()

Св. Ефрем Сирин

Пришествие Жениха означает день будущего Христова пришествия; вышедшие во сретение девы означают всех достигших конца.

Сон значит, что все почившие равны; смерть уравнивает всех, подвергая одинаковому тлению.

Вопль, бывший в полунощи, пробудивший дев, — это глас воскресения, который возгремит при конце и воскресит нас.

Вопль был в полунощи; это значит, что в полночь придет Жених обручиться с нами, как обыкновенно женихи ночью поемлют обрученных своих.

И мудрые, и юродивые восстали вместе, сим показывается всякому, что восстанут все.

Пятью светильниками, в которых оскудел елей, изображаются те, которые скудны были милосердыми; и поелику сами не были милостивы, не будут они помилованы на будущем суде.

Мудрые не хотели продать елея юродивым; это ясно показывает нам, что там не место молитве о щедротах.

Сказанное в ответ мудрыми еда како не достанет и нам и вам — дает разуметь, что здешние труды наши весьма малы в сравнении с тамошним воздаянием.

Юродивых посылают купить елея, если только можно найти его; это показывает, что в стране той получат помилование одни те, которые сами были милостивы.

Жених пришел до возвращения отшедших; это показывает наше неведение, ибо не знаем, когда приидет Он.

Мудрые вошли с Женихом, и заключена за ними дверь; это — праведники, которые входят и упокоеваются в мирной пристани.

Юродивые остались за дверьми царства; это грешники, которые оставляются на земле, чтобы могли еще оправдаться.

Написано, что юродивые взывали: «Господи, Господи наш!» Это выражает надежду, что и согрешивших щедроты Божии помилуют, может быть, ради трудов их; и потому самому, что осуждены они еще без исследования, могут надеяться, что Милосердый не презрит, может быть, добрых их дел. Жених на вопль их отвечал им: не вем — это показывает, что Господь не приемлет такой любви, которая не соединена с милосердием к Его возлюбленным.

Не вем вас — не знаю, кто вы, сказал Господь наш юродивым девам; — это значит, что несовершенно то благоизволение, в котором нет милосердия к нуждающимся.

Дверь заключена для тех, которые остались вне и не вошли с Женихом; это — горнее небо, которое, по Божию мановению, будет заключено, как скоро войдут туда добрые.

Сие мановение есть огнь, который искусит добрых и злых и пламенем любви Божией разлучит праведников с нечестивыми.

Велико будет разделение между теми и другими, неизмеримо расстояние между высотою и глубиною.

Горняя обитель праведников будет неизмеримо выше всякой высоты, и глубина, куда низринутся грешники, будет глубже всякой глубины.

Зрелище света прекраснее всякой красоты, и зрелище человека, отверженного Женихом, гнуснее всего, что ни есть гнусного.

Ничто не сравнится с славою сынов света, и нет ничего подобного мраку сынов тьмы.

Светлость и тьма да научат каждого, какими делами должно заниматься в течение здешней жизни.

()

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Слова в день тезоименитства Государя Императора

Известна вам евангельская притча о мудрых и юродивых девах. Она возбуждает к мудрости не каких-либо избранных подвижников знания, но всех нас. И мудрые, и юродивые девы имели светильники и свет. Чем же отличались и преимуществовали мудрые? Тем, что сверх того имели елей в сосудах для поддержания света. Свет светильника есть знание ума; елей в сосуде — любовь к добру в сердце. Когда, по истощении времен, отверзутся двери вечности и явится небесный Жених, свет земного знания угаснет вместе с земною жизнью и с нетлением светильника, то есть преходящих предметов знания. Но душа мудрая, которая благовременно наполняла свой духовный сосуд живою и деятельною любовью, во-первых, к верховному добру, к Богу и Христу, а последовательно и ко всякому добру, помощью сего духовного елея воспламеняет и украшает свой светильник небесным, неугасающим светом, с которым некоснеющею и верною стопою вдет в сретение Божественного Жениха Христа и приемлется в чертог вечной радости.

Любите свет; но не забывайте и елея, которым он питается. Любите знание и мудрость, но не забывайте и добродетели, которою живет мудрость и которая даже есть самая мудрость, как учит многоиспытанный мудрец Иов: се благочестие есть премудрость, а еже удалятися от зла, есть ведение ().

Свт. Феофан. «Мысли на каждый день года»

Святой Макарий так изображает смысл притчи: «Мудрые пять дев трезвясь, поспешив к необычайному для своего естества, взяв елей в сосуде сердца своего, то есть подаваемую свыше благодать Духа, возмогли войти с Женихом в небесный чертог. Другие же юродивые девы, оставшиеся при собственном своем естестве, не трезвились, не постарались, пока были еще во плоти, взять в сосуды свои елей радости, но, по нерадению или по самомнению о своей праведности, предались как бы сну; за это и не допущены в чертог царства, не возмогши благоугодить небесному Жениху. Удерживаясь мирскими узами и земною как бы любовию, не посвятили они небесному Жениху всей любви своей и приверженности и не принесли с собою елея. А души, взыскавшие необычайно для естества святыни Духа, всею своею любовью привязаны к Господу, с Ним ходят, от всего отвращаясь, к Нему устремляют молитвы и помышления, за что и сподобились приять елей небесной благодати. Души же, оставшиеся в естестве своем, по земле пресмыкаются помыслом, о земле помышляют, и ум их на земле имеет жительство. Сами о себе думают они, что принадлежат Жениху и украшены плотскими оправданиями, но, не прияв елея радости, не возродились они Духом свыше».

()

Блж. Иероним. «Воскресное чтение», 1818

Человек некий отходя, призва своя рабы и предаде им имение свое, и овому убо даде пять талант, овому же два, овому же един, комуждо противу силы его, и отъиде абие.

Этот, предавший своим рабам имение свое, человек есть Иисус Христос, Который пред Вознесением Своим к Отцу предал евангельское учение Своим апостолам и соразмеряет дарования с силами приемлющих. А что в награде Он сравнял приобретшего два таланта с приобретшим десять, то это потому, что Господь ценит не количество добрых дел наших, но усердие, с коим мы делаем оные. Под именем пяти, двух и одного таланта надобно разуметь или разные дары благодати, которые Господь сообщил нам, или под именем первых — наши пять чувств, под именем вторых — разумение и дела, а под именем третьего — разум, коим мы отличаемся от животных.

