Дух святой любви, сообщенный Церкви Апостолами, оставался почти неизменным в продолжение трех веков. Народу же веровавшу, сказано о Церкви Иерусалимской, бе сердце и душа едина (). Эта любовь, излиянная в сердца верующих Духом Святым, отличала христиан во всем мире от язычников, как Церковь Апостольскую в Иерусалиме от Иудейской. — Опыты сего соединения были чрезвычайные. Уже Церковь Христианская равнялась пределам Целого мира, но, рассеянные по всем концам, христиане были повсюду, как одно семейство. Из разных племен, разного звания и воспитания, никогда не знавшие и не видавшие друг друга, христиане, при первой встрече, по тайному внушению сердца, узнавали себя взаимно, являлись братьями; пожизненными друзьями, точно так же, как некогда известный из писаний сын царев узнал родную душу в бедном пастухе, когда только посмотрел на сего последнего и выслушал несколько слов его. Посмотри, — говорили с изумлением язычники, — как они понимают себя взаимно, как любят друг друга, как готовы на смерть один за другого! Христиане одного города или селения везде сводили между собою тесное дружество; в собраниях, назначенных для молитвы и других благочестивых упражнений, они виделись почти каждый день; здесь имели частые беседы друг с другом и тем скрепляли взаимный союз. Радость и горе у них были общими. Если кто из них получал от Бога какую-либо особенную милость, все другие принимали в том участие, как в собственном благе; если кто находился в состоянии покаяния, все молились за него, все испрашивали ему прощение. Они обращались между собою, как родные, называя один другого отцом или сыном, братом или сестрою, смотря по полу и возрасту. Имя отца или сына, брата или сестры дорого было для них. Они хотели жить и умереть, да вси едино будут во Христе; они ни за что не хотели заменить тех имен громкими титулами, означающими сословие, личность, знатность и силу в обществе. Сии последние названия, происходящие тогда или от гордости языческой, или от самолюбия иудейского и знаменующие деления, не слышны были в братском союзном обществе христиан. Свидетельство общего всех единения во Христе и со Христом христиане оставили в некоторых обычаях. Таков обычай взаимного лобзания при каждом богослужебном собрании, особенно же перед причащением животворящих Христовых таинств. Это была не простая форма или знак без всякого значения. Это было доказательство любви чистейшей, высокой, какая могла только быть совместною с принятием пречистых страшных Тайн и какую могло заменить во времена последующее лобзание икон святых или креста животворящего. Подобное значение имело и древнее постановление Апостольское — вечеря, известная под именем вечери любви. По причащении всех единого Тела Христова, все верующие, — богатые и бедные, знатные и не знатные — садились за одну трапезу, вкушали одной пищи во славу единого Бога.

Более видимое и общее свидетельство любви христианской было, в Иерусалимской Церкви, общение имуществ. Не бяше пищ ни един в них, ни един что от имений своих глаголаше быти свое, но бяху им вся обща. Сколько придумано и предпринято было, в разные времена, средств для уравнения в обществах частных выгод, препятствующих взаимной любви и общему счастью, и все напрасно; но благодать Иисуса Христа, претворяя сердца, в короткое время исполнила то, чего не сделано во все века. Взаимная любовь древних христиан, делавшая всех братьями, всех соединяла во единое как бы семейство, где дети пользуются одними благами под надзором отца, который, питая ко всем равную любовь, не допускает, чтобы кто из них терпел нужду.

Дух деятельной любви в общении имений от Церкви Апостольской излился на весь мир христианский. От каждого, кто только мог и кто хотел, каждая христианская Церковь принимала подаяние, считая его, по усердию и намерению приносящего, залогом благочестия. Любовь принимала сии жертвы, любовь и раздавала. Пастыри в каждой Церкви были главными распорядителями сих приношений. Путешествующие христиане, беспомощные старцы, вдовицы и сироты имели приют, пищу и одежду на счет сих даров любви. Частная какая-нибудь Церковь имела иногда на своем попечении около 2000 одних вдовиц, бедных и больных. Другие, не довольствуясь обычными приношениями, продавали все имение и деньги, за него взятые, отдавали бедным; не имевшие стяжаний жертвовали нуждающимся трудами своих рук, продавая для них изделия, или посвящали сами себя на принятие странных, на служение больным. — Скорбные события — голод, язвы, войны, пожары, землетрясения, особенно гонения — были временами светлого торжества Христианской любви. В сих обстоятельствах не только каждый порознь с радостью готов был заботиться о ближайших страждущих братиях, но целые Церкви предпринимали деятельные меры к облегчению скорбей отдаленных братии, не только христиане, даже язычники, оставленные язычниками, получали от христиан пособие. Во времена гонений вдовицы и сироты, оставшиеся после мученической кончины супруга и отца, повсюду имели покровителей отцов. Каждый, кто только мог, считал знаком благоволения Божия к себе, если только успевал их призреть и успокоить. Не было стран, назначенных для заточения христиан, столько неприступных и отдаленных, куда бы ни проникала сострадательная любовь христианская; не было уз, столько тяжких, которых бы она не облегчала. — Какое превращение открылось в наши времена! взывали христиане позднейшие. Бедные люди, вдовицы, сироты истаивают от голода, а богач не знает меры в прихотях сластолюбия! Те в ветхих, разодранных рубищах, в полуразваленных хижинах, а сей думает о новых великолепных чертогах, о богатых, модных одеждах, и — хорошо, если он, встречаясь с убогим, бросит ему лепту, которую он должен отыскать в пыли!.. (Воскр. чт. Г. V, стр. 416).