В. Певницкого

Не широко и не разнообразно содержание апостольской проповеди, сколько можно судить по речам апостолов, до нас дошедшим, да и не могло быть раскрыто во всей полноте и со всею подробностью все христианское учение в немногих записанных речах: апостолы и не стремились к тому. Их главною целью было выставить существенные элементы новой веры, в которых содержатся все частные положения христианского вероучения и нравоучения. Они не входят в обсуждение и опровержение заблуждений, тогда господствовавших в обществе человеческом, не представляют теоретических соображений, направленных к разрешению отвлеченных вопросов знания, а сосредоточивают все внимание, как свое, так и своих слушателей, на деле искупления падшего человечества страданиями и смертью Христа, обетованного Мессии. Этим они на деле показывают всем последующим деятелям церковного проповедничества, где коренная, исходная и конечная точка для их наставлений, от которой должны получать начало и силу, и к которой должны возвращаться их разъяснения; в какие бы частные вопросы они ни входили, у них не должна теряться из вида существенная идея христианского учения, и от центральной точки, следуя примеру апостолов, они постепенно должны переходить к разбору частнейших разветвлений одной главной христианской истины. Указание на факт искупления силою распятого и воскресшего Иисуса Христа, составлявшее сущность проповеди апостольской, было зерном горушечным, возросшим впоследствии в великое древо. При всей простоте своей, это дело искупления так широко и многознаменательно, что усвоение его сознанием переменяло убеждение людей и давало новый оборот расшатавшейся жизни. С ним связано представление о Боге, полном милосердия и щедрот, всегда близком к нам, и любовью Своею ведущим нас из жизни греха и страданий к блаженству и счастью; с другой стороны представление о нашем ненормальном, греховном состоянии, сознание внутренней потребности очищения и заглаживания вины нашей перед Богом и необходимости нравственного исправления своей жизни. То и другое намечало точки, по которым должно было начаться и совершиться преобразование человеческой жизни в теоретической и нравственной области.

Во внешней стороне апостольских речей, составлявшихся не по правилам искусства, а бывших делом минутного вдохновения, мы не найдем нарочитого выражения тех законов, уяснением которых занимается наука о церковном ораторстве. Но есть здесь черты, обращающие на себя внимание проповедника, долженствующего разъяснить народу то же слово о Христе, какое возвещали и апостолы. Такою чертою служит приспособление их к содержанию сознания их слушателей, и употребление ими таких средств убеждения, какие имели значение в глазах тех, перед которыми говорилось слово. В большинстве случаев слушателями апостольских речей были иудеи, воспитанные в законе и пророках, хранившие предание предков и гордившиеся своею историей, как историей богоизбранного народа, состоявшего под особенным попечением Промыслителя. Перед ними апостолы ссылаются на ветхозаветное писание, многократно берут из него свидетельства в разъяснение или защиту проповедуемой ими истины, припоминают обетования Божии, пользуются примерами из отечественной истории, и мудрою мыслию все направляют к оправданию своего свидетельства о Христе, как обетованном Избавителе народа. Отсюда в их речах священный библеизм, при котором слово их стоит в самом близком и непосредственном соприкосновении с божественной книгой завета, на нее опирается и к ней возвращается внимание слушателей. С этой стороны оно является достойным предметом всегдашнего подражания для проповедников божественного слова, имеющих дело с христианскими слушателями. Возникая из слова Божия и будучи его продолжением и разъяснением, церковная проповедь не может оставлять без внимания тот божественный источник своей веры и своего содержания, который стоит перед глазами верующих с силою божественного авторитета.

К людям, верующим в откровение и писание, реже приходилось говорить апостолам; по крайней мере, речей, обращенных апостолами к язычникам, дошло до нас гораздо меньше, чем речей, сказанных перед иудеями. Собственно говоря, одна речь апостола Павла в Афинах может быть рассматриваема здесь, как образец назидательных апостольских собеседований с неверующими. Судя по ней, апостолы в случаях сношений с язычниками, не уклонялись от библейских оснований и не скрывали положительных истин, данных откровением, но путь к вере в истины откровения пролагали обращением к естественному религиозному чувству слушателей, к их разуму и совести, отыскивая в их сознании пункты соприкосновения с истинами, данными в откровении, и приводя в созвучие с собою голос их авторитетов. Вместо Библии, не признаваемой язычниками, и требующей предварительного приготовления для понимания, они старались облегчать понимание божественного учения через указание на чудеса природы и удивительный ход человеческой истории и на нередкие проблески истины в учении и изречениях мудрецов языческих.