Шед же приемый пять талант де́ла в них и сотвори другия пять талант; то есть посредством телесных чувств приобрел познание о небесных предметах, уразумев из рассматривания тварей свойства Творца, из рассматривания телесных, видимых и временных — предметы духовные, невидимые и вечные.

Такожде и иже два, приобре́те и той другая два.

Подобным образом и сей, что узнал, по мере сил, из закона, усугубил чрез Евангелие или уразумел, что дела и ведение настоящей жизни суть прообразы будущего блаженства.

Приемый же един, шед вкопа его в землю и скры сребро господина своего.

Непотребный же раб презрел заповеди Господни, потому что был предан земным делам и мирским удовольствиям. У евангелиста Луки говорится, что он, сребро господина положа в убрусе (), то есть живя сладострастно и роскошно, соделал бесплодным учение Господа.

По мнозе же времени прииде господин раб тех и стязася с ними о словеси.

Много времени пройдет между вознесением Господним и днем второго Его пришествия. Но если самые апостолы дадут отчет в делах своих, то что будет с нами?

И приступль пять талант приемый, принесе другия пять талант, глаголя: господи, пять талант ми еси предал, се другия пять талант приобретох ими. Рече же ему господь его: добре, рабе благий и верный: о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость господа твоего. Приступль же и иже два таланта приемый, рече: господи, два таланта ми еси предал: се другая два таланта приобретох има. Рече же ему господь его: добре, рабе, благий и верный: о мале был еси мне верен, над многими тя поставлю: вниди в радость господа твоего.

Надобно заметить, что блага настоящей жизни, как бы они ни казались велики и многочисленны, в сравнении с благами будущими малозначительны. Господин обоим сим рабам сказал одно: вниди в радость господа твоего, то есть получи то, чего око не видало, ухо не слыхало и что не восходило на сердце человеку. Для верного раба более сей не может быть другой награды, потому что быть с Господом и видеть радость Господа Самого есть самая высшая награда.

Приступль же и приемый един талант, рече: господи, ведях тя, яко жесток еси человек, жнеши, идеже не сеял еси, и собираеши, идеже не расточил еси. И убоявся, шед скрых талант твой в земли: и се имаши твое.

Справедливо Давид молил Господа не уклонить сердце его в словеса лукавствия непщевати вины о гресех (). Ибо что сделал этот раб, думая оправдать свою леность и небрежение? Впал в гордость. Ему просто надобно бы было признаться в своем нерадении и просить господина о помиловании, но он стал клеветать на него и доказывать, что благоразумно сделал, скрыв сребро своего господина, побоявшись, чтобы оно не пропало, если пустится в оборот.

Отвещав же господь его рече ему: лукавый рабе и ленивый, видел еси, яко жну, идеже не сеях, и собираю, идеже нерастачих. Подобаше убо тебе вдати сребро мое торжником: и пришед аз взял бых свое с лихвою. Возьмите убо от него талант и дадите имущему десять талант. Итак, сему рабу обратилось в вину то самое, чем он думал оправдаться. Господь назвал его лукавым рабом, потому что он клеветал на Господа; ленивым, потому что не хотел усугубить данного ему таланта. «Если ты знал, — говорит ему, — мою жестокость и что я чужое взыскиваю и жну там, где не сеял, то это самое должно было убедить тебя в том, что я тем строже взыскал бы свое, если бы ты отдал сребро мое торжникам». Под именем сребра здесь разумеется евангельское учение, как это видно из слов псалмопевца, который словеса Господни называет сребром разжженным, искушенным и очищенным седмерицею (); а под именем торговцев разумеются или учители церковные, пресвитеры и епископы, которым апостолы заповедали учить народ, или все верующие, которые могут это сребро Господне умножить и возвратить с прибылью, исполнив самым делом то, чему научены. Взятый от ленивого раба талант отдается представившему десять талантов. Это показывает, что большую награду заслуживает более трудившийся. Так и апостол говорит: прилежащии добре пресвитеры сугубыя чести да сподобляются, паче же труждающиися в слове и учении ().

Имущему всегда дано будет, от неимущего же, и еже мнится имея, взято будет от него.

Эти слова значат, что люди, имеющие от природы отличные дарования, лишаются естественного блага, если они ленивы, недеятельностью повреждают свое дарования, и обещанная им награда переходит к таким людям, кои хотя меньшие в сравнении с ними получили от природы дарования, но естественный недостаток вознаградили трудом и старанием.

Можно их и так понимать: человек, имеющий веру и усердие благоугодить Господу, получает от Господа и силы самым делом исполнять свое желание; а кто не имеет веры, тот и прочие добродетели, какие, по-видимому, имел по естеству, потеряет.

И неключимого раба вверзите во тму кромешную; ту будет плачь и скрежет зубом. Господь есть свет; посему, кто посылается прочь от Него, тот лишается света.

Что такое талант, и как нам преумножать его? ().

Думаю, что притча сказана о всяком даре Божием, чтобы всякий, какую бы благодать от Бога получать ни удостоился, приумножал ее, обращая в благодеяние и в пользу многих; потому что никто не лишен части в Божией благодати.

Творения св. Ефрема Сирина, ч. 2

Написано: Имущему дано будет и преизбудет: от неимущего же, и еже мнится имея, взято будет от него (). Что убо речем? Еда неправда у Бога? да не будет ().

Выслушай на сие притчу. В некоторой стороне был владетель дома, у которого были два раба и три пары волов; и он дал одному рабу две пары волов, а другому одну, и сказал им: «Пойдите работайте, пока не приду к вам». Получивший две пары пошел, работал на волах, и сам весьма разбогател, и волов откормил на удивление. А получивший одну пару пошел, привязал волов к яслям, и вовсе ни на что не употреблял их, сам же лег и уснул. Потом приходит господин рабов тех посмотреть на работы их.

И, увидев работу и прибыток получившего две пары, благословил его. После того приходит и к другому рабу и находит его спящим, а волов привязанными к яслям и истомленными от голода и жажды. И когда господин раба сего увидел, что он ничего не делал, а волы истомлены, тогда сказал сам в себе: «Если оставлю волов своих у этого ленивого раба, погубит он их; поэтому отниму у него волов своих и отдам хорошо работавшему и радевшему о деле своем»: имущему бо везде дано будет, и преизбудет: от неимущего же, и еже мнится имея, взято будет от него.

