О том, что бесплодная смоковница и скорченная женщина суть два образа одной и той же испорченности рода человеческого
Григорий Двоеслов. Беседы на Евангелия в переводе архим. Климента. Кн. 2. Беседа 31
Смоковницу некий имяше в винограде своем всаждену: и прииде ища плода на ней, и не обрете. Что означает смоковничное дерево, если не природу человеческую? Что образно означает скорченная женщина, если не ту же природу? Эта женщина и насаждена хорошо, как смоковница, и сотворена хорошо, как женщина; но, по собственной вине добровольно падшая, она не имеет ни плода дел, ни состояния прямоты. Потому что, по воле падая во грех, так как не хотела привести плода послушания, она лишилась состояния прямоты. Созданная по подобию Божию, она, не устояв в своем достоинстве, презрела и сохранение того, чем была насаждена или сотворена. Господин виноградника приходит три раза; потому что искал природу рода человеческого прежде закона, под законом и под благодатию, ожидая, увещая и посещая.
Рече же к винареви: се третие лето, отнелиже прихожду ища плода на смоковнице сей, и не обретаю. Приходил прежде закона; потому что чрез естественный разум давал знать, что каждый по примеру Его должен делать в отношении к ближнему. Приходил в законе, потому что учил заповедями. Приходил после закона благодатию, потому что ясно показал присутствие любви Своей. Но, несмотря на то, Он жалуется, что не нашел плода в три лета; потому что душ некоторых нечестивцев ни вдохновенный естественный закон не исправляет, ни заповеди не научают, ни чудеса воплощения Его не обращают. Но что выражается чрез виноградаря, если не порядок предстоятелей? Они, начальствуя в Церкви, именно имеют попечение о винограднике Господнем. Ибо сего виноградника первым виноградарем был апостол Петр. За ним следуем мы, недостойные, сколько трудимся для научения вашего, в учении, молитве, в обличении.
Но с великим уже страхом надобно слушать то, что говорится виноградарю о бесплодном дереве: посецы ю убо, вскую и землю упражняет? Каждый по мере своей, насколько занимает места в настоящей жизни, если не приносит плода доброго делания, занимает землю, как бесплодное дерево; потому что на том месте, на котором стоит, не дает возможности действовать другим. Но в сем веке всякий сильный, если не имеет плода доброго делания, препятствует и другим (иметь); потому что находящиеся под его властью стесняются примером его нечестия, как бы тенью его развращения. Если наверху стоит бесплодное дерево, то внизу земля лежит неплодною. Сверху бесплодного дерева отбрасывается густая тень и никак не дозволяет солнечным лучам проникать до земли; потому что когда все подчиненные развратного покровителя видят развратные примеры, тогда и сами, оставаясь бесплодными, лишаются света истины. И, будучи стеснены тенью, они не принимают теплоты солнечной, потому что остаются холодными к Богу с той стороны, с которой в этом веке худо им покровительствуют. Но с этого всякого развращенного и сильного Бог уже почти не взыскивает. Ибо после того, как он потерялся, надобно только спрашивать, для чего он и других стесняет? Поэтому господин того же виноградника хорошо говорит: вскую и землю упражняет? Потому что землю занимает тот, кто обременяет чужие души; землю занимает тот, кто занимаемое им место не оправдывает добрыми делами.
Но, несмотря на то, наш долг — молиться за таковых. Ибо послушаем, что говорит виноградарь: Господи, остави ю и се лето, дондеже окопаю окрест ее. Что значит окопать смоковницу, если не обличать бесплодные души? Ибо всякое окопание бывает снизу. И обличение, показывая душу ей самой, именно унижает. Итак, сколько раз мы обличаем кого-либо за грех его, столько раз, по обязанности возделывания, мы как бы окапываем бесплодное дерево. Но послушаем, что говорится после окопания: и осыплю гноем. Что значит гной (навоз), если не памятование о грехах? Ибо грехи называются пометом плоти. Поэтому и чрез пророка говорится: согнили рабочие скоты в помете своем (). Потому что согнить рабочим скотам в помете своем значит — окончить жизнь всем плотским (людям) в удовлетворении похоти. Итак, сколько раз мы обличаем плотскую душу за грехи ее, сколько раз приводим на память прежде содеянные пороки — столько раз мы как бы навозом облагаем бесплодное дерево, дабы она (душа) приводила на память содеянные грехи и как бы от навоза тучнела для благодати сокрушения. Навоз кладется к корню дерева, когда размышление производит в памяти сознание в своем нечестии. И когда душа чрез раскаяние возбуждается к слезам и преобразуется для благодати доброго делания; когда корень сердца как бы чрез прикосновение к нему навоза обновляется к плодоносию добра, тогда она рыдает о том, что припоминает из содеянного ею, отвращается от самой себя, какова она была по воспоминанию; принимает решительное намерение вопреки себе и воспламеняет дух к лучшему. Итак, от навоза дерево оживает к плодоприношению; потому что от размышления о грехе душа восстановляется к добрым делам. Впрочем, много есть таких, которые слушают обличение, брань и, однако, не хотят обратиться к покаянию и, будучи бесплодными для Бога, — в этом веке зеленеют. Но послушаем, что уходчик за смоковницею присовокупляет: аще убо сотворит плод: аще ли же ни, во грядущее посечеши ю. Потому что кто здесь не хочет принимать сочности для плодоприношения от брани, тот действительно упадает туда, откуда уже не может встать чрез покаяние; и будет посечен в будущем, хотя здесь без плода кажется стоящим с зеленью.
