Диакон Кудрявцев. «Христианское чтение», 1867

По сказанию святого Матфея, отречение апостола Петра в течение всех трех раз происходило во дворе Каиафы, происходило после суда и произнесения приговора синедрионом. В первый раз оно произошло по поводу вопроса рабыни, во второй раз по поводу вопроса другой рабыни, и, наконец, по поводу вопроса стоявших около него (). Евангелист Марк передает это обстоятельство точно так же, как и его предшественник, с тем только различием, что поводом к отречению во второй раз он поставляет вопрос той же рабыни, которая предложила его и в первый раз (). Евангелист Лука значительно уклоняется от своих предшественников. Он не говорит, во дворе какого первосвященника происходили отречения, а просто, что они происходили на дворе первосвященника. О времени отречения он замечает, что оно было до суда синедриона и что последнее отречение было через час после двух первых. Что касается лип, послуживших поводом к отречению, то он указывает, что это были: сперва служанка, потом некий другой, и, наконец, еще некий (). Евангелист Иоанн еще более уклоняется, чем евангелист Лука; он говорит, что одно отречение было прежде суда, другие же два — после; что первое было еще во дворе первосвященника Анны, а другие два были на Дворе первосвященника Каиафы. Что касается лиц, то он говорит, что Первым поводом был вопрос служанки, но служанки придверницы, вторым поводом были стоявшие у огня, а третьим поводом был вопрос родственника того Малха, которому апостол Петр отрезал ухо. Уже из одной той определенности, какая находится в повествованиях последнего евангелиста, достаточно можно видеть, на стороне которого из повествований находится больше преимуществ. Если же мы войдем в более глубокий разбор повествований, то эти преимущества взойдут на степень несомненной очевидности. Прежде всего замечательно то, что евангелист указывает при этом на присутствие того «другого ученика», о котором евангелист не раз уже говорил и который был, без сомнения, не кто иной, как он сам. Это замечание, значит, прямо показывает, что подробности дела более ему известны, чем кому-либо. И действительно, ничего не может быть натуральнее того изображения обстоятельств, какое он дает. Если, как мы сказали, пребывание Господа у первосвященника Анны не только возможно, но и необходимо, то, очевидно, необходимо и то, чтобы одно из отречений было на дворе этого первосвященника. Так как апостол Петр неотступно решился следовать за своим Учителем, то немыслимое дело, чтобы он не подвергся испытанию при первом шаге во дворе архиерея; немыслимое дело, чтобы вход в этот двор был открыт в то время для всех без изъятия. Так и передает евангелист Иоанн. Он говорит, что первое отречение было не тогда, когда Петр стоял у огня, а тогда, когда он решился еще только вступить во двор архиерея. Оно было от служанки-привратницы. При этом он делает такое замечание, которое прямо показывает, что он не хочет сказать что-либо новое, а что желает только уяснить повествования своих предшественников. Когда он вообще говорил, как Петр вступил во двор архиереев, он называл впустившую просто привратницей; когда же нужно было говорить об отречении, он прибавляет, что это была раба-придверница: ή παιδίσκη ή θυρωρός. Эта приставка прямо показывает, что он имеет в виду точнее определить, кто была та раба, о которой говорят первые евангелисты. В изображении дальнейших обстоятельств отречения евангелист опять ничего не говорил такого, что не было бы известно отчасти из сказания первых евангелистов.

Евангелист Иоанн говорит о том, что два отречения были уже на дворе первосвященника Каиафы; но и первые три евангелиста говорят то же, только менее ясно. По сказанию евангелистов Матфея и Марка, Господь после первого отречения Петра вышел. Куда же это, спрашивается, Он вышел и что за причина такого выхода? Причины такого выхода нельзя придумать, конечно, никакой другой, как только ту, о которой говорит евангелист Иоанн, что Он перешел во двор другого архиерея. Что же касается того, что, по Евангелию от Иоанна, апостол Петр является стоящим как будто при том же самом огне, который был разведен на дворе первосвященника Анны, то это только кажущееся представление. Текст мало говорит за единичность места, а огонь мог быть по причине холода как на дворе первосвященника Анны, так и на дворе Каиафы. Дальнейшие разности в указании лиц, послуживших поводом к двум дальнейшим отречениям, не могут быть названы даже и разностями. Вся разность состоит в том, что евангелист Иоанн неопределенные выражения «некий, некоторый» прямо заменяет именами. Он прямо говорит, что этот некий был родственник того Малха, которому Петр отрезал ухо. Итак, и здесь не остается никакого места недоумению, и здесь остается призвать полную гармонию в евангельских повествованиях.