И Господь также говорит: «Я по благости призвал его и дал ему возможность, чтобы, делая доброе, приобрел он жизнь вечную: он же уничижил Меня; за то и сам будет лишен чести». И человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным, и уподобися им (). И не восхоте благословения, и удалится от него (). За что же именно? За то, что не восхоте разумети, еже ублажити. Беззаконие помысли на ложи своем: предста всякому пути неблагу, о злобе же не негодова (). Еда неправда у Бога? да не будет.

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Слова в день рождения Государя

Человек некий, отходя призва своя рабы и предаде им имение свое: и овому убо даде пять талант, овому же два, овому же един, комуждо противу силы его (). Продолжение известно: получившие более полученное умножили деланием и оборотом и приобрели новое благоволение господина своего; а получивший один талант закопал его в землю, и за лукавство и леность лишился последнего и подвергся тяжкому осуждению. Человек в сей притче означает Бога Творца и Промыслителя, Который рабам Своим, то есть всем человекам дает различные дары, естественные и благодатные, внутренние и внешние, в особенности же Богочеловека Христа, Который, отходя от земли на небо, восшед на высоту, даде даяния человеком (), как то: дары Святого Духа, Евангелие, таинства и вообще вся Божественныя силы яже к животу и благочестию (). Сии различные таланты даются нам, по притче, комуждо противу силы его, а по изъяснению апостола, по мере дарования Христова, то есть вполне удовлетворительно для потребностей нашей жизни, которые предвидение Божие определяет, а щедрота Его наполняет. Смотрите же. Правда, что все зависит от дарованных талантов, без которых рабы как были, так и остались бы ни с чем. Но не одно получение талантов, а делание и приращение вводит в радость Господа. И удивительно, что те, которые более имеют, более стараются приобретать; а получивший менее совсем не старается. Не указывает ли сие на нас, которые часто говорим, что мы не апостолы, не святые, не праведные, не имеем их благодати и тем думаем извинить у себя недостаток подвигов и добродетелей? Не то же ли это, как если бы мы сказали: пусть получившие пять или два таланта трудятся, чтобы приобрести другие пять или два; мы получили один, и потому нам позволительно меньше заботиться; довольно, если возвратим полученный. Но Божественный Раздаятель не попустит, чтобы дар Его был расточен безвозмездно и чтобы под личиною немощи укрылись лукавство и леность, но, наконец, отымет пренебреженный дар и неключимому рабу оставит только тьму кромешную.

Притча о талантах дает мысль, что жизнь есть время торга. Надо, значит, спешить воспользоваться этим временем, как на торгу всякий спешит выторговать, что может. Хоть только лапти кто привез или лыко, и тот не сидит сложа руки, но ухищряется зазвать покупателей, чтобы продать свое и купить потом себе нужное. Из получивших от Господа жизнь никто не может сказать, что у него нет ни одного таланта: всякий имеет что-нибудь, да не одно еще: всякому, стало быть, есть чем торговать и делать прибыток. Не озирайся по сторонам и не считай, что получили другие, а к себе присмотрись хорошенько и поточнее определи, что в тебе есть и что можешь приобрести на то, что имеешь, и потом действуй по этому плану без лености. На суде не будут спрашивать, почему не приобрел ты десять талантов, когда имел только один, и даже не спросят, почему ты на свой один талант приобрел только один, а скажут: что ты приобрел — талант, полталанта или десятую часть его? И награда будет не по тому, что ты получил, а по тому, что приобрел. Ничем нельзя будет оправдаться — ни незнатностью, ни бедностью, ни необразованностью. Когда этого не дано, и спроса о том не будет. Но у тебя были руки и ноги: скажи же, спросят, что ты приобрел ими? Был язык: что им приобрел? Так-то на суде Божием уравнивается неравенство земных состояний.

()

Д. Боголепов. «Православное обозрение», 1878

Приступль же и приемый един талант, рече: Господи! ведях тя, яко жесток еси человек, жнеши, идеже не сеял еси, и собираеши, идеже не расточил еси: и убоявся, шед скрых талант твой в земли: и се имаши твое (). Однажды Иисус Христос предложил ученикам Своим следующую притчу: некоторый человек, богатый собственник, отправляясь в чужую далекую страну, призвал к себе рабов своих и вручил одному пять талантов серебра, другому два, третьему один, с тем, чтобы они во время его отсутствия торговали на его счет, а потом, когда он возвратился в дом свой, отдали ему доверенный им капитал и известное количество процентов на него. Раздав рабам, каждому сообразно с его силами, деньги, господин удалился. По долгом же времени он возвратился и потребовал от рабов своих отчета. И вот оказалось, что первые два раба, из которых один получил пять, а другой два таланта, приумножили доверенный им капитал вдвое. И так как они оба оказались усердными одинаково, верными и трудолюбивыми, то и услышали они от господина своего одинаковое слово похвалы и награждения: им обоим за верность в малом обещано доверие во многом и, кроме того, даровано участие в радости господина своего, так что они теперь будут в доме его не столько рабами, сколько друзьями и членами его семейства. Но когда пришел отдавать отчет получивший один талант, то он сказал господину своему: «Господин! Я знал тебя, что человек ты жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле: вот тебе твое». Очевидны были ложь и клевета, придуманные в оправдание себя лукавою лестью, а потому господин обличил клеветника его же собственными словами: «Лукавый раб и ленивый! Ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал. Посему надлежало тебе отдать сребро мое торгующим, и я пришел получил бы мое с прибылью». Обличенный в своем лукавстве ленивый раб был подвергнут строгому наказанию: вместо доверия во многом, что было обещано рабам верным, он лишен был и того таланта, которым и доселе обладал; на место участия в радости господина своего, к чему призваны были рабы верные, он совсем был лишен светлого и теплого крова и выброшен был во тьму кромешную на холод и сырость уличную ().

