоря, он показывал этим, что желает большей добродетели. Посему-то, как говорит Марк, Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: Одного тебе недостает (), по словам Луки: еще одного тебе недостает (). Взглянув же на него кротко, полюбил его за то, что он сильно желал спасения, хотя был удерживаем тиранскою силою сребролюбия. Что же это, чего недостает ему, чтобы последовать Ему? Вот послушай.

Ст. 21. Рече ему Иисус: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое, и даждь нищим, и имети имаши сокровище на небеси, и гряди вслед Мене. Так как то, что он имел, то есть богатство, было препятствием к тому, чтобы следовать (за Ним), то повелевает продать его и раздать нищим. Говорит же «если хочешь быть совершен», потому что те несовершенны, которые исполняют одни заповеди закона, так как и эти самые заповеди были несовершенны по причине немощи иудеев. Сказал же «будешь иметь сокровище» с тою целью, чтобы ободрить и уверить сребролюбивого юношу, что опять может получить сокровище, и притом не такое, а лучшее, так как оно — на небе. Сокровищем же на небе обозначает воздаяние, предназначенное там достойным за добрые дела. Что же касается слов «приди и следуй за Мною», то ими выражает следующее: поступай по следам Моей жизни, следуй Моим заповедям; ибо этого-то тебе и недостает, так как ты исполнил одно предписываемое законом (τὰ νομικά).

Яко неудобь богатый внидет в Царствие Небесное… удобее есть велбуду сквозь иглине уши проити, неже богату в Царствие Божие внити. Говоря это, Христос не богатство порицает, а рабское служение богатству… Поэтому-то должно, по апостолу, свергнуть всякое бремя () и сделаться свободным (от него) чрез произвольную нищету. Подобное же замечание делается Зигабеном и при изъяснении слов: у человек сие невозможно есть, у Бога же, вся возможна. «Сказал: людям богатым невозможно спастись, потому что они накрепко скованы узами сребролюбия и бессильны сами собою освободиться от его тиранства. Бог же не только спасти их может, но и все другое для Него возможно. Спасет же их тогда, если они, сами прилагая к этому старание, раздавая богатство бедным и погашая огнь страсти к богатству, призовут Его к себе помощником и защитником своей свободы. Итак, вся речь (Спасителя) научает, что сребролюбивому спастись невозможно, если только он сам не позаботится о себе и если не будет иметь, как сказано, Бога помощником в освобождении от своей несчастнейшей страсти».