Бяше же уча на едином от сонмищ в субботу: и се жена бе имущи дух недужен лет осьмнадесят. Человек сотворен в шестой день () и в тот же шестой день закончены все дела Господни. Но число шесть, помноженное на три, дает восемнадцать. Итак, поелику человек, сотворенный в шестой день, не захотел иметь дел совершенных, но прежде закона, под законом и в начале благодати был слаб, то он был восемнадцатилетнею скорченною женщиною. И бе сляка и не могущи восклонитися отнюдь. Всякий грешник, помышляющий о земном, не ищущий небесного, не может смотреть вверх, потому что, предаваясь низшим пожеланиям, он уклоняется от прямоты ума своего и всегда видит только то, о чем помышляет. Обратитесь к сердцам своим, всегда надзирайте, что вы ежечасно содержите в своих помышлениях. Один помышляет о почестях, другой о деньгах, третий о добычах. Все это снизу, и когда ум в этом запутывается, тогда он уклоняется от прямоты своего положения. А поелику он не поднимается осенению небесного, то никак не может смотреть вверх, как скорченная женщина.
Далее следует: видев же ю Иисус, пригласи и рече ей: жено, отпущена еси от недуга твоего. И возложи на ню руце: абие простреся. Подозвал и выпрямил, потому что просветил и помог. Он призывает, но не выпрямляет, когда мы, хотя и просвещаемся благодатию Его, но не можем получить помощи, по мере заслуг наших. Ибо мы большею частью видим, что надобно делать, но на деле не исполняем того. Усиливаемся — и оказываемся слабыми. Суждение ума видит прямоту, но пред ним изнемогает сила в исполнении, именно потому, что от наказания греха происходит, что хотя по дару (благодати) может быть видимо добро, но видимое удаляется от него по заслуге. Ибо привычная виновность связывает душу так, что сия не может подняться до прямоты. Усиливается и падает; потому что где добровольно пробыла долго, туда по принуждению падает, хотя бы не хотела. Об этой нашей скорченности в образе рода человеческого хорошо говорится чрез псалмопевца: пострадах и слякохся до конца (). Ибо размыслив, что человек создан был для созерцания вышнего света, но, за грехи изгнанный вон, носит мрак в душе своей, вышнего не желает, стремится к низшему, небесного отнюдь не хочет, в душе обносит всегда земное, он скорбел всегда о том, что заметил в роде человеческом и от себя самого воскликнул, говоря: пострадах и слякохся до конца. Ибо человек, теряющий созерцание небесного, если бы стал помышлять только о необходимом для плоти, то пострадал бы и был скорчен, однако был бы скорчен не до конца. Итак, тот, кого от высших помыслов не только необходимость отвлекает, но и самое непозволенное удовольствие удаляет, не только есть скорченный, но скорченный до конца. Поэтому другой пророк о нечистых духах говорит: иже рекоша душе твоей, преклонися, да минем (). Потому что душа стоит прямо, когда желает вышнего и отнюдь не преклоняется к нижнему. Но злые духи, когда видят ее стоящею в своей прямоте, не могут перейти чрез нее. Ибо перешествие их значит внушение ей нечистых пожеланий. Поэтому они и говорят: преклонися, да минем; потому что, если душа сама себя не унижает до низких пожеланий, то их злоба никакой не имеет силы над нею; и они не могут перейти чрез ту, которой боятся, как холодной к ним от внимания к высшему.