«Троицкие листки», 1882

К востоку от Иерусалима, при подножии горы Елеонской, находится сад Гефсиманский. Несколько старинных масличных деревьев и поныне сохранились: они обнесены теперь невысокою каменною оградою. Сюда любил уединяться Господь наш Иисус Христос со Своими учениками; здесь Он часто беседовал в молитве со Своим Небесным Отцом; сюда же пришел Он, возлюбленный Спаситель наш, после Тайной вечери с апостолами, в ночь пред Своими страданиями… Для нас, грешных, сады и верток рады служат обыкновенным местом отдыха и приятной прогулки; не то был сад Гефсиманский для нашего Господа. «Не чистые струи вод, — говорит один благочестивый поклонник святых мест, а потоки кровавого пота здесь источались; не тихое веяние ветра, а вздохи и вопли здесь слышны были; не с благоухающими розами, а с оружием и дрекольями пришли сюда Взять Господа нашего злобные враги Его»… И сколько внутренних страданий, сколько душевных мук должен был Он вытерпеть здесь, еще прежде чем взяли Его, прежде чем начались Его телесные страдания — там, во дворе Анны и Каиафы, в претории Пилата, и наконец, на Голгофе, на кресте! Да, это была ночь, подобных которой не было и не будет, пока мир стоит; это была ночь предсмертных страданий Спасителя мира, страданий самых лютых и невыносимых… Пришед на место, повествуют святые евангелисты, Он сказал ученикам Своим: «Посидите здесь, пока Я пойду, помолюсь там». И взял с Собою Петра и Иакова, и Иоанна, и начал скорбеть, ужасаться и тосковать. Тогда говорит им: «Душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бдите со Мною». И отойдя от них на такое расстояние, на какое можно докинуть камень, преклонил колена, пал лицом на землю и начал молиться. И было о чем скорбеть и тужить, было от чего ужасаться и тосковать! Ведь Он — Агнец Божий, вземляй на Себя грехи всего мира; ведь все грехи человеческие, все то, что должен был претерпеть весь мир за свои беззакония, вся эта тяжесть легла теперь на Него одного! Тяжек и один грех — что же, когда таких грехов больше, чем песку на берегу морском? Как не изнемочь было под этою невыносимою тяжестью греховной Господу нашему? О, Господи, Господи! Если бы мы грешные всегда помнили, чего стоили Тебе грехи наши, мы, наверное, боялись бы их пуще огня; а то мы никогда о том и думать не думаем!…

Чем более усиливалось внутреннее смятение духа, тем прилежнее молился Господь: и был Он в борении, повествует евангелист, и был пот Его как капли крови, падающие на землю… «Но кто же, Господи, не нанося Тебе ран, так изранил Тебя, что Ты весь обливаешься кровию?» — вопрошает святитель Димитрий, и сам же отвечает: «Это — любовь, любовь, крепкая как смерть, к роду человеческому… Два чувства боролись в это время в святейшей душе Богочеловека Спасителя нашего: это страх и любовь. Страх предстоящих ужасных мучений за грехи всего мира понуждает Его взывать Отцу Небесному: Отче, да мимо идет от Мене чаша сия! а любовь жаждет этой чаши страданий, простирает к ней руку свою и говорит: Отче Мой! буди воля Твоя! (). Силен страх, крепка любовь, и вот эти-то два чувства борются в Нем и обливают Его кровию! Иов говорит: кто сеет нечестие, тот пожинает печаль; а Ты, кроткий и незлобивый Господи наш, Ты не сеял нечестия, а вот пожинаешь печаль! Истинно слово Твое: Ин есть сеяй и ин есть жняй; мы посеяли грех, а Ты пожинаешь за нас болезни»…

В душевной скорби Иисус Христос прекращает молитву и идет к трем возлюбленным ученикам, дабы утешить Себя их присутствием и молитвою, но находит их спящими от печали. Скорбные чувства, хотя и неясное, но все же томительное ожидание близкой разлуки, о которой так недавно говорил им Сам Господь, усталость после трудов целого дня — все это ослабило их телесные силы до того, что они были вовсе неспособны теперь к молитве. «Ты спишь, Симон! — сказал Господь апостолу Петру, который за час пред тем обещал душу положить за Учителя. — Так ли не мог ты и одного часа бодрствовать со Мною? Бдите и молитесь, — обратился Он к пробудившимся другим двум ученикам, — бдите и молитесь, чтобы не впасть вам в искушение. Дух бодр, но плоть немощна». Уже самый голос Спасителя показывал, что эти слова изливаются из растерзанного печалью сердца! Он отошел от них и опять стал молиться, предавая Себя всецело в волю Отца Небесного…

Но чрезвычайное смирение Богочеловека побуждает Его снова идти к Своим друзьям, дабы найти Себе некую отраду и подкрепление в их молитве, — и Он опять находит их спящими! О, немощная природа человеческая! Ты и среди томительной скорби склонна скорее забыться в сонном расслаблении, чем искать укрепления и освежения в сердечной молитве!

Господу не хотелось тревожить их сна: ведь еще сколько назавтра предстояло им испытать горьких тревог сердечных, так пусть хоть теперь немного забудутся, немного отдохнут, если уж не могут молиться с Ним… И снова Он оставляет их, и снова повергается на землю, и еще прилежнее молится Он, обливаясь потом кровавым…

Этот подвиг молитвы, эта внутренняя душевная тоска, какую испытывал Господь наш в саду Гефсиманском, это томление духа, какое Он выносил теперь в Своем святейшем сердце, все это до того ослабило телесные Его силы, что Его состояние равнялось мучению человека, борющегося со смертию. Нужно было укрепить изнеможенную природу человеческую для предстоящих новых страданий, и вот наконец является ангел небесный и укрепляет Его. Ангел укрепляет Иисуса — укрепляет Того, Кто Сам вся носит глаголом силы Своей! Какая дивная тайна заключается в этих словах! Какая воистину непостижимая глубина Божественного смирения Спасителя нашего!… «Я не знал бы, — говорит блаженный Августин, — как велико благодеяние и любовь ко мне, грешному, моего Господа и Спасителя, если бы Он не обнаружил предо мною, чего они стоят Ему». И в самом деле, если бы мы не знали, как Господь наш страдал в саду Гефсиманском, то могли подумать, что страдания для Него не стоили ничего; но тут мы видим капли кровавого пота, слышим, как Он умоляет Отца, да мимо идет от Него чаша страданий; и мы знаем, как горька эта чаша, и благоговеем пред Тем, Кто испил ее за нас. «Если и с нами случится искушение, — говорит один из наших архипастырей, — станем пред изображением молящегося Иисуса, посмотрим на чашу сходящую свыше, повергнемся в прах пред Отцом Небесным и скажем Ему словами Единородного Сына Его: да мимоидет и от нас чаша сия; однако не как мы хощем, но как Ты: да будет Воля Твоя! И Отец Небесный услышит молитву нашу, как услышал Он моление Единородного, и спокойствие совести, тишина сердца будет для нас вместо Ангела укрепляющего».