()

«Воскресное чтение», 1825

Во время Своего путешествия по Галилее Иисус Христос приблизился однажды к пределам Тира и Сидона — двух языческих финикийских городов, знаменитых в древности богатством и торговлею. Тут произошла у Него одна замечательная встреча, о которой сообщает нам Евангелие ().

Из тех мест явилась к Иисусу женщина, родом хананеянка; у нее была дочь, одержимая беснованием. Любящее сердце матери пронзалось страданиями дочери, как своими собственными, и она в горьком чувстве беспомощности взывала к Иисусу: «Помилуй меня, Господи, Сын Давидов: дочь моя жестоко беснуется» (ст. 22). Спаситель, так часто оказывавший помощь по первому прошению других, даже прежде прошения, не дает ей ответа, подобно тому, как не отвечал прежде двум слепцам, искавшим Его помощи. Тогда начали ходатайствовать за нее апостолы и просили отпустить ее. На это Он сказал им, что Он послан только к погибшим овцам дома Израилева, то есть к людям дома Израильского. Женщина, между тем, подходит к Иисусу Христу, кланяется и снова просит: «Господи, помоги мне». Отвечая в прежнем тоне, Он говорит ей: «Несправедливо отнять хлеб у детей и бросить псам» (ст. 23—28).

Известно, что иудеи в своем пренебрежении к язычникам называли сих последних псами, а себе пред ними отдавали преимущество как сынам обетования; Спаситель применил это и к настоящему случаю. Как ни казался безотрадным этот ответ по первому впечатлению, только женщина приняла его с полной покорностью и просила, чтобы ей оказана была хоть та малая доля милости, какая доступна ее положению. «Так, Господи, — сказала она, — но и псы едят крошки, падающие со стола господ их» (ст. 27).

Следствием всего объяснения было то, что Спаситель воздал открытую похвалу великой вере женщины — и, по слову Его, дочь хананеянки сделалась здорова в тот же час.

Евангельское повествование об этом событии без особенных пояснений само сразу показывает нам, что составляет главный предмет его содержания. Это — великий опыт веры, обнаруженной хананеянкою. Кроме непреклонной твердости, которою запечатлена была эта вера, мы здесь усматриваем две частные черты, в которых выразилось ее превосходство. Оно выразилось, во-первых, в достоинстве того убеждения, какое имела хананеянка о Иисусе Христе, далее, затем, в той глубине смирения, которая при этом обнаружилась в сердце ее. Принося мольбу свою Христу, женщина именует Его Сыном Давидовым. Положим, что это наименование не выражает собою всей полноты наших христианских понятий о лице Спасителя; но тут слышится отголосок живой веры в обетованного Мессию; а эта уверенность в Его могуществе и это доверие к Его животворной силе, с которыми обращалась к Нему язычница, показывают, что в душе ее было очень высокое чувство уважения к Спасителю. Значит, несмотря на свою разноплеменность с иудеями, она имела такой верный и здравый взгляд на Его достоинство, какого не имели многие из самих иудеев, — так же хорошо была приготовлена к достойному Его принятию, как и те слепцы, которые, не видев Его лично, взывали к Нему с верою: «Сын Давидов! умилосердись над нами» (). Это показывает, что и над язычниками назирал попечительный Промысл Божий, Своими мудрыми путями приближая их к спасительному Царству благодати. Соседство с евреями, в котором находилась хананеянка вместе со своими соотечественниками, могло быть в особенности для них благоприятно с этой стороны. Далее, мы заметили, что превосходство веры, обнаруженной этою язычницею, выразилось в ее глубоком смирении. Мало того, что Спаситель не давал сначала никакого ей ответа на ее прошение, — Он как бы выразил даже нарочитое к ней пренебрежение как иноплеменнице. И нужно представить себе, какую борьбу должно было выдерживать ее сердце, когда в минуту тяжкой ее скорби отстраняют ее, как пса недостойного, и отвергают ее просьбу, исполненную доверия: данный ей ответ был не легче самого молчания. Но все эти трудности она препобедила силою смирения. Она не стала доказывать своих прав на большее уважение к ней; но в то же время, не изменяя своей надежде на Спасителя, искала воспользоваться тем небольшим правом на участие, которое при ней оставалось, — и этот подвиг ее веры увенчался полным успехом. По всему видно, что Спаситель хотел только испытать крепость этой веры и обнаружить ее пред всеми, чтобы тем торжественнее отдать ей должную награду. Нужно заметить, что таков именно всегда характер истинной веры: не высказывая лишних притязаний самомнения, она располагает человека к искреннему чувству самоунижения, и здесь уже, в прямом сознании всей меры собственного недостоинства, открывает ему светлый путь надежды на лучшее будущее.

Но почему Спаситель отзывался с таким видом пренебрежения о жене иноплеменнице? Ужели в самом деле эта женщина в глазах Его была не лучше пса, по сравнению с Его единоплеменниками? И каким образом Он говорит, что послан был к овцам дома Израилева, когда верные израильтяне, встречая Его сами же приветствовали в Его лице спасение, уготованное пред лицем всех людей, как, например, это высказал святой Симеон праведный ()? Так, спасение уготовано было для всех людей; но в историческом порядке событий оно должно было явиться между иудеями и прежде всего для иудеев; потому что собственно в их народной истории, начиная с отделения их племени от прочих, и далее, сосредоточивались те приготовительные действия Промысла Божия, которыми Он постепенно вел людей к принятию спасения. Язычники должны были воспользоваться этим даром вслед уже за иудеями, то есть приобщаясь уже к участию в том богатом наследии, которому давалось место среди сынов обетования: и, как показал опыт событий, это совершилось в наказание для сих последних и как бы в замену их самих, когда они сделались сынами отвержения. Доколе не легла на них печать этого отвержения, дом Израилев был домом Божиим, и Сын Божий, явившийся во плоти, обращался между ними, как сын в дому своем; в этом случае им действительно принадлежало преимущественное право на Его благодеяния, и самый дар избавления, ниспосланный для всех народов, составлял особенную славу людей Божиих, Израиля, по выражению того же Симеона (ст. 32). Что же касается тех выражений, в каких обращался Спаситель к хананеянке, то мы не имеем права выводить отсюда, будто действительно Он разделял со Своими соотечественниками их гордое пренебрежение к язычникам: то слово одобрения, которое Он потом произнес в пользу этой женщины, свидетельствовало, что Он смотрел на нее с участием и сострадательным вниманием и ценил в ней внутреннее расположение души, как и в лучших между израильтянами. Мы здесь видим только внешнее приспособление к народному взгляду евреев на людей языческого происхождения, а обстоятельства дела показывают, что такое приспособление не было здесь поблажкою или поощрением этому взгляду, но только, напротив, обличало очевидную несостоятельность и крайность оного; потому что сами же апостолы, принадлежавшие к роду иудейскому, побуждены были обратиться ко Христу с просьбою об иноплеменнице. Тут-то оказалось, что в Царстве благодати и спасения несообразно полагать такое резкое разграничение между израильтянами и язычниками, которое в ту пору допускали.