«Воскресное чтение», 1816

Собрашася архиерее и фарисее к Пилату, глаголюще: Господи, помянухом, яко льстец он рече еще сый жив: по триех днех востану. Повели убо утвердити гроб до третияго дне, да не како пришедше ученицы Его нощию украдут Его и рекут людем: воста от мертвых: и будет последняя лесть горша первыя ().

Когда читаем или слышим сии богохульные слова иудейского синедриона, они производят скорбное чувство в душе христианина; но когда рассмотрим с надлежащею подробностью лукавый замысел архиереев и фарисеев, найдем, что грубая ложь этих людей наилучшим образом доказывает истину воскресения Христова, что все предприятия синедриона — беречь во гробе как можно крепче пречистое тело Искупителя, казалось бы, весьма искусно придуманные, придуманы и выполнены как бы нарочно для того, чтобы со всею историческою ясностью утвердить достоверность события, которое члены синедриона хотели затмить и представить ложным.

1. Из всех слов и деяний, совершенных Господом Иисусом, архиереи и фарисеи, кажется, тверже всего помнят предсказание Его о Своем воскресении и повторяют оное с необыкновенною ясностью: Рече еще сый жив: по триех днех востану. Это показывает, что враги боялись Иисуса Христа и по смерти Его и с каким-то предчувствием говорили о страшных для них последствиях воскресения Господня. И будет, говорили, последняя лесть горша первыя. Ученики Господни, пораженные скорбью, имели нужду в ангелах, чтобы вспомнить глаголы о воскресении (), а враги не могли забыть сего нежеланного им пророчества!

2. Архиереи и фарисеи предполагают, что ученики Господа могут похитить ночью тело Его: Да не како пришедше ученицы Его нощию украдут Его. Только страх и крайнее замешательство могли выдумать такое предположение. Кража мертвых тел возможна сделалась в новейшие времена, а в древние времена «кто виде, кто слыша мертва украдена когда?» Она была неслыханное дело у народов языческих, невозможное у евреев. Как это ученый синедрион, знавший, сколько глав, стихов и букв в каждой библейской книге, мог забыть свой отечественный, весьма ясный и строжайший закон в рассуждении мертвых — закон, ежедневно исполнявшийся в глазах самого синедриона? Как не пришло ему на мысль, что по этому закону не только похищение, но одно прикосновение к мертвому телу почиталось нечистотою до семи дней; что прикасавшийся по необходимости должен был очиститься очистительною жертвенною водою и что неочистившийся подвергался смерти ()? Как же при таком законе, строго исполняемом от всего народа, предполагать кражу мертвого тела? С другой стороны, разве ученым фарисеям, которые красили гробы пророков, не было известно из обычаев народных глубокое уважение всего народа к своим покойникам, глубокое усердие к достойному их погребению? Подумали бы ученики, любившие Господа, нанести бесславие пречистому телу Его, погребенному честно, в гробе знатного человека, князя Иудейского? Что ж такое делал синедрион, составляя предположение о краже, несообразной с их законами отеческими и с современными обычаями народными?

3. Рцыте, подучали архиереи и книжники римских воинов, извещавших о воскресении Господа, рцыте, яко ученицы Его нощии пришедш украдоша Его, нам спящим (). Но как сказать и кого можно обмануть этою ложью? Если воины, сторожившие гроб, спали (а они должны были, по свойству предполагаемой лжи, спать весьма глубоким сном), то, само собою разумеется, не могли ни видеть, ни знать, украдено ли и кем украдено стрегомое ими тело или как иначе не стало его во гробе? Если они не могли противиться одолевавшей их сонливости (что, впрочем, отнюдь не естественно, римскому ли воину заснуть на вверенном ему посту?) — то из предосторожности необходимо должны были ложиться у самого входа в пещеру и заслонить его своими телами крепче камня Иосифова. Как же между воинами, по самому роду жизни своей всегда чуткими, мог кто-либо пройти, ни одного из них не разбудив? И кто бы осмелился пройти? Евреи вообще не отличались великою отвагою; тем менее простодушные ученики Спасителя, которые, по смерти Его, крепко запирались в домах своих страха ради Иудейского. Им ли было помышлять о краже тела Учителева? И на что оно им теперь, когда они почитали все надежды свои угасшими? Почему сам синедрион, распустивши нелепую молву, ни одного ученика не призвал к допросу, не произвел никакого следствия? Разве архиереи опустили бы этот случай без внимания, если бы сами не видели всей нелепости в своей лжи? Обратимся еще к некоторым обстоятельствам.

4. Евангелист замечает, что камень гроба Господня был велий (). Он по необходимости долженствовал быть велик, чтобы совершенно закрывать вход в пещеру; вход также по необходимости был велик, иначе сквозь него нельзя было пронести почившее тело Господне и пройти по крайней мере двум погребальщикам. Сверх сего, по устройству древних гробниц иудейских камень не просто приваливался ко входу в каменную пещеру, а плотно вдвигался в устье пещеры и составлял с ее краями почти одну сплошную стену. Как же было вынуть такой камень, не сделав великого шума? А сделав шум, как не разбудить стражи? Да и с шумом невозможно было вынуть в темноте ночной.

5. Плащаница, убрус (вероятно, немалой цены) и другие перевязи, которые обыкновенно употреблялись при погребении и которыми обвито было пречистое тело Господа, все осталось во гробе, расположенное порядком. Зачем было оставлять сии принадлежности, если бы тело Искупителя захотели похитить? Для чего брать нагое, а не обвитое тело мертвого? Достало ли бы времени освобождать почившего от полотенцев и перевязей, прилипших к Его телу с мастию, и потом свивать их опять без всякой цели в темноте, тогда как нужно было всемерно поспешать?

6. Благообразный Иосиф положил пречистое тело Господа в гробе новом, в немже николиже никтоже положена бе (). Это обстоятельство избавило синедрион от дальнейшей лжи. Если бы гроб, то есть высеченная в каменной скале пещера для положения мертвых тел, не был нов, если бы в нем прежде положения тела Господня почивали мертвецы с давних времен, иудеи не пропустили бы случая сковать две лжи: во-первых, «если и воскрес, то воскрес кто-нибудь другой, а не Иисус, Которого мы распяли». Во-вторых, «если и Он воскрес, то не собственною силою, а от прикосновения к какому-нибудь почивающему в пещере праведнику, о чудодейной силе коего мы доселе не ведали». Для толпы легкомысленной такая ложь была бы тем вероятнее, что ученые фарисеи могли подкрепить ее примерами из своей истории ().

7. Синедрион запечатал своею печатью камень гроба Господня. Церковное предание постоянно уверяет, что при воскресении Спасителя камень был отвален, а печать не тронута. Надобно думать, что синедрион знал о целости и нерушимости своей печати. Быть не может, чтобы кто-нибудь из членов, хотя из простого любопытства, не пошел и не освидетельствовал правительственной печати. Зачем было и прикладывать ее, если оставить без всякого внимания? Видели — и молчали. Как печать могла остаться неприкосновенною? Одним чудом. Чтобы, выдвигая камень, не нарушить печати, надобно предположить, что или каменный край входа раздался, или камень размягчился, как воск, в той стороне, которою он выдвигался из отверстия пещеры. То и другое невозможно без чуда.

Злоба часто ослепляет человека до такой степени, что он может не верить тому, что подлинно знает и в чем действительно уверен. Есть люди, которые спокойно могут говорить истине: «Так что ж? Хоть знаю, да не верю».