В этой притче человек, отправившийся в далекую страну и потом по долгом времени возвратившийся в дом свой, есть Господь наш Иисус Христос, Который по окончании искупительного дела на земле вознесся на небо к Богу Отцу, в конце же времен имеет снова прийти на землю для суда над живыми и мертвыми; рабы же, получившее каждый в свою меру таланты от господина своего, суть верующие во Христа. Таланты, получаемые верующими от Господа, многоразличны; под ними разумеется все то, что человек от природы имеет и что в жизни получает от преуспеяния в добром: природные силы и способности, как духовные, так и телесные; благодатные дары Духа Святого, сообщаемые каждому верующему в таинствах для укрепления его естественных способностей и сил; положение в обществе, богатство, просвещение и вообще все то, что помогает человеку с большим совершенством проявлять свое нравственное существо. Не все верующие получают от Бога одни и те же таланты, так как не все имеют в жизни одинаковое призвание и назначение. Равным образом не все в одинаковой мере одаряются Богом одними и теми же талантами: одному дается более, другому менее; но каждому дается по его силе. А по сему ты, получивший один талант, не сетуй, как бы обиженный природой и забытый Богом, — помни, что премудрый и всемогущий Раздаятель даров вещественных и духовных лучше тебя знает, какая мера даров по силе тебе, сколько ты можешь употреблять на дело с пользою для себя и для других. Доверившись мироправящему Промыслу, ты вместо бесплодного и часто лукавого сетования все внимание свое утверди на том, что именно от тебя требуется сообразно с данным тебе талантом; ибо это особенно должно быть не забыто тобою: получивший один талант раб признан от господина своего способным к приумножению доверенного ему капитала и призван к отчету в успехах своего делания точно так же, как и получивший пять талантов.

Кто же этот раб ленивый и лукавый? Бывают рабы, которые, подобно неправедному домоправителю одной из притчей Христовых (), расточают вверенное им от Господа имущество, употребляя его не на пользу, а во вред себе и ближним; бывают еще рабы, которые, подобно блудному сыну другой Христовой притчи (), живут распутно и убивают тем в себе совершенно силы духовные и разоряют свое материальное состояние. Все это такие великие пороки, зло возросло здесь до таких больших размеров, что пред сознанием каждого сразу выдает себя в своем действительном достоинстве. Даже сами этого рода несчастные произнесут над собой справедливый приговор, если милосердый Господь даст им «прийти в себя», и они при этом испытают страх и трепет при мысли предстать некогда пред лицо нелицеприятного Судии Бога. Но не таков раб ленивый и лукавый: как вы видите, он считает себя правым пред своим господином и даже не трепещет держать пред ним дерзкий ответ. И это очевидно потому, что, по его суждению, он не растратил и не терял вверенного ему таланта, а напротив, тщательно сохранил его — он скрыл его в земле.

Итак, прежде всего он скрыл талант свой: он, следовательно, не употребил данного ему таланта в дело, на пользу себе и ближним и во славу Божию; имея, например, материальный достаток, не благотворил ближним; обладая значительною силою ума, не воспользовался им для приумножения своих знаний; обладая знанием, не сделал из него приложения к просвещению неведущих и к защите истины от ее врагов. Но скрыв талант свой в земли, он сохранил его в целости: он не расточил его, как неправедный домоправитель, и не потерял его, как блудный сын; ни в каких крупных пороках совесть его не обличает. Замечательно еще и то, что он сохранил свой талант, зарыв его в землю, а не завернув его в платок, как сделал это негодный раб притчи Христовой о десяти минах (): это показывает, что он сохранил талант свой самым обдуманным, осторожным способом. Итак, мало того, что он не страдает нравственною распущенностью; он даже в чем-то являет старание, рачительность, исправность, под которою в особенности и укрывается очевидно леность его в отношении к данному ему таланту. В чем же? В доме господина своего он имел, конечно, и некоторые другие обязанности, кроме той особенной, какая возлагалась на него вверенным ему талантом. В отношении к этим-то обычным обязанностями своего положения, можно думать, он и был вполне исправным рабом.

Если мы соединим все указанные черты ленивого и лукавого раба в один образ и приложим его к той нравственной среде, в которой нам приходится жить и действовать, то нам не трудно будет угадать, какой разряд людей обличает Спаситель в образе ленивого раба притчи о талантах. Это люди, отличающееся иногда строгою правильностью внешнего благоповедения, но в то же время не имеющие внутри себя, в душе своей, никаких возвышенных стремлений, не полагающие себе в жизни никаких задач, более высоких и широких, нежели отправление своих прямых, непосредственных обязанностей: точное исполнение последних — это для них идеал нравственного совершенства. Это люди, быть может, и без крупных пороков, но зато и без каких-нибудь положительных добродетелей; они, пожалуй, и не обижают ближних, но зато и не благотворят им. В возрасте, призывающем человека к деятельности общественной, такие люди стремятся всячески освободить себя от нее и ограничивают круг своих нравственных обязанностей делами нравственности индивидуальной; если же обстоятельства поставит их на службу общественную, они не идут далее строго формального отношения к делу. Общее же между всеми такого рода рабами остается то, что все они всячески избегают трудов и подвигов, которых можно избежать, но которые, однако, необходимы, неизбежны, если хотят полученные от Бога таланты развить и усовершить, давая им более и более широкое употребление и приложение. Страх, который только и побуждает их к деятельности, конечно, не может внушить им более широкой деятельности, кроме той, какая необходима, чтобы не быть наказанными.

Нет, христианская нравственность требует от нас во всяком деле именно добровольности, с которой неразрывно соединено исполнение всякой своей обязанности более совершенное, нежели сколько требует от нас внешний долг. Недостаточно сохранять вверенные от Бога таланты — надобно приумножать их, как бы малозначительна ни была мера их, и только в этом последнем случае мы можем надеяться получить от Господа похвалу и одобрение себе и призыв к участию в радости Его Божественно славной жизни. Закон христианской нравственности есть совершенный закон свободы () — он не полагает границ нашим силам и средствам для добра ни в их развитии, ни в их проявлении, ни в их приложении. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» () — вот идеал духовного совершенства, стремиться к достижению которого призван христианин. Можно ли самодовольно успокоиться, стремясь к этому идеалу, на какой-либо ступени нравственного совершенства ()? Закон христианской нравственности есть закон духа сыноположения, а не духа рабской боязни (), и как таковой — он есть закон внутренний, написанный на сердцах наших, а не заключенный в письмени, в форме известного числа предписаний (); поэтому он требует от нас каждый раз стремиться стать выше, выйти за пределы тех обязанностей, которые прямо предписываются и неисполнение которых влечет за собою кару правосудия; он требует от нас внутреннего, сердечного отношения к делам своих обязанностей, а не только внешней, формальной исправности; он требует от нас каждый раз добровольных трудов и подвигов, которые составляют необходимую принадлежность христианского духа сыноположения Богу и братства человечеству. Святой апостол Павел, апостольские подвиги которого представляют едва досягаемый образец христиански-нравственного геройства, не удовлетворялся, однако, этими подвигами, а стремился еще к большему: имея право от проповеди жить, он, однако, проповедовал безмездно, чтобы совершать сверх обязательного и тем снискать себе похвалу от Бога. «Если я благовествую, — говорит он, — то нечем мне хвалиться; потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую. Ибо если делаю это добровольно, то буду иметь награду, а если не добровольно, то исполняю только вверенное мне служение. За что же мне награда? За то, что, проповедуя Евангелие, благовествую о Христе безмездно, не пользуясь моею властию в благовествовании» (). Это слово и дело апостольское нам следует тверже помнить и чаще вспоминать, чтобы действительно направлять жизнь свою по нравственному христианскому закону.

