()

«Воскресное чтение», 1816

Человек некий сотвори вечерю велию и зва многи: и посла раба своего в год вечери рещи званным: грядите, яко уже готова суть вся.

Под именем человека некоего здесь разумеется Отец наш Небесный; под образом вечери представляется Царство Небесное или блаженная жизнь в единении с Богом; а раб, посланный созывать на вечерю, есть не кто иной, как Сам Господь наш Иисус Христос, приявший зрака раба для искупления нас от рабства греховного и смерти.

Царство Небесное уготовано нам от сложения мира (); но до времени оно заключено было от людей. Когда приспело время исполнения предвечного совета Божия о спасении человека, тогда воплотившийся Сын Божий возвестил людям о приближении Царства Небесного (). Сие-то время и означается в притче годом, то есть порою вечери.

Итак, слова грядите, яко уже готова суть вся означают то же, что: Покайтеся и веруйте во Евангелие, яко исполнися время и приближися Царствие Божие (). Это — сладчайшая проповедь Евангелия, возвещающего нам о конце греховного рабства нашего, о всецелом обновлении естества нашего во Христе Иисусе и о вечном примирении нашем с Богом. Грядите: то есть веруйте в Сына Божия, пришедшего спасти человека Кровию Своею; возлюбите всем сердцем вашим, последуйте Его учению и примеру, соблюдите Его заповеди и не уклоняйтесь от указанного и устроенного Им пути к Царствию Божию. Уже готова суть вся. Для верующих в Сына Божия и соблюдающих слово Его все готово у Отца Небесного. Готово совершенное прощение грехов и благоволение Отчее. Готова неизреченная слава. Готово вечное, нескончаемое, неизглаголанное блаженство.

Казалось бы, как не послушать сего сладчайшего гласа, как не воскликнуть на оный званному: готово сердце мое, Боже, готово ()? Однако не так отвечают на сие званные: и начаша вкупе отрицатися вси.

Первый рече: село купих, и имам нужду изыти и видети е: молютися, имей мя отречена. И другий рече: супруг волов купих пять, и гряду искусити их: молю тя, имей мя отречена. И другий рече: жену поях, и сего ради не могу приити. Хотя сии званные представляют, как видно, различные отречения своего от вечери; однако главное чувство, побуждающее их к такому недостойному поступку, одно, именно: пристрастие к земным и мнимым благам мира.

Первый званный отрицается от вечери по причине нужд житейских. «Я купил поле, — говорит он звавшему, — и мне нужно тотчас же идти и посмотреть, каково оно». Подобным образом многие отрицаются и от вечной вечери Христовой, от Царствия Небесного. «Время ли, — говорит или помышляет иной в сердце своем, — время ли мне заняться надлежащим приготовлением к будущей жизни, когда нужды житейские обдержат меня и заботы о насущном хлебе не позволяют иногда и подумать о чем-либо другом?» Не другое ли что кроется в сердце нашем, когда мы говорим, что нужды житейские уклоняют нас от пути к Царствию Божию? Немного нужно человеку для того, чтобы удовлетворить необходимым телесным потребностям своим. Имеюще пищу и одеяние, сими довольны будем, — заповедует святой апостол (). Итак, нам надлежало бы тем и ограничить все попечения земные, чтобы иметь насущный хлеб и необходимое одеяние. Но так ли бывает на деле? Как скоро существенные потребности наши удовлетворяются, то уменьшаются ли у нас заботы и попечения житейские? Никак. Кто перестал быть бедным, тот желает быть богатым; у кого обеспечено пропитание, тот ищет приятностей жизни и озабочен этим столько же, сколько бедный снисканием насущного хлеба. При довольстве и даже избытке вещей, потребных для телесной жизни, у человека рождаются другие желания, которые бывают также сильны, также неотступны, как самые первые потребности пищи и пития. А это что показывает? То, что не нужды житейские уклоняют нас от пути к Царствию Божию, а пристрастие к земным вещам. Ответ другого званного еще более утверждает сию печальную истину.