Все речи апостолов, записанные в Деяниях апостольских, сказаны были по случаю, т.е. вызваны были известным сплетением временных обстоятельств, давших возбуждение мысли говорящих. Случай был внешней исходной точкой для них, и случай связывал их с течением мироисторических событий. Вызванные запросом минуты, не повторяющейся в другой раз со всей своей частной особенностью, и отвечая на нее, они получили отсюда свою характерную индивидуальность, и во всей своей целости были речами собственно только для своей минуты. Но руководимые Духом Божиим св. апостолы, приспособляясь к настроению минуты, каждый раз перед сознанием слушателей выставляли общее высокое содержание, и оно являлось в их устах со значением насущного материала, могущего питать души, требующие истины, и падало, как семя, на жизненное историческое поприще. Мы видим в этом один из существенных признаков истинного достоинства учительного слова, имеющего значение слова исторического. Таким бывает только то слово, которое не рождается от прихоти учителя, а с одушевлением отвечает на горячий запрос дня и пользуется настроением минуты для проведения вечных начал истины и правды. Частные сменяющиеся явления, действующие на личную волю человека, и общие начала высшей правды постоянно переплетаются в истории, и кто работает над их сочетанием, с полным вниманием к запросам обеих сторон, тот только приобретает значение исторического деятеля. Так стоит дело как в жизни вообще, так и в сфере церковного учительства в частности:

Первые речи, записанные в Деяниях апостольских, принадлежат апостолу Петру, который являлся в небольшом обществе верующих, после смерти, воскресения Спасителя, как бы представителем сонма единонадесяти апостолов. Представительное значение не в силу какого-либо внешнего особого полномочия, а в силу своего характера. Это был характер сильный и энергический, созданный для практической деятельности, а не теоретической мысли. Его отличала от других решительность и быстрая, смелая готовность на всякий подвиг, без долгого обсуждения средств к исполнению этого подвига. При каждом возбуждении со стороны ли внешних обстоятельств, или со стороны лица, стоящего к нему в близком отношении, напрягалась его энергическая натура, и поспешно отзывалась соответственной деятельностью по запросу, обращенному к нему вместе с другими. Какая-либо знаменательная минута увлекала собою всю полноту его души, и он с увлечением предавался иногда такому делу, перед которым теоретическая натура сдержала бы свою волю. Эту энергию и крепость в нем провидел Господь и Спаситель наш при первой встрече с Симоном Петром, и в ознаменование сего к его прежнему имени Симона присоединил имя Петра, означающее камень, оставшееся за ним на веки. Эта энергия и решительность Петра служат причиною того, что при Спасителе в собрании учеников чаще других действует и говорит когда открывается дело или высказывается вопрос, одинаково обращенный и к прочим ученикам (). Это же быстрое стремление к делу, упреждающее часто мысль, увлекало его к таким предприятиям, которые не были соображены с его силами, и было причиною многих его преткновений, заслуживавших ему упреки Спасителя и заставлявших его раскаиваться в поспешных, необдуманных поступках (. . ). Рядом с Петром Деяния апостольские поставляют апостола Иоанна Богослова, приписывая его совокупному действию многое, случившееся в первое время после сошествия Св. Духа (III, 1. 3—6. 11. IV, 13—23). И этот возлюбленный ученик Спасителя стал, после смерти и вознесения Спасителя, на верху общества верующих опять не в силу внешнего полномочия, а в силу внутреннего обилия духа, его наполнявшего. Это была натура сосредоточенная и глубокая, способная к восприятию самых возвышенных учений. Одаренная глубоко чувствующей душою, она вся предавалась лицу, привлекшему ее расположение, и за свою преимущественную любовь Иоанн удостоился особенной близости к небесному Сердцеведцу. Он не отличался такой быстрой решительностью и таким стремлением к деятельности практической, какие видны у апостола Петра: он жил более внутренним, чем внешним миром; но при сильных возбуждениях его душа способна была открыть все богатство своего внутреннего мира и произвести такие великие дела, к каким способны только сосредоточенные натуры.

