В. Михайловского (из Шаффа)

На пути в Дамаск случилось то самое чудо благости, вследствие которого дышущий гневом Савл стал молящимся Павлом, самонадеянный фарисей превратился в смиренного христианина, самый опасный враг Церкви сделался самым деятельным и сильным Ее апостолом и к своим богатым природным дарованиям воспринял обильные дары Святого Духа. Павел много раз в своих посланиях приводит это, послужившее началом новой его деятельности, событие в защиту своего Апостольского служения, отвергаемого иудействующими его противниками, причем, однако ж, не вдается в подробное изложение обстоятельств, которые он считал известными, так как он их уже описывал верующим и знакомым. В послании к Галатам он с особенной ясностью выставлял то, что он призван к Апостольскому служению не через посредство человеческое (как напр. некогда избранный по жребию на место Иуды Матфий), но прямо, — воскресшим Христом (гл.1, 1), и что Евангельское учение, назначенное для возвещения язычникам, получил, независимо от человеческого наставления, по откровению от Иисуса Христа (ст.11 —16). Согласно с этим, он говорит и в 6 ст. 4 гл.2-го посл. к Коринфянам, где познание Христовой веры приписывает творческому действию Божию, которое он уподобляет появлению естественного физического света из хаотического мрака. Возникает вопрос: было ли это озарение, о коем упоминается в вышеприведенном месте, только внутренним делом (актом) в нем или, вместе с тем, сопровождалось и внешним явлением? По крайней мере в 1-м ст. 9 гл. 1-го послания к Коринфянам сказано прямо, что Павел «видел Иисуса Христа». А что он считает это действительным, внешним явлением, это видно из , где ставит оное наряду с другими явлениями Воскресшего ученикам; «а после всех явился и мне, как извергу какому», — говорит Апостол.

Что же касается рода и способа обращения Павла, то об том мы имеем три довольно подробных рассказа в Деяниях Апостольских, именно: одно вышло из-под пера Луки (гл.9, 1—19) и два из уст Павла, именно, в его речи к иудейскому народу в Иерусалиме (гл.22, 3— 16) и в его апологии перед царем Агриппой и прокуратором Фестом, во время темничного заключения Апостола в Кесарии (гл.26, 9—20). Все они согласны в главном, именно в том, что обращение совершилось при посредстве личного явления прославившегося Искупителя. По рассказу Деяний Апост. Павел подходил однажды в полдень к Дамаску — этому богатому водою оазису и саду в пустыне; вдруг озарил его и его спутников необыкновенный свет с неба, который был ослепительнее самого солнца (26, 13). В этом свете Павел увидел прославленного Господа Христа (9, 17, 27; Сн. и 15, 8) и слышал Его голос, говорящий ему на еврейском языке (26, 14): «Савл, Савл, что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна». На вопрос Павла, упавшего на землю, вследствие сильного впечатления от такого явления: «Кто Ты, Господи?» Спаситель, по силе жизненного общения со Своими учениками, каждое гонение против них считающий гонением против Себя Самого, сказал: «Я Иисус, Которого ты гонишь; встань и поди в город; там тебе будет сказано, что надобно тебе делать». При этом видении Савлу несколько уяснилась тайна Божественного всесильного могущества Христова, единение Господа с Церковью — Своим телом, а также совершенная безуспешность всех нападок на нее. Прежняя его деятельность и гонения были осуждены; естественный человек его уничиженным и пораженным лежал на земле — в прахе. Когда Павел встал, то уже никого не видал, надземный блеск ослепил его очи. Как младенца, привели его в Дамаск, где он в течение трех суток оставался слепым и все это время провел в посте, размышлении и смиренной молитве о вышнем свете благодати и веры. Не мог ли он, среди таких скорбей рождения в новую жизнь, прочувствовать все бедственное положение естественного человека и несносное рабство закона — и от всей души взывать: «бедный я человек! Кто избавит меня от тела сей смерти» ()! После такого приготовления он внутренне был уверен в приближающейся помощи и ему был указан человек, который должен быть посредником и органом его телесного и духовного исцеления и имел привести его в братское общение с Церковью. Анания, уважаемый в Дамаске ученик, которого Господь предуведомил о том так же, как Петра насчет обращения Корнилия, по высшему повелению возвратил телесное зрение молящемуся Савлу через возложение на него рук, преподал ему крещение в оставление грехов и дар Святого Духа и познакомил его с Божественным его назначением, объявив, что он как избранный сосуд, должен пронести имя Иисуса Христа к язычникам и иудеям и, среди множества страданий за это имя, удостоиться прославления.