()

«Воскресное чтение», 1808

Егда приидет Сын Человеческий во славе Своей, так начал Господь изображение Страшного Суда, и вси святии Ангели с Ним: тогда сядет на престоле славы Своея. Таков будет вид Судии, имеющего прийти в последний день мира. Приходил Сын Божий на землю в смиренном образе раба для спасения человеков, для призвания к покаянию заблудших; тогда приидет Он во славе Своей для изнесения последнего суда над родом человеческим. Мы видели Его на земле не имущим, где главу приклонити, гонимым, страждущим, распинаемым; тогда узрим Его сидящим на престоле славы Своей, окруженным тьмами тем ангелов и архангелов, херувимов и серафимов. Так мы узрим тогда Законодателя, ревнующего о святости законов Своих, которые грешники нарушают с таким спокойствием и равнодушием; узрим Сердеведца, Которому известны все не только дела, но и мысли и желания наши, Который провидит все помышления наши издалеча; узрим Судию нелицеприятного, Который воздаст каждому по делом его и по начинаниям сердца. Страшен будет вид сей для земнородных; многие рекут тогда горам: падите на ны и холмам, покрыйте ны от лица Седящего на престоле и от гнева Агнча, яко прииде день великий гнева Его, и кто может стати?

Напротив того, светел и радостен будет день сей для истинных последователей Христовых: радуемся и веселимся, скажут они, и дадим славу Ему, яко прииде брак Агнчий.

Вместе с Судиею явятся на суд и свидетели: и вси святии ангели с Ним, те святые ангелы, которые теперь в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение, которые пребывают с нами безотлучно во все время жизни нашей от рождения до смерти, видят все дела наши, слышат все слова наши и наблюдают тайные помышления сердца нашего. Свидетели верные, неподкупные! Ничто не утаится от их взора, все будет представлено на суд.

Пред сим-то Судиею, при сих свидетелях предстанет на суд человечество: и соберутся пред Ним вси языцы, все от первого человека и до последних людей, коих страшный день Господень постигнет живыми!

Различие времен и мест, племен и языков, возрастов и состояний прейдет, для всех будет один суд; ибо закон, по которому судимы будут люди, для всех один. Судия и Законодатель один. От всех взыщется один ответ— от мудрого и невежды, от пустынника и гражданина, от богатого и бедного, от христианина последних времен, как от первых учеников Христовых. Как жил и действовал — по закону Божию или по видам самолюбия и влечения страстей? Воспользовался ли всеми предоставленными каждому средствами ко спасению? Вот о чем истязаны будут все и каждый. И соберутся пред Ним вси языцы.

На сем-то всеобщем соборе всего человечества, пред лицом страшного Судии и святых ангелов Его, предстанем и мы с тобою, благочестивый читатель, предстанем такими, какими обрящет нас страшный час смертный. И от нас вместе со всеми взыщет отчета в нашей жизни праведный Судия мира. И, во-первых, откроет все дела и слова, мысли и чувства наши, от первого движения младенческого до последнего вздоха смертного. Теперь все прошедшее, сокрываясь от глаз, мало-помалу изглаждается в нашей памяти, все покрывается как бы пеленою, сквозь которую едва усматривает что-либо наше око. Но все то пишется в книге живота, ничто не исчезает, ничто не забыто пред очами всеведущего Судии; и в страшный час суда все-таки оживет в нашей совести; прошедшее сделается настоящим, и очам нашим представится полная картина нашей жизни, внешней и внутренней. Приведутся на память заблуждения детства, о коих мы давно забыли, и если иногда воспоминаем, то под преступным названием невинных шалостей; буйные порывы юности, кои давно ускользнули из нашей памяти, или, что хуже всего, припоминаются с каким-то самодовольством и наслаждением; пороки мужества и старости; предстанут очам нашим все греховные действия, со всеми их последствиями и плодами; все праздные слова, кои, исчезая в воздухе, казались нам как бы не сущими; откроется и тайная история сердца нашего, которая едва известна нам самим; студные пожелания, нечистые помыслы, праздные мечтания — все обнаружится пред всевидящим оком Божиим. Мало того, от нас взыщется отчет не только в том, что сделали, но и в том, чего не сделали, когда могли и должны были сделать. Нам приведутся на память бесчисленные случаи к добродетели, которые предоставляла нам благость Божия, но которые опущены нами легкомысленно; наш совет мог предупредить преступление, но мы не взяли на себя труда дать его в свое время; наш голос мог защитить истину, но мы побоялись сильного или увлеклись лестным ожиданием и молчали; наше благодеяние могло спасти бедность от порока, но мы не хотели отказать своей прихоти. Нам даровано было столько даров естественных и благодатных, которые остались без пользы и плода; открыт был путь спасения, по которому мы не шли; дарованы святые таинства, которыми мы не пользовались. Все это, что кажется нам теперь невинным, в чем не почитали нужным раскаиваться, представится на суде в обвинение наше; во всем том взыщет от нас отчета праведный Судия мира. Взыщет отчета и в грехах ближних наших, которых мы были причиною и которые потому самому вменятся нам. Предстанут очам нашим невинные души, соблазненные нашим примером, увлеченные нашим советом, растленные нашими речами. Иисус Христос, искупивший их Своею Кровию, востребует их от рук наших: Где есть Авель, брат твой? Спросит Он и нас, как спрашивал первого братоубийцу: Глас крове брата твоего вопиет ко Мне. Испытает, наконец, и самые добродетели наши, откроет источник их в нашем сердце, обнаружит побуждения, изведет на свет преднамерения и цели, — и они предстанут очам нашим, как есть, оскверненные нечистыми побуждениями, честолюбивыми видами, своекорыстными целями.