Первая речь, имеющая значение открытого возвещения имени Христова, и стоящая во главе всех позднейших проповедей, слышанных из уст свидетелей Христовых, сказана была апостолом Петром при необычайных обстоятельствах, — тотчас после сошествия Св. Духа на апостолов, при обнаружившемся тогда чудесном действии Его в апостолах, изумившем всех, бывших свидетелями чуда. При виде необычайного явления, произведенного Духом Божиим, одни ужасались, другие ругались над апостолами и говорили, что они вином исполнены. Апостол Петр воспользовался впечатлением, произведенным на народ проявлениями даров необычайных Св. Духа в апостолах, и, пригласив всех выслушать его, в своей речи выяснил, во-первых, ту смуту, какую чувствовали люди, не знавшие, что подумать при виде необычайного одушевления апостолов, проявившегося их речами на разных языках, заметив им, что это одушевление не есть какое-либо естественное возбуждение, и что виденное ими есть не что иное, как исполнение пророчества Иоилева об излиянии в последние дни от Духа Божия на всякую плоть; во-вторых, призвав снова к вниманию мужей израильских, открывает перед ними проповедь об Иисусе Назорее. Назвав Его мужем, всем известным, засвидетельствованным от Бога силами, и чудесами, и знамениями, сотворенными среди народа, апостол припоминает, что Его по определенному совету и проразумению Божию они убили, пригвоздив руками беззаконных, и свидетельствует о его воскресении, вознесении на небо и излиянии Им от Отца Св. Духа, произведшего ныне виденное и слышанное. Главное, на чем останавливает апостол внимание слушателей, — это факт воскресения. В доказательство этого факта, он ссылается на свидетельство всего своего общества и на пророчество о Нем Давида. Факт воскресения показывал в воскресшем Иисусе Назорее не простого смертного человека, а Господа и Христа, давно обетованного Мессию. Чтобы утвердить веру в необычайное посланничество Иисуса Христа. Петр сопоставляет с Ним перед иудеями чтимого пророка Давида, и говорит при этом, что Давид и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня, и он не взошел на небеса, но, будучи пророком, знал, что, по обетованию Божию, от чресл его воздвигнется Христос по плоти, Которого душа не останется во аде и плоть Которого не будет видеть истления, и Который будет сидеть одесную Бога. — Народ умилился сердцем, слыша проповедь Петра, и спрашивал его и других апостолов, что ему делать. Тогда Петр обращает нравственное увещание к своим слушателям (и это составляет третью и последнюю часть его речи), призывая всех к покаянию и крещению во имя Иисуса Христа для прощения грехов и к принятию дара Св. Духа, и при этом напоминает израильтянам, что им и детям их принадлежит обетование Божие, а потом все; дальним, кого не призовет Господь Бог наш (). Самую замечательную черту в речи апостола Петра составляет постоянное обращение его к словам св. писания Ветхого Завета, авторитет которого имел непреложное значение в глазах его слушателей: через это он делает приспособление к понятиям слушателей и открывает таким путем доступ к их сознанию проповедуемой им истине, и новый свет проливает на нее. Необычайные великие события своего времени, не понимаемые или не признаваемые народом, окружающим апостолов, апостол Петр сближает с пророчествами о них и обетованиями, известными каждому израильтянину, и люди начинают веровать в то, чего не понимали или чего не признавали, и для них уясняется великое значение тех событий, о которых говорил боговдохновенный учитель. — Другая черта, обращающая внимание на себя в речи апостола, — это мягкость слова, старание сгладить все жестокое и неприятное, что имел в себе предмет, затрагиваемый речью апостола. Апостолу приходилось говорить о таком факте, который тяготеет неизгладимою виною на народе израильском, именно о неправедном осуждении им Того, Кого Бог Отец послал в мир Спасителем человеков, и кто представлял из себя высшую благодеющую, олицетворенную любовь. Выставляя этот факт, апостол Петр не поражает словом грозного обличения виновных, а старается по возможности извинить их преступление, указывая на то, что это совершилось во исполнение предопределенного совета Божия, как бы помимо прямой воли их. Противоположный образ представления мог бы ожесточить слушателей и оттолкнуть их как от говорящего, так и от веры в то, о чем говорит он; но тот, какой употребил апостол вносит примирение и умиление в души слушателей и в состоянии расположить их, — как и действительно расположил многих, — к искреннему и сердечному покаянию и вере в проповедуемого Мессию. В конце речи, желая более и сильнее расположить к вере во Христа умиленные сердца израильтян, апостол напоминает им об особенных обетованиях Божиих, им данных, о том, что они и дети их представляют богоизбранный народ, долженствующий предупреждать других в путях царствия Божия, и тем, приспособляясь к их естественному национальному чувству, усиливает средства к тому, чтобы склонять их к вере в Господа Иисуса Христа (Руков. для с. п. 1874 г. № 42, стр. 187).