Оставляем в стороне те воззрения на такую богатую последствиями перемену, которые выступают из области библейско-христианского понимания; но все-таки нужно рассмотреть вопрос: при совершенной уверенности в историческом характере события и в Божественной деятельности нельзя ли допустить и психологической подготовки в душе Павла; потому что ведь Бог не действует же на человека насильно-магически. В этом отношении обыкновенно указывали на отголосок мудрого совета его учителя Гамалиила () и еще более на то впечатление, которое должна была произвести на него речь Стефана и просветлевшее во время страданий лицо Стефана и других христиан, впечатление, от которого он, быть может, и думал освободиться еще более сильным преследованием. Но о таких предшествовавших состояниях в Деяниях Апостольских и Посланиях Павловых столь же мало сказано, сколько и о громе и молнии; а между тем Деяния Апостольские ясно говорят, что он одобрял убиение Стефана (ην συνευδοχών 8, 1; 22, 20); да такие предварительные состояния совершенно противоречат сильному, решительному характеру Апостола, который, в своей ревности о законе, был твердо убежден, что преследованием христиан он угождает Богу и содевает спасение своей душе, и который, кажется, только и мог быть обращен или внезапно, или никак и никогда. На такие натуры Дух Божий действует через землетрясения, молнии и бури, а не в тихом дыхании ветерка. Да, именно, внезапное превращение ревностного (Зилота) Иудея в искренно и пламенно преданного вере Иисусовой христианина объясняет нам и особенность его положения, как апостола язычников и представителя самого свободного и в высшей степени Евангельского понимания христианства. При этом его ветхозаветное вероисповедание, ревность и энергия его воли, его искреннее, хотя неправильное стремление к славе Божией, к оправданию, без сомнения, составляли точку соприкосновения для благодати, потому что, если бы он преследовал христиан не по неведению (как он сам говорит, ), но по злости и своеволию, подобно Нерону, если бы он был просто легкомысленным человеком, подобно Каиафе и Ироду, или лицемером, подобно Иуде, тогда никакое явление из мира духов не могло бы преобразовать его нравственный строй (сн. ).

Но в каких отношениях стоял Павел к первобытному кружку Апостолов? То обстоятельство, что он прямо Христом был призван, без всякого человеческого посредства, и сам по себе, по-своему, мог проповедовать о Воскресшем, равно как блестящий успех его деятельности ставят его апостольское достоинство выше всякого сомнения. Но при этом или выбор Матфия на место предатели ( и д.) нужно считать недействительным, или должно опустить и отвергнуть необходимость и символическое значение числа двенадцати, или, наконец, здесь нужно принять недостаточно уясненною особенность и независимость божественного домостроительства. Символическое значение в числе «двенадцать» ни в каком случае нельзя и не следует отвергать, потому что оно ясно выставлено Самим Христом ( и ), еще и потому, что и в Апокалипсисе (21, 14) упоминается только двенадцать апостолов Агнца. Но если сказать, что число двенадцать обнимает собственно только апостолов для проповеди иудеям, а Павел есть тринадцатый, как самостоятельный Апостол, предназначенный на деятельность в мире языческом, то это уже и потому не совсем основательно, что, с одной стороны, Павел действовал также и между иудеями (сн. ), а с другой — Петр и Иоанн впоследствии времени действовали также между язычниками, как Павел. Да вообще-то двенадцать колен Израилевых представляют тип не одной какой-нибудь части, но всей Христовой Церкви. Оттого-то другие решились на несколько смелое и резкое предположение, именно: в выборе Матфия — видеть благовидную торопливость. В пользу этого можно привести 1) то, что выбор этот совершился до сошествия или излияния Святого Духа на апостолов, следовательно, прежде их озарения и боговдохновенности; 2) то, что он происходил без всякого повеления Христова, только по предложению Петра и при чисто человеческом посредстве; 3) что Матфий впоследствии нигде ни разу не упоминается, между тем как Павел — этот, призванный непосредственно Самим Господом, без ведома или не по мысли учеников, орган потрудился более всех других апостолов (; ). Но, с другой стороны, против этого включения Павла в число двенадцати говорит то, что он сам свое апостольское достоинство нигде не основывает на открывшейся в первенствующем сонме апостолов вакансии, вследствие предательства Иуды или вследствие мученической кончины Иакова Старшего, но производит его прямо от Христа и особенно в послании к Галатам противопоставляет его, как самостоятельное и однородное авторитету старших апостолов. Во всяком случае, так ли дело было или иначе, а весь ход призвания, положение и деятельность апостола Павла имеют нечто необыкновенное, чего нельзя ввести в механизм установленного порядка. Оттого-то он всегда и был главным авторитетом и представителем проявлений более свободного воззрения на Церковь, ее учение и жизнь.

Наконец, что касается хронологии, то из всех определений времени обращения апостола Павла, имеющих разницу в десяти годах (от 31-го, как Бенгель, до 41-го, как принимает Вурм), нам кажется, больше всех имеет за себя то, которое относит это событие к 37 году по Рождестве Христовом (Апостол Павел. С. -Петербург. 1863 г., стр. 7).