За сим испытанием совести и откровением дел каждого последует отлучение грешников от праведников: и разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ. Ныне в Церкви Божией, как на ниве, растут вкупе плевелы и пшеница. Кто истинно добр и кто притворен, мы не знаем: от того скрытый порок избегает заслуженного посрамления и бесчестия, а неизвестная добродетель лишается должной чести и хвалы.

В день Страшного Суда Божия все откроется в настоящем виде, сделается ясным и очевидными для всякого; Судия мира обнаружит, изведет на свет тайны сердец, так что нетрудно будет различить овец от козлищ! О, какой стыд и срам обымет тогда грешную душу! Слабости и пороки, тщательно скрываемые теперь, обнажатся пред целым светом, пред лицом неба и земли, пред собором ангелов и человеков. Теперь умеем хорошо приноровляться к обстоятельствам, переменять мысли, склонности и характер по духу тех, коим стараемся угодить: день суда Божия обнаружит всякую хитрость и притворство, и знавшие нас узрят и ужаснутся.

Теперь умеем казаться друзьями человечества, ревнителями правды, бескорыстными исполнителями долга, доброжелательными друзьями, даже имеющими образ благочестия и святыни; но Сердцеведец откроет пред всеми наше сердце, — и в нем с ужасом увидят все зависть и своекорыстие, любочестие и гордость. О, что будет с нами в сей великий и страшный день откровения тайн сердечных! Но день стыда и посрамления нечестивых будет днем торжества и радости для праведников.

Тогда-то узрит небо и земля, что праведника поруганного, презренного в жизни, скитающегося в вертепах и в пропастях земных, не бе достоин весь мир; тогда праведные, отделившись от нечестивых, просветятся, яко солнце, восхищени будут на облацех в сретение Господа на воздусех. И разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ.

И поставит овцы одесную Себе, а козлища ошуюю. В настоящей жизни, при всеобщем смешении зла с добром, порок нередко предвосхищает честь у добродетели; люди благочестивые и добродетельные часто занимают низшие степени жизни общественной, а порочные являются на верху почестей и достоинств. День суда Божия положит конец сим беспорядкам. Праведный Судия мира не будет разбирать породы и достоинства, различать благородного от худородного — не примет в уважение узы родства и дружбы; отделит только пшеницу от плевел, добродетель от порока: и поставит овцы одесную Себе, козлища ошуюю. Добродетельный отец станет одесную, порочный сын — ошуюю; добродетельный супруг — в лике праведных, порочная супруга — в сонме грешников; бедный Лазарь, которого не удостаивали и взором, явится на лоне Авраамовом, а гордый богач, окруженный ласкателями, — на месте мучения; дикий, недавно просвещенный верою во Христа, займет место между избранными, а рожденный в христианстве останется между отверженными; простолюдин возлетит на облацех небесных, а недостойный служитель алтаря покроется срамом и стыдом; мудрый книжник будет изгнан в страну грешных, а простой умом — посажен на престоле. Так все скорби обыдут души грешников, и все радости возвеселят сердце праведников! Но радостнее всего для праведников и ужаснее всего для грешников будет последний приговор, который изречет Судия мира, который и теперь нельзя читать или слышать без трепета и умиления.

Тогда речет Царь сущим одесную Его: приидите, благословеннии Отца Моего, — грешники вменяли вас ни во что, почитали отребием мира, ненавидели и оскорбляли, отвращались и презирали; но Отец Мой Небесный запечатлеет вас Своим благословением: Приидите, благословеннии Отца Моего. На земле вы не имели, где главу приклонить, во всю жизнь ради Меня терпели, страдали, бедствовали, сеяли слезами и болезнью; в воздаяние за то Я от вечности уготовал для вас Царство на небе: приидите, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира. Здесь обретете вы искомое упокоение, здесь отымется всякая слеза от очию вашею, здесь сретит вас вечная радость, счастие и блаженство! Тогда речет и сущим ошуюю Его: идите от Мене, проклятии; Я звал вас гласом любви и милосердия — и вы не слушали; угрожал страхом суда и наказания — вы посмеялись над угрозами; осыпал вас дарами и благодеяниями — но вы остались неблагодарны; посещал бедствиями и скорбями — но вы не очувствовались и не обратились; Я отдал самую Плоть и Кровь Мою для избавления и спасения вашего — и вы вменили ее ни во что; убо и Аз погибели вашей посмеюся, — идите от Мене. Вы были в славе и почтении между человеками; но правда Отца Моего запечатлела вас печатью проклятия, идите от Мене, проклятии. На наслаждение тленными благами, на кратковременные удовольствия плоти вы променяли вечное Царствие, которое обещал Я всем; но есть возмездие вам — огнь вечный, уготованный диаволу, — идите во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его.

И идут сии, заключает Господь слово Свое о Суде, в муку вечную, праведницы же в живот вечный. Мука вечная! Живот вечный! Какие грозные и утешительные, страшные и вожделенные слова; но как мало они действуют ныне на сердце многих и многих! Боже мой! Кто ослепляет так сердце и ум христиан, верующих в жизнь вечную, что могут с равнодушием и беспечностью слушать, мыслить и говорить о вечности?

()

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Беседы пред обетом некоторых сердобольных вдов и при напутствии избранных для попечения о больных и раненых воинах

Христос Спаситель в Своем Божественном учении предлагает нам сильные убеждения к делам человеколюбия и хочет возбудить в нас глубокое чувство человеколюбия.

Чтобы подвигнуть нас на дела человеколюбия, Он отъемлет часть завесы, закрывающей от нас будущее; приближает к нашему созерцанию дальний последний день мира; являет Себя на престоле славы Судиею всего рода человеческого; дает нам предварительно услышать имеющее быть провозглашенным торжественно, в слух всего мира, в слух времени и вечности, решительное определение суда Его: Приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира (). Кто сии, достигшие столь счастливого решения величайшего судного дела? Кто сии, благословенные Отца Небесного, вводимые в наследие Царствия вечного? Это человеколюбивые. Чем так сильно доказали они свое право на обладание небесным наследием? Какими подвигами сделали себя достойными столь высокой награды? Делами человеколюбия: они напитали алчущих, напоили жаждущих, одели нагих, посетили болящих и заключенных в темнице. И поелику им трудно было бы поверить, что за такие невеликие дела можно получить столь великое воздаяние; то Царь Судия объявляет, что бедствующие человеки суть Его меньшие братия и что служащие им служат Ему Самому; и сим объявлением дает новое сильное побуждение к делам человеколюбия, необычайно возвышая их достоинство.