И другий рече: супруг волов купих пять, и гряду искусити их: молю тя, имей мя отречена. И сей званный уклоняется от вечери по той же причине, по какой уклонился от нее и первый: он также сотворил куплю. Но поелику из его же слов видно, что он человек не бедный, то что другое, кроме любостяжания, могло побудить его к отречению от благодетельного призвания? Итак, здесь пагубное чувство сие обнаруживается яснее; но человек привыкает щадить его и тем укрепляет его в сердце своем, а чем более оно укрепляется в нас, тем кажется естественнее и правее. Сие яснее увидим, когда последуем далее за притчею Всеведущего Учителя нашего.

И другий рече: жену поях, и сего ради не могу приити. В этом ответе, кроме неправды, примечается еще дерзость и упорство званного. Прежние хотя отрицались от вечери, но по крайней мере чувствовали, как заметно, неправоту своего поступка и старались как бы извиниться в своей неблагодарности. Каждый из них говорил: Молю тя, имей мя отречена. А сей отвечает прямо: Не могу приити, как будто причина его отречения так важна и удовлетворительна, что ему нет нужды даже ни в каком извинении. Жену поях, и сего ради не могу приити. Почему же не может? Потому ли, что не хочет предпочесть званную вечерю своей домашней вечери и домашнему Удовольствию, или боится огорчить жену свою, или считает неприличным изыти из дому в таких обстоятельствах? Но то ли, другое ли, или и все вместе — это не что иное, как самые ничтожные предлоги к отречению от великой вечери. Так, однако, многие отрицаются от вечери небесной. Сластолюбие, человекоугодие и рабство пред обычаями мира не только удаляют человека от пути к Царствию Небесному, но и внушают ему нечестивую мысль, что он поступает право. Сластолюбивый человек, привыкший покоряться своей страсти, говорит в оправдание свое: я не могу идти вопреки естественным побуждениям своим и спорить с собственною природою; посему уступаю влечениям плоти и сердца своего. Нужно ли опровергать такие суждения, которые ничем не разнятся от влечения бессловесных, управляемых природными побуждениями? Человекоугодник говорит: я желал бы идти путем христианского благочестия; но мои отношения к людям часто заставляют меня по необходимости уклоняться от сего пути; ибо если не буду обращать внимания на мнения людей и на их требования от меня, то могу поставить себя в неприязненные отношения ко многим и тем погубить свое благосостояние. Наконец, раб мирских обычаев и суетного приличия рассуждает: я должен поневоле жить так, как живут другие, чтобы не показаться странным и не сделаться притчею в народе; а так как обычаи общественной жизни не всегда согласны с заповедями Евангелия и уставами Церкви, то и бываю в необходимости, следуя первым, отступать от последних. Но что говорит Господь Искупитель наш? Иже аще постыдится Мене и словес Моих в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын Человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со ангелы святыми ().

Тогда разгневався дому владыка, рече рабу своему: изыди скоро на распутья и стогны града, и нищия и бедныя и слепыя и хромыя введи семо. И рече раб: господи, бысте якоже повелел еси, и еще место есть. И рече господин к рабу: изыди на пути и халуги, и убеди внити, да наполнится дом мой. Глаголю бо вам, яко ни един мужей тех званных вкусит моея вечери: мнози бо суть звани, мало же избранных. Вот и приговор недостойным званным! Отрицаясь от вечери, они, может быть, не думали и не хотели навсегда лишиться благоволения Домовладыки и отказаться от надежды быть некогда в числе избранных Его; но Им изрекается: Ни един мужей тех званных вкусит моея вечери! И мы, как ни живем, а все надеемся, что не будем осуждены за наше пристрастие к миру на вечное отвержение от лица Божия. Мы не храним заповедей евангельских, но не сомневаемся относить к себе евангельские обетования, уповая ложно на одно свое звание христиан, не оправдываемое делами, и видя, что многие другие живут одинаково с нами. У Господа Бога нет лицеприятия и неправды; кроме достойных, никто не обретется на Его вечери. Когда отрицаются званные, Он призывает к Себе других; так Он призвал некогда язычников наместо иудеев. Таки ныне, отвергая одних по суду правды, призывает других по милосердию. Дом Его исполнится; на вечери Его не будет мест праздных; но — сие может совершиться и без нас, если мы сами не поревнуем быть в дому Божием.