Ф. Яковлева

На другой день собрался весь совет властей Иудейских. Привели Апостолов. Зрелище занимательное в высочайшей степени. — С одной стороны видим ряд знаменитостей Иудейских, со всем строгим приличием занимающих свои места. — Лица их поникнуты, руки приложены к персям; поднимающиеся по временам глаза как бы ищут неба. — Но в то же время в этих глазах, иногда тусклых, иногда сверкающих, проглядывает душа, или изнуренная насилием страстей, или пылающая огнем самомнения, гордости и ожесточения. Все они имеют вид смиренный, постный; их нельзя не назвать праведниками, если только не заглянешь в их сердце, переполненное лицемерием и разного рода беззакониями (). — Слова набожные не сходят с их языка, — никто тверже их не знает закона Моисеева; они знают, сколько находится стихов в книгах Моисея, — знают, сколько строчек на каждой странице, сколько слов в каждой строчке, — особенно они без запинки скажут, сколько раз в каком отделении книги повторяется Иегова — им известны тысячи подобных мелочей. — Они облеплены законом: на лбу у них филактеры длиннее и шире, нежели у простонародья, исписанные текстами из книг Исхода и Второзакония; на руках такого же рода браслеты. — Одежда на них, небрежно накинутая, живописно драпируется многочисленными густыми складками, у которой полы длиннее обыкновенного (там, ст.5). Как все это величаво и ослепительно для простого народа! Народу всячески сделалось известным, что это самые богомольные люди; их видал он часто очень молящихся на больших улицах, площадях и перекрестках — молитвы их всегда громки, длинны и красноречивы, — жертвоприношения часты — они со строгим счетом и весом приносят в дар Богу десятую часть со всех доходных статей своего хозяйства, не исключая огородных растений и трав. — Они все делают для Бога; — но зато позволяют себе ничего не делать для ближнего, но зато не ищите в них правосудия и милости, и веры (там, ст. 23), — зато они не скажут богачу: употреби часть своего богатства для поддержания безбедной и покойной жизни твоих родителей, а научат его кричать: корван! нет им ничего! все это отдано Богу ()! — зато не попадайся к ним беззащитная вдова, которую оберут и доведут до крайности тем охотнее, чем легче это сделать (). — Перед такими судьями поставлены были Апостолы.

С другой стороны, в двух Апостолах взор не встретит по наружности ничего особенного и любопытного. Одежда их простая и бедная, телодвижения не изысканные, не приметишь в них ни угрюмой важности, ни поддельной благовидности. — Но увидишь тут нечто такое, чему и тени не сыщешь в их противниках, увидишь их душу, высокую, чистую, доброжелательную, не возмущенную никакими мирскими чувствами и пожеланиями, всю вылитую на покойном и светлом их лице. Особенно остановишься поневоле на их взоре, выражающем что-то Божественное, вещее, проникающее в потаенные мысли человеческие; — одним словом, в лице Апостолов увидишь лицо ангельское, как видели потом в лице Стефана те же судьи ().

Зачем Апостолы приведены были в судилище? — Затем, что они сделали благодеяние такое, которого никто из смертных не в силах сделать. Чем же начали судьи свое исследование? — Спросили Апостолов: какою силою произвели они чудесное исцеление? — Нельзя не похвалить вопроса. Можно подумать, что им, как и всякому при том случае, любопытно было знать главный источник такого редкого и отрадного добра, чтобы почтить ту силу, которая ознаменовалась в столь необыкновенном проявлении. — Совсем не то! Гордецы окаменели в ожесточении. Они сделали вопрос свой, кажется, оттого, что не нашли другого. — Когда Ап. Петр смело отвечал, что чудо совершено именем Иисуса Христа Назорея, того Иисуса, Которого они распяли и, как безрассудные домостроители, отвергли этот краеугольный камень, на котором зиждется спасение каждого человека (), то они, вместо того, чтобы сознаться в ужасном своем преступлении, как сделал накануне простой народ, — вместо того, чтобы благословить это могущественное и святое имя, оглушенные самомнением и загрубевшие в своих предрассудках, с угрозами и бессознательно запретили Апостолам не только учить об этом имени, но даже и произносить его, — с тем и отпустили их. Вот и весь суд. Лицемерам не того хотелось; они бы не замедлили броситься на жертвы своей ненависти. Но лицемеры сколько надменны и дерзки, столько же бездушны и трусливы. Как напасть открытою силою на таких людей, которые в глазах всего народа сотворили благодетельное чудо! Исцеленный хромой тут же стоял, как живое и неопровергаемое возражение против всякого вымысла. Апостолы ни на шаг не поддались от их угроз и с решительной твердостью отвечали, что не могут не говорить того, что видели и слышали (там, ст. 19, 20) и что они действуют по повелению Божию, и потому их повеление ничего не значит в сравнении с Божиим. Опытное убеждение людей, непорочных в сердце, просвещенных в вере, всегда поступает решительно; — истина становится для них святыней, от которой отказаться не принудят никакие угрозы (Апостолы. М., 1849 г., стр. 97).