Углубите мысль вашу в слово Судии мира: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе. Если вы творите добро несчастному, потому что видите в нем жалкое существо, — то вы делаете дело естественного сочувствия. Если благотворите бедствующему потому, что видите в нем соестественного вам человека и сознаете обязанность творить ближнему то, чего желали бы вы себе в подобных обстоятельствах, — то вы делаете дело, свободно и нравственно доброе. Но чтобы ваше благотворительное дело было духовно доброе, достойное Христа, вы должны видеть в бедствующем меньшаго брата Его, который по сему качеству достоин духовной любви и духовного уважения, кто бы он ни был по своему внешнему положению. При таком воззрении сердце христианина, конечно, скажет ему: поелику благости Христа Бога обязан ты бытием, жизнью, достоинством человека, откровением благодати и прощения грехов, благами временными, надеждою благ вечных, и поелику за бесчисленные благодеяния ты ничего не можешь принести ничего не требующему; то какое для тебя счастье, что твою благодарность и любовь ко Христу можешь ознаменовать на том, которого Он называет Своим меньшим братом! Поелику для тебя Христос от превыспреннего небесного престола нисшел на землю и даже до ада, провел на земле тягостную человеческую жизнь, пострадал и умер, — ты ли не снидешь к меньшему брату Его, в какую бы глубину бедствия и уничижения ни был он повержен? Не усладительно ли для тебя будет не только твоим избытком наполнить его лишение, но и понести самому лишение для него, и пострадать самому, чтобы облегчить его страдания?

Что такие духовные расположения преимущественно пред вещественностью дел возвышают ценность христианских благотворений, что по таким расположениям и чаша студеной воды становится достойною небесного воздаяния, что таких расположений требует от благотворящих Судия мира, сие можно усмотреть, между прочим, из того, что Он определяет небесную награду за посещение больных, отделяя их от страждущих лишением вещественных потребностей, от алчущих и нагих. Если, таким образом, вы обязаны посетить больного, не требующего от вас вещественной помощи, а только тяготимого бессилием, болью, скукою болезненного бедствия; то что же можете вы принести к одру его, как разве христианскую любовь, сердечное сострадание, искреннее слово утешения Христова?

()

Свт. Филарет, митр. Московский. «Чтения в Обществе любителей духовного просвещения», 1876

Идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (). Бог осудит злых, поелику любит добрых; Милосердый судит нераскаянных, потому что милует кающихся. И для чего иначе возвещает Он погибель отверженных, если не для того, что не хочет ничьей погибели? Посему за несколько еще веков дает нам услышать последнее проклятие на шуюю страну, дабы заблаговременно спастись бегством на десную.

Блажен, кто слушает сие проклятие, не уклоняясь от намерения любви Божией! Тогда и проклятие рождает благословение. Мы должны внимать ему сердцем и умом, а не слухом. Должны познавать в нем ужас состояния отверженных: не ждать для ясности самого опыта.

Итак, праведный Судия лишит осужденных права и возможности наслаждаться Его лицезрением: идите от Мене, проклятии. Сию великую потерю нельзя довольно чувствовать не испытавшим высокого блаженства — видеть Бога! Когда мы видим совершенное произведение ума человеческого — порываемся любопытством видеть творца; когда слышим о достохвальных человеколюбивых деяниях — наши взоры желали бы почить на груди, в коей бьется сердце столь доброе; когда внемлем славе сильных земли, наше воображение устремляется в места их пребывания, и мы почитаем себя счастливыми, если можем поставить себя пред ними. Впрочем, видя лицо мудреца, еще не видят его мудрости; взирая на добродетельного, не видят добродетели; обозревая великолепие, окружающее сильных, не видят того сильного духа, который проходит и движет огромные члены государственного тела. Телесный взор объемлет только, но видеть Бога — конечно, уже не сим бренным оком — есть созерцать (по возможности ограниченной твари) и Его премудрость — и озаряться новым светом познания; и Его благость — и исполняться от нее любви и радости бессмертной; и Его величие — и возвышаться до блаженства чистейших духов.

Если не ослепленный страстями, не омраченный предрассудками разум находит удовольствие, рассматривая следы Божества в царстве природы; если верующая душа погружается в восторгах, проходя мысленно чудесные пути благодати в ее таинственном царстве, то что должен чувствовать тот, кто, оставя сии неотдаленные области Вседержителя, проник бы во внутренность державы Его, вступил бы в Его бессмертный град, ощутил бы всюду, и окрест себя, и в себе Его славное присутствие?

Если мы любим слушать, как сии видимые небеса в безмолвии поведают славу Божию (), малейшее насекомое возвещает величие Творца; то, что, если бы в небесах небес вместо сияния мертвых тел мы узрели свет бессмертных духов, вняли бы немолчному их славословию, соединили бы с хором их наши гласы, научились бы, изливая, так сказать, хвалы в Бога, почерпать из Бога неиссякаемую радость?…

Судите по сему, сколько теряет тот, кто лишается права видеть Бога? Мы, не видя Его ныне по грубости наших чувств и естественной немощи, сколько от того терпим! Какая тьма в разуме! Какая пустота в сердце! Какой глад в желании! Но какой ужасной крайности достигнут сии бедствия, когда они будут не слабостью нашею, но бесконечными следствиями гнева Божия, когда сии случайности существа нашего перейдут в самую природу!… Совокупить тысящу геенн, восклицает св. Иоанн Златоуст, это отнюдь не так тяжко, как быть извержену от славы, быть ненавидиму Богом!

Наказание осужденных на Страшном Суде не состоит в одном лишении благ и лицезрения Божия, но в действительном перенесении зол. Судия посылает их в огнь.

Так угодно будет строгому правосудию, чтобы человек весь был подвержен действию его мщения, так как он весь предавался действию беззакония. Такое же различие полагает оно в наказаниях, какое мы производим во грехах. Из них одни рождаются в душе и чрез нее порабощают себе телесные силы, какова есть гордость или злоба; другие совершаются в теле и оскверняют душу, чрез участие которого она приемлет услаждение, как например, роскошь и сластолюбие. Так, отчуждение от Бога, угрызающее воспоминанием непорядков жизни, совершенное отчаяние, суть казни, снедающие душу, потолику простираются на тело, поколику сие соединено с нею. Огнь есть вещественное мучение, которое терзает тело и чрез него проходит в душу.

И посему напрасно изъясняют сей огнь действием совести; напрасно вопрошают: какие это мучения? Какой это огнь, который бы мог действовать на бессмертного человека? Но разве пределы разумения человеческого должны быть пределами Божия всемогущества? Кто может сие тленное облещи в нетление () и сделать тело духовным, Тому трудно ли приготовить столь тонкий и проницательный огнь, чтобы так же был ощущаем смертным составом, как нынешний огнь нынешним телом? Кто хочет подробно знать свойство одних мучений, тот пусть изъяснит мне прежде в точности блаженство небесное. Но если бывший на третьем небе не описал того, что там уготовано любящим Бога, и признался, что это совсем невозможно постигнуть человеку более или менее плотскому; то может ли равно представить себе свойство ужасных последних действий гнева Божия тот, кто не нисходил в преисподняя?

Мы можем, и довольно для нас, знать только то, что гнев сей бесконечен: Идите во огнь вечный, — глаголет Вечный Судия.

Тщетно некоторые для смягчения сей страшной угрозы прибегают к милосердию Божию. Но какое милосердие для тех, кои с непреодолимым упорством отвергают милосердие? Бог есть единое, бесконечное благо; уклонение от Него — единое бесконечное зло. Бог создал человека для Себя; грехопадение удалило человека от Бога; милосердие паки открыло путь соединиться с Ним. Кто не следует по сему пути, тот по закону правосудия остается подверженным вечному злу как необходимому следствию удаления от Бога.

Поздно будет искать сего пути во мраках ада. Путь к бессмертию лежит в юдоли смертной жизни. Здесь можно иметь светильник, дабы найти его и безопасно продолжать по нему шествие. Смерть для каждого человека, а последний суд для всего рода человеческого, отверзает дверь судьбы. Мудрые девы входят на брак жениха бессмертного, буии же изгоняются. Чтобы получить помилование, должно принести покаяние. Но кто может принять за чистое раскаяние вопль, исторгаемый муками? Чем тягостнее сии муки, тем менее способно сердце иметь другие чувствования, нежели чувство лютейшей скорби. Оно едино подавляет все мысли и желания отчаянием. Итак, смертный! доколе ты носишь смертное тело и вместе с ним подлежишь переменам, ты можешь соделаться лучше или хуже. Но когда сложишь с себя одежду тления и смертности, тогда останется в тебе или бессмертное чувство добра, или бессмертное чувство зла. Ни на небе не родится новых безбожников, ниже во аде кто исповестся Господеви ().

Свт. Феофан. «Домашняя беседа», 1873

Есть люди, которые не верят, что будет огонь, червь, скрежет зубов и другие телесные мучения в аде, ожидающие грешников. Хорошо, — а если будут? Кто верит этому, тот ровно ничего не теряет, хоть бы и в самом деле не было таких мучений; а кто не верит, тот будет поражен горьким, но поздним раскаянием, когда придется испытывать то, что так легкомысленно отвергал он на земле. Допустим, впрочем, этого не будет; но ведь нельзя же отвергать, что душа по разлучении с телом останется живою, чувствующею, сознающею себя и что страсти, которым поблажала она здесь, перейдут с нею и в ту жизнь. Если так, то одного этого будет достаточно, чтобы составить самый мучительный ад. Страсти, которыми жила здесь душа, будут жечь и точить ее, как огонь и червь, и терзать ее непрерывными и неотвратимыми мучениями.

Страсти не суть какие-либо легкие помышления или пожелания, которые являются и потом исчезают, не оставляя по себе следа: это сильные стремления, внутреннейшие настроения порочного сердца. Они глубоко входят в естество души и долгим властвованием над нами и привычным удовлетворением их до такой степени сродняются с нею, что составляют, наконец, как бы ее природу. Их не выбросишь так легко, как легко выбрасывается сор или сметается пыль. Но так как они не естественны душе, а входят в нее по грехолюбию нашему, то по причине этой самой неестественности своей и будут томить и жечь душу. Это все то же, как если бы кто принял яд. Яд этот жжет и терзает тело, потому что противен устройству его; или как если бы кто посадил змею в себя, и она, оставаясь живою, грызла бы его внутренности. Так и страсти, как яд и змия, принятая внутрь, будут грызть и терзать ее, и рада бы была она выбросить их из себя, да не сможет, потому что они сроднились, срослись с нею, а спасительных средств исцеления, предлагаемых здесь Святою Церковию в покаянии и исповеди, тогда не будет. Ну и мучься, и терзайся ими непрерывно и нестерпимо, нося внутри себя адский огонь, вечно палящий и никогда не угасающий.

Употребим еще сравнение. В числе пыток были и такие: накормят чем-либо соленым, да и запрут, не давая пить. Какое мучительное терзание испытывал такой несчастный! Но кто же жжет и мучит его? Извне — никто. Он в самом себе носит мучительное жжение: нечем утолить жажду, жажда и снедает его. Так и страсти: это, ведь, внутренние жаждания, разжигания, вожделения души грехолюбивой; удовлетворишь их — они замолчат на время, а потом опять, еще с большею силою, требуют себе удовлетворения и не дают покоя, пока не получат его. На том же свете нечем будет удовлетворять их, потому что все предметы страстей — предметы земные. Сами они останутся в душе и будут требовать себе удовлетворения; а так как удовлетворить их нечем, то жажда будет все сильнее и томительнее. И чем будет более жить душа, тем более будет томиться и терзаться неудовлетворимыми страстями; непрекращаемая мука эта все будет расти и расти, и конца не будет этому возрастанию и усилению. Вот и ад! Зависть — червь, гнев и ярость — огонь, ненависть — скрежет зубов, похоть — тьма кромешная. Этот ад начинается еще здесь; ибо кто из людей страстных наслаждается покоем? Только страсти не всю свою мучительность обнаруживают здесь над душою: тело и общежитие отводят удары их; а там этого не будет. Они со всею яростью нападут тогда на душу. «Наконец, в теле сем, — говорит авва Дорофей, — душа получает облегчение от страстей своих и некоторое утешение: человек ест, пьет, спит, беседует, ходит с любезными друзьями своими; а когда душа выйдет из тела, она остается одна с своими страстями и потому всегда мучится ими. Как страдающий горячкою страдает от внутреннего огня, так и страстная душа всегда будет мучиться, бедная, своим злым навыком. Потому-то, — заключает преподобный, — я и говорю вам всегда: старайтесь возделывать добрые в себе расположения, чтобы найти их там; ибо что человек имеет здесь, то исходит с ним отсюда, и то же будет